Медленно пробуждаясь ото сна, он слышал глухое ритмичное биение. Убаюкивающий звук затуманивал сознание. Следом пришло тепло. Когда Саске осознал, что голова покоится на чьём-то плече, а руки обнимают тонкую талию — забеспокоился. Он лежал смирно, боясь пошевелиться, и чувствовал, как под ровное дыхание размеренно поднимается и опадает грудь. Кто-то нежно держал его в объятиях, прильнув щекой к макушке.

«Сакура», — шевельнулась неясная мысль, когда события минувшей ночи промелькнули в голове.

Судя по положению их тел, она сидела, облокотившись о стену, но сползла во сне. Сверху Саске кожей чувствовал мягкую и тёплую ткань, а нижней частью тела лежал на простыни. Сакура сидела в изголовье кровати без подушки и одеяла. Ничто не согревало её, кроме толстой ткани — халата, судя по всему. Он пошевелился, и Сакура проснулась.

— Саске? — сонно пробормотала она.

Саске расцепил руки, сел вполоборота, приосанившись, и замер. Сакура выпрямилась, шурша одеждой. В спальне воцарилась тишина. Саске не знал, что сказать, да и говорить было нечего. Он отчётливо помнил, почему она оказалась в его кровати, но говорить об этом вслух ни за что бы не стал.

Сакура тоже молчала: и слова не находились, и нужды в них не было. Саске ощущал на себе взгляд, лишённый неприязни или смущения. Взгляд, который, напротив, казался глубоким и твёрдым, но в то же время излучал спокойствие. Сакура ждала первых слов, но Саске молчал.

— Тебе снился кошмар, — мягко сказала она, когда молчание стало ей невтерпёж.

Саске уклончиво хмыкнул. Напоминать было необязательно, он и так всё знал. Ужасные картины, как подхваченные ветром листья, неслись и крутились, неспособные спокойно осесть. Это был старый, заскорузлый от времени кошмар, тот самый, что преследовал его после резни, пока он жил в этом доме. Страшные сны прекратились только после того, как Саске переехал в квартиру, и именно по этой причине в дом родителей он возвращаться не хотел.

Ещё ребёнком Саске выяснил, что если тренироваться до изнеможения, то сны не придут — он едва касался головой подушки и ни о чём не думал. Последние пару недель, что они с Сакурой жили в старом доме, он старался придерживаться тех же правил. До сегодняшнего дня сновидений получалось избежать, но Сакура не разбудила его накануне, а тренировки в течение дня едва ли можно было назвать изнурительными. Вот кошмары и вернулись.

Саске снова оказался в той комнате. Там, где обнаружил мёртвых родителей. Устрашающая фигура Итачи возвышалась над их трупами с непроницаемой бесстрастной маской на лице. При помощи Мангекё Шарингана он снова и снова показывал Саске события ночи, а тот не прекращал умолять брата остановиться. И вдруг посреди ужаса, словно из ниоткуда, полилась музыка.

— Откуда ты знаешь эту песню? — Саске отвернулся от неё и отодвинулся на ощутимое расстояние.

— Нашла в старой коробке в шкафу, — тихо ответила Сакура. — На ней была надпись «музыка», а внутри — ноты. Их написала твоя мама. Там много разных мелодий, и эта оттуда же. Вчера я говорила, что немного разбираюсь в музыке.

Саске помолчал. Музыка, которую написала мама? Петь она любила и делала это всякий раз, когда управлялась по дому. Саске не помнил коробку, но ведь он просто рассовал вещи родителей по шкафам, потому что не был готов их разбирать.

— Раньше она пела мне эту песню, — немного погодя сказал Саске, обращаясь скорее к себе, чем к Сакуре.

— Я надеялась, что она успокоит тебя. Ты никак не просыпался, — сочувственно отозвалась она.

Он на секунду прикрыл глаза. Успокоит? Саске проснулся под пение Сакуры и решил, что рядом мама, а ночной кошмар — не больше, чем сон. На миг ему почудилось, что родители живы и что трагедия клана — всего лишь видение.

— Ты хочешь поговорить? — обеспокоенно спросила Сакура.

Он с хмурым лицом откатился на кровати.

— Не переживай за меня, — грубо бросил Саске.

Он и без Сакуры прекрасно справится.

