— Надеюсь, после обеда палата будет готова, — задумчиво сказала Сакура, обращаясь к Саске. — Мне не терпится начать новое упражнение. Мы и так потеряли целый день из-за печати. Будет не очень приятно, если ещё и палату не подготовили.

Саске ничего не сказал, лишь отметил про себя, с каким грохотом закрылись двери лифта. Сакура отошла на секунду, последовал тихий сигнал, сопровождающий нажатие кнопки.

— На пятый этаж можно попасть по карте доступа — такие используют только в нашей больнице, — пояснила Сакура мягкий звук, с каким она провела картой. — У Ино как у фармаколога есть такая же, но она не знает, что тебя перевели в другую палату. По документам ты всё ещё в двести двадцать первой. А что до остальных посетителей… Им придётся разнести стены больницы, чтобы тебя достать.

— Наруто разнесёт, не сомневайся, — с ухмылкой подытожил Саске, и Сакура рассмеялась. Смех у неё был мелодичный с мягкими звонкими нотками — приятный.

— Остаётся надеяться, что до завтра он ничего не сделает, — ответила Сакура ещё со смехом в голосе. — Утром я слишком сурово с ним обошлась — на нём лица не было, когда уходил.

Лифт обрывисто остановился, и двери открылись. Уцепившись за Сакуру, что Саске делал чаще, чем хотелось, он позволил сопроводить его на новый этаж. Там, где они оказались, было гораздо тише, и ему в голову пришло самое логичное объяснение: этажом пользовались лишь в особых случаях, а значит, и людей здесь меньше.

— Вот твоя палата, — беспечно произнесла Сакура, когда они пересекли небольшое расстояние и приостановились, чтобы открыть дверь. — Да ладно! Она готова. Кстати, отличная возможность опробовать наше новое упражнение, учитывая, что помещение для тебя новое, и ты понятия не имеешь, где что находится.

— Что мы будем делать? — бесстрастно спросил он, не понимая, какая разница: новое помещение или нет.

— Я опишу тебе палату, — энергично ответила Сакура. — Строго не суди, если выйдет паршиво. Я всё-таки не писатель.

Она прочистила горло.

— Так, ну… Палата находится в восточном крыле больницы, сейчас мы стоим лицом на восток. Прямо напротив нас в дальней стене окно, под ним кровать. У изголовья стоит небольшой столик со светильником, чуть ближе к углу — вазочка с живым цветком. Слева от нас маленькая комната — это ванная, и, насколько я могу судить отсюда, раковина с унитазом находятся справа от двери. Душ, скорее всего, в дальнем левом углу. Справа от нас на невысокой стойке лежит пара инструментов и всякие безделушки, но тебе они ни к чему. Над стойкой висят несколько шкафчиков для разных принадлежностей. Мне кажется, внутри пусто. Если тебе нужны подробности: потолок без отделки, только флуоресцентная лампа висит, на полу чередуется узор из одинаковых плиток. Пол, кстати, вымыт до блеска. Шторы на окнах просто отвратительные — старые и белые, как простыня.

Её слова помогли нарисовать в голове картинку. Саске знал, что за пару дней пребывания в этой палате сможет освоиться и заполнить пробелы в упущенных Сакурой подробностях, хотя она достаточно ёмко описала палату, не оставив без внимания даже неприглядного вида шторы.

— Надеюсь, сойдёт, — неуверенно произнесла Сакура, ища одобрения.

— Исчерпывающе, — ровным голосом ответил Саске. — Но, Сакура, ты не поэт.

— Ты же мне это простишь? — расслабленно отозвалась она. По голосу Саске понял, что она улыбается.

— Что ты хотела попробовать после обеда? — поинтересовался он и сделал шаг вперёд, давая ей понять, что хочет сесть на кровать.

Сакура не спеша довела его до койки, и он отпустил её руку, как только сел на матрас, отмечая про себя, что он мягкостью не отличается от предыдущего.

