Глава 15. Ночной кошмар

Следующие пару недель Сакура неустанно трудилась над тем, чтобы Саске быстрее адаптировался, и была счастлива доложить Цунаде о превосходных успехах, которых он добился. С тех пор, как Сакура дала ему первую головоломку, пока команда генинов работала во дворе, прошло много времени. И теперь Саске за считанные минуты собирал несколько пазлов разной сложности. Он без труда распознавал предметы на ощупь, поэтому они исключили это упражнение. Тренировки ниндзюцу сделались продуктивнее после того, как Сакура нашла каменистую лощину за Скалой Хокаге, чтобы Саске больше не сдерживал силу и ничего не подпалил. Вдобавок ко всему, он привыкал ходить самостоятельно. Если передвигаться по дому без помощи Сакуры было ещё сложно, то из их комнаты до ванной он доходил без труда. Хотя всякий раз шумел, пытаясь среди ночи выйти из спальни, чем будил Сакуру.

Саске изматывал себя тренировками, и, когда время близилось ко сну, без сил заползал в постель. Сытый по горло тем, что Сакура швыряет в него вещи, если он оставляет их на полу, Саске повадился ложиться в той одежде, в какой проходил весь день. Сакура не жаловалась, хоть к привычке спать на чистой постели в грязной одежде относилась с лёгкой брезгливостью. Не говоря о том, что тайно желала снова увидеть Саске без рубашки. Из-за его горделивой натуры и замкнутости, временами проявляющихся особо ярко, они притирались друг к другу, но в остальном разногласий между ними не было.

Из всего многообразия упражнений и тренировок больше всего Сакуре нравились вечерние прогулки. Она не воспринимала их как часть реабилитации, а просто наслаждалась компанией Саске и не видела в этом ничего зазорного. Сакура стала лучше описывать местность и обнаружила, что ей это занятие по душе, потому что оно позволяло посмотреть на мир иначе. Во время прогулок у них не водилось привычки завязывать долгие разговоры, кроме тех, которые касались важного, но не затрагивали больные темы. Впрочем, Сакуре удалось узнать о нём парочку занятных вещей: Саске любил помидоры, не выносил сырость и запах больницы, а ещё питал неприязнь к Кабуто, ниндзя-медику, прислуживающему Орочимару.

— Чем ты занимался все эти годы, пока был у Орочимару? — однажды поинтересовалась она.

Саске пожал плечами и дал простой ответ:

— Учился техникам с использованием всех трёх видов дзюцу — больше всего ниндзюцу. Некоторые из них запрещены из-за большого расхода чакры, и чтобы выполнить с четверть этих запретных техник, я должен видеть, а не то пострадаю сам.

Сакура задала ещё несколько вопросов, но он ограничился парой слов, и разговор быстро распался. То ли Саске намеренно не спешил отвечать, то ли сказывалась утрата воспоминаний о том времени, что он провёл в Деревне Звука.

К ним регулярно приходили гости. Наруто наведывался чаще остальных — иногда приводил с собой Хинату, которой после разговора с Сакурой стал уделять больше внимания. В его присутствии Хината вспыхивала так часто, что казалось, будто пунцовый — это нормальный цвет её лица. Наруто продолжал ломать голову, какие чувства она к нему питает. Поражённая твердолобостью друга и его неспособностью правильно растолковать застенчивость Хинаты, Сакура только качала головой.

Канае навещать их не мог, потому что до конца июня отправился на миссию в другую страну. Зато мама возникла на пороге в конце первой недели их совместного с Саске проживания, чтобы «представиться». В действительности она хотела посмотреть на Саске и выяснить, что он за человек. Её заключение свелось к единственному вопросу, который Сакура слышала от брата: «Что ты в нём нашла?» Отец же до сих пор не вернулся с миссии.

Все визиты Саске сносил спокойно, и это был добрый знак. Что бы он на самом деле ни испытывал, уж лучше безразличие, чем кислая мина и холодный тон.

Похоже, он не замечал, как быстро привыкает к слепоте. Ему казалось, что всё выходит не так, или что он делает недостаточно. Саске изматывал себя, и она боялась, как бы он, имея склонность переоценивать возможности, не поранился ненароком. Поэтому, когда однажды утром Сакура проснулась, а за окном лил дождь, она вздохнула с облегчением.

