Первый удар пришелся в живот. Боль ослепила рябящей чернотой. Принц охнул, инстинктивно вцепившись в руку нападающего, задыхаясь от подкатившей к горлу желчи. Сквозь звон в ушах резануло ругательством и Кэйю тут же легко отшвырнули. Он не успел поймать равновесие, как следом пришелся второй удар — в лицо. Боль раскаленным железом растеклась по щеке, треснула яичной скорлупой скула. Сила удара повалила на спину. Тяжело перекатившись на бок, он подтянул к себе колени, защищая живот и голову, прежде чем на него обрушились с пинками.

Кэйа думал, что в его положении нужно быть готовым ко всему. Присущая ему самонадеянность уверила его в мысли, что силы воли достаточно, чтобы не потерять себя при любых обстоятельствах. Он думал, что боль, как и прочие человеческие чувства, можно приручить. Но реальность разрушила его представления безжалостным потоком ударов. На одном, двух и даже трех они не закончились. Боль вспышками усеивала тело, вибрировала, визжала, резала и взрывалась. За шкирку его подняли с земли и толкнули в стену. Кэйя не успел открыть глаза как тут же чей-то кулак врезался ему в подбородок. Рот обожгло вкусом железа и соли. У Кэйи не было ни шанса, ни единой возможности защититься. Абсолютная, отчаянная беспомощность. Он не принц, не дипломат, не неприкасаемый аристократ. Лишь куча хрупких костей и мяса, потерявшая голову от страха и боли. 

Ни одна связная мысль не успевала сформироваться в его голове. Лишь желание, чтобы боль прекратилась. Впервые его план дал настолько фатальную осечку, впервые его уверенность и вера в свой холодный ум обернулись против него. Ему не хватило осторожности. И теперь он может лишь задыхаться и скулить.

Пока его не забьют насмерть. 

***

Ранее…

Если Кэйа чем и гордился, то своими рациональностью, хладнокровием и расчетливостью. Еще более льстил факт, что он не был с ними рожден, а взрастил в себе эти качества, которые в него все детство пыталась посадить его матушка. Возможно, увидь она каким вырос ее сын, то, с некоторыми оговорками, гордилась бы им. Кэйе хотелось в это верить. 

Тот юный принц потерял бы голову от страха и беспокойства за Хальфдана, своего защитника и друга. Отголоски того мальчика все еще трепыхались в нем, отозвались замершим на мгновение сердцем, готовым сорваться в бездну паники. Но Кэйа сделал вид, что их нет. Он позволил себя увести, молча и безропотно, даже не обернувшись.

«Прости, Хальфдан»

Руки принца дрожали, когда их грубо связывали веревкой. Но когда в спину уткнулось лезвия меча, он не дрогнул. Он не боялся за себя. Как бы ни пытался убедить себя в обратном. Дрожь не проходила всю дорогу. Разбойники переговаривались между собой на родном языке. Но ничего из того, что они говорили, не могло дать понять, оправдываются ли самые мрачные догадки Кэйи. Его глаза были завязаны, а рот заткнут. Поэтому он пытался сосредоточится на другом. Слушать и вылавливать то, что даст понять, каковы похитившие его люди, какой ключ к ним подобрать. Помимо денег, которые они у него уже получили без согласия.

Разбойничья шайка верхом на лошадях — Кэйа не понимал зачем такой большой группе сопровождать одного пленного и вьючного яка, — привела его к своему логову. К тому моменту от тряски на лошади тряпка, которой ему завязали глаза — хотя казалось бы, достаточно было закрыть один видящий, — сползла, и к Кэйе наконец вернулось зрение. Он ожидал увидеть пещеру или палаточный лагерь, что-нибудь, что по его представлениям, должно быть домом у бандитов. Поэтому когда Кэйю привели к посту, снабженному каменными стенами, башней и камерами, который очевидно являлся дозорным пунктом сумерской Бригады Тридцати, тот на секунду опешил. Лишь когда за ним с лязгом закрылась решетка камеры, а руки оказались свободны, он окончательно сдернул повязку с глаз и рта и вдоволь рассмотрел все, что мог, в ней и за ее пределами. И пришел к выводу — здание заброшено. В крыше была дыра, а кое-где в стенах кладка отличалась, давая понять, что ее заделали позднее и другими материалами. Пост просто был оставлен. По крайней мере это значит, что Бригада Тридцати не промышляет разбоем. Видимо эта дорога более не имела стратегического значения, чтобы ее охранять, и не мудрено, что здесь поселились преступники.