— Так, — Саске услышал, как что-то опустилось на прикроватный столик — скорее всего, сумка — и Сакура достала оттуда предметы, которые вскоре с бряканьем и клацаньем упали на матрас между ними. — Перед тобой несколько предметов, которые я взяла у тебя дома.

— У меня дома? — вопросительно поднял брови он. — Ты была у меня дома?

— Если честно, четыре дня назад я там убралась, — ответила Сакура таким тоном, будто это было обычное дело, и ничего из ряда вон выходящего не произошло, но Саске уловил в её голосе нервные нотки — она боялась, что он разозлится.

Саске пока не решил, какие чувства пробудил её поступок. В душе всколыхнулась лёгкая обида оттого, что Сакура потревожила нечто личное, однако злости он не испытывал. Ей ведь всё равно придётся какое-то время жить с ним после выписки, так что в его доме она окажется в любом случае.

— Зачем ты там убиралась? — спросил он, не желая показывать, что уязвлён. — Меня тогда ещё не нашли.

— Я не знаю, — призналась Сакура со смущением и озадаченностью в голосе — то ли она была сбита с толку собственными действиями, то ли тем, что он не впал в ярость.

В каком же состоянии она обнаружила дом? Саске не жил там со времён выпуска из академии. После того, как они стали генинами, он снял небольшую квартиру.

— Спонтанно получилось, — нервно засмеялась Сакура. — На меня что-то нашло, сама не знаю.

— А что с квартирой?

— В ней… После того, как ты ушёл, её обыскали, — неуверенно ответила она, ещё сбитая с толку его сдержанностью, — чтобы проверить, были ли у тебя до этого какие-нибудь дела с Орочимару… Я не знаю, что произошло дальше, но все твои вещи точно перевезли в поместье. Думаю, хозяйка квартиры просто хотела вернуть жильё.

— Понятно, — ответил он после недолгого молчания. Похоже, придётся жить в старом доме, пусть он противился этому всем своим существом. Саске понимал, что выбор ему не предоставят, но и обсуждать это с Сакурой он намерения не имел. — По-моему, надо вернуться к реабилитации.

— Да, — спустя мгновение ответила Сакура, судя по всему, окончательно приняв, что Саске не держит на неё зла. — Я надеялась, вещи из дома тебе будет проще отгадать. Это один из методов терапии — определять предметы через осязание. И ещё есть вот это…

Она взяла его за руку и погладила большим пальцем тыльную сторону ладони, как делала ранее, слегка касаясь костяшек. Саске кивнул, вспомнив их с Сакурой взаимные признания в том, что доверяют друг другу.

— Всякий раз, как я возьму тебя за руку, я буду делать так, — объяснила она. — Этот жест станет ассоциироваться со мной, и тогда ты сможешь узнавать меня только по прикосновению. Пригодится на миссии во время засады, например. Так ты будешь знать, что позади не враг, а я. Начиная с этого момента, я всегда буду подавать этот знак, и если кто-то, кто схватит тебя за руку, такой знак не подаст, то знай — это не я.

Саске мягко усмехнулся.

— А если ты забудешь?

— Не забуду, — лукаво улыбнулась она. — Но если вдруг что, ты имеешь полное право потребовать с меня ответ, кто я такая и с какой стати беру тебя за руку.

— Ловлю на слове, — сказал он в ответ и неожиданно для себя усмехнулся.

— Но если тебе захочется на меня накричать, ты можешь сильно удивиться, — засмеялась Сакура. — Так, ладно. Давай начнём?

Саске вытянул вперёд руку, и Сакура вложила в его раскрытую ладонь странный продолговатый предмет.

— Скажи мне что это. — Её голос вновь приобрёл профессиональную холодность. — Ставлю на то, что ты не угадаешь.

Уголок рта дёрнулся вверх — можно подумать, Саске проиграет пари.