Погода не ладилась, и Сакура дала ему поспать до обеда. Она только закончила накрывать на стол и собралась будить Саске, как вдруг заметила, что он уверенно шагает по гостиной, стремительно приближаясь к стене. Сакура перемахнула через стол, подскочила к нему и остановила в метре от столкновения. По коридору он ходил без проблем, потому что мог опереться о стену, в спальне — уже обвыкся, но просторные комнаты до сих пор доставляли немало трудностей.

— Эй, ты забыл, что я говорила про гостиную? — возмутилась Сакура, потянув его за руку с такой силой, что он едва не повалился на неё.

— Нет, — огрызнулся Саске. — Сколько времени?

— Полдень, — коротко бросила она и с нарастающим недовольством продолжила: — Не надо доводить до крайностей, слышишь? Ты и так делаешь очень много. В твоём состоянии любой бы позавидовал, так что не переусердствуй.

— Ты меня не разбудила? — он изогнул бровь, потом нахмурился.

— Прислушайся, — тихо произнесла Сакура и замолчала.

— Дождь, — сказал Саске спустя мгновение, услышав барабанящий стук по крыше.

— Именно, — она повела его в кухню. — У погоды на сегодня другие планы.

Сакура усадила его за стол, и Саске нащупал приготовленные палочки. Она всегда сажала его на одно и то же место и клала приборы справа, поэтому Саске без труда их находил.

— Чем теперь займёмся? — спросил он, тыкая палочками в тарелку и пытаясь таким способом угадать, что приготовила Сакура. — И что у нас на обед?

— Может, походим по дому, чтобы ты запоминал, где что стоит. Из спальни в ванную ты, конечно, ходишь без проблем, но я же вижу, что тебе не нравится, когда я помогаю в других комнатах. Ты быстро освоишься, — ответила Сакура, затем уселась за стол напротив него и спокойно опустила подбородок на ладонь, глядя прямо на Саске.

— Посмотрим. А на обед?

— Угадай, — с хитрой улыбкой бросила Сакура.

— Это суп, — сказал он, помешивая содержимое тарелки палочками. — Пахнет мисо.

Саске аккуратно выловил плавающий в супе кусочек тофу и отправил в рот.

— На вкус — мисо, — сказал он, проглотив кубик сыра.

— Раз выглядит, как утка, ходит, как утка, и крякает, — с озорным блеском в глазах сказала Сакура, — значит, скорее всего, это она и есть.

Его губы растянулись в кособокой ухмылке, и он продолжил есть суп.

— Почти улыбнулся, — она встала, чтобы налить себе свежезаваренный к обеду чай.

Сакура завела привычку говорить эти слова при случае, на что Саске сухо хмыкал, предпочитая не заострять внимание.

— Сакура.

— М? — она отставила в сторону чайник, опустила кружку на стол и уже собиралась сесть.

— Кто-то ломится в заднюю дверь, — беззаботно сообщил ей Саске и отправил в рот кусочек жареной свинины.

Сакура выпрямилась с озадаченным лицом и, обогнув стол, направилась в коридор.

— Кого это принесло в такой день?

— Сакура-чан! — раздался за дверью громкий вопль.

Кому же, кроме Наруто, не сидится дома в такую отвратительную погоду? Наверняка ещё и без куртки пришёл. Догадка подтвердилась, когда Сакура открыла дверь и увидела привычный оранжево-чёрный спортивный костюм — ни куртки, ни зонта. Наруто переступил порог прежде, чем Сакура успела его поприветствовать.

— Почему бы тебе не войти? — саркастично осведомилась она, закрывая дверь. Наруто затряс головой, как мокрый пёс.

— Чего? — он недоумённо глянул на неё. — Сакура-чан, я уже зашёл. Что с тобой? Саске совсем тебя замотал?

Сакура терпеливо моргнула, стараясь показать всем видом, что кому-то поднабраться бы ума, и мысленно отвесила другу заслуженную звонкую оплеуху.

— Нет, всё в порядке, — коротко вздохнула она. — Снимай ветровку, промок, вон, весь.

