Дождь не переставал. Нарико, стоя на носочках, выглядывала из вырубленного в камне окна, выходящего из покоев Конан. У Итачи окон не было, и теперь Нарико могла вдоволь налюбоваться красивым видом. Она успела позабыть чудеса, которые видела в раннем детстве: горы, дождь, звёзды в ночном небе и солнечные лучи на лугу. Всё это вновь открылось ей после того, как Итачи спас её. Нарико вытащила руку из окна, смотря, как капли разбиваются о кожу, а потом с неподдельным изумлением уставилась на ладонь, когда в ней накопилась дождевая вода.

Убрав руку, Нарико высунулась из окна и глянула вниз. До земли было далеко — Акацуки жили в горных пещерах, и покои Конан находились на самом верху. Если выпасть из окна, можно долго-долго лететь с утёса, отвесными обрывами падающего в острые камни. Будет больно, — подумала Нарико. Недалеко от подножия утёса находилась небольшая роща. Когда Нарико очнулась по дороге из деревни в это убежище, деревья показались ей невероятно красивыми. Она вспомнила, как видела их в детстве. Листья опадали зимой и распускались весной. Сколько же времени прошло, прежде чем она их снова увидела?

Нарико бессознательно коснулась рукой живота и замерла, потерянная в мыслях. Когда её заперли, она думала, что сотворила нечто ужасное — такое, из-за чего все на неё рассердились и поэтому наказали. Каким бы ни был проступок, наказание оказалось очень суровым. Её заперли на долгие годы. Но, как выяснилось, заперли Нарико из-за демона, живущего в её теле, из-за демона, о котором рассказал Итачи. Когда появился этот демон? Она никак не могла вспомнить, каким образом демон поселился в теле. Зато прекрасно помнила тот день, когда он впервые выпустил когти. Нарико не знала, как назвать явление — теперь ему было имя.

Тогда она была совсем крохой. В тот день было… дождливо, как и сейчас, только тучи висели тяжелее. Это старое воспоминание потускнело со временем. Подробности в нём будто смазались. Нарико затруднялась вспомнить, что именно произошло. Мальчик постарше и ещё несколько глумились над ней и кричали. Она прикрыла глаза на минутку. Нарико помнила, что плакала и как боялась.

За этими событиями в её воспоминаниях возник хаос. В голове проносились обрывки сцен. Раздался оглушительный треск, вспышка голубовато-жёлтого света озарила всё вокруг. От обжигающего жара и мощного сгустка энергии волосы встали дыбом. После того, как дым рассеялся, мальчики исчезли, а на их месте образовалась яма, будто кто-то огромной ложкой зачерпнул землю.

На шум прибежали люди. Криков стало больше, как и её слёз. После нескольких вспышек пропало много людей. Что случилось после, Нарико не знала. Может, потеряла сознание? Как бы там ни было, её заперли, разлучили с родителями, лиц которых она уж и не помнила. Её почти не кормили.

Когда приснился первый сон? Точно после того дня, когда свет изрешетил землю вокруг и оставил невредимым всё, кроме неё. Ей приснилось злобное существо с длинным телом и острыми зубами. Мех этого существа цветом напоминал её волосы, а вот глаза у него были красные, совсем как у Итачи… Зверь размахивал шестью хвостами. Яркие вспышки, которые, как сказал Итачи, назывались молнией, сверкали во сне. С их помощью зверь уничтожал всё вокруг. Нарико всегда просыпалась, дрожа от страха.

А потом пришёл Итачи. Он забрал её оттуда, где её ненавидели. По его словам, всему виной был демон. Жители деревни непременно полюбили бы Нарико, не поселись он в ней. Когда ей станет лучше, она отдаст демона Итачи и вернётся домой. Надо было догадаться раньше о том, что ненависть направлена отнюдь не на неё. Это демон убил тех мальчиков и взрослых. Избавившись от него, она расскажет всем в деревне правду, и они примут её. Нужно набраться сил. Ради Итачи и ради себя.