***

На распознавание предметов, принесённых из его дома, ушла вся вторая половина дня. Саске удалось отгадать всё — Сакура проиграла пари, как только он узнал в первой вещи ложку для обуви. Он не подозревал о её существовании в своём доме и не мог вспомнить, чтобы кто-то из семьи ей вообще пользовался — вот почему у него ушло несколько минут на то, чтобы понять, что это за изогнутая пластмассовая лопатка у него в руках. За ложкой для обуви последовала перьевая метёлка, а за той — мраморная статуэтка в форме пучеглазой золотой рыбки.

Предметы один за другим проходили через его руки — Саске даже отметил про себя, что находит в этом занятии что-то занимательное. Упражнение было больше похоже на игру, чем на тренировку, но убеждение в том, что это именно тренировка, отчасти успокаивало. Иногда Сакура вкладывала в его руки чрезвычайно странный по его ощущениям предмет и заливалась мелодичным смехом, видя ничем не прикрытое недоумение на лице Саске. Она то и дело бросала ему вызов.

Некоторые предметы были слишком очевидны, и угадать их не составляло никакого труда. Саске с лёгкостью узнал ножницы и деревянную ложку, изображения которых вспыхнули в памяти, как только те попали к нему в руки. Другие же предметы были сложнее, такие как ложка для обуви или маленькая посуда для хранения соли. Это был идеально гладкий внутри и снаружи горшочек не больше его ладони — ничего, что помогло бы определить его предназначение. Только понюхав горшочек, Саске уловил лёгкий запах соли и вспомнил, что мама использовала его при готовке.

Время будто стёрло из памяти некоторые добытые Сакурой вещи, но почему-то её выбор пал на те, которые память разворошили и вынули оттуда, казалось бы, давно утраченные воспоминания. Например, на горшочек для соли из кухни или статуэтку в форме рыбки, стоявшую на туалетном столике его мамы. Здесь же была старая деревянная трубка, принадлежавшая — по рассказам отца — его дедушке. Удивительно, с каким контрастом выделяются одни воспоминания на фоне других. Одни свято хранились в потаённых уголках сознания, тогда как другие всё равно что не существовали. Саске вновь не мог определиться, какие чувства вызывают эти напоминания о прошлом, о том светлом времени, что он провёл с родителями. Он не был уверен насчёт чувств, но его совершенно точно охватило уныние.

— Ладно, это последний, — объявила Сакура, и Саске выжидательно протянул руки.

В раскрытые ладони упало что-то тяжёлое и холодное. Саске провёл кончиками пальцев по краям предмета, подмечая текстуру и объём. На ощупь прохладный — явно из металла. С одной стороны предмет был длинным и заострённым на конце, имел острые края и такие же углы, а с другой находилась рукоять с колечком для крепления к поясу или карману.

— Это кунай, — сказал Саске, возвращая ей оружие. — Слишком просто.

— Я и не сомневалась, что ты отгадаешь, — озорно произнесла Сакура, но клинок не забрала. — Как ниндзя ты бы потерял всё моё уважение, если бы не узнал кунай. Но этот — особенный. Скажи мне, чем он отличается от обычного.

Саске на секунду замер, а после снова покрутил кунай в руках. Баланс лезвия с рукоятью был правильный, края острые — в хорошем состоянии. По гладкости рукояти Саске понял, что оружием не пользовались. Его пальцы пробежались по плоской части лезвия — тогда-то он и обнаружил кое-что необычное.

— На этой стороне что-то написано, — сказал он, гладя подушечками пальцев выемки, которые складывались в иероглифы.

— Можешь определить, что здесь написано? — спросила Сакура. — Если нет, то ничего страшного. Я не жду, что сейчас у тебя будет такая высокая чувствительность, но всё же…

Проведя пальцами по краям, Саске попытался определить знакомые контуры — хоть что-то, что поможет понять надпись на кунае. Спустя несколько секунд ему удалось распознать символы выше ощутимого пробела, но из-за того, что второе сложенное иероглифами слово казалось лишь смутно знакомым, значение всего начертания не складывалось воедино.