Наруто стянул ветровку и отдал ей. Сакура махнула рукой, чтобы он следовал за ней, по пути прикидывая, куда можно повесить сушиться одежду.

— Там внизу слева порвалось, — робко подал голос Наруто, когда они вошли в кухню. — Сможешь зашить?

— Конечно, сегодня как раз есть время, — рассеяно ответила Сакура. — Садись, чай налью.

— Наруто, — ровным голосом поприветствовал Саске друга, когда тот сел рядом.

— Охайо, Саске, — широко улыбнулся Наруто, который, видимо, забыл, что уже обед, и повернулся к Сакуре: — Сакура-чан, а можно мне тоже мисо?

— Да-да, — безмятежно обронила она, улыбаясь.

Сакура стала замечать, что если Саске и Наруто не спорили и не пытались выяснить отношения на кулаках, то их было приятно слушать. Никаких оскорблений и обзывательств. В такие моменты она остро ощущала, что они — настоящая команда номер семь.

— Ты же не просто так тащился в такую даль под дождём, — сказала Сакура, поставив перед ним тарелку супа и чай. — Что случилось?

Она села, обхватила свою кружку руками и принялась терпеливо смотреть на Наруто, который с отвратительным звуком стал хлебать суп. Он прервался лишь для того, чтобы коротко ответить, а затем так же неприглядно продолжил поглощать пищу.

— У меня для тебя письмо от Цунаде баа-чан, — едва оторвавшись от супа, произнёс он.

— Письмо?

Наруто отложил палочки, вытер рот ладонью и потянулся в карман штанов. Сакура с облегчением отметила, что за письмом он полез другой рукой. Наруто вынул жёлтый конверт и передал через стол — когда Сакура открыла его, Саске развернулся к ней лицом.

— Страшное письмо, скажу я тебе, — произнёс Наруто, и его передёрнуло.

— Ты читал? — Саске удивлённо приподнял брови и вполоборота повернулся к нему.

— Мне просто было интересно, о чём там, я прочитал первые слова, а дальше не решился, — ответил Наруто, нервно теребя в руках палочки.

Сакура сдвинула брови к переносице, но как только развернула белый лист и прочитала первую строчку, в голос расхохоталась.

<i>Наруто! Положи письмо обратно в конверт! Сейчас же!</i>

Сакура прочитала предупреждение вслух для Саске, и он усмехнулся.

— Ну у тебя и репутация! — заметила Сакура, с огоньком в глазах глядя на Наруто, и вернулась к чтению письма. Пропустив выделенную строчку вверху, она пробежалась взглядом по выведенным иероглифам, краем уха слушая зачинающуюся перебранку.

— Ты почему без банданы? — пристал Наруто к Саске, не заметив на нём протектора.

— Потому что не успел надеть, — ровным голосом ответил тот, — добе.

— Эй! — возмущённо вскрикнул Наруто.

Их голоса отошли на второй план.

Сакура,

Прошу прощения за первую строку, но мне нужно было передать письмо с Наруто, а без угроз он бы обязательно прочитал — сама знаешь.

Я пишу тебе, чтобы сообщить о наказании Саске за преступления против деревни. Как тебе известно, с тех пор, как Саске вернулся в Коноху, его допрашивали три раза. Мы с Советом Листа тщательно обсудили его содействие и пришли к выводу о том, что Саске выдал всю информацию, какой владел. Однако, даже несмотря на то, что он оказал нам огромную помощь и предоставил полезные сведения о Деревне Звука, совет единодушно выразил мнение, что этого недостаточно для снятия всех обвинений. В сложившихся обстоятельствах я старалась сделать всё, что в моих силах, чтобы его оправдать, не злоупотребляя должностью Хокаге.

Было решено смягчить приговор до нескольких часов обязательных общественно полезных работ. Пусть тебя не смущает слово «часов», потому что реальный срок, который Саске должен отработать, — это три месяца, что составляет чуть больше двух тысяч часов.