***

Теперь, когда явился первый кошмар, его метод, разработанный с детских лет, стал подводить. Как бы усердно Саске ни загружал себя делами днём, кошмары — один хуже другого — начали приходить каждую ночь. К видениям жестокого убийства клана примешались искажённые воспоминания о жутких экспериментах Орочимару, обо всём том, на что приходилось идти ради силы. Саске старательно игнорировал голос совести и мысленно твердил, что если его деяния принесут пользу, то им есть оправдание.

Хотя он сказал Сакуре не обращать на кошмары внимания, просыпаться в её объятиях стало привычно. То он лежал на её плече, прислонившись лбом к шее и ощущая пульсацию, которой вторил звук сердцебиения, то просыпался, лёжа головой на её коленях. Одной рукой Сакура ласково сжимала его плечо, а второй — поддерживала голову. Дважды он обнаруживал, что Сакура лежит на кровати рядом с ним, а он надёжно держит её в кольце рук. После пробуждения никто не говорил — оба молча вставали и готовились к новому дню, словно не произошло ничего из ряда вон выходящего.

Саске вновь проснулся на её плече, и, когда разжал объятия, Сакура зашевелилась. Он терпеливо подождал, пока она встанет, чтобы откинуть одеяло. Когда Сакура потянулась, суставы звонко хрустнули.

— Тебе не надо так спать, — ровно проговорил Саске. Она замерла и уставилась на него. — Спина будет болеть.

— Может быть, — уклончиво ответила Сакура, — но ты высыпаешься, так что я готова потерпеть.

— Зато ты не высыпаешься, — решительно сказал он, поднимаясь с постели. — Не переживай за меня.

Саске и правда спал лучше, когда Сакура приходила к нему и отгоняла кошмары, но не хотел, чтобы ради него она шла на жертвы. Усталость отразилась бы на дневной рутине и замедлила процесс реабилитации. Если Сакура растеряет навык, то и он силу нескоро вернёт.

— Как насчёт компромисса? — поразмышляв, спросила она.

— Какого? — нахмурился Саске.

Оба знали ответ на вопрос, но озвучить не решались. В сложившихся обстоятельствах они и так пересекли границы дозволенного, а единственный компромисс, который приходил на ум, начисто границы стирал.

— Забудь, — отрезал он и метнул в её сторону сердитый взгляд. — Со мной всё будет нормально.

Саске поставил жирную точку в разговоре и, держась подчёркнуто прямо, прошёл к шкафу. Пока нащупывал одежду со своей стороны, Сакура не двигалась с места и молчала. Только после того, как он собрал чистую одежду и двинулся к выходу, направляясь в душ, она коротко вздохнула и тоже приблизилась к шкафу.

Её альтруистические порывы не переставали его удивлять и часто заставляли чувствовать, что он не заслужил её заботу. Саске отогнал мысль — как бы эгоистично это ни звучало, он должен убить Итачи, несмотря ни на какие препятствия. Важнее его цели не было ничего.

Двадцать минут спустя Сакура прошаркала мимо него в ванную, а Саске не спеша двинулся к кухне. Он знал, что на водные процедуры у Сакуры уходит вечность, поэтому бродил по дому, вспоминая, где что стоит. Они начали исследовать комнаты чуть больше недели назад. Он учился схематично представлять себе каждую из них, прикидывать, где по отношению к нему расположены стены и мебель, и сколько до них добираться.

Головокружения как не бывало. Оно подступало лишь, когда он стремительно двигался или резко останавливался. Несмотря на то, что Саске ослеп около месяца назад, он быстро адаптировался к новым условиям и, по мнению Сакуры, здорово в этом преуспел.

Саске дошёл до кухни и остановился, рисуя помещение в воображении: низкий стол с подушками вокруг, кухонные тумбы, шкафчики, раковина, холодильник — вспоминая перечисленные предметы, он почти чувствовал текстуру каждого. Сделав пару шагов вперёд, Саске прислушался: Сакура выходить не собиралась. Не сидеть же ему без дела.