— Вот здесь, — Саске погладил большим пальцем иероглифы, — написано: «Учиха». А эту часть сложно разобрать.

— Там написано: «Фугаку», — ласково отозвалась Сакура. — Так звали твоего папу?

— Хай… — медленно ответил он, по-прежнему сжимая кунай в руках.

Осознав, что это за оружие, Саске вмиг вспомнил его предназначение. Отец лишь раз показал этот кунай, сказав, что в своё время, достигнув нужного возраста, он унаследовал такой же от своего отца.

«Ты получишь его, когда подрастёшь, Саске. И однажды передашь кунай со своим именем собственным детям. Клан Учиха уже много поколений чтит эту традицию».

Гордость, какую он испытал тогда от осознания, что отец передаст ему этот кунай, не поддавалась описанию. К тому времени Итачи уже получил свой, и Саске было ужасно завидно, но он убеждал себя, что в один прекрасный день получит клинок от отца, и этого было достаточно.

Только тот день так и не настал.

Саске сжал в ладонях оружие так сильно, что лезвие едва не прорезало кожу пальцев.

— Саске? — робко подала голос Сакура. — Что-то не так?

— Иэ, — коротко бросил он. Голос прозвучал холоднее, чем Саске намеревался. В следующее мгновение он ослабил хватку и протянул кунай Сакуре.

— Будь с ним очень аккуратна, когда будешь возвращать на место.

Он почувствовал нежное прикосновение пальцев к своим ладоням, когда Сакура забирала кунай.

— Конечно, — мягко ответила она.

— Аригато, — произнёс он и сложил руки на коленях.

— С ложкой для обуви я тоже буду предельно аккуратна, — спустя минуту подала голос Сакура, не скрывая вернувшуюся игривость.

Саске криво усмехнулся.

— Необязательно.

***

Сакура покинула больницу в середине вечера. Она бодро шагала по улице в направлении старого квартала клана Учиха, напевая под нос весёлую мелодию и сдерживая порыв идти вприпрыжку. Из-за ощущения, что этот день прошёл в разы лучше предыдущего, Сакура пребывала в очень хорошем настроении. Конечно, Саске всё ещё не мог совладать со своей гордостью, но сегодня почти беспрепятственно воспринимал её прикосновения. И хоть Сакура признала, что он не так открыт, как хотелось бы, в общении с ней он больше не источал леденящий холод.

Она была весьма довольна их успехами: дневная прогулка прошла хорошо, а во время обеда у них сложился настоящий разговор — пусть он был ни о чём, но само то, что они беседовали, служило прорывом. Сегодняшнее упражнение, на которое ушла добрая половина дня, доставило Сакуре немалое удовольствие, и она невольно улыбалась от мысли, что Саске, вероятно, тоже понравилось. Он даже пару раз улыбнулся — той улыбкой, на которую был способен, — и Сакура неожиданно для себя отметила, с какой лёгкостью у неё получается поддразнивать его так, как она обычно дразнила Наруто. Саске хорошо справился с поставленной задачей, поэтому Сакура решила, что нужно будет поискать предметы посложнее.

И опять же этот кунай с именем его отца… Для Саске он имел большое значение, и ей было любопытно, какие воспоминания всколыхнуло в его памяти простое оружие с выгравированным именем. Верная своему обещанию, Сакура почти любовно обернула предмет и теперь направлялась в дом Саске, чтобы вернуть всё на свои места. По пути она размышляла о сегодняшних событиях и том, какое решение лучше всего принять. Первым делом на ум пришёл разговор с Саске в минувший полдень — Сакура осознавала, что даже сама просьба о помощи с его стороны приравнивается к оскорблению, унижающему достоинство. Обратиться к ней было тем труднее, что он боялся проявить малодушие.