Я почти не знаю Саске, но абсолютно уверена, что он не горит желанием разгружать мешки и укладывать дорогу, поэтому я выдвинула на рассмотрение его просьбу о том, чтобы продолжить служить деревне в качестве шиноби. Подготовка к миссиям на несколько месяцев отсрочит твоё возвращение домой, но я разрешаю тебе исполнить его просьбу, поэтому оставайся с ним. Если возникнут жалобы или возражения, сообщи мне — улажу. Я позволяю тебе помочь Саске вернуться к жизни шиноби только для того, чтобы он, отбывая наказание, трудился на благо деревни. Тренируй его. Я жду от тебя результат, Сакура.

Удачи с реабилитацией, не филоньте. И не забывай, что ты не зря училась у меня.

Пятая Хокаге Конохагакуре,

Цунаде

P.S. Жду периодические отчёты о ходе реабилитации.

— Ну? — спросил Саске, когда Сакура сложила письмо и вернула в конверт.

— Что там, Сакура-чан? — уставился на неё Наруто, сгорая от любопытства.

Сакура коротко вздохнула, до конца не определившись, получила она хорошие новости или плохие. Серьёзная опасность Саске не грозила, но с другой стороны, он вынужден на протяжении трёх месяцев отбывать наказание на общественных работах. Сакура молчала, пытаясь придумать, с чего начать. Саске тихо застучал подушечками пальцев по столу — он терял терпение.

— Ну что, Саске, — рассеянно подала голос Сакура, переваривая полученную информацию, — приговор ощутимо смягчили, но…

— Но?..

— Наказание пересмотрели, — спокойно продолжила она, — теперь вместо смертной казни тебе грозят три месяца общественных работ.

— Нани?! — прыснул Наруто. — Саске? На общественных работах?!

Метнув холодный взгляд в сторону Наруто, Саске повернулся к ней:

— Им не хватило сведений?

— Хватило, но совет единогласно решил, что этого недостаточно, чтобы тебя оправдать, — вздохнула Сакура. Она-то надеялась, что предоставленной информации хватит для помилования. — Но Цунаде-сама пишет, что ты можешь отработать часы на миссиях. Она разрешила мне остаться дольше, чтобы помочь тебе с тренировками.

— Идёт, — заявил в ответ Саске и взял ложку, чтобы выпить бульон.

— Нани?! — воскликнул Наруто, вмиг оправившись от приступа смеха. — Ты остаёшься здесь?!

— Наруто, — неодобрительно сказала Сакура, нахмурившись, — честное слово, если бы о тебе написали книгу, всё, что вырывается из твоего рта, заканчивалось бы вопросительным и восклицательным знаками.

— Остаться разрешила Хокаге? — помолчав, спросил Саске. — Ты говорила, что это мне решать, когда тебе уйти.

Волна негодования, вновь затопившая Наруто, выплеснулась наружу, но осталась незамеченной.

— Да. У Цунаде-сама есть право отменить любое решение, но помощь тебе она одобряет, так что это право — твоё, — почти скучающе произнесла Сакура, наливая себе чай. — Лично я считаю, что выбор должен остаться за тобой, поэтому даже если бы она велела мне уйти, я бы осталась.

— Понятно.

— Сакура-чан, — отчаянно протянул Наруто, — где твоя совесть?

— Наруто, — отрезала она, — где твои манеры?

Сакура довольно улыбнулась, когда друг захлопнул рот. Саске едва заметно усмехнулся и продолжил есть свой суп.


***

Дождь нещадно барабанил по веранде, а Саске под бдительным присмотром Сакуры брёл в другое крыло поместья Учиха. Она заставляла его тщательно изучать каждую комнату, пока он вплоть до миллиметра не запомнит расположение мебели. Затем они переходили в соседнюю, её предстояло исследовать не менее подробно. В мышцах нарастало напряжение, когда Саске осознал, к какой части дома они приближаются. Неисследованные комнаты почти закончились.

Сакура остановилась перед дверью, и Саске ощутил в животе холодный страх, когда понял, что это за место. Очередь этой комнаты близилась, но в душе Саске надеялся, что Сакура оставит её без внимания, не заметит, пройдёт мимо.