Он подошёл к кухонной тумбе и положил руки на прохладную столешницу, подушечками пальцев ощущая гладкость поверхности. Если он сейчас поможет Сакуре по дому, это значительно сэкономит время, и они смогут продлить тренировку. Он потянулся к дверце старого подвесного деревянного шкафа, который на ощупь оказался зернистым: стоило к нему прикоснуться, как в голове вспыхнула картинка из детства. Мама всегда хранила тарелки и прочую утварь в четвёртом справа от края шкафу. Надеясь на то, что Сакура не переставляла посуду, чтобы он знал, где и что можно найти, Саске пошёл вдоль кухонных тумб, положив вытянутую руку на деревянные шкафы. Когда достиг края, отсчитал три дверцы вправо и открыл четвёртую.

Пальцы коснулись стопки чистых тарелок, и Саске с облегчением осознал, что всё осталось на своих местах. Он вынул одно большое блюдо, поставил на тумбу и потянулся на полку выше за двумя тарелками поменьше. «Стаканы и кружки мама хранила двумя шкафчиками левее», — вспомнил Саске, и вскоре к тарелкам присоединились две чашки.

Коротко замерев, он вновь напряг слух: в ванной бежала вода. Саске недовольно прищёлкнул языком. Что так долго можно делать в душе? Сакура сказала, что сегодня они начнут практиковать тайдзюцу, поэтому он сгорал от нетерпения. Тренировки ниндзюцу проходили без проблем, но ниндзя не может полагаться на одни эти техники. Рукопашный бой необходим не меньше, и в горячей схватке может спасти жизнь. Но как начать тренировку, если завтрак не то что не съеден — не готов.

Саске повернулся к холодильнику. Заваривать чай он не решался, но с ужина очень кстати остался отварной рис, так что можно попытать счастье и слепить рисовые колобки. Это одно из пары простых блюд, которые он научился готовить, полжизни прожив самостоятельно. Саске готовил их так часто, что в двенадцать лет мог поклясться, что слепит онигири с закрытыми глазами. Пришло время выяснить.

Проверив не один контейнер, Саске, наконец, обнаружил нужный — квадратный с рисом внутри. Во время своего налёта на холодильник он наткнулся на морские водоросли, которые Сакура поставила рядом. Остальные продукты он осторожно вернул на полки и, держа в руках контейнеры с рисом и водорослями, направился к кухонной тумбе. Ещё пару минут он изучал содержимое ящиков, ища пищевую плёнку. Когда поиски обвенчались успехом, он оторвал от рулона квадрат. Головоломки и упражнение Сакуры на распознавание предметов действительно пригодились. Эта мысль пришла к Саске, когда он набрал полную ладонь риса, переложил в плёнку и посыпал солью из той маленькой баночки, которую Сакура приносила в больницу для их первого упражнения.

Аккуратно сформировав онигири в виде домика, Саске обвернул его найденными водорослями, поставил первый колобок на большое блюдо и принялся за второй. Когда он закончил шестой и последний онигири, шум в ванной стих. Саске поставил стопкой тарелки поменьше, взял их в одну руку, а в другую — блюдо с рисовыми колобками, и медленно двинулся к столу. Если упадёт, то вместо тренировки его ждёт уборка. Но, к счастью, он без происшествий дошёл до стола, расставил тарелки для себя и Сакуры, а блюдо поместил в центре.

После второго захода от тумбы до стола рядом с их тарелками стояли чашки. Дверь ванной скрипнула, и Саске вдруг осознал, что помимо онигири Сакура наверняка хочет на завтрак что-нибудь ещё. Став медиком, она начала уделять больше внимания сбалансированному питанию. Ему же до сих пор и в голову не приходило, что для каждого приёма пищи нужны особые продукты.

Саске закрывал контейнер с рисом, когда у входа в кухню послышались тихие шаги. Сакура удивлённо замерла — не знала, что сказать? Чувствуя, как уголки губ ползут вверх, он подошёл к холодильнику, открыл и поставил контейнер на свободное, заранее подготовленное место.

— Ты сделал онигири? — озадаченно спросила Сакура.

— Ага, — подобравшись и напустив на себя важности, он закрыл дверь холодильника, уселся за стол и принялся вежливо ждать. — Чай я не стал заваривать. Или ты хочешь что-нибудь другое?

— А, нет… я заварю, — помолчав, сказала она. Видно, не до конца оправилась от удивления, но, тем не менее, поспешила в кухню.

— На тумбе может быть рис, — добавил Саске, пока Сакура суетилась у плиты.