Где-то поверху скользнула мысль о сегодняшнем вторжении Ино в больницу. Сакура знала выход из ситуации, но выход этот смотрелся уродливым пятном на их с подругой отношениях, и она не желала представлять, чем всё закончится. В том, что Ино не допустили в больницу, не было ничего удивительного, невзирая на то, что она год тренировалась под руководством Цунаде, потом перешла в ученицы к отцу Шикамару и стала выдающимся фармакологом. Ни её талант, ни прошлые заслуги не давали ей права совать нос в дела больницы, которая, кроме закупки медикаментов, с фармацией не имела никаких дел. Это были две разные сферы медицины. Сакура вздохнула, мысленно пополняя список доводов, которые можно будет вывалить на Ино в разговоре.

И всё же Сакура считала её подругой, хоть обе действовали друг другу на нервы и готовы были перегрызть глотки. Странная это была дружба, в которой, невзирая на постоянные конфликты, они знали, что в трудную минуту могут рассчитывать друг на друга. После ухода Саске Сакура была искренне благодарна Ино за поддержку, хоть со стороны это на поддержку походило мало. Лучше лекарства от депрессии, чем пара едких оскорблений в адрес лучшей подруги, у Сакуры не отыскалось. Они никогда не воспринимали и не подразумевали колкости всерьёз. И хоть в словесных перепалках часто доходили до крайностей, всегда находился уловимый намёк на то, что обе дороги друг другу — такая у них была дружба.

Подойдя к кварталу Учиха, Сакура опустила руку на сумку и подумала о её содержимом. Снова в голове мелькнула мысль о значении куная — за ужином Сакура так и не собралась с духом, чтобы спросить. Она беспечно шла по улице, занятая мыслями о том, что сию секунду ответы не узнает, если узнает вообще. Через пару минут она уже стояла перед старинным поместьем, которое располагалось вдали от остальных домов и потому казалось отрезанным от квартала. Народу на улице было меньше, чем обычно, и Сакура ловко перепрыгнула через забор, оставшись незамеченной.

Она пробилась сквозь кусты ежевики, обошла здание и поднялась на крыльцо.

Открыв дверь, Сакура шагнула в пустой дом, и её мгновенно окутала угрожающая тьма. Света не было: с тех пор, как Саске последний раз платил за электричество, прошло много лет. Ей повезло, что работало водоснабжение, иначе уборка во всём доме без воды стоила бы ей непосильного труда. Проходя по знакомым коридорам, Сакура открыла сумку и извлекла вещи, чтобы вернуть их на свои места. Она со всей осторожностью поместила кунай на подставку в оружейном шкафу, заполненном разнообразными клинками внушительных размеров — заточенными и нет.

Сакура только положила перьевую метёлку на полку шкафа в прихожей, как её внимание привлекло нечто занятное: прямо перед ней на уровне глаз лежала неглубокая коробка, отмеченная сбоку надписью «музыка». Из чистого любопытства Сакура взяла коробку и, усевшись на пол, аккуратно сняла крышку. Внутри оказалось несколько пожелтевших листов с нотными станами, а на дне лежала книга по музыке. Все ноты были написаны от руки. Почерк, судя по всему, принадлежал маме Саске, и Сакура предположила, что композиции тоже сочинила она. С волнением достав первый листок, Сакура поднесла его на тусклый свет, падающий из ближайшего окна, и прочитала название.

«Экспериментальная мелодия №9».

Странное название, — подумала Сакура. Похоже, на момент записи мелодия не была завершена, или её просто планировали отредактировать позже. Подготовка куноичи включала курс по музыке, так что благодаря урокам Сакура знала и могла воспроизвести ноты, что она и попыталась сделать, считав с листа. Мелодия оказалась очень красивой — светлой и воодушевляющей — но она действительно нуждалась в доработке. Сакура с осторожностью отложила лист и быстро просмотрела другие страницы.