Довольная этой мыслью, Нарико отняла руку от живота и снова подставила под дождь, наблюдая, как капли разбиваются о ладонь. Ей очень нравился дождь, но она не знала, как и почему с неба капает вода. Нарико подалась чуть вперёд, желая почувствовать прикосновение дождя на всей руке, а не только на ладони. Вода завораживала и освежала. Нарико не обернулась на звук открывающейся двери. Скорее всего, это пришла Конан. Конан она недолюбливала.

— Нарико! — вдруг вскричала та и, вцепившись в воротник её плаща, затащила внутрь. Нарико испуганно уставилась на неё. Во взгляде Конан тоже читался страх. — Никогда не высовывайся так в окно! Ты могла выпасть.

Нарико потупила взгляд.

— Я не собиралась выпадать.

Нетерпеливый вздох.

— Знай, щеночек, что бывают несчастные случаи.

Когда Конан не обращалась к ней по имени, то звала щеночком. Поначалу это смущало Нарико. Она не знала, что у человека может быть больше одного имени. Позже она спросила Итачи, и он объяснил, что Конан придумала для неё прозвище. Тогда Нарико поинтересовалась, кто такой «щеночек», и он сказал, что щенками называют детёнышей некоторых животных, например, собак, хорьков или ласок. Почему Конан выбрала для неё это прозвище, оставалось загадкой, но Нарико воспринимала всё как есть и больше вопросов не задавала.

— Я буду осторожнее, — пообещала она, осторожно высвободившись из хватки.

Конан тяжело вздохнула и, покачав головой, прошла в угол к письменному столу, заваленному свитками и бумагами. Она села за стол и тут же позабыла о Нарико — причудливые символы, выведенные на бумаге, всецело завладели её вниманием. Нарико повернулась и посмотрела в окно: необязательно трогать дождь, его достаточно просто наблюдать. Конан не понравится, если она снова высунется из окна, и пусть Нарико не питала к этой женщине нежных чувств, ей не хотелось, чтобы её ещё раз дёрнули за воротник.

Глазам открывался скалистый пейзаж. Перед ней простиралось множество гор, высокие деревья тянулись к небу заострёнными верхушками. Это были странные деревья с такими же остроконечными и тёмными — темнее, чем она привыкла видеть — листьями. За деревьями земля скатывалась в огромное озеро. В ясные дни водная гладь ловила солнечные лучи. Обычно озеро было красивого синего цвета, но сейчас казалось большой дымчато-серой лужей. Какой красивый вид! Итачи говорил, что это место называется Страной Земли, что это родина Дейдары. От Итачи же Нарико знала, что у Акацуки много убежищ, похожих на то, в котором они находились сейчас. Интересно, где ещё жил Итачи. Там так же красиво, как здесь?

Каким был его дом? Есть ли у него любящая семья? Мама и папа, которые скучают по нему так же, как в её мечтах скучают по ней её родители? Нарико не знала, есть ли у неё братья или сёстры. А у Итачи? Если есть — старшие или младшие? Они восхищаются им так же, как восхищается она? Нарико обязательно спросит.

— Конан-сан? Когда вернётся Итачи-сама? — поинтересовалась она, не отрывая взгляд от пейзажа. — Его нет уже целую вечность.

— Месяц — это не вечность, — небрежно обронила Конан. — Он вернётся, не успеешь глазом моргнуть.

— Долго ещё ждать? — снова спросила Нарико, отлепив наконец взгляд от дождя.

— Месяца полтора, — Конан оторвалась от работы и пытливо посмотрела на Нарико. — Страна, в которую он отправился, находится далеко отсюда.

— Откуда вы знаете? — пристала она. — Может, это не так уж далеко…

— Просто я знаю, щеночек. Раньше я там жила, — ответила Конан, возвращаясь к работе. — Сейчас мы находимся в глубине Страны Земли. Ему понадобится чуть больше недели, чтобы только добраться до границы…

— Неделя — это сколько? — перебила Нарико. Временные промежутки недели и месяца ей были незнакомы, как и «год» оказался совершенно новым понятием.