Старая дверь громко застонала, и в нос ударила исходящая отовсюду затхлость. Это была крепкая смесь запахов сырости, пыли и моющего средства — третий не мог скрыть первых двух. В той комнате, куда Сакура его подталкивала, чувствовалось присутствие чего-то непримиримого и непоправимого. Даже в воображении Саске видел за дверью сплошную темноту, разинувшую пасть и жаждущую его проглотить. Мышцы натянулись, как струны, волосы на затылке зашевелились. Несмотря на то, что Саске с Сакурой жили тут две недели, в комнату он не ступал ни ногой и всеми силами старался отодвинуть минуту, когда придётся это сделать. Теперь он неизбежно, против воли, вынужден попасть туда, где хранились воспоминания о леденящих кровь событиях.

— Саске?

Сакура недоумевала. Он её не винил. Это была самая обычная комната, совершенно нормальная. Откуда Сакура могла знать? Саске сделал маленький шажок вперёд, но остановился, как будто кто-то с невиданной силой удержал его ноги и приклеил к полу. Наступила тягостная пауза — тишина, которая выползала из сердца комнаты и грозилась его поглотить.

— Сюда необязательно заходить, если ты не хочешь… — помолчав, тихо сказала Сакура, и Саске на мгновение перестал дышать.

— Я зайду, — ещё шаг.

Сейчас он ненавидел себя за свой страх. Когда Учиха Саске в последний раз боялся? Давно — и уж точно не пустого помещения. Он усилием воли переставлял ноги, проходя вглубь старой, оглаженной временем комнаты. На потолке горела люстра, но перед глазами пространство стояло погружённым во мрак — когда тем вечером Саске открыл дверь и почуял тошнотворный запах крови, света тоже не было.

Сакура отпустила руку, и он втайне пожалел об этом. Его взяла оторопь, а внутри укрепилось чувство беззащитности. Правая рука сама потянулась к левому плечу, но проклятую печать Саске не тронул. Вместо этого пальцы коснулись тонкого рубца — шрама, который оставил ему сюрикен Итачи, когда Саске было восемь лет. С тех пор прошло почти девять, но рану жгло так, будто она была свежей.

Ладони взмокли, горло сдавило, а всё тело одеревенело. В комнате была кровь… Саске видел, как она растекается по полу и просачивается сквозь щели на стыке деревянных досок. Кровь родителей. Левая рука сжалась в кулак, а правая стиснула плечо так сильно, что едва не сломалась кость. Его мутило. Воспоминания вдруг живо встали в памяти, Саске словно наяву увидел перед глазами события давних лет.

— Почему? — прошептал он так тихо, что никто, кроме него самого бы не услышал. — Как?

Чтобы проверить, на что я способен.

— Саске!

Голос Сакуры вырвал его из тяжёлых мыслей. Он почти забыл о её присутствии, и теперь, когда она позвала его, воспоминания на миг отступили, вернулись в прошлое и перестали маячить перед глазами душераздирающими образами в настоящем. Саске протянул руку на голос — Сакура не мешкая ухватилась за неё и успокаивающе погладила большим пальцем костяшки. Он сжимал её руку сильнее, чем нужно, старался сосредоточить на ней всё внимание. Но страшные образы не исчезали.

— Давай уйдём отсюда, — предложила Сакура и потянула за руку, но он не сдвинулся с места. — Саске, пойдём.

Тогда она резко дёрнула его и захлопнула дверь. Пугающая тьма, которая норовила его поглотить, рассеялась в то самое мгновение, когда они вышли. Тело снова стало слушаться, ком в горле рассосался, а тошнота прошла. В наступившей тишине монотонно барабанил дождь. На левом плече, которое Саске сжимал рукой, теперь проступят лиловые синяки. Он показал жестом, что не собирается стоять на месте.

Сакура не проронила ни слова. Откуда ей было знать? Но Саске не подозревал, что как только свет ламп заполнил комнату, на полу она увидела тёмные пятна крови.


***

Покинув комнату, в которой погибли родители, Саске старательно отодвигал воспоминания, отгонял усилием и, наконец, вернул самообладание. Сакура расспрашивать не стала, ведь он бы поделился, если бы хотел. Саске не хотел, поэтому оба вели себя, словно ничего не произошло.

Он медленно шёл по гостиной, восстанавливая в памяти расположение мебели. Саске изучал эту комнату меньше получаса назад, воображая её схему, теперь же пытался представить нарисованную не так давно карту. Мебель в комнате и приблизительное размещение он помнил — а вот с пропорциями случилась беда. Стол стоял левее или правее?

