2. О рычагах давления и безвыходном положении

Остаток августа проходит тихо, практически без событий вообще, если не считать, что Горо так и не нашёл новых сотрудников в кофейню, за что получил не только от Макото, но и от испуганных Хэйдзо и Ёимии — им работу терять уж очень не хотелось от слова совсем. Он приносит миллион извинений и каждый день пишет в общий чат, что обязательно поймает в свои сети какого-нибудь наивного первокурсника, наобещав золотые горы и три бесплатных кружки кофе в день. И за две недели он невероятно надоедает, поэтому чат отправляется в беззвучный режим, и даже ежедневная подборка максимально страннейших мемов от Ёимии никак не влияет на решение Хэйдзо. Кардиган он так и не забирает с кресла, потому что регулярно видит его на Казухе — видимо, тот действительно настолько рассеянный, что забывает одеться, когда идёт курить на балкон. Они стали время от времени перекидываться парой предложений, и это огромный прогресс для людей, которые раньше и не пытались найти что-то общее.

Сентябрь встречает солнечными деньками, прохладным ветром и неприятными новостями, подстерегающими прямо на выходе из подъезда. В чате за те две минуты, пока Хэйдзо спускается с четвёртого этажа, внезапно появляется около трёхсот сообщений, большая часть из которых — возгласы восторга, и он, подозревая худшее, а радоваться и Горо, и Ёимия могут только двум вещам: троекратному повышению стипендии, что маловероятно, и Камисато Аято в качестве приглашённого эксперта на практических занятиях, о чём половину прошлого года ходили слухи, задерживает дыхание, пролистывая сообщения вверх, на начало этой максимально содержательной дискуссии. Опасения его подтверждаются, когда он видит пересланное сообщение из группы по уголовному праву:

«Камисато Аято будет приглашённым экспертом на парах по уголовке до конца семестра».

— Твою ж мать…

— Что-то случилось? — Казуха застаёт в его врасплох и беззлобно хмыкает, когда тот вздрагивает. Он сидит на крытой скамейке у подъезда и смотрит на него внимательным взглядом. У него, как всегда, сигарета в фарфоровых пальцах, торчащих из длинных рукавов красно-коричневого кардигана Хэйдзо, подбородок он подпирает намертво перебинтованной правой рукой, локоть которой упирается в бледные коленки, торчащие из драных джинсов. И как ему только не холодно? Облако дыма поднимается к небу, постепенно рассеиваясь, пока изящная рука стряхивает пепел на землю.

— Да ничего особенного, просто, — он раздумывает, стоит ли вообще ему об этом говорить и решает, что не стоит, мало ли, — изменения в преподавательском составе, которые не то чтобы радуют. А ты? Ждёшь кого-то?

— Ага, — он едва меняется в лице, голос недовольный, — такси до универа.

— Так ты… — Хэйдзо не знает, как сформулировать вопрос, чтобы он не звучал как «Ничего себе, ты всё-таки учишься, а не играешь ночами, живя у Аято на шее?», но не успевает ничего добавить, потому что встречается взглядом с глазами в которых читается насмешка.

— Ты что ли думал, что я только играю по ночам?

Он беззлобно смеётся, оголяя белые зубы с щербинкой в верхнем ряду, вызывая ответную улыбку.

— Ну, есть такое.

— Если хочешь, кстати, моё «такси» и тебя подвезёт, — сигарета отправляется в мусорный бак, — всё равно нам всем в одну сторону.

И Хэйдзо, ожидаемо для себя, для Казухи, для соседской собаки, смотрящей на них с балкона на втором этаже и для всего остального населения планеты, соглашается.

И жалеет уже через пять минут, потому что…

В их двор на Лексусе, на который даже смотреть дорого, заезжает его страшный кошмар. Камисато Аято собственной персоной. Он давит тяжёлый вздох, потому что уже опаздывает и сам на это подписался и плетётся за Казухой, где-то в глубине души надеясь, что Аято решит, что он слишком бедно одет для поездок на его машине и запретит ему на неё даже смотреть. Но этого не происходит.

Передняя дверь с пассажирской стороны открывается и оттуда звучит нарочито недовольное:

— Быстрее, ты хочешь опоздать в первый же день новой жизни?

— Я бы предпочёл проваляться целые сутки дома, играя и болтая с друзьями по дискорду, — и беззлобно, так же притворно недовольно добавляет: — и без всяких нянек.