— Семь дней. Итачи потребуется десять, чтобы добраться до границы. Ещё семь, чтобы доставить послание в Страну Дождя. А оттуда — ещё двадцать дней, чтобы добраться до границы, — объяснила Конан, твёрдым взглядом уставившись на Нарико. — Успеваешь за мной? Тридцать семь дней. Его нет уже тридцать. Ещё пять дней, чтобы добраться до нужного места. Возвращаться он будет по морю. Два дня, чтобы пересечь море от Страны Молнии до полуострова, три дня — по самому полуострову, четыре дня в море до порта и ещё четыре до нас. На всю дорогу туда и обратно — пятьдесят пять дней.

— А его нет только тридцать… — неуверенно пролепетала Нарико. В счёте она была не сильна. — Значит, он вернётся через…

— Двадцать пять дней плюс-минус несколько, — небрежно ответила Конан и вновь вернулась к работе. — Просто жди, и он вернётся.

Вздохнув, Нарико отошла от окна и села в кресло в углу комнаты. Она внимательно следила глазами за движениями Конан. Та была полностью поглощена работой, выводя на бумаге маленькие символы, которые Итачи пообещал научить «читать». Много ли людей умеют читать? — спрашивала себя Нарико. Подстёгиваемая любопытством, она встала, осторожно приблизилась к столу и тихо, чтобы не помешать, села напротив Конан.

— Вы читаете? — помолчав, поинтересовалась она.

— Пишу, но если тебе что-нибудь нужно, я могу принести, — Конан глянула на неё вскользь.

Нарико покачала головой.

— Нет, мне просто было интересно, читаете вы или нет… Я не умею читать, но Итачи-сама сказал, что научит.

— Надо же, — Конан пронзила её взглядом, и Нарико опустила глаза. Ей не нравилось привлекать внимание других членов Акацуки. На мгновение в покоях воцарилась тишина, потом Конан пробормотала: — На него не похоже.

Нарико не знала, как понимать слова Конан, но ей показалось, что предложение Итачи её удивило.

— А вы хорошо… знаете Итачи-сама?

Задумчивая пауза.

— Не очень, — с усмешкой ответила Конан. — Мы мало разговариваем.

— Но я постоянно вижу вас вместе, и вы разговариваете, — изумлённо заявила Нарико. Когда Конан встретила её взгляд, та быстро посмотрела в сторону, сообразив, что сказала не то. — Ну вы… Вы говорите с ним не так, как другие. Я подумала, что это потому, что вы хорошо его знаете… Просто вы смотрите на него… по-другому.

Конан опустила взгляд, вытащила один лист с иероглифами и сложила птичку.

— И на него, и на Дейдару, и на остальных мужчин — раз уж на то пошло — я смотрю одинаково.

— Но вы же… — неожиданно для себя заговорила Нарико, не глядя Конан в глаза. — Вы же беспокоитесь о нём, Конан-сан?

— Не больше, чем о других мужчинах, — едко повторила та. Нарико её тон не понравился. Конан схватила кисть и принялась выводить чернилами иероглифы. — Я знаю, что ты почти всю жизнь прожила вдали от людей, поэтому не жду, что ты поймёшь, какие отношения связывают меня и Учиху Итачи. Но я советую тебе не лезть туда, куда не просят.

Нарико встала и коротко поклонилась.

— Извините.

— Мне нужно работать. Иди займи себя чем-нибудь, пока я не закончу, — скомандовала Конан и отмахнулась, прогоняя её. С кисти сорвалась капля чернил и упала на нетронутый лист. — Этот разговор должен остаться между нами.

Молча кивнув, Нарико выскочила из покоев, боясь сильнее рассердить. Как только дверь закрылась за её спиной, Конан шумно выдохнула и опустила подбородок на сложенные в замок руки. Взгляд упал на кляксу, расползшуюся по белому листу, потом переместился на дверь, за которой скрылась Нарико. Лист больше не будет белым.

***

Дни до миссии сочлись до одного. И день этот подходил к завершению. Сакура приложила все усилия, чтобы выбить из Саске дух, и сильно в этом не преуспела. Она уступала, и все старания грозили завершиться провалом. Саске приблизился сзади — неизбежное было не предотвратить.