Кэйа судорожно хватался за любые мысли, которые уводили его от необходимости думать о Хальфдане, Дилюке и своем розыске. Он, с виду расслабленно свистящий себе незатейливый мотив под нос, чувствовал каждую мышцу, ноющую от напряжения. Кэйа ждал, когда к нему придут с вопросами, угрозами или требованиями. Но рядом с ним даже не поставили часового. Его бросили в камеру, а затем исчезли из области видимости вместе со всем награбленным. В поле зрения остался только его як, без поклажи мирно щипавший кустарники в загоне. 

Луна медленно катилась по небосводу. Ночь была ясная и теплая, но Кэйа не мог уснуть. Он вздрагивал от каждого шороха или приглушенного эха голосов. Ему не хватало информации и это было страшнее всего. Он выстраивал конструкты из планов, стратегий и домыслов на эфемерном фундаменте и едва ли чувствовал надежную опору под ногами.

Через дыру в потолке не сбежать — на ней сверху оказался ящик. Стены были прочные даже в заплаточных местах. Решетка не шаталась. В камере были свалены стога сена и пустые мешки из-под круп. Возможно, в свободное от пленников время это был склад. Кэйа поискал что-нибудь съестного, не из чувства голода, а из неуемной тревоги, вынуждающей действовать, но еды он не обнаружил. И спустя смещение теней еще на тридцать градусов, принц соорудил себе постель из того, что нашлось под рукой. На удобство можно было и не рассчитывать, но даже устройся он на перине, то не сомкнул бы глаз.

Несколько раз его пальцы обхватывали пустое место на фаланге, то была привычка, выработанная за годы, — зудящее желание покрутить то самое кольцо. Он думал, что она уйдет, стоит ему его снять, и она не беспокоила его с тех пор — он успевал вспомнить прежде, чем потянуться, — но не сейчас. 

Дилюка все равно не было рядом. Кто ему запретит? Неконтролируемо дрожащей рукой Кэйа потянул за веревку на шее, спрятанную под туникой. В темноте кольцо блеснуло алыми всполохами. Нагрелось от его тела. Кэйа сжал его в ладонях, глубоко вздохнув. Он смежил веки и повернулся спиной к решетке. Слегка разжав руки, он раскрыл слабо светящийся красным камень. Кэйа миллионы раз разглядывал красноватые прожилки. За все эти годы он не смог заставить себя отпустить, и, каждый раз прикасаясь к кольцу, рассматривая его, он вспоминал Дилюка. Раньше с ним был образ шестнадцатилетнего юноши, который вручил ему подарок, красный, взволнованный и при этом нелепо храбрящийся. Но сейчас он вспоминал не того Дилюка. Алый, тлеющий взгляд, обрезанные пыльно-черные вихры волос. Шрамы, много шрамов, и отсутствие и намека на улыбку. Сердце болезненно сжалось, а нервы натянулись. Дурак. Как он мог позволить себе потерять его второй раз. Если бы Дилюк был с ним, этого всего бы не произошло. И Кэйа думал не о нынешнем положении. Если бы Дилюк тогда не «погиб», если бы Кэйа нашел его, ушел бы с ним, плюнув на все, он бы не провел года, ощущая себя опустошенным, одиноким и нежеланным. А Дилюк не пережил бы ад в руках фатуи. За их путешествие, несмотря на все сложности, которые им чинили обстоятельства, Кэйа чувствовал себя целым. Мир из туманного тошнотворного марева стал ярким, отчетливым и осмысленным, стоило Дилюку просто быть рядом. А теперь, лишившись еще и Хальфдана, Кэйа ощутил, как снова увязает в трясине. 

Если бы тот убитый горем мальчишка, лишившийся матери, лучшего друга, дома и почвы под ногами, был сейчас с ним, узнай он, что Кэйа позволил уйти Дилюку… он бы не простил. Он бы был в ярости. 

Но ведь Дилюк был готов поставить под удар его людей… он упрямый, несговорчивый, мрачный и грубый. Он не тот, кого принц когда-то полюбил, разве нет? 