— Да садись ты уже, холодно, — Хэйдзо лица Аято не видит, но в голосе отчётливо слышна улыбка. А затем настороженность: — А это кто с тобой?

— Хэйдзо, снимает комнату, ты бы знал его, если бы хоть что-то в твоей жизни делал не Тома. — Он садится на пассажирское место и добавляет, уже Хэйдзо: — Не бойся, эта машина пережила три аварии, несколько разлитых стаканов с кофе и баббл ти и секс, вряд ли то, что ты разок в ней проедешь, нанесёт ей психологическую травму. Садись, а то оба опоздаем.

Он мысли что ли читает?

В машине пахнет кофе, сладковатыми духами и кожей, и Хэйдзо обволакивает комфортом, будто всё это создано, чтобы усыпить бдительность. Аято сразу же протягивает Казухе стаканчик с кофе и, поймав взгляд настороженно-растерянный Хэйдзо в зеркало заднего вида, извиняющимся тоном негромко говорит:

— Прости, Казуха не предупреждал, что будет с, — он заминается и хитро щурится, — эээ другом, так что я больше не брал кофе.

— Не переживайте, — Хэйдзо отводит взгляд и сосредотачивается на чате, сообщения в котором всё прибывают, сомнительная альтернатива, но так он хотя бы не чувствует себя в логове змея.

Поездка проходит без приключений, Казуха и Аято о чём-то болтают, Хэйдзо их не слушает, малоприятно чувствовать себя лишним и лезть в чужой разговор, и только читает сообщения, непрерывно появляющиеся в чате — Ёимия сегодня ещё хуже, чем обычно.

Ёимия

Хэйдзо, я вижу, что ты читаешь сообщения, поэтому знай, сегодня после пар я тебя забираю

Не переживай из-за кофейни, Макото разрешила

Хэйдзо

Даже я не знаю своё расписание, тебе-то откуда…

Ёимия

Есть источники

Горо

Она спросила в деканате

Сумасшедшая

Кстати, я бы на твоём месте бежал из страны

Пресс Ф погибшим

Дальше он не успевает ничего ответить, потому что машина останавливается прямо у главного корпуса. Он неловко прощается с Аято и закрывает за собой дверь, и, когда машина отъезжает, внезапно становится даже легче дышать. Казуха хлопает его по плечу и с удивлением спрашивает:

— Он тебя так пугает? — и, предвосхищая вопрос: — На тебе всю поездку как будто лица не было.

— Ахах было бы странно обсуждать это с тобой, учитывая, что он твой, — он не хочет продолжать предложение, мысленно уже бьёт себя за длинный язык, но всё-таки, сдавленно выдыхает внезапно вопросительное, — друг?

— Да, но я сомневаюсь, что ты скажешь мне что-то новое, — он снова закуривает на ходу, у Хэйдзо возникает иррациональное желание вырвать эту чёртову сигарету и выбросить её куда подальше вместе с помятой пачкой и потёртой зажигалкой, — Аято умеет произвести впечатление. Он и правда хитрый, и умеет манипулировать, и, если у него есть цель, он не остановится ни перед чем, чтобы её достигнуть. — Снова затягивается. — Но он добрый, хоть и тщательно это скрывает, и умеет заботиться, несмотря на свои королевские замашки и любовь к шёлковым пижамам. К нему просто нужно привыкнуть.

Хэйдзо, конечно, его внимательно слушает, будто действительно собирается к Аято привыкать, не сводя взгляда с его лица, используя эту возможность, чтобы до деталей рассмотреть, запомнить его черты, и испуганно заключает, что он господибожемой красивый.

— Мне нужно идти, — Казуха разрушает момент и, улыбнувшись одними губами, добавляет, — подруга уже ждёт.

И действительно, в той стороне, куда он направился, стоит Аяка, неловко помахавшая ему рукой. Она, как всегда, уже с кучей бумаг, уже очевидно уставшая — синяки под глазами видны аж отсюда, всё-таки держать на своих хрупких плечах организацию всех мероприятий в университете работа тяжёлая. Она нехотя отдаёт Казухе часть бумаг и, они, переговариваясь, уходят в корпус. Хэйдзо, наверное, смотрел бы в ту сторону ещё долго, если бы не резкий голос Ёимии, от которого он вздрагивает:

— Попался!