Она заварила чай и быстро нарезала овощи, среди которых обнаружились листья кочанного салата. Обычно Саске был не привередлив к еде, но предпочитал белый хрустящий кочан латука, вкус которого не всем дано было оценить по достоинству. Когда Сакура похвалила онигири, в ответ Саске пожал плечами. Учитывая годы практики, рисовые колобки получились и вполовину не такие вкусные, какие он готовил раньше.

— Доедай последний, — сказал он, подсчитывая, сколько исчезло с тарелки, когда брал очередной.

— Спасибо, — ответила она и потянулась за онигири.

— Когда тренировка? — без обиняков спросил Саске. Кто угодно расценил бы его вопрос как грубость. Кто угодно, но не Сакура. Она привыкла к его манере общения и знала, что невежей он показаться не хотел.

— Посуду помою, и пойдём, — ответила она, громко проглотив рис. — Потренируемся на Третьей площадке. Как будем на месте — расскажу, что делать.

***

Только когда они дошли до Третьей тренировочной площадки, Сакура отпустила его руку и отступила. Она встала перед Саске, внимательно изучая взглядом, но на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Вчера я говорила, что мы начнём тренировать тайдзюцу, — она перешла сразу к делу. — Я не знаю, насколько в рукопашном бою ты полагался на зрительно-моторную координацию, так что сперва проверим. Ударь меня.

— Что?

— Ты слышал, — улыбнулась Сакура. — Не сдерживайся.

Саске и пальцем не пошевелил — лишь нахмурился.

— И что мне делать, когда ты потеряешь сознание?

На лбу залегла складка: чего он медлит? Сакура, уверенная в том, что Саске без задней мысли пойдёт в атаку, смотрела на него с удивлением. Сильно ранить её он не сможет, но, видно, Саске считал иначе. Либо он переоценивал свои возможности, либо недооценивал её.

— Не потеряю. Даже если у тебя получится ударить меня, на мне и синяка не останется, — категорично ответила она и повторила: — Не сдерживайся.

Саске неуверенно поднял кулак и встал в боевую стойку. Сакура последовала его примеру с тем отличием, что приготовилась защищаться, а не нападать. В боевых навыках Саске она ни на секунду не сомневалась.

— Страшно ударить? — подразнила его Сакура — что в последнее время делала всё чаще. Напасть на его гордость будет куда эффективнее. — Как-то не по-мужски.

Последние слова прозвучали слишком наигранно — Саске с лёгкостью раскусил её план.

— А бить девчонку — по-мужски? — усмехнулся он.

— Нет, — улыбнулась Сакура. — Не девчонку, а куноичи. Не бойся ударить меня.

— Я не боюсь ударить тебя, — холодно отозвался он. Похоже, её слова произвели противоположный эффект. — Я боюсь за тебя.

— Трус, — насмешливо отметила она.

Ей на миг показалось, что он вот-вот ударит, но в последний момент Саске разжал кулак. Сакура нахмурилась сильнее. Он атаковал бы кого угодно, но, очевидно, беспокоился о ней, раз медлил. Никуда не годится. Как его тренировать, если он отказывается драться?

— Наруто не боялся меня ударить, — снова попыталась она всё тем же насмешливым тоном. — Он воспринимал наш бой как настоящую тренировку.

— Ладно, — сердито рявкнул он, крепко сжав кулак. — Но потом не плачь.

С этими словами он замахнулся, ориентируясь по голосу и метя в лицо. Сакура увернулась влево, и его кулак мелькнул рядом с ухом. «Как и ожидалось, — наставляла её вторая Сакура, — скорость невероятная». Со времён генинства его навыки возросли, и хоть в этом не было ничего удивительного, они произвели на Сакуру сильное впечатление. Тем не менее её смущало, что Саске, обладая огромным потенциалом, мог нанести удар ещё стремительнее, но сдерживал силу.

Пока вторая Сакура рассуждала, первая внимательно следила за Саске, который перед падением старался успеть впечатать в неё левый кулак. После первого замаха он потерял равновесие и, пролетая мимо неё, сделал вторую попытку другой рукой, чтобы благодаря собственному весу вложить в удар больше силы. Сакура мигом поняла, что от этого удара уклониться не сможет — только если не отпрыгнет на приличное расстояние, что было бы нечестно в ближнем бою, да и по отношению к Саске в его состоянии. Сосредоточив чакру в руке, Сакура схватила его надвигающийся кулак, и тут же поняла, что если бы не смягчила удар, он непременно сломал бы ей кости.