Большинством из них были нотные станы с музыкой, которую сочинил кто-то из домашних. И, как она верно догадалась по первой странице с экспериментальной мелодией, композиции принадлежали маме Саске. Время от времени Сакура напевала тот или иной отрывок, если записи в нотном стане не казались ей чересчур сложными или если внимание привлекало название мелодии, как на двух почти выцветших листах.

Тот лист, что был желтее, не особо её интересовал, но второй сразу заинтриговал своим названием. Слова, написанные вверху старой пожелтевшей страницы, практически исчезли, но выведенное чёрными чернилами название чётко выделялось на фоне остальных.

«Саске».

Вот то единственное, что было написано в верху страницы, а под названием мелодии — менее бережно и со слабым нажимом — нацарапано карандашом слово «колыбельная». Сакура перевела взгляд на первый лист, вверху которого стояло имя Итачи. Тут же отложив этот лист в сторону, она посмотрела на ноты произведения, написанного мамой Саске для своего младшего сына. Сакура попробовала напеть первые несколько тактов, отмечая, что всё произведение построено в минорной тональности. Мелодия звучала красиво и мягко, но в то же время была пропитана такой тоской, что, хоть и убаюкивала Сакуру и приносила глубокий безмятежный покой, но оставляла сладкую горечь печали.

Пропев заключительные ноты, Сакура собрала листы, сложила их обратно в коробку и собралась уходить. От радужного настроения не осталось и следа — на место воодушевлённости пришла мрачная задумчивость, вызванная мелодией из музыкальной коробки.

***

Уже стемнело, но было не очень поздно, когда Сакура, наконец, переступила порог собственного дома, устало волоча ноги. Она оставила сумку рядом с дверью и скинула обувь с твёрдым намерением сразу же подняться к себе и лечь спать, несмотря на то, что было около девяти.

— Сакура? — послышался вдруг голос матери. — Это ты?

Остановившись на полпути к лестнице, Сакура развернулась и пошла в кухню, где за столом с кружкой горячего шоколада сидела мама.

— Бог ты мой! — изумлённо воскликнула та. — Сакура, тебя не узнать! Сто лет тебя не видела!

— Ха-ха, — сухо ответила Сакура, со вздохом садясь за стол.

— Трудный день? — обеспокоенно спросила мама, но Сакура покачала головой. — Будешь горячий шоколад?

Она взглянула на мать и натянуто улыбнулась.

— Если честно, то с удовольствием.

Кивнув, мама поднялась и достала из шкафчика кружку, чтобы налить кипяток и насыпать смесь горячего шоколада.

— Я в последнее время почти совсем тебя не вижу, — тепло произнесла она, бросив ложку смеси в кружку. — Чем ты так занята?

Сакуре показалось, будто из неё весь дух выбило — она забыла рассказать своим о Саске! Не то, чтобы ей было дело до того, что подумает брат, а с отцом и так нечасто выпадала возможность поговорить, да и до Саске ему нет никакого дела. Но она забыла сказать маме. Сакура сложила руки на столе, уронила на них голову и громко застонала, мысленно костеря себя за рассеянность.

— Мам? — Слова звучали приглушённо, оттого, что Сакура так и не подняла голову. — Ты помнишь Учиха Саске?

Рядом послышался озадаченный голос матери, которая с глухим стуком опустила кружку на стол.

— Это тот мальчик, в которого ты была по уши влюблена? Помню. Он разве не ушёл из деревни?

Сакура выпрямилась и подвинула кружку ближе.

— Да, — ответила она, поглощённая своими мыслями. — Вообще-то никому не положено об этом знать, но три дня назад его нашли и вернули сюда. Он чуть не умер.

— Боже мой, — тихо пробормотала в ответ мама. То ли она так отреагировала на новость о состоянии Саске, то ли переживала о том, что по этому поводу чувствует дочь.