— Мы всё видели! — Горо выглядывает из-за её спины, как так вышло, что они сдружились, несмотря на все конфликты, одному Сатане известно, который, видимо, решил создать адский союз для морального уничтожения Хэйдзо. — Во-первых, ты приехал на очень дорогой машине, во-вторых, это был тот парень из кофейни, он же твой сосед. И в-третьих…

— Только слепой бы не смог сложить два и два и заключить, что ты приехал на машине, — Ёимия понижает голос, надо же, она может не орать на весь корпус, — Камисато Аято.

Они смотрят на него с жаждущими сплетен и новостей взглядами, но Хэйдзо не собирается бросать им кости, поэтому только отвечает:

— Да, а что, что-то смущает? — и, предугадав волну возмущения от Ёимии, добавляет: — Не вздумай кричать, что ты видела, как нас подвозил новый преподаватель, иначе будут проблемы у всех. В том числе, и у вашего обожаемого Аято.

Он прекрасно знает, что никаких проблем ни у кого не будет, но на поле боя за своё ментальное здоровье все средства хороши, и лёгкая ложь не так страшна.

— Кстати, помнишь, я сказал, что она спросила расписание в деканате? — Горо, почувствовав, что про Аято Хэйдзо разговаривать больше не хочет и явно не будет, решает сменить тему. В некоторые моменты он действительно удивительно прозорлив. — Так вот, она ещё и сказала, что это Аяка её попросила. Вот, конечно, она обрадуется, когда узнает, что ты использовала её светлое имя.

— Да боже, Горо, — она раздражённо машет рукой, очевидно расстроенная, что расследование сплетни месяца зашло в тупик, — я же всё равно отнесу его ей, не съем же.

Они продолжают негромко переругиваться, рассуждая, обидится Аяка или нет, и Хэйдзо спокойно выдыхает под этот белый шум, радуясь, что они перестали обсуждать его утреннюю поездку, подробности которой он собирается унести с собой в могилу.

***

Пары пролетают в одно мгновение, возможно, дело в том, что были одни вводные занятия, на которых кроме редких записей ничего особо делать не надо, а, возможно, в том, что сегодня не было занятий с неким известным адвокатом. Сара, отсрочивая неизбежное похищение Хэйдзо Ёимией, оставляет всю группу после пар на полчаса, раздавая всем ценные указания, графики дежурств и расписание, фото которого она уже скинула в свежесозданный чат, который тут же оказался замьючен Хэйдзо — хватит с него и двух сплетников.

Ёимия поджидает его прямо у двери кабинета, из которого вся группа выплывает, получив наставления от Сары, подхватывает его под руку и, ведёт за собой. Сопротивляться ей бесполезно, и Хэйдзо смиренно идёт, пытаясь по пути выяснить, куда они направляются.

— Тебе понравится, — она заявляет безапелляционно, тон у неё игривый, свободная рука энергично размахивает новым портфелем — она искренне считает, что он придаёт ей серьёзности, и заспамила весь чат своими фотками — и становится понятно, что её очень забавляет, когда она знает что-то, чего не знает он сам. Она на периферии ловит сомнение в выражении его лица и добавляет: — Можем поспорить. Если я права, и ты согласишься на то, что я тебе предложу, то ты до конца года работаешь с кассой. А если я не права, и ты откажешься, то у тебя есть одно желание. Идёт?

— А как же рычаги давления? — Он хмурится от недостатка информации, хребтом чувствуя, что ситуация максимально подозрительная.

— Какие рычаги? — она притворно хихикает, будто ни разу не использовала их с Горо в качестве жертв своих психологических приёмов, и это всё начинает раздражать. — Решение всё ещё принимаешь ты.

Они приходят довольно быстро, бесконечные коридоры сменяются аркой перед огромной лестницей, и Хэйдзо, наконец, понимает, куда они идут.

— Ты серьёзно думаешь, что я соглашусь на рабский труд в студсовете? — он резко останавливается и вырывает свою руку из её крепкой хватки.

— Нет, я веду тебя на экскурсию. Сходи со мной в пару мест, делать тебе ничего не нужно, — она уже почти умоляет, и Хэйдзо почему-то соглашается. В большей степени только потому, что ему интересно, какой рычаг давления она придумала на этот раз.

***

Кабинет студсовета большой и скорее похож на секцию библиотеки: здесь стоит несколько столов, сдвинутых в один большой, справа от двери несколько книжных шкафов, только вместо книг там папки с отчётами за несколько лет, а у окна, подоконник которого буквально заставлен разномастными горшками с цветами, стоит диван и несколько кресел-мешков, на которых сейчас отдыхают одинокие путники, по ошибке когда-то согласившиеся на рабский труд.