Теперь Саске, неспособный пошевелить левой рукой, падал справа от неё. Улучив момент, Сакура потянула его за левый кулак — за рукой потянулось плечо, и вот он всем телом крутанулся в воздухе. Только когда он жёстко приземлился на живот, Сакура выпустила левую руку и поставила ногу ему на спину. В последней жалкой попытке добраться до Сакуры Саске завёл правую руку за спину, желая стряхнуть её ногу. Сакура приподняла пятку и ловко поймала его запястье.

— Неплохо, — сказала она. Вторая Сакура наспех искупалась в лучах славы. Она убрала ногу с его спины и подала руку, пока он, ворча, поднимался на ноги.

— Ты хорошо начал: на удивление точно прицелился. Попытался компенсировать падение вторым ударом. Но тут уже не мог знать, в какую сторону я уклонилась.

— Спасибо за объяснение, — выплюнул он и отдёрнул руку. Саске трудно мирился с поражением. Сакура прекрасно понимала, что в данную минуту раздражает его сильнее обычного.

— Вот тут и начинаются трудности, — сказала она, перебирая в голове возможности для тренировки тайдзюцу. Месяца должно было хватить, чтобы обдумать всё как следует, но идеи оказались скудными. Сакура надеялась выкроить час, чтобы сходить в библиотеку и поискать ответ там, но реабилитация Саске занимала почти всё время. Восстановление проходило более чем успешно, но она не спешила делать выводы. Полностью справляться самостоятельно Саске сможет не раньше, чем через два месяца.

— Какие трудности? — подал голос он, не услышав продолжение. Сакура обругала себя за склонность отвлекаться.

— У тебя обострился слух, и я надеялась, что в тренировках мы сможем на это положиться. Если вкратце, я хочу, чтобы ты научился распознавать мои атаки по звуку, — задумчиво произнесла Сакура, взвешивая все «за» и «против» этой идеи. Подобные тренировки представлялись ей смутно, она не была до конца уверена в успехе. — Я не буду врать, это лишь теория, но должно получиться. Ещё такие тренировки обострят слух до предела. Настолько, что ты сможешь различать самые тихие звуки, даже если в тайдзюцу это принесёт мало пользы. Цель тренировки: научиться различать движения на слух. Ты должен распознавать последовательность из нескольких атак и предугадывать следующие. На это уйдёт много времени, но даже с беспрерывной практикой, по моим подсчётам ты сможешь угадать около девяноста процентов моих движений.

— И как мне это сделать? — спросил он уже без раздражения.

— По шороху одежды, по звону всяких безделушек: украшений, монет или кунаев с сюрикенами в карманах, — просто ответила она. — Даже если твой противник сражается обнажённым — чего мы проверять не будем — ты должен угадать его атаки по движению воздуха.

Похоже, Саске нашёл в её словах что-то забавное, и Сакура слегка улыбнулась.

— Я должен учиться различать звуки, пока ты нападаешь? — насторожился он, как будто в любой миг ожидал атаки.

— Нет, пока просто буду отрабатывать приёмы, — рассмеялась Сакура, услышав тревогу в голосе. — Саске, не забывай, что это только первый день. Возможно, если тебе удастся к вечеру угадать большинство приёмов, то попробуешь снова меня ударить. А, и не поддавайся в следующий раз.

Задняя сторона его шеи густо покраснела. Сакура тихо рассмеялась, подозревая, что больше он жалеть её не будет.

***

— Джинчурики ещё слаба, — в тихом спокойном голосе мелькнуло раздражение, — если извлечь демона сейчас, они оба умрут, а этого допустить нельзя. Что ты будешь делать?

Багровый взгляд переместился на говорящего, который скрывался в глубине тёмной комнаты. Итачи едва мог различить очертания силуэта, но глаза цвета индиго отчётливо и пронзительно смотрели на него из тени. Лидер Акацуки — человек, которого Итачи втайне ненавидел, но к которому внешне проявлял уважение.