Тогда почему сейчас Кэйа чувствует острую тоску, сжимая в руках кольцо и впиваясь мыслями в образ этого взрослого озлобленного и огрубевшего мужчины? Вспоминает, как невольно держал его руку, пока Дилюк метался в кошмаре. Как тот смотрел на обезображенное уродством лицо принца. Как…

Кэйа усилием воли заставил себя прекратить. Сколько ни сокрушайся, Дилюк не вернется. Сейчас под вопросом судьба самого принца. То, что его до сих пор не опросили и даже не обыскали, как ни странно, совершенно не радовало. В голову лезли самые мрачные предположения. Зачем они убили Хальфдана? Почему Кэйю забрали, а не разделались с ним так же? Стоит ли Кэйе давить на выкуп или попытаться подкупить кого-то? А может симулировать болезнь и, подгадав момент, сбежать? Устроить диверсию? Вариантов было слишком много, а какой из них действеннее — неизвестно.

О том, как ему быть, если он сбежит, Кэйа не думал — он не знал. Возможно, в его положении самый худший исход не так уж и плох. 

Принц задремал под утро, свернувшись на отсыревшим сене и пыльных мешках. В ладони он сжимал свое последнее сокровище. 

Разбудил Кэйю запах жареного мяса. Внутри все свербило, от головы до желудка, побуждая проснуться, как бы ни хотелось того избежать. Голова тяжелая, налитая свинцом, как после самой безбожной попойки, с трудом поддалась тому, чтобы оторваться от земли. Он разлепил глаза, тут же обнаружив, что с правого съехала повязка. Кэйе не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что вчерашнее ему не приснилось: перед собой он увидел тень от решетки во всю стену. Весьма красноречивое напоминание. Кэйа мелочно отвел взгляд, уставившись в потолок.

Поднявшись и немного поколебавшись, он решил не надевать повязку. Кэйа мог явственно слышать, как Дилюк фыркает на это, а в его взгляде читается пресловутое «я же говорил», будто тот сейчас действительно был рядом.

— Нечего было меня бросать, умник, — в ответ призрачному образу пробубнил себе под нос Кэйа. 

Спрятав кольцо под тунику, подальше от чужих глаз, он поднялся и, потянув ноющее тело, подошел к решетке.

В поле его зрения никого не было. Звуки доносились откуда-то сверху, а в небо из их примерного источника стройными клубочками уносило сизый дым. По ту сторону решетки взгляду представал лишь заросший тракт, и кромка редкого леса, уходящего вниз по оврагу. Знали ли лесные дозорные об этой базе разбойников? Как далеко они от деревни? Кэйю везли сюда с завязанными глазами и он с трудом мог сориентироваться. Если он сбежит, сможет ли добраться до нее до того, как его поймают? Тракт, по которому они шли с Хальфданом, не был заросшим, и Звезды знают сколько раз разбойники свернули с него, прежде чем добрались до своего логова. 

Кэйа в задумчивости выстукивал пальцами по заржавевшим чугунным прутьям. Он всегда предпочитал просчитывать наперед, но сейчас это не имело смысла. Гораздо более остро стояла другая проблема, беспрерывно напоминающая о себе ноющим пустым желудком. Он хотел есть. С тех пор, как они с Хальфданом покинули деревню дозорных, у него и крошки во рту не было. А купленной в деревне едой сейчас наверняка обжираются его похитители. 

Как раз когда принц подумывал напомнить о себе, он услышал приближающиеся голоса. 

— … сначала надо убедиться. Гонца отправить дело простое, но связываться с северянами…

— Это он, точно он. 

Кэйа отшатнулся от решетки. Ну конечно. Зачем бы еще его похитили? Мысли образами замельтешили у него в голове. 

Наконец они приблизились и Кэйа увидел своих похитителей. Один совсем молодой с диковатым, пронзительным взглядом, бегло ощупавшим Кэйю, второй практически старик с собранными в хвост седыми волосами и покрытым шрамами дряблым телом. 

Мальчишка держал в руке пергамент. Кэйе не нужно было видеть что там, чтобы догадаться. 

— Смотри! 

Старик скосил взгляд на изображение, а затем вновь посмотрел на принца.

— Разве он не должен быть без глаза? 

Кэйа не мог больше молчаливо стоять изваянием. Если у старика есть сомнение — возможно это шанс для него. 

— О чем вы говорите? Почему вы держите меня здесь? Вы забрали у меня все, почему не отпустите?

Оба разбойника недовольно взглянули на него. 