Аяка сидит за столом, подперев подбородок рукой, и то, что она не спит, можно понять только потому, что она что-то очень быстро печатает на обклеенном стикерами ноутбуке. Она отнимает уставший взгляд от экрана и, увидев Ёимию и испуганного угнетающей картиной Хэйдзо, слишком радостно вскакивает с места.

— Привет! — она говорит негромко, но, видимо, все так привыкли к её голосу, что все, находящиеся в комнате в состоянии полусна мгновенно просыпаются и обращают внимание на пришедших. — Мы вас заждались. Я хотела, чтобы Хэйдзо познакомился со всеми прежде, чем мы разойдёмся, поэтому попросила их остаться.

— О, не стои… — Хэйдзо пытается спасти себя от многочисленных взглядов практически незнакомых людей, у него возникает резкое желание уйти отсюда, но дурацкая Ёимия так и не сказала, что она приготовила, и ему всё ещё интересно. Его подталкивают вперёд тонкие руки Ёимии, и он понимает, что уже поздно спасаться, остаётся надеяться, что она оставит его в живых.

— Тогда давайте быстренько всех познакомим с Хэйдзо, который пока ещё не согласился, и мы с ним пойдём в театральную труппу за сценарием. — Ёимия внезапно очень бодро и быстро начинает рассказывать про присутствующих: — С Аякой ты уже знаком, на её хрупких плечах держится весь университет. Этот огромный парень — Итто, он выпускается в этом году, так что его нагружаем всей самой физически тяжёлой работой, пока есть возможность…

Итто выглядит так, будто сошёл с обложки журнала «Men's Health»: он сидит на диване в костюме, пиджак расстёгнут, а пуговицы на его рубашке, нисколько, кстати, не скрывающей выдающуюся мускулатуру, как будто сейчас отлетят кому-то в глаз. В памяти непроизвольно возникает сцена из «Человека-паука» с Тоби Макгуайром, в которой герой удерживает от падения поезд, зацепившись паутиной за стены по обеим сторонам состава. К счастью, Ёимия, которая бы точно посмеялась с этой ассоциации, мысли читать не умеет и продолжает:

— Это Тома, местный клиниговый сервис, специалист по кейтерингу, бесплатный психолог на полставки, а ещё, — она заговорщицки шепчет почти на ухо Хэйдзо, — у него талант выбивать скидки абсолютно на всё.

Хэйдзо ему кивает, не уверенный, что он должен его узнавать. Тома улыбается, щурясь и обнажая ровный ряд зубов, он, в отличие от Итто, в обычной светлой футболке и джинсах, но даже в обычной одежде он выглядит представительно. Ёимия права. Впечатление, и второе тоже, он умеет производить.

— Это Куки, первокурсница с юридического, которую мы буквально вырвали из цепких лап актёров театральной труппы, узнавших, что она отлично делает реквизит и умеет подбирать музыку.

Невысокая девушка с выкрашенными волосами в травяной зелёный на секунду отвлекается от увлекательной переписки, чтобы кивнуть Хэйдзо с максимально безразличным выражением лица и вернуться обратно.

— И последняя, но не по важности, второй столп нашей деятельности, специалистка по планированию и сценариям, Кокоми. — Пастельно-розовые волосы прикрывают лицо девушки, не очень удобно устроившейся в кресле. Она обнимает кожаный блокнот, перевязанный нитями, и мерно дышит. Ёимия продолжает, но уже тише: — Ой, она заснула, не будите, пусть отдохнёт.

И эта картина пугает Хэйдзо куда больше, чем количество обязанностей Томы.

***

— Я схожу с тобой в этот ваш театр, но спать в универе — последнее, чего бы мне хотелось, уж извини, и никакие рычаги давления в виде пары знакомых мне людей, — он плетётся за ней, уставший от одного вида уже в первый день учёбы утомлённых неоплачиваемым трудом ребят, и хмуро говорит ей всё это в спину, — не сработают.

— Экскурсия ещё не окончена, — Ёимия оборачивается на пару секунд, но в закатном солнце, надо же, они и правда настолько долго уже здесь, видны пляшущие огоньки озорства в её глазах, и по спине Хэйдзо проходит дрожь подозрения. У неё определённо есть рычаг давления.