— Я прослежу, чтобы она набралась сил, — в тон ему ответил Итачи, только не с раздражением, а неприязнью. — Когда время придёт, мы извлечём демона.

— Хорошо, — тот снисходительно махнул рукой, — это отродье — теперь твоя забота.

Лучше бы он выразился иначе. «Забота» и «отродье» — слишком сильные слова, которые ворошили внутри тени прошлого. Вместо ответа Итачи опустил взгляд в пол, сделав короткий уважительный поклон.

— Оставлю вас.

Он выпрямился и зашагал к тяжёлой железной двери, игнорируя презрительный, прожигающий спину взгляд. К этому человеку Итачи был настроен враждебно не в последнюю очередь оттого, что тот приказал приостановить преследование Кьюби. Он объяснил это тем, что они не могут захватить Девятихвостого, пока не соберут остальных хвостатых. Итачи не питал ни малейшего интереса к Шестихвостой Ласке, которую привёл в убежище, тем не менее он получил чёткий приказ отыскать даже тех биджу, которые лично для него ценности не представляли. Как только Итачи услышал приказ, внутри вскипел гнев, перед которым пала местная деревушка.

Дверь протяжно застонала, когда он потянул за ручку, и кто-то с неожиданным вскриком повалился на пол. Итачи перевёл взгляд на лежащую в ногах жалкую фигуру и узнал в ней девочку, приютившую внутри Шестихвостого демона, имени которой до сих пор не знал. Пока она поднималась с пола, боясь от смущения посмотреть на кого-нибудь из присутствующих, в помещении стояла тишина.

Итачи смерил девочку взглядом, подмечая хрупкость тельца. Последние три недели целители излечивали многочисленные болезни, которые она подхватила в стенах затхлого сырого подземелья. Он не раз видел её — приходил проверить состояние и джинчурики, и биджу, и всякий раз ему казалось, что с ним ей спокойнее, чем с другими членами Акацуки. Ещё она завела привычку наводить порядок в его покоях, а когда он был занят, ждала под дверью. Чёрный с красными облаками плащ мешковато висел на её миниатюрном, худощавом теле, отчего казался больше. Пусть девочку и не откормили, но хотя бы вымыли.

— Итачи-сама, — спустя долгие минуты увесистой тишины проговорила девочка, топчась на месте.

Он отвёл от неё взгляд и поманил рукой, призывая следовать за ним по сырому коридору, ведущему наружу. Дверь с грохотом захлопнулась за их спинами — дребезжащий звук прокатился по пустому коридору и медленно растаял в тишине. Тишине, которую нарушали лишь шаги девочки — сам Итачи ступал бесшумно. Она осторожно, с опаской плелась позади, но он сосредоточенно смотрел вглубь коридора.

— Что это был за человек? — спустя секунду поинтересовалась девочка. Голос показался громким, несмотря на мягкий тон.

— Наш лидер, — ответил Итачи. — У него очень много силы и могущества. Не смей его злить.

— Хай, — поспешила ответить она. Боковым зрением Итачи заметил испуг на её лице.

Они шли прямо до развязки в подземном укрытии, затем свернули налево. Чаще всего в горных тоннелях нельзя было встретить ничто живое — за исключением других членов Акацуки и парочки ниндзя-отступников. Но в этой части убежища шансы наткнуться на кого-нибудь, кроме пробегающей мимо крысы, равнялись нулю.

— А когда лидер говорил о… джинчурики… он имел в виду меня? — взволнованно пролепетала девочка.

— Да.

— Итачи-сама, я же… я же не умру? — она едва сдерживала слёзы.

— Как тебя зовут? — спросил Итачи, с осторожностью, но без труда подбирая слова. Он знал, какой ей дать ответ, чтобы оставить в неведении.

— Никак, — стыдливо призналась девочка, — точнее, я не знаю своё имя.

— Тогда тебя будут звать Нарико, — недолго думая, заявил Итачи. Имя девочке шло, особенно если учесть силу сидевшего внутри неё демона. — Придётся нам тут ненадолго задержаться. Тебя как-то надо звать.

— Я остаюсь тут? — беспокойно и озадачено переспросила Нарико.

— Ты сама слышала нашего лидера, твоё тело ослабло. Если мы извлечём демона сейчас, вы оба погибните, — невозмутимо объяснил он. — Мне поручили позаботиться о тебе до тех пор, пока ты не окрепнешь. Потом мы достанем демона, и ты вернёшься домой.