«Всё-таки правее», — выяснил Саске, когда ударился мизинцем о ножку стола. Прикусив язык, чтобы не вырвались ругательства, он отступил вправо. На втором круге по дому Сакура помогать не стала, и это его слегка раздражало. Саске сделал пару аккуратных шагов вперёд, потом попробовал перед собой ногой, стараясь отыскать диван, который точно стоял тут. Не обнаружив его, Саске сделал ещё один шаг к стене, но наткнулся ногой на что-то твёрдое, полетел вперёд и шлёпнулся на мягкую обивку.

Пока Саске, щёлкнув языком, поднимался с подушек и усаживался на диване, Сакура приблизилась сзади. Она тихо захихикала, как нарочно подстёгивая его раздражение. Но Саске не мог злиться на неё по таким пустякам. Он уселся удобнее и тихо выругался, мысленно сетуя на притаившийся в комнате диван, о который больно ударился коленями и пальцами. Так происходило всегда, когда Саске рьяно верил в свои силы и двигался слишком быстро, не давая Сакуре шанса предупредить о препятствиях.

Он проявлял излишнюю самоуверенность потому, что дом ему знаком, и всё тут осталось нетронутым с тех самых пор, как он его покинул. Хотя изменения не затронули обстановку — изменился сам Саске. Теперь расстояние от одного прохода до другого стало короче, чем он помнил, а мебель будто съёжилась. Не было больше двенадцатилетнего мальчишки — был молодой человек с довольно длинными ногами. Потолок не опустился, и подоконники не стали ниже — просто Саске вырос. Но несмотря на эти перемены, в доме были комнаты, которые навсегда останутся прежними. Перед глазами снова встала жуткая сцена с мёртвыми родителями.

Подушка рядом слегка прогнулась под весом Сакуры, и что-то влажное — скорее всего, ткань — коснулось его правого бока. Саске с ожесточением отбросил тёмные мысли, послушал, как Сакура ёрзает на месте, устраиваясь удобнее, и стал гадать, что она затеяла.

— Что ты делаешь? — сдался он, понимая, что изнурённый догадками и предположениями мозг отказывается думать. Нужно отвлечься от мрачных мыслей.

— Зашиваю ветровку Наруто, — спокойно — даже безмятежно, ответила Сакура. — Он вечно тренируется до изнеможения — раз-другой и одежда уже никуда не годится.

— Ты умелая хозяйка, Сакура, — сказал Саске, помолчав с минуту. — Ты шьёшь, готовишь, знаешь, как вести реабилитацию, ты медик и ниндзя. Ещё и ладишь с детьми.

Она замерла, потом повернулась к нему и пожала плечами:

— Наверное. Я никогда об этом не задумывалась.

— Что ещё? — неожиданно для себя задал вопрос он — вот так, без особой причины. Будь это кто другой, Саске бы спрашивать не стал.

— Что «что ещё»? — растерянно отозвалась Сакура.

— Что ещё ты умеешь? — Теперь она стала совсем другой. Саске понял это в первый день, когда кувыркнулся в клумбу, а Сакура не сделала ничего, чтобы это предотвратить.

На секунду она прекратила шить.

— Заниматься садом и немного музыкой. Всё это я узнала на уроках куноичи — там же научилась шить и готовить. А что до детей… Наверное, я их просто люблю. В какой-то степени…

— Я заметил.

Между ними повисла тишина. Саске, расслабив спину, откинулся на мягкую обивку дивана и стал слушать дождь, непрерывно барабанящий по крыше и создающий ритмичный перестук. Он прижал предплечье ко лбу, стараясь слушать внимательнее: Сакура — тоже ритмично — протыкала иглой куртку Наруто. Интересно, не изменил ли он своему излюбленному оранжевому? Саске сосредоточился тщательнее, постарался уловить любой намёк на возникшую в воздухе пульсацию. Дом поскрипывал досками, когда ветер разбивался о его стены. Снаружи царапнула ветка, а когда Саске напряг слух до предела, то услышал тихое невесомое дыхание Сакуры.

— Саске, — её голос показался неестественно громким в сравнении с мерным дыханием, — я уже давно хочу кое о чём спросить…

Неужели интересно узнать, что с ним случилось, когда они вошли в ту комнату? Саске слегка напрягся.