Резко развернувшись, она сделала единственное, что могла: сосредоточив чакру в руках, закрылась от удара, который несомненно отправит её на несколько метров в полёт. Заслонив лицо, она зажмурилась и приготовилась к боли, но та не наступила. Как только Сакура поняла, что удар не последует, она тут же открыла глаза. Если Саске не ударит в лицо, значит, попробует другое уязвимое место. Каково было её удивление, когда, открыв глаза, она обнаружила, что Саске замер, не донеся кулак каких-то пару сантиметров.

Она посмотрела на него с подозрением и блок не убрала. Что он задумал? Ещё больше Сакура удивилась, когда Саске опустил кулак и выпрямился.

— Закругляемся, — ровно проговорил он. Она нахмурилась.

— Зачем ты остановил бой? — Сакура опустила руки. — Ещё рано… Даже темнеть не начало.

— Миссия завтра, — непреклонно ответил Саске. — Ты в последнее время совсем не думаешь об отдыхе. Я не хочу, чтобы ты завтра валилась с ног от усталости.

— Думаю я об отдыхе, — огрызнулась Сакура. — Почему ты не закончил бой? Саске, ты опять боишься ранить меня? Нет, не это — ты не воспринимаешь меня как противника.

— Неправда, — спокойно ответил Саске. — Не надо лишний раз тратить чакру на ссадины. Пошли домой, нужно лечь пораньше.

Она демонстративно покачала головой.

— Хочешь — иди, а я потренируюсь ещё.

— Сакура, — он нахмурился.

— С чего ты вообще взял, что мне нужно больше отдыхать? — потребовала она. Раздражение потихоньку сменялось злостью.

— Ты не спишь из-за меня ночами, тренируешься допоздна и тратишь много чакры, чтобы вернуть мне зрение, — ответил он с тем же раздражением и скрестил руки на груди. — Ты устала. До завтра нужно набраться сил. Ты тут не останешься.

— Прости, Саске, но я сама решу, что мне делать, — упрямо заявила Сакура. — Я не собираюсь тратить время на сон, мне нужно тренироваться.

Саске слегка склонил голову, как если бы сказал: «Будь по-твоему» и опустил руки. Сакура собиралась отвернуться, когда он сбил её с ног и взвалил на плечо, как мешок картошки.

— Ты что творишь?! — взъелась она.

— Возвращаю тебя в деревню, — спокойно ответил Саске, и Сакура недовольно застонала.

И кто надоумил его тренироваться с Неджи! Он прекрасно видел на триста шестьдесят градусов без слепых пятен. Саске замечал всё в мельчайших деталях — неважно, вблизи или вдали. Он точно не споткнётся и не уронит её. До его «прозрения», Саске всюду нужно было сопровождать, поэтому раньше Сакура сама решала, когда закончить тренировку. Сейчас ситуация вышла из-под её контроля.

— Саске, отпусти меня! — крикнула она, извиваясь всем телом в попытке освободиться, но хватку он не ослабил. — Мне нужно тренироваться. Меня так и будут называть слабачкой!

— Никто не называет тебя слабачкой, — рассудил Саске. Шаг он не сбавлял, поэтому Сакура с испугом наблюдала, как отдаляется тренировочная площадка.

— Папа называет! — крикнула в ответ она. — Плевать, если так не считают другие, я ему должна доказать! Всю мою жизнь он считал, что я ничего не добьюсь в этой жизни, и всегда больше всех критиковал! Другие не считают меня слабой — ну и пусть! Главное, что думает он. У меня есть мозг, я находчивая, но для него это всё пустой звук, если я не сильна в бою.

— Сакура, я же не говорю тебе навсегда бросить тренировку, — ответил Саске с раздражением. — Только сегодня. Тем более, ты сама мне без конца твердишь, что не нужно каждый раз выкладываться на всю.

— Нет, я докажу ему! Стану джоунином, вступлю в АНБУ, если потребуется! — Сакура едва не плакала. — Да я Хокаге стану, если надо, чтобы там Наруто ни сказал! Отпусти!

— Дома отпущу, — не уступая ей в упрямстве, ответил Саске.

— Ладно! — зло крикнула она. Сакура колотила его в спину, но Саске это, казалось, только забавляло. Поэтому, отважившись, она с силой ударила по затылку. Саске тут же вышвырнуло из реальности, тело обмякло. Сакура пискнула, когда они оба полетели на землю.