— Домой… — задумчиво, почти тоскливо проговорила Нарико. — И тогда меня полюбят…

Вместо ответа он неопределённо кивнул, скрывая презрение к её доверчивой натуре. Когда они захватывали очередного джинчурики, никто из их односельчан не отправлялся на поиски, никто не переживал — чаще всего всем было плевать. Нарико больше не вернётся в деревню, она умрёт, как только извлекут биджу. Её жалкую душу не спасти, да и кто попытается?

— Итачи-сама?

Он встретил её полный надежды и восхищения взгляд.

— Как думаете, мои родители будут рады увидеть меня? Они меня полюбят?

Он не спешил с ответом, и только сделав ещё пару широких шагов по коридору, ответил:

— Разумеется.

Какая жалкая.

***

Сакура сидела на земле рядом с Саске, ласково держа его руку в своей и залечивая ссадины.

Остаток дня они тренировали тайдзюцу без перерыва на обед, и даже сейчас, с наступлением вечера мысль об ужине их не посещала — настолько оба были поглощены выматывающей тренировкой. Верная своему слову, Сакура согласилась на ещё один бой, потому что Саске смог правильно определить все её движения, и в этот раз по её просьбе не сдерживался. Он двигался значительно быстрее — подсказывало не только наблюдение, но и распухшая щека. Сакура и подумать не успела, чтобы уклониться, но если не считать ушиба, на ней не было ни царапины. Саске, напротив, заработал пару синяков, когда Сакура блокировала его удары. Он бил с такой силой, что ей не раз приходилось использовать чакру, чтобы избежать серьёзных повреждений, и в итоге сам пострадал от своих ударов.

— Вот это скорость. — Опухшая щека мешала чётко говорить.

— Ты сама сказала не сдерживаться, — пожал плечами Саске, когда она выпустила его руку.

— Я не жалуюсь, — ответила Сакура, поднеся руку к лицу.

Исцелять собственные раны было куда проще, потому что она на подсознательном уровне понимала, где лучше всего сосредоточить чакру.

— Как лицо? — спросил он.

Её губы тронула лёгкая улыбка. Сакура опустила руку, почти закончив лечение.

— Бывало хуже.

Саске не ответил. Она слегка похлопала его по плечу в немой просьбе подняться. Когда оба были на ногах, она взяла его за руку, ощущая ещё не иссякшее тепло собственной чакры на его коже.

— Какой долгий день, — сказала она. — Поужинаем где-нибудь или приготовить дома?

— Мы сегодня ещё не гуляли, — ровным голосом произнёс он, и Сакура удивлённо вскинула брови. Ей казалось, что Саске не нравятся их ежедневные прогулки, потому что он не видит в них пользы. Похоже, ошибалась.

— Тогда пройдёмся немного, — скрыть удивление ей не удалось. — Куда пойдём?

— Солнце село?

На лице отразилась глубокая озадаченность.

— Нет ещё, но…

— Пойдём куда-нибудь, где тебе будет видно закат, — сказал Саске, нетерпеливо потянув её за руку.

Внутри всё сжалось от его слов. Сакура не знала, что хуже: когда он метафорически выражаясь, говорил, что может видеть, или когда просил побыть его глазами. И то, и другое напоминало о его состоянии и заставляло в очередной раз задуматься о том, как это страшно, — ничего не видеть.

— Наверное, я знаю, куда идти, — поразмыслив, сказала Сакура и потянула его за собой.

Солнце медленно клонилось к западному горизонту, но Сакура знала, что если они хотят застать закат, нужно поторапливаться. За пятнадцать минут они покинули тренировочные площадки, и Сакура повела Саске по крышам, чтобы избежать людных улиц Конохи. Бегать по крышам всё ещё было для Саске сравни подвигу. Но, миновав с десяток домов, он приноровился. Сакура избирательно прокладывала маршрут к тому месту, о котором они оба хранили яркие воспоминания. Она предупредила Саске, что нужно спрыгнуть с крыши, как только они достигли цели — красного деревянного моста. На этом самом мосту они порой проводили не один час в ожидании Какаши-сенсея со сводкой о предстоящей миссии.