— Хн? — короткий односложный ответ всегда помогал скрыть эмоции.

— В конце коридора, там, где спальня, есть комната с печатью на двери, — робко начала она. Так Сакура говорила всякий раз, когда разговор касался болезненной темы: трагедии клана или Итачи. К счастью Саске, в этот раз речь зашла о последнем.

— И что не так? — спросил он, стараясь сохранить спокойный тон. Хоть они заговорили не о той комнате, Сакура снова умудрилась надавить на больное.

— Хотела спросить, почему она запечатана, — произнесла она, не отрываясь от шитья. — Когда я наводила порядок, в ту комнату не входила. У тебя наверняка была причина… Просто решила предупредить.

Она его знала. Сакура знала, что он спросит с неё, если она потревожит покой этого дома или полезет туда, куда не надо, вот и ответила прежде, чем он задал вопрос. Неужели его так легко прочитать?

Говорить про комнату желания не было, но причину, чтобы не ответить, Саске не нашёл. Зачем ей рассказывать? А почему и не рассказать? Он не хотел открывать ту комнату, но понимал, что в итоге с ней придётся что-то сделать.

— Это была комната Итачи, — помолчав, сказал Саске.

Сакура тихо — не громче дыхания — охнула в ответ.

— Её обыскали, — продолжил он прежде, чем она успела задать очередной вопрос, — потом я поставил печать, и вот уже девять лет в неё никто не входил.

— Там нужно убраться, — после недолгой заминки сказала Сакура.

Саске нахмурился, отнял руку ото лба и взглянул в её сторону. Сакура при этом не сдвинулась с места — даже не дрогнула от его сердитого взгляда, как раньше, — то ли оттого, что он больше не мог встретиться с ней взглядом, то ли оттого, что терял хватку. В любом случае его это раздражало.

— Той комнаты в доме больше нет, — упрямо заявил Саске, возмущённый тем, что до Сакуры не доходит. — Если открыть, то снова появится.

— Саске, если ты не хочешь, чтобы эта комната была в доме, найми специалистов, сделай перепланировку, — терпеливо ответила Сакура. — Она ведь на углу — если снести, на её месте можно разбить клумбы. Или объединить с соседней, чтобы получилась новая комната. Сейчас она только занимает пространство. А насколько мне известно, позволить себе перепланировку ты можешь.

Это правда. Как единственный выживший, Саске унаследовал все сбережения Учих. Деньги погибших, ставших частью клана после женитьбы, достались их семьям. Но всё, что было накоплено Учихами, родившимися с этим именем — как в случае с его родителями, — перешло Саске. Он не бедствовал, хоть и пожертвовал половину состояния деревне, исходя из целесообразности. Саске оставил бы ещё меньше, если бы Третий Хокаге согласился. Со временем к внушительной сумме прибавились деньги, вырученные за миссии. И хотя с них взимался налог, перепланировку дома Саске мог себе позволить.

— Я не хочу открывать комнату, — вновь с нажимом произнёс он.

Здравый смысл подсказывал, что она права, что нужно рассуждать трезво. Комната действительно занимала пространство, но горящая ненависть к Итачи не давала Саске мыслить ясно, поэтому он и слышать ничего не хотел. Либо Сакура чувствовала его злость, либо посчитала, что ему нужно посочувствовать: она отложила шитьё и взяла его за руку, нежно погладив костяшки пальцев. Саске никак не отреагировал. Сакура ничего не сказала. Это был один из тех редких случаев, когда он позволил ей прикоснуться к себе просто так, без возражений и вопросов. В гнетущей тишине между ними возникло понимание.


***

Мирный сон Сакуры потревожил громкий крик — её сладкие грёзы тотчас растаяли. Она резко села и обругала себя за то, что уснула во время дежурства. Нельзя терять бдительность. Сон сейчас — непозволительная роскошь. На кону может стоять жизнь. Цунаде обязательно сделает выговор, когда…

Тусклый свет падал из окна слева, вокруг было темно. Сакура моргнула, пытаясь понять, где находится, и вдруг услышала ещё один крик — ругательство, потом бормотание. Она не в больнице, она в доме Саске, спит на футоне в пустующем углу его комнаты. Сколько она тут спит? Третью неделю — пора бы привыкнуть… Глаза испуганно расширились, когда до неё дошло, что разбудивший её крик издал Саске. Сакура выпуталась из одеял в импровизированной постели, натянула махровый халат и бросилась к нему, не удосужившись запахнуться и завязать пояс.