До актового зала, в котором в нетеатральный сезон проходят бесконечные репетиции, на которые могут попасть только избранные, добывшие печатное разрешение на посещение от руководителя труппы, и люди из студсовета, идут они недолго. В самом зале ничего особенного нет, кроме атмосферы: воздух весь пронизан сияющей в редких лучах света пылью старых кресел в красной обивке, творческой энергией находящихся здесь людей и чистым безумием декораций на сцене.

Хэйдзо здесь был всего несколько раз и только сейчас понял, что это место по-своему волшебное.

Их шаги заглушает ковровая дорожка, устилающая весь пол зрительного зала, Ёимия, как будто давая Хэйдзо возможность расслабиться и насладиться обстановкой, внимание к себе не спешит привлекать и спокойно идёт по направлению к двум переговаривающимся полушёпотом людям. Они оба, на чём-то сосредоточенные, стоят к ним спиной, поэтому лиц их не видно. Хэйдзо окидывает взглядом человека справа, задержавшись взглядом на длинных русых волосах, заплетённых в косу, и присматривается человеку слева: светлые волосы, собранные в пучок, закреплённый обгрызанным карандашом, красно-коричневый кардиган, с одной стороны сползший до локтя, и замирает. Он уверен, на этом человеке драные джинсы, и ему хочется отсюда сбежать, пока его догадка не подтвердилась.

У Ёимии и правда есть рычаг давления.

— Ну, чего встал? — её голос звучит громко откровенно издевательски, победная улыбка сияет на её губах, в глазах всё ещё горят те самые огоньки, будто складывающиеся в «я же говорила, что ты согласишься». Оба парня оборачиваются на звук и Казуха — это и правда он — вопросительно изгибает бровь:

— Ты Ёимия, да? — голос у него хрипловатый, уставший, он, не дождавшись даже кивка, на несколько секунд поворачивается к блондинке, одетой как на комик-кон, шёпотом проговаривающей текст и активно жестикулирующей, и сдержанно говорит: — Эми, ты переигрываешь. Начни с эпизода с домом ещё раз. — Возвращается к Ёимии и давит наигранную улыбку. — Ты за сценарием с правками? Я посмотрел его, надеюсь, Аяка будет довольна.

Хэйдзо, стоящий в тени Ёимии надеется, что Казуха его не заметит, но тот, протягивая девушке толстую папку с бумагами, вдруг смотрит прямо в его глаза и улыбается уже искренне:

— И ты здесь? Тоже заманили в студсовет бесплатными обедами?

Так они всё-таки работают за еду. Хоть что-то.

— Да, вроде того, — он чувствует, что его уши и щёки горят, и надеется, что в полумраке зала этого не видно, — у Ёимии есть набор рычагов давления.

Казуха смеётся и, увидев, что Эми снова ушла в активную жестикуляцию, бросает быстрое: «Я должен предотвратить катастрофу» и уходит к ней.

Хэйдзо хочется уйти отсюда поскорее, потому что ему нечем дышать, Ёимия раздражающе долго убирает папку в свой портфель, поэтому он выхватывает её и идёт к выходу.

— Стой, Хэйдзо… — она говорит что-то ещё, пытаясь на ходу застегнуть сумку, но он её уже не слышит — спасительный коридор встречает тишиной и свежим воздухом, и он сползает по стене у театральной двери. Запыхавшаяся Ёимия выбегает оттуда через пару секунд и, с недовольным лицом вырвав злосчастную папку из его рук, всё-таки запихивает её в портфель. — Ты совсем что ли?

— И это ты мне говоришь? — он смотрит на неё снизу вверх, чувствуя себя обманутым, потому что не смог догадаться раньше.

— И в чём я была неправа? — она подаёт ему руку, помогая подняться, и продолжает свою мысль, когда он отряхивается и они в гробовом молчании отходят подальше от актового зала: — Он тебе так очевидно нравится, а нам нужны люди, что я решила совместить приятное для тебя с полезным для меня.

— Хочешь сказать, что всё это время ты его знала? — от негодования Хэйдзо переходит на свистящий шёпот. — И с чего ты вообще взяла, что он мне нравится?!