— Где мы? — озадаченно спросил Саске, когда она взяла обе его руки и положила на перильное ограждение моста, развернув лицом к заходящему солнцу.

— На мосту, где ждали Какаши-сенсея, — с теплотой отозвалась она, — отсюда должен быть очень красивый вид на закат.

Сакура встала рядом с ним, окидывая взглядом бегущую под ними речушку и отмечая, как красиво и мягко — до деревца — освещён правый берег. Она встала удобнее, созерцая испещрённую рябью поверхность воды. Люди сидели по домам за ужином после рабочего дня, поэтому вокруг не было ни души.

— Опиши мне закат, — немного погодя попросил Саске.

Сакура прочистила горло и, прежде чем начать, скользнула взглядом по склону неба.

— Солнце медленно опускается к горизонту. Оно напоминает огромный, добела раскалённый стеклянный шар. Подсвеченные снизу облака — оранжево-красные и ярко-жёлтые — расплылись полукругом, как радуга тёплых тонов. Прямо над нами небо растворяется в сумерках, мимо медленно проплывают тоненькие розовые перистые облака… Солнце уже скрылось за деревьями, и, если присмотреться, можно разглядеть силуэт каждого широкого, полностью развёрнутого листа: их края сияют золотом. Выглядит неестественно. Листья колышутся на ветру, и тени рассыпаются по воде. Рябь реки отражает свет, поэтому на нас сейчас пляшут солнечные блики. Они стирают тени с твоего лица… Солнце полностью скрылось за деревьями. Всё, что осталось, — широкий золотой след, похожий на арку, которая как будто сдерживает наступающую темноту. Перистые облака — уже сиреневые — медленно тают в синеве. На юго-западе, как осколок кристалла, сверкнула первая звезда. Луны не видно.

Она замолчала, посмотрела на реку и нашла взглядом отражение одинокой звезды, которая то появлялась, то вновь исчезала на мелких волнах ультрамариновой поверхности. Разгорячённое после тренировки и бега тело успело остыть, и от лёгкого ветерка Сакура поёжилась.

— Тебе нужно было одеться теплее, — подал голос Саске, замерший, как изваяние.

— Это всё, что ты можешь сказать после такого описания? — улыбнулась Сакура с напускной сердитостью.

Саске ничего не ответил — он задумчиво молчал. Сакура посмотрела на его серьёзное лицо, пытаясь представить, что занимает его мысли. Как же трудно было его понять. Порой казалось, что весь его мир — нематериальный, неосязаемый. Даже спустя месяц совместной жизни Саске открывался ей с большой неохотой. Иногда делился чем-нибудь, чего не расскажет никому другому, но то случалось редко. Он относился к её просьбам или распоряжениям с прежней осторожностью, несмотря на слова о доверии. И хоть здесь не было ничего удивительного, Сакуру его настороженность слегка задевала.

— У тебя хорошо получилось, — сказал он тихим голосом, как будто обращался скорее к себе.

Может, дело было в тоне его голоса, или на Сакуру вновь накатила волна сострадания, когда он произнёс последние слова — какой бы ни была причина — ей остро захотелось утешить его и в чём-нибудь убедить. Не сводя взгляда с быстроводной речки, от поверхности которой до этого отражался свет и солнечными зайчиками плясал на их лицах, Сакура неуверенно обхватила его руками и заключила в объятия. Саске напрягся, но спустя пару секунд медленно, почти с опаской обхватил её плечи рукой, притягивая ближе.

От удивления Сакура забыла, как дышать. Она подняла голову, чтобы заглянуть ему в лицо, но кроме привычной холодной маски ничего там не увидела. Саске отвернулся, уставившись невидящим взглядом на левый берег реки. Лживая отчуждённость не могла скрыть его настоящего. Действия говорили громче слов и раскрывали притворство.

— Сакура, — пробормотал он едва различимо в шуме ветра, — спасибо.

Глаза защипало. Эти же слова он произнёс, когда уходил из деревни с намерением никогда больше не возвращаться. Сердце встрепенулось, а в памяти ярко вспыхнули воспоминания самых печальных мгновений её жизни. Никогда больше, — пообещала себе Сакура, стоя рядом с ним на мосту, где раньше проходили сборы команды, — никогда больше она не позволит ему уйти. Встать на тот же путь, который принёс ему столько боли.