— Вот так… — Сакура медленно помешивала горячий шоколад в ожидании, пока он слегка остынет, чтобы не обжечься. — Он потерял зрение… И я вызвалась помочь с реабилитацией.

Мама сделала глоток горячего шоколада и смерила дочь проницательным взглядом.

— Всё понятно.

— Этим я и занималась последние несколько дней, — продолжила Сакура, хотя мама не просила. — Простая рутина, но иногда даже весело, хоть он всё такой же упрямый, как много лет назад.

— Ну, раз он хорошо к тебе относится и ведёт себя прилично, то я не против, — спустя мгновение сказала мама. — А ты сама как? Где боевой настрой?

— Да у меня его хоть отбавляй, мам, — слабо улыбнулась Сакура. — Просто мы видимся, когда я прихожу уставшей, чакра почти на исходе. Не переживай за меня, я довольна своей работой. Да и потом, что может быть лучше, чем помогать тому, кто тебе небезразличен. Я не вижу себя на другом месте.

Мама в глубокой задумчивости с минуту помолчала.

— Сакура, я уже много раз тебе говорила, но повторю ещё раз: насколько бы ни был небезразличен тебе человек, может оказаться так, что он не разделяет твоих чувств. Конечно, время может многое изменить, но…

— Я знаю, — ответила Сакура, уставившись на дымящуюся кружку с шоколадным напитком. — Я знаю, что он не разделяет моих чувств. Просто хочу помочь. Я пообещала ему, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы…

— Я буду рада, когда всё это закончится, — с облегчением выдохнула мама. — Его разве не считают преступником?

— Цунаде-сама смягчит приговор, если он выдаст важную информацию. И он уже кое-что рассказал, — ответила Сакура, осмелившись сделать глоток из кружки. — Я надеюсь только на то, что его содействия хватит для помилования. Насколько мне известно, против Конохи он ничего не сделал — разве только ушёл искать силу у нашего врага.

Бросив взгляд поверх ободка кружки, Сакура заметила, как мама недовольно поджала губы — она была безгранично предана деревне и осудила бы даже за помыслы навредить жителям. О приключениях Саске можно было выразиться иначе.

— О том, «когда всё это закончится»… — произнесла Сакура, поставив кружку на стол.

— Угу, — мама сощурила глаза, подозревая, что последующие слова её не обрадуют.

— Лечение в больнице, — это ещё не всё, — вздохнула Сакура, а потом мягко добавила: — Реабилитация включает помощь пациенту с адаптацией в быту.

— Сакура, можно поконкретнее, — резко и нетерпеливо выдала мама. — Что значит «с адаптацией в быту»?

— Ну… — Сакура замялась, понимая, что какой бы ни была реакция матери на эту новость, она и вполовину будет не такой острой, как реакция отца, который берёг свою дочь как зеницу ока. Любой заговоривший с Сакурой мальчик в глазах отца тут же представлялся демоном, пытающимся совратить его дочь, и в ту же секунду получал недвусмысленное предупреждение. Наруто был исключением, потому что папа не раз видел, как Сакура отвешивает ему оплеуху за глупую выходку. Ли посчастливилось меньше.

— Что «ну»? — Мама приподняла бровь, озадаченная нерешительностью дочери.

— Тебе это не понравится, — ответила Сакура с таким видом, будто только что проглотила горькую таблетку, — но это значит, что мне придётся переехать к нему на какое-то время.

— Что? — сердито бросила мама. — Даже слышать не хочу!

— Да это не навсегда, мам! — тут же в защиту ответила Сакура. — Саске не хочет, чтобы за него что-то делали. Я уверена, что он отошлёт меня уже через пару недель после возвращения.

— Это ещё и он решает? — Мама упрямо сложила руки на груди в привычном жесте, который переняла у неё Сакура. — А если ты ошибаешься? Что если он разделяет твои чувства? Если он не захочет, чтобы ты уходила?

Представив это на секунду, Сакура издала горький смешок.