***

Его руки опустели, а перед глазами распростёрлась чёрная пустота. Он огляделся, свирепо сверкая взглядом. Пространство вокруг странно пульсировало. Саске по колено стоял в грязи. Он посмотрел на свои ладони, потом наверх. И скрестил руки.

— Это было очень подло, — сказал он ввысь. К его облегчению отовсюду раздался озорной смех.

— Прости, Саске. Я ещё чуть-чуть потренируюсь, — ответила Сакура. — Я просила отпустить меня. Посмотри на это с другой стороны: пока ждёшь, можешь попрактиковаться в гендзюцу.

— Сакура? — позвал он, но ответом была тишина. Нахмурившись, Саске сложил руки в печать. Кажется, иначе Сакуру не остановить.

— Кай!

***

Она встала на колени рядом с его безвольным телом и с лёгкой улыбкой смахнула волосы с его лица. Сакура оттащила Саске к дереву и положила в тени. Медленно клонившееся к закату солнце светило мягче. Сакура и подумать не могла, что когда-нибудь услышит от Саске просьбу прекратить тренировку. Казалось, он говорил с ней искренне. На щеках против её воли выступил лёгкий смущённый румянец.

— Прости, Саске, — сказала Сакура, глядя на его безмятежное лицо. — Как бы там ни было, я очень ценю твою заботу.

С этими словами она встала и побрела на тренировочную площадку.

***

Разорвать иллюзию удалось через час. Несмотря на новый рекорд, Саске не испытывал радости. И хоть он вернулся домой рука об руку с Сакурой, радостнее от этого не стало. Сакура охотно согласилась завершить тренировку, как только он выбрался из гендзюцу, но Саске злился на себя за то, что позволил ей провернуть такой трюк. От усталости и огорчения он решил лечь спать раньше.

Но приблизившись к спальне, устало застонал. Ему не нужно было зрение: он и так знал, что Сакура сидит на его кровати и ждёт. Она садилась на кровать только когда собиралась провести очередную процедуру. Саске вошёл в комнату и строго на неё посмотрел.

— Сакура, не сегодня. Тебе нужно отдыхать, — сказал он ей, но Сакура сложила брови домиком.

— Саске, тебе кажется, что изменений нет, — умоляюще пролепетала она, — но они есть. Я чувствую.

За последнюю неделю она провела шесть процедур, и за это время никаких существенных изменений он не заметил. В конце каждой процедуры его ждали тьма и в край обессилевшая Сакура. Один раз, истратив слишком много чакры, она потеряла сознание. Но сколько бы Сакура ни старалась, изменений он не ощущал.

— Не переживай из-за этого, — он покачал головой, но она не сдвинулась с места.

— Саске, пожалуйста, — смиренно произнесла Сакура. — Мне стыдно за сегодняшнее, поэтому в качестве извинений можно я проведу процедуру?

— В качестве извинений иди спать, — отрезал он.

— Тебе это пользы не принесёт, — Сакура похлопала ладонью по матрасу, приглашая сесть. — Я хочу помочь тебе.

Саске подошёл к кровати и сел на самый край, не желая придвигаться к Сакуре. Когда он заговорил, голос звучал устало:

— Миссия уже завтра. Я не хочу, чтобы ты жертвовала собой ради других, особенно ради меня.

— Ничего со мной не случится, — она ответила непринуждённо, не восприняв его слова всерьёз.

— Сакура, я не шучу, — он повернулся к ней вполоборота. — Если я разрешу, снова дойдёт до того, что ты потеряешь сознание.

Она помолчала, задумчиво глядя в пол и заламывая пальцы. Может, прислушалась к его словам?

— Знаешь, Саске, твоя забота для меня очень много значит. Но если ты не хочешь, чтобы сегодня я лечила глаза, то я не буду… Просто мне хочется сделать тебя счастливым.

Услышав, что она не собирается проводить процедуру, Саске немного расслабился. Сакура отступила и избавила его от необходимости переубеждать её. Он внимательно изучил её воссозданным чакрой взглядом. Сакура выглядела подавленной. Неужели она так сильно хочет помочь?