— Ты, похоже, за лето растерял все свои детективные навыки, а вот я курс психологии помню, и, поверь, в дни, когда он с тобой разговаривал, а их было где-то пять, твоё лицо сияло так, будто ты искупался в хайлайтере. — и, не дожидаясь, пока Хэйдзо снова полыхнёт, на одном дыхании выпаливает: — Как оказалось, он весь прошлый год был в академе, и на должность руководителя театральной труппы его выдвинула Аяка, написав пару дней назад очень длинное сообщение в чат студсовета и прикрепив несколько его рассказов, хороших, кстати, и мы все единогласно на это согласились, потому что у нас из не занятых секцией оставался Итто, а доверять ему искусство это как пустить бегемота в салон антиквариата. А о том, что Казуха, рекомендованный Аякой, и твой сосед — один человек, я узнала сегодня утром, когда Аяка показала его мне на фото, чтобы я точно знала, с кого требовать сценарий. Были прецеденты уже, знаешь ли.

Хэйдзо ничего не отвечает, понимая, что она права: он, увлёкшись человеком на балконе, действительно растерял все свои навыки за лето. И ему это определённо не нравится.

— Так что? Согласен быть мальчиком на побегушках?

Возможно, в необозримом будущем, когда он будет так уставать, что сон в кресле-мешке покажется ему спасительным, он об этом пожалеет, но сейчас перспектива иметь возможность завязать максимально неловкий разговор с Казухой не только на тему погоды и сгоревшего хлеба в тостере значительно перевешивает все возможные последствия, поэтому он отвечает:

— Видимо, у меня нет выбора.

— Отлично, теперь вся касса на тебе, — Хэйдзо, совсем забыв о споре, протяжно стонет, пока она радостно его обнимает на выходе из университета и, довольно размахивая портфелем, бежит в сторону метро.

***

Домой он идёт пешком, потому что ему нужно уложить в своей голове впечатления от сегодняшнего дня, которому он бы поставил 5 из 10 возможных, и то только за жалкое подобие беседы с Казухой. Сегодня они поговорили дольше, чем за все 4 месяца совместной жизни.

— Зачем я об этом думаю? — вопрос не произвольно слетает с губ в пустоту.

И правда, зачем?

Он достаёт замёрзшими руками телефон — к вечеру внезапно резко похолодало, чтобы посмотреть, не написали ли ему что-то важное, и видит, что его уже добавили в беседу студсовета, которая называется — он бессильно хмыкает — «Рабы универа». Кровь приливает к голове, он сразу же проверяет участников беседы, но Казухи там — нет. Досадно вздохнув, он быстро пробегает глазами по сообщениям, а затем открывает свой главный кошмар — чат с Горо и Ёимией, врываясь прямо в середину ожесточённой дискуссии.

Ёимия

Да я же говорила, что он неровно к нему дышит, я такое за версту чую

Горо

Хватит себя хвалить за хитрый план

Ёимия

Да, ты прав, буду хвалиться, когда Хэйдзо наконец-то наберётся смелости нормально поговорить с Казухой

ОЙ

Хэйдзо

Я пролистал не глядя триста сообщений, если хотели обсудить меня, могли и тэгнуть

И мы вообще-то нормально разговариваем

Ёимия

Ага. «Ёимия меня сюда затащила» плак плак

Горо

Ого он даже не отрицает, что неровно к нему дышит

Хэйдзо

Вы всё равно будете использовать против меня всё, что я скажу, так что какая разница

Ёимия

А ему вообще парни нравятся? Было бы неловко

Она ещё что-то печатает, но Хэйдзо, соврав себе, что блокирует и убирает телефон в недра своих больших карманов не потому, что этот вопрос застал его врасплох, а из-за замёрзших пальцев, останавливается на тротуаре и вздыхает. Об этом он ведь и не подумал. А что, если Казухе нравятся только девушки? Он гонит от себя эти мысли и обещает себе обязательно спросить, как только появится такая возможность.

Ветер становится сильнее, подгоняя его домой, в тепло родных стен, к запаху подгоревших тостов и свежего кофе. Мысли снова и снова возвращаются к Казухе. Почему он так искренне улыбается ему, они с Хэйдзо очевидно не такие близкие друзья, как с Аято. И это не просто обычная вежливость, ведь Ёимии, мозг до сих пор цепляется к этому, он улыбался иначе. Он продолжает прокручивать их неожиданную встречу в голове, проворачивая ключ в замке и встречается лицом к лицу с тем, кого меньше всего ожидал встретить в этой квартире. С Аято.