— Дед, я говорю мы его поймали! Слышь, даже говор не тутошний. И этот, с розыска, должен быть с запада. А глаз… здесь только повязка. Когда мы его поймали она была на нем, — юнец перешел на общий язык, обращаясь к Кэйе, — Эй, куда ты ее дел?

— Вы меня с кем-то спутали, — с дрогнувшим в отчаянии, которое даже изображать не приходилось, голосом отозвался принц, — я торговец. Из Мондштадта. 

— Молчать! — для пацана, похожего на плешивого больного птенца, он был слишком наглый, — плевать кто ты и откуда. За тебя награда назначена. 

Кэйа не смотрел на него. В притворной боязливости сверлил взглядом пол, как подобает испуганному пленнику.  Лишь в затянувшемся молчании он решился поднять взгляд на старика. В нем он прочитал спасительное для себя сомнение.

— Нужны основания. — бросил он себе под нос, — Если северяне не признают его, будет худо. Глаз-то цел.

Мальчишка выругался себе под нос.

— Что с твоим глазом? Зачем прятал?

Рука Кэйи дернулась к глазу, привычно стараясь спрятать. Сердцебиение участилось. Он думал, что привык не скрывать глаз от посторонних, после того как Дилюк сказал не носить повязку, но пристальное внимание на свое лицо, особенно такое презрительные, вызывало практически неконтролируемую защитную реакцию.

— Из-за воспаления. — едва запнувшись быстро бросил Кэйа, — укусила мошка и вот. Из-за этого повязку надел… Когда чешется, снимаю.

Ответ разбойникам не понравился.

— Да плевать. Дед, я уверен это он. Все подтвердят. Они тоже со мной согласны. — Увидев, что его слова не развеяли сомнения, он вскипел, топнув ногой, — Тогда я сам отправлюсь к северянам. Это же я его нашел!

— Постойте! Какие северяне? У меня нет с ними дел. Это все ошибка!

Кажется, к нему абсолютно потеряли интерес. Небольшой спектакль Кэйи не обманул и не разубедил их. Старик в последний раз взглянул на Кэйю нечитаемым взглядом и они развернулись, чтобы уйти. 

— Вы можете потребовать выкуп у моей семьи!

Разбойники замерли.

— Вы же сами видите, я не беден. У моей семьи много денег, огромное состояние.

Кэйа не знал, о какой семье говорил. Выдавать свое происхождение он бы не рискнул — да и чем он сможет его доказать? Он все это время пытался максимально отдалиться от своего королевского титула, и пожалуй, кроме меча, который у него уже забрали, прямых доказательств не было. Если он признается этому недоверчивому старику, тот наверняка перестанет его слушать. А он, судя по всему, главарь этой банды.

— Отправьте гонца к ним. К северянам я никакого отношения не имею, только время зря потратите. Я слышал у них нрав скверный, еще и подставитесь им. А меня ждут дома. Родные сколько угодно заплатят за мой выкуп.

Старик медленно пожевал губы, а мальчишка замолк, выжидая его решения.

— Что за семья? 

Если он назовет любой дворянский род из Каэнри’ах едва ли сумерские разбойники посчитают сделку выгодной. К тому же, он уже соврал, что из Мондштадта. К тому же все страны континента обладали довольно тесными торговыми связями, так что любая громкая фамилия может прозвучать убедительно. Вот только кто в Мондштадте мог…

У Кэйи на языке вертелась одна фамилия, к которой он бы мог себя причислить. Но этот род несколько лет назад оборвался, после смерти главы и его единственного наследника. Знали ли об этом в Сумеру, в преступных его слоях? 

Кэйа прочистил горло под парой выжидающих взглядов.

— Слышали о мондштадском вине? 

Старик медленно кивнул.

В Мондштадте до сих пор весь винодельческий бизнес был закреплен за основавшей его семьей, пусть фактическим им занимались уже другие люди. 

Кэйа глубоко вдохнул.

— Его производит моя семья. Рагнвиндры. 

Врать для Кэйи всегда было до увлекательного просто. Однако сейчас он не смог бы с уверенностью сказать, что его лицо не дрогнуло под заинтересованным алчным взглядом.