— Зачем стараться сделать всех счастливыми? Ты и так делаешь очень много для всех, включая отца, который точно этого не заслуживает, — он откинулся на спину и, протянув к ней руку, крепко сжал ладонь. — А сама что?

— Мне некогда заботиться о своём счастье, я очень многим должна. Стараться ради себя эгоистично с моей стороны, — тепло отозвалась Сакура, но в словах слышалась печаль. Из её уст они звучали так естественно, словно утверждение приросло к ней, стало второй натурой. В следующую минуту она отрешённо добавила: — Вот почему мне больно смотреть на тебя, Саске Учиха. Я не могу вернуть тебе счастье. Не могу вернуть тебе то, что ты потерял. Твою семью.

Он слушал и не верил ушам. Слова не укладывались у него в голове. Он не заслуживал её непоколебимого сочувствия и жертвенности. Ненависть к себе от этого только росла. Сакура не могла вернуть ему семью, и эта мысль лишала её покоя, приносила несчастье. Несчастье приносил ей он.

— Я не могу вернуть тебе твой клан, но могу помочь стать сильнее, чтобы отомстить. Может быть, со смертью Итачи ты наконец успокоишься и когда-нибудь позволишь себе счастье. Тогда и я стану счастливой, — пробормотала она. Голос звучал всё тише, отчего глубоко в душе у него зародилось странное чувство. Он не мог дать ему имя. Сочувствие? Жалость? Сожаление? Страстное желание сделать её счастливой в ответ? Саске не понимал этого чувства, хотя милостью Сакуры с того самого дня, когда она пообещала помочь ему привыкнуть к слепоте, испытывал его довольно часто. — А когда ты возродишь клан, я обещаю тебе, что тоже помогу — я могу принять роды у твоей жены или просто сидеть с детьми.

От последнего заявления ему стало не по себе. Как будто он проглотил кубик льда, и тот, не растаяв, оказался в желудке, потому что внутренности вдруг сковало холодом. Слышать от Сакуры подобное было странно. Девчонкой она всегда вела себя так, будто крепко убедила себя, что в будущем станет его женой. Сейчас, казалось, смирилась с тем, что этому не бывать. Он никогда никого не рассматривал на роль жены: Итачи своим существованием грозил его семье, с кем бы Саске её ни создал. Он не собирался торопить события, ведь даже мысль о будущей жене привела бы его к горячо ненавистному брату. И хотя Саске никогда не задумывался о том, с кем возродит клан, от Сакуры такое заявление он ожидал услышать в последнюю очередь.

Больше всего Саске потрясла перемена: перемена в ней, перемена, произошедшая со временем в них самих. А ещё жгучее желание вернуть всё как было раньше. До того, как он совершил огромную ошибку, покинув Коноху. Саске не знал, откуда взялось смятение и нервная отрешённость, которые породили её слова.

— Не надо так, — сказал он ей. Удивление на её лице проступило настолько отчётливо, что Саске пожалел, что открыл рот. Любой счёл бы её предложение за честь, а не отмахивался бы с пренебрежением. — Не надо идти на такие жертвы ради меня. После всего, что я сделал, я последний человек, который заслуживает помощи.

— Как раз потому, что ты считаешь, что не достоин моей помощи, она нужна тебе больше всего, — мягко ответила Сакура. — Те, кто заслуживает помощи, чаще всего её отвергают.

Саске не знал, что сказать. Он изменился, живя с ней. Месяцы назад он бы холодно отверг её предложение, сказал бы, что ему не нужна её помощь. Сейчас Саске не знал, что сказать. Он нуждался в её помощи, но принимать не хотел и отнюдь не из-за гордости.

Он её не заслуживал.

— Аригато, — наконец пробормотал он, совсем растеряв слова.

На её лице мелькнула улыбка. Сакура посмотрела на него.

— Если ты станешь от этого счастливее, тогда я пошла спать.

Её ладонь выскользнула из его, и Сакура встала с кровати. Саске понял, что должен что-то сделать, выразить признательность, заботу. Ему захотелось прижать её к себе и держать так до тех пор, пока мысль о помощи не покинет её голову, но к тому времени, как он набрался смелости потянуться к ней, она выпорхнула из комнаты.