Они ничего не говорят друг другу, лишь кивают, Хэйдзо пропускает мужчину на лестничную площадку, и тот быстро сбегает вниз по ступенькам, оставляя за собой шлейф дорогого парфюма. Где-то на задворках сознания Хэйдзо думает о том, что, скорее всего, видеть его здесь сегодня он не должен был.

Обувь отправляется в обувницу, пальто — в шкаф, самому Хэйдзо сейчас бы простого человеческого лечь в кровать и заснуть сладким сном без всяких беспокойств и переживаний, но он, освободившись от лишней одежды, удобно устроившись в кресле, одно из которых с кухни переехало к нему в комнату, и снова пролистав диалог, не читая его, вываливает на Горо и Ёимию поток информации, которую сам переварить не в состоянии, надеясь, что они придумают столько абсурдных вариантов, что Хэйдзо сможет сгенерировать самый вероятный, но выводы они делают неутешительные.

Горо

А прикиньте если он встречается с Аято

АПВПШЩЗШЗ8ГЩЗХЩХХЗЩЩ

И они трахаются в квартире пока Хэйдзо нет дома

А он такой: такой «о КаК жЕ оН мНе НрАвИтСя 🥺🥺🥺»

Ёимия

ОРУ АХАППВАПЩЗХХ

Хэйдзо

Вы смеётесь, а я теперь буду об этом думать

Горо

Ты главное не представляй картинку

Ёимия

Если хочешь, я ненавязчиво поспрашиваю Аяку, правда, не уверена, что она будет распространяться о личной жизни других…

Хэйдзо закрывает диалог и, проверив будильники, откладывает телефон в полной уверенности, что завтра там снова будет миллион сообщений, и на этот раз ему придётся их читать. Сон накрывает быстро, но где-то посреди ночи приходится проснуться ради нескольких глотков воды, бутылку с которой он забыл поставить рядом с кроватью. И всё это — невовремя, слишком рано или слишком поздно, как посмотреть. Но появляется он в арке кухни невпопад.

Казуха сидит на коленях Аято, точно Аято, потому что эти сладковатые духи за сегодняшние две встречи отпечатались на рецепторах, обхватив его шею руками, ноги в красных носках, выглядывающих из-под клетчатой пижамы, едва касаются пола. И целует. Так, что слышно. С закрытыми глазами и таким лицом, будто это высшее наслаждение. Его ресницы трепещут, а тонкие фарфоровые пальцы зарываются в шелковистые волосы. Хэйдзо успевает это увидеть (услышать) за те две секунды, когда, замерев, он едва смог оторвать ноги от пола и прокрасться обратно в свою комнату, пока его не заметили.

Он закрывает за собой дверь и прислоняется к ней спиной. Капельки пота стекают по виску, когда он встречается взглядом с синими глазами Камисато Аято. На нём рубашка, которая стоит как несколько арендных плат за комнату, которую снимает Хэйдзо, о стоимости брюк, которые прямо сейчас протирают пыльное кресло, на котором тот сидит совершенно по-хозяйски, он даже и думать не хочет. Надеется только на то, что ему не придётся возмещать непоправимый ущерб. Аято режет рот мягкой улыбкой, которая не вызывает у Хэйдзо никакого доверия, он даже косится на дипломат у ноги Аято, надеясь, что там не лежит пистолет с глушителем.

Мысль о том, что что-то не так пронзает испуганное сознание, но он не может нащупать, поймать, что именно, только тычется как слепой котёнок в борта коробки, ничего не понимая.

— Надеюсь, то, что ты видел, не выйдет за пределы этой квартиры. — Аято начинает без прелюдии, сразу переходя к делу.

— Вам следует быть точнее, — Хэйдзо сам вздрагивает от своих слов, но он уже злится и продолжает, — в этой квартире я видел многое, так что именно не должно выйти за пределы?

— Что ж, я тебя понял, — улыбка Аято становится безумнее, когда он поднимается с кресла и подходит впритык к Хэйдзо. В руке его что-то поблёскивает, а сознание Хэйдзо уже через секунду утекает как кровь сквозь пальцы руки, которую он прижимает к животу. Нож — и откуда он его достал, когда успел вонзить? — летит на пол, и эхо падения в голове отражается глухим звоном. Аято отталкивает пытающегося ухватиться за воздух Хэйдзо и хлопает дверью. Хэйдзо закрывает глаза.

И просыпается в холодном поту от чужого стука в дверь.