Через четверть часа Кэйе принесли еду. Немного, но больше, чем он ожидал. После того, как он соврал главарю о своей семье, тот вместе с мальчишкой ушли. Судя по возмущенным воплям второго, история Кэйи его не убедила или он до глупого хотел верить в собственную версию. Иронично, что она и была правдивой и его гнев был не беспочвенен. Принцу же ставалось только ждать. К нему по-прежнему так никого и не приставили. Но теперь он наблюдал как трое разбойников, сгрудив часть краденных вещей на его яка, собирались уезжать. Ни старика, ни мелкого бандита с ними не было.

Взвесив все за и против, пока они собирались, Кэйа наконец окликнул их. Ему все еще не было известно, как его судьбой решат распорядиться.

— Эй! — один из разбойников повернулся в его сторону, — Скажите, а вы отправите гонца к моей семье? 

Один из разбойников в ответ на это крикнул ему режущее слух ругательство на сумерском. Кэйа, к сожалению, его знал, понял и поморщился. Но не только из за оскорбления. Голос оказался знакомым.

Тогда в ночи он их лиц особо не разглядел, но сейчас по голосу узнал того, кто придавил его к земле во время нападения. У другого была палица. Та самая, которой ударили по голове Хальфдана. На языке явственно ощущалась желчная горечь, источаемая сдерживаемым глубоко в груди гневом и бессилием.

Больше он им ничего не сказал, в молчании продолжая наблюдать. Видимо разбойники спешили продать награбленное. У Кэйи было множество дорогих одежд и украшений, которые банде преступников едва ли нужны для личного пользования. Провожая их взглядом, Кэйа ощутил легкий, едва заметный укол в сердце. Но не из-за утраченных вещей. Он не сводил взгляда со смирного животного, к которому, удивительно, но успел привязаться. Як — Верзила — был единственным, что пусть и эфемерно, но связывало его с Дилюком и их коротким путешествием. С чувством, совершенно иррациональной и неоправданной утраты, Кэйа наблюдал, как большой зверь медленно исчезает за холмом.

Теперь в его поле зрения не было никого.

Когда через несколько часов ему снова принесли еду, начинало вечереть. Тревога из-за нахождения в плену переплеталась с ужасной скукой из-за проведения часов в полном безделии и неимении какого-либо досуга. Поэтому когда выдалась возможность вступить в диалог хоть с кем-то, Кэйа решил снова попытать удачу.

— Что там с моим выкупом? — забирая еду, выпалил принц. — Вы отправили моей семье весточку?

Разбойник — мужчина лет тридцати, гладковыбритый, с мелкими задумчивыми глазами-бусинками — посмотрел на него. У Кэйи за годы общения с совершенно разными людьми выработалась чуйка. Чуйка на тех, кто любит поговорить. 

— Моя семья заплатит любые деньги. И вином сверху, если вы меня вернете.

— Не похож ты на мондштадского аристократа, — кротко ответил ему разбойник на общем языке, облокотившись на стену рядом с решеткой. Кэйе пришлось подойти впритык, чтобы видеть его профиль, — И говоришь не так, как они. 

У Кэйи было время, чтобы придумать себе более или менее правдоподобную легенду. Он не мог прикинуться виноторговцем и уроженцем Мондштадта. Потому что в его поклаже, как ни странно, не было никакого вина, а внешность не хранила никаких схожих черт. Самым очевидным способом причислить себя к их семье было…

— Я родом не оттуда, но сейчас между мной и кланом Рагнвиндр заключена помолвка. 

Разбойник скосил на него взгляд.

— Так они все же не твоя семья.

— Пока не на бумаге. Но они заплатят за меня больше, чем моя родня. Я и без того задержался, меня ждут и, уверен, волнуются. 

— Что ж ты забыл здесь так далеко от Мондштадта? 

— Хотел заработать собственных денег на свадьбу… вот почти распродал весь товар и торопился вернуться. 

— Денег у тебя было не так много.

Кэйа, как будто разговаривал не с тем, кто его ограбил, виновато потупил взгляд. 

— Большую часть я спустил в тавернах. Хотел разгуляться в последние холостяцкие дни…

Мужчина рассмеялся коротко и хрипло.

— Ну разгулялся, ничего не скажешь. Не повезло тебе. Слишком похож на разыскиваемого беглеца. Вэш уже отправился за северянами сам. 

— Что? — сердце у Кэйи упало, — А как же…

— Он ушел в самоволку, но если приведет их, а тебя уже не будет, едва ли им это понравится. 