— Саске? — тихо позвала Сакура, осторожно тронув его за плечо.

Он перекатился на другой бок и свернулся калачиком, дрожа всем телом. Сакура потрясла его за плечо, пытаясь разбудить, но тщетно. В беспокойном сне Саске качал головой и быстро что-то бормотал. Он дёрнулся будто от боли, вцепился в простынь и продолжил несвязно шептать.

«Кошмары», — вдруг осознала Сакура. Ему не больно, он не ранен, как она сначала подумала. Что-то затаившееся в уголках сознания тревожило его сон. Саске тихо бормотал неразборчивые слова, уткнувшись в матрас. Снова дёрнулся. Сакура закусила губу, не зная, что делать. Разбудить? Нет, он разозлится и смутится оттого, что она из-за него проснулась. Пойти спать? Но нельзя же так его оставить…

Саске вздрогнул ещё раз, схватился за плечо и сдавленно застонал.

«Проклятая печать?» — пронеслось в голове. Нет, она была сильно выше. Но сегодня Саске тоже хватался за плечо — в комнате с пятнами крови на полу — там, где его родители закрыли глаза навсегда. Сакуру захлестнула волна ужаса, когда она поняла, какие его преследуют кошмары.

Сердце болезненно сжалось. Она села на край кровати и, словно поддавшись природному инстинкту, обхватила Саске одной рукой, стараясь приподнять. Его трясло. Саске положил голову ей на плечо, уткнувшись лбом в изгиб шеи. Сакура замерла как громом поражённая, когда он обхватил руками её талию — тоже инстинктивно, как будто она была для него единственным спасением.

Тело била крупная дрожь, но Саске перестал бормотать. Объятий оказалось недостаточно, потому что он не прекращал мотать головой. Ему нужно было утешение, нечто знакомое… Что-нибудь, что вторглось бы в подсознание и успокоило. Сакура лихорадочно соображала. Они никогда не делились ничем сокровенным. Как могла она принести покой, если в ней он утешения никогда не искал? Может, нужно что-то из детства… Колыбельная, которую она нашла в шкафу, — та, что для него сочинила мама.

Припомнив мотив, Сакура напела мелодию: ноты яснее проступали в памяти. Саске сильнее сдавил её руками, но ей было всё равно. Сакура и сама обняла крепче, надеясь, что песня коснётся его.

В тусклом свете из окна она увидела его испуганное лицо. В следующий миг обсидиановые глаза приоткрылись и уставились в пустоту. В них застыл отсутствующий и одновременно исступлённый взгляд. Дрожь не утихала, сердце Сакуры больно сжималось, но колыбельную она не прервала. «Каково это, — спрашивала она себя, — очнуться от кошмара и не понять, сон это или явь».

— Мама? — дрожащими губами прошептал он и крепче сжал её в объятиях.

Сердце опустилось. Слёзы навернулись на глаза. Сакура прижала Саске ещё ближе — если это было возможно — усилием воли подавила всхлип и судорожно вздохнула.

— Иэ, — яростно прошептала она, стараясь скрыть дрожь в голосе. Она прижалась щекой к его макушке и, давясь слезами, но не проронив ни одну, ласково поправила: — Сакура.

— Са-кура? — прошептал он отрывисто и мягко, медленно опуская веки.

Саске не выпустил её из кольца рук — замер, унимая дрожь и успокаивая дыхание. Сакура положила ладонь ему на затылок и нежно погладила, разрешая себе тихо заплакать. Она всегда воспринимала мамины объятия как должное. Но вот она сидит на краю кровати, убаюкивая Саске, который, как напуганный ребёнок, жмётся к ней, положив голову на плечо. Сакура пытается представить, каково ему.

Каково это, когда твой самый большой кошмар — по вине брата лишиться человека, в котором ты искал утешение и покой, — был явью.