— Ты шутишь? Это Саске Учиха — человек, который с тех пор, как вырезали весь его клан, никого и на метр к себе не подпускает. Со мной всё будет в порядке.

Мама уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого схватила свою кружку и сделала несколько больших глотков, чтобы не сказать ничего, о чём потом пожалеет.

— Не знаю, Сакура, — произнесла, наконец, она, поставив кружку на стол. — Люди, которые по своей воле ограждают себя от других, — одиночки.

— Поэтому моё общество пойдёт ему на пользу, — Сакура метнула на мать сердитый взгляд, и та будто с вызовом так же посмотрела на дочь. — Я делаю это ради Конохи.

— Не вижу, в чём тут польза для Конохи, — парировала мама.

— Саске всё потерял. Всё, — подчеркнула Сакура. — От семьи до врождённой способности, а теперь ещё и основного источника силы лишился. У него ничего не осталось, а снова искать силу у тех, с кем он был связан, Саске теперь и не рассчитывает — они его убьют. Он может помочь нам, только если мы поможем ему. Поможем и начнём доверять. Я доверяю ему, мам, и я перееду к нему после того, как его выпишут. Я не жду твоего одобрения и сделаю это, несмотря на то, что скажете вы с папой.

Мама устало вздохнула и приложила пальцы к вискам.

— Упёртая, как отец.

Сакура поднесла почти пустую кружку к губам, чтобы скрыть самодовольную ухмылку. Вторая Сакура внутренне ликовала.

— Ты хоть знаешь, где он живёт? — осведомилась мама, и Сакура кивнула. — В каком состоянии его жильё? Я не позволю, чтобы моя дочь жила в грязи.

— Убралась там четыре дня назад, — ответила Сакура и допила остатки горячего шоколада. — Дом чистый, жить можно, только за садом нужен уход.

— Понятно, — недовольным тоном проговорила мама. — А размещение? Где ты собираешься спать?

— Если учесть, что там не будет дежурных медсестёр, то мне придётся спать в его комнате, — ровно ответила Сакура. — Я нашла футон, и есть ещё свободная кровать. Я планировала разместиться в углу комнаты.

Мама вымученно застонала:

— Твоему отцу это совсем не понравится.

— Скорее всего, — подтвердила Сакура, испытывая облегчение от того, что преподнести отцу эту радостную новость придётся отнюдь не ей.

Она поднялась с места, поставила кружку рядом с раковиной и потянулась.

— Пойду спать. Чакра почти на нуле, и я сильно устала.

— Постарайся завтра встать пораньше. Папа поздно сегодня вернётся с миссии. Хоть повидаетесь прежде, чем он опять уйдёт, — обратилась мама к Сакуре, пока та ещё была в кухне.

— Хорошо, — с улыбкой ответила она, — и, мам, спасибо, что разрешила.

Та махнула рукой, прогоняя Сакуру из кухни и всем видом показывая, что не того хотела для своей дочери, но из-за нехватки то ли времени, то ли желания, не стала спорить.

По пути на второй этаж Сакура обнаружила, что к ней вернулось весёлое радужное настроение, а в голове тихо играла колыбельная, которую Микото Учиха сочинила для Саске.

***

Сакура проснулась посреди ночи. Разлепив глаза, она сонно моргнула и перевернулась на бок, чтобы посмотреть на часы. Дисплей показал «01:38». Сакура натянула одеяло на голову, соображая, что могло её разбудить. Прислушавшись, она уловила два возмущённых голоса, доносившихся снизу.

— Тема закрыта! — громко вскрикнула мама. — Я не спрашиваю у тебя, что нам делать. Она вылечит этого мальчишку и точка! И я полностью её поддержу, что бы ты ни говорил!

Сакура отметила, что в разговоре с папой мама почти повторила её слова, и на губах мелькнула благодарная улыбка. С преспокойной мыслью о том, что на её пути больше никто не встанет, Сакура провалилась в сон.