— Но я не тот, кто им нужен! Они в любом случае ничего не выигрывают.

— Это уже не моя забота, — с этими словами мужчина оторвался от стены, намереваясь уходить.

— Постой! — Кэйа вцепился в прутья решетки до побеления костяшек, — может еще не поздно? Мне нужно вернутся домой. Вам заплатят вдвое больше, чем предлагают фатуи, если вы вернете меня Рагнвиндрам. А фатуи не заплатят вовсе.

— Слишком ты нервничаешь для того, кто никак не связан с северянами, — обернувшись, протянул разбойник, — если ты не тот, кто им нужен, то вернем тебя кому угодно, кто заплатит. Чего волноваться?

— Все мы знаем какая слава о них ходит. Я их боюсь. Если я так похож на того, кого они ищут, они могут меня перепутать! Откуда я знаю, что они со мной сделают!

Разбойник покачал головой.

— Ничего не могу поделать. Глава не может решить, куда тебя деть, поэтому нам остается только ждать, когда вернется Вэш. Приведет он с собой кого-то или нет, до тех пор сиди смирно и не раздражай никого. О том, насколько тебя следует доставить целым, в ориентировке не сказано.

Кэйа до скрипа сжал зубы, сверля взглядом спину удаляющегося мужчины. В накатывающем отчаянии он подергал решетку, словно одно это могло помочь ему сбежать. То, что этот мальчишка Вэш убежал на ночь глядя, говорило о том, что вряд ли он вернется раньше следующего дня. По слухам, фатуи были в столице, а значит и искать их логичнее всего будет именно там. Как минимум до утра Кэйе нужно во что бы то ни стало придумать, как выбраться из этой задницы. А думать на голодный желудок было не очень сподручно. Как бы его ни снедала тревога, он заставил себя сосредоточиться на еде. Пережевывая черствый хлеб, смоченный в водянистой кашице, он, погруженный в себя, уперся взглядом в противоположный угол, с раскрошенной местами стеной. Взгляд его лениво полз по камере в сотый раз за день, не находя ничего полезного. Как жаль, что он не заимел привычки прятать при себе парочку кинжалов подобно Дилюку. Ведь его даже тщательно не обыскали. И теперь единственное, чем он мог вооружиться, это пара отвалившихся от стены булыжников.

Кэйа не спал, когда услышал, что к его камере кто-то подходит, тихо, не издавая никаких звуков. По ощущениям, близился рассвет. Слишком рано для завтрака. Принц приподнялся со своей импровизированной «постели», подбирая булыжник и пряча в широкий пояс. 

— Эй, — раздался громкий шепот, — Спишь?

Кэйа, пораздумав пару секунд, решился подать голос.

— Нет. 

— Говоришь, за тебя готовы заплатить выкуп богачи из Мондштадта? — с сильным акцентом прозвучало на общем.

Сердце Кэйи пропустило удар. Неужели?…

— Да. Любые деньги.

Нет ничего проще, чем набивать себе цену, когда торговаться нечем.

— Хорошо. Хорошо. 

После длительной паузы перед решеткой появился силует и протянул руку между прутьев. Кэйа поднялся и осторожно подошел.

— Пиши послание родственничкам. 

Кэйа, без лишних слов взял небольшой уголек и клочок бумаги. Практически вслепую из-за отсутствия какого-либо освещения кроме луны, под диктовку он написал короткое послание с требованием о выкупе. Как и ожидалось, сумму ему не назвали — ведь с фатуи они еще не торговались. 

— И что дальше? — спросил принц, передавая записку. Разбойник ее не прочитал. Возможно не умел.

— Жди. И никому ни слова.

Тень скрылась, не удостоив Кэйю никакими объяснениями. Принц остался один у решетки камеры и поднял лицо к небу. Луна отражалась в его пронзительном льдистом взгляде, встречая его словно заговорщица, а вокруг нее пространство орошали звезды, игриво перемигиваясь. Кэйа долго всматривался в небо, где не было ни одного знакомого созвездия. А затем вдруг уголок его рта дернулся в кривой улыбке. Все мысли, кишащие в его голове волнующимся роем, наконец улеглись, заострились. Он нашел крохотную трещинку, но это единственное, что ему было нужно, чтобы почувствовать уверенность и толику силы. У него действительно появился шанс, на который он даже не рассчитывал. Главное не мешкать. 

Наконец-то в его голове родился план.