Примечание
cw: сомнительное согласие, принуждение
Остаток ночи Сяо Синчэнь спал крепче мертвого и проснулся с ноющей болью в каждой мышце. Проснулся не сразу; сознание некоторое время сопротивлялось, тонуло в дремоте, смешивая темноту под веками с нежным утренним светом. И все же реальность победила — ощущением волос, упавших на лицо, чужого тела рядом, крепких объятий.
Сюэ Ян спал позади Синчэня, обвив руками талию и вжавшись лицом в шею. Его дыхание мягко касалось кожи. Одеяло к утру сбилось вниз, укрывая обоих любовников лишь по талии; в комнате было прохладно — перед сном никто не потрудился закрыть окно. Когда Синчэнь все же выбрался из рук Сюэ Яна, чтобы задвинуть ставни, последний едва шелохнулся — столь крепким и безмятежным сном он спал.
Синчэнь прислушался; где-то вдали пропели петухи. Город постепенно наполнялся звуками, в гостинице поднималась утренняя суета — шаги слуг и их речь слабо доносились сквозь перекрытия.
Сколько же люди слышали прошлой ночью?
Синчэнь коснулся шеи, зная, что она усеяна темными пятнами: Сюэ Ян не сдерживал себя. Одеваясь, он также заметил царапины от зубов и следы засосов на своих бедрах и животе; яркие отметины живо воскрешали в памяти все ночные ласки и заставляли щеки Синчэня алеть от острого унижения. Никогда раньше ему не доводилось видеть себя в таком свете; как легко было списать на дурной сон сами порочные деяния, сотворенные Сюэ Яном, не будь тело усеяно живыми доказательствами обратного, словно свежими шрамами. Сколько же понадобится следам, чтобы исчезнуть?
Синчэнь оглянулся на постель. Сюэ Ян еще спал, распущенные волосы рассыпались по плечам, парой прядей закрыли лицо. Синчэнь склонился над ним, потянулся убрать темные локоны, убеждая себя, что это лишь из любопытства — захотелось увидеть выражение лица. И ни капли… Ни капли вины, нет-нет, никакого стыда, будто тяжелым камнем лежащего в животе. На мгновение Синчэнь почти позавидовал Сюэ Яну, который не проводил годы вдали от людской суеты, практикуя смирение и покой в душе под ровный голос учителя, диктующий наставления. Нет, душа его и без того была спокойна, сон — легок и бестревожен, словно поверхность озера в безветреный день.
Синчэню не хотелось его тревожить.
И в то же время — хотелось склониться ниже и поцеловать, почувствовать, как дрогнут губы Сюэ Яна при пробуждении.
Отвращение и страсть. Неразделимые.
В дверь мягко постучали; Синчэнь выпрямился. Подумалось: Цзычэнь бы так не стучал; и все же он прикрыл шею ладонью перед тем, как впустить гостя.
Госпожа Увэй, миниатюрная и весьма серьезная, слегка посветлела лицом при виде Синчэня; в руках ее дымились миски с супом.
— Ах, даочжан, с вами все в порядке.
— Что вы имеете в виду? — уточнил Синчэнь, чувствуя, как сердце подскочило к горлу.
— Слышала ночью странный звук, — со вздохом пояснила госпожа Увэй. — Эти старые стены, этот туман… Порою гостям снятся дурные сны.
— Сон… был дурным, действительно, — кивнул он, жалея, что приходится лгать.
— Так, а как же мой сыночек? — хихикнула она, явно все еще в восторге от вчерашней шутки.
— Он все еще спит.
— О, тогда не будем его беспокоить, — сказала, понижая голос. — А что случилось с другим вашим спутником?
— Что…
— Так его в комнате нет.
Синчэнь нахмурился. Что это значит? Когда бы Цзычэнь мог уйти? И куда?
— Я сперва к нему зашла, — продолжала госпожа Увэй, — тоже завтрак принесла, а комната пуста.
— Я займусь поисками, — сказал Синчэнь, после короткого раздумья предположив худшее. Конечно, конечно, Цзычэнь слышал его вскрик ночью, догадался, что было причиной, и бежал, исполнившись ужаса и отвращения... Впрочем, нет, учитывая странный туман и историю о пропавшем мосте — все может быть гораздо хуже.
Синчэнь забрал у хозяйки суп, попрощался и закрыл дверь. Затем, опустив миски на стол, задумался. Не сразу, но почувствовал, что за ним наблюдают, и оглянулся: Сюэ Ян неподвижно лежал на кровати, глядя пристально. Можно было подумать, что он не спит уже давно, но что-то в его взгляде эту идею опровергало. Что-то теплое, почти нежное.
— Госпожа Увэй принесла завтрак, — сказал Синчэнь настолько нейтрально, насколько смог. — Сун Лань ушел. Еще ночью.
Сюэ Ян потянулся по-кошачьи сладко, с видимым наслаждением.
— Что на завтрак? — спросил затем и рассмеялся, когда Синчэнь нахмурился. — О, ты хочешь, чтобы я переживал о бедном Сун Лане, который так меня ненавидит? Да куда б он ни провалился, у него с собой чертов Фусюэ. Все в порядке будет с твоим дружочком, не так уж просто его убить, а то б я сам это сделал при первой же встрече, при первом взгляде в его убогое, унылое лицо. Да и ты бы радоваться должен, не думаешь? Раз он ночью ушел, значит, не слышал твоих стонов.
Синчэнь почувствовал, как его щеки заалели; Сюэ Ян рассмеялся:
— Все еще переживаешь из-за того, что мы с тобой делаем?
— Я ничего не делал. Я просил тебя прекратить.
— Так расслабься тогда. Ты просил меня остановиться, так что никто не обвинит тебя в том, как тебе понравился мой рот, в том, как громко ты стонал и как ярко кончил. Ни у кого язык не повернется тебя в чем-то винить! Как мог ты устоять, а? Я же так хорош, так хорош, — ухмыльнулся он, разглядывая лицо Синчэня, — а прошлой ночью и вовсе выложился до предела. Тебе ведь хорошо было, да? Зуб даю, думал, что помираешь.
— Не прикасайся ко мне больше.
— Это ты сейчас так говоришь, — сказал Сюэ Ян, закатив глаза. — Но погоди, вот в себя придешь — будешь обратного просить.
— Ешь, — коротко бросил Синчэнь.
— Вернись в постель, — отозвался Сюэ Ян. — Ненадолго. Обещаю, что не буду злоупотреблять твоим доверием. — Ну же, даочжан, — позвал он более настойчиво, видя, как Синчэнь колеблется. — Как же ты любишь ранить мои чувства, а.
Выглядел он по-настоящему задетым, обида во взгляде казалась совершенно искренней, и Синчэнь не нашел в себе сил отказать. Сюэ Ян сел на кровати, потянулся навстречу, руками обвил шею Синчэня, увлекая в поцелуй. Синчэнь и этому поддался. Что-то тоскливо заворочалось в нем, отзываясь на мягкое целомудренное прикосновение сомкнутых губ к губам; ладони сами собой опустились на теплую поясницу Сюэ Яна — и до чего же невыносимо нежной была его кожа.
Сюэ Ян погладил щеку Синчэня большим пальцем и прошептал в губы:
— Приятно было проснуться рядом со мной? — И, казалось, ничего не может быть ласковее и заботливее… Но Сюэ Ян не был бы собой, если бы тут же не сделал больно. — Тебе будет меня не хватать, а? Когда я умру? О, тебе совсем не понравится просыпаться без меня. Как же тебе будет одиноко, м…
Отчаянно хотелось, чтобы он замолчал, но Синчэнь не стал просить об этом. Только склонил голову и углубил поцелуй, пытаясь подавить внутреннее негодование. И боль, самую настоящую, похожую на ледяные иглы, пронзающие его грудь, живот, горло. Сюэ Ян был прав, и чем больше Синчэнь старался ни о чем не думать, тем сильнее тосковал по теплу, окутавшему его по пробуждении; тем сильнее хотелось вновь окунуться в предрассветную нежность. Дурные мысли накатывали волнами, каждая хуже предыдущей; последним пришло ночное видение жутких мертвых лиц — и в этот раз среди них было и лицо Сюэ Яна. С улыбкой на губах. Окруженное телами жертв. Лишенное собственного тела.
Содрогнувшись, Синчэнь отстранился, хватая воздух ртом, закрыл лицо ладонями, с силой надавил пальцами на глаза, будто мог так стереть кошмарные картины из мыслей. Сюэ Ян обнял его за плечи, со вздохом опустил подбородок на его плечо.
— Бедный Сяо Синчэнь.
— Сделай так еще, — прошептал Синчэнь.
— Сделать как?
— Как прошлой ночью.
Сюэ Ян рассмеялся.
— А не ты ли вот только что велел мне к тебе не прикасаться?
Синчэнь поднял голову, позволяя Сюэ Яну видеть свое лицо:
— Я не могу думать, когда ты… это делаешь, и прямо сейчас я не хочу думать.
Сюэ Ян помолчал, изучая его лицо, и улыбнулся, даже не пытаясь отвесить едкий комментарий.
— Хорошо, — просто сказал он, коснулся губами губ Синчэня, распахнул его халат и, наклонившись, взял его член в рот.
* * *
Раскинувшись на кровати, Синчэнь ждал, пока его тело перестанет звенеть, каждая мышца — будто натянутая струна. Сюэ Ян тем временем расположился на полу подле стола и приступил к завтраку, болтая беззаботно, будто на его губах не блестела чужая сперма.
— Так что, ты и даочжан Сун действительно собираетесь задержаться здесь, чтобы убить что бы там ни водилось в этой реке?
Синчэнь потер лицо, пытаясь подобрать слова; после двух оргазмов за столь короткое время он чувствовал себя изможденным, мысли путались. Способен ли он вообще хоть на что-то в таком состоянии?..
— Мы обязаны так поступить, — ответил он наконец. — Эти люди живут слишком далеко от цивилизации, им неоткуда ждать помощи.
— И что? Как будто тебя это вообще касается.
— Необходимость помочь нуждающемуся определяется не этим, — вздохнул Синчэнь и сел. — Тебе так хочется скорее уйти?
Он не продолжил вслух: призрак плахи, на которой Сюэ Ян должен расстаться с жизнью в конце этого путешествия, и так висел между ними.
— Нет, конечно, — ответил Сюэ Ян. — Мне здесь нравится: гробы эти, вкусный суп, сон в нормальной кровати. Но я не люблю, когда меня впутывают в дерьмо, которое ко мне никакого отношения не имеет. И ничего интересного в убийстве уже мертвой дряни я не вижу.
— Тогда ты можешь не помогать нам, — говорит Синчэнь. — Достаточно будет просто не мешать.
— Не мешать? — рассмеялся Сюэ Ян и кокетливо подмигнул. — Ты будто впервые меня видишь. Когда ж такое было, чтобы я кому-то мешал?
В дверь снова постучали, и это явно была не госпожа Увэй.
— Вот черт, — вздохнул Сюэ Ян, — жаль, он не явился, когда я сос…
— Помолчи, — одернул Синчэнь, торопливо проверяя, запахнуты ли его одежды.
— Ценю твою любовь к моему молчанию, даочжан, — сказал Сюэ Ян, — но позволь напомнить, что у тебя вся шея в следах моих зубов.
К счастью, воздух в городе И был достаточно прохладным, особенно поутру. Сун Лань едва ли удивился бы лишнему слою одежды на друге, потому Синчэнь обернул шею шарфом, а затем уже открыл дверь.
По Сун Ланю было видно, что он и впрямь, скорее всего, провел ночь за пределами постоялого двора. Ни в одежде, ни в лице, ни в прическе не виделось характерной утренней помятости, которая легко выдает, спал ты или нет. Разве что глаза казались усталыми… Впрочем, эта усталость исчезла, едва Сун Лань заметил Сюэ Яна у стола.
— Он не доставлял неприятностей?
— И не стыдно обо мне такое думать? — возмутился Сюэ Ян, не давая Синчэню ответить. — Вообще-то мы очень сблизились, этой ночью он рассказывал мне о том, как приятно отдохнуть от твоей постной рожи, а особенно от этого бесячего выражения… Во, вот, вот именно от этого!
— Все в порядке, — вмешался Синчэнь, заслоняя Сюэ Яна собой. — По крайней мере он не пытался сбежать или кому-то навредить. А где был ты? Госпожа Увэй сказала, что принесла завтрак, но не застала тебя в комнате.
— Я занимался расследованием, — сказал Сун Лань.
— Когда ты ушел? — не сдержавшись, спросил Синчэнь.
Сун Лань слегка нахмурился, но после небольшой паузы ответил:
— Сразу после нашего разговора.
Синчэнь припомнил, о чем шла речь; под ложечкой неприятно засосало. Неужели Сун Лань чувствовал себя настолько виноватым, что не в силах был спокойно провести ночь в постели? Было что-то катастрофически несправедливое в том, что Сун Лань испытывал столь сложные и тяжелые эмоции, тогда как Сюэ Ян, сотворивший столько непристойных вещей, — Сюэ Ян, разве что не изнасиловавший Синчэня, — беззаботно сидел за столом, с удовольствием прихлебывая суп. А женщина, этот суп подавшая, звала его сыночком, не зная, насколько его руки в крови.
Чем Сюэ Ян заслужил эту беззаботность? За что Сун Лань так несчастен?
Синчэнь решил поговорить с другом еще раз позже, когда выдастся момент наедине. Если выдастся.
— Удалось что-нибудь выяснить? — спросил он.
— Нет, — ответил Сун Лань. — И это странно. То есть, есть несколько случаев появления неупокоенных духов, и местные справляются с ними по мере сил ввиду отсутствия заклинателей в округе, но на этом все. Я надеялся, что сегодня смогу опросить больше людей.
Его взгляд скользнул мимо Синчэня — глаза сузились — и вернулись к его лицу. Напряжение в отношениях не помешало двум даочжанам без слов обменяться беспокойством: а как же Сюэ Ян? Безопасно ли брать его с собой в людные места? Более того, разумно ли? Доверять странному приступу добродушности, случившемуся с ним накануне, никто не собирался: оба видели, как легко Сюэ Ян превращает ласку в жестокость, мягкость — в ярость.
Но был ли у них выбор?
Синчэню вдруг захотелось взмолиться: “Цзычэнь, прошу, не оставляй меня с ним больше”. Захотелось, чтобы он мог сказать “Я не могу защитить себя”, но не говорить, от чего ему нужна защита. Сказать “От него на душе тошно”, но не объяснять, почему именно. И, ох, не он ли только что сам просил Сюэ Яна прикоснуться, помочь… кончить еще раз? Неужели он и впрямь так жалок, что только присутствие Цзычэня поможет ему не скинуть штаны еще раз? Поможет удержать себя в руках?
Воображение подбросило вполне яркий и живой вариант развития событий, стоит Сун Ланю уйти: Синчэнь практически услышал, как Сюэ Ян говорит, мол, я уже дважды тебя обслужил, не настала ли очередь даочжана поработать? Как он подавляет неуверенное сопротивление нежным “Не волнуйся, я тебя всему научу, глядишь, и понравится, вкус-то прошлой ночью понравился…”
— …Синчэнь, все в порядке?
Очевидно, как бы ни исказилось лицо Синчэня от этих размышлений, этого хватило, чтобы пошатнуть сдержанность Сун Ланя, он хмурился и смотрел озабоченно.
— Я думаю, нам лучше держаться вместе, — сказал Синчэнь.
Он понимал, что звучит подозрительно; понимал, что Сун Лань прекрасно видит его тревогу и догадывается, что Синчэнь что-то умалчивает. Но также он понимал, что Сун Лань скорее всего решит, что его друг заморачивается сложными вопросами не более обычного. Сун Ланю никогда в голову не придет истинное положение дел.
Сюэ Ян, вероятно, подумал о том же; он фыркнул, но даже головы от стола не отвернул, увлеченный едой.
— Хорошо, — сказал Сун Лань, и взгляд его был холоден как никогда.
* * *
Убедить Сюэ Яна покинуть постоялый двор оказалось задачей не из легких; под конец он и вовсе зацепился языками с госпожой Увэй — а как же не отблагодарить ее за невероятно вкусный суп и невероятное гостеприимство? Госпожа Увэй в ответ расцвела и, не скрывая нежных чувств, отсыпала Сюэ Яну полные карманы конфет, параллельно умиляясь его очаровательному лицу. Затем она попросила Сюэ Яна быть осторожным и не связываться с чужаками — как знать, вдруг у них что дурное на уме? — а Сюэ Ян на это сделал большие изумленные глаза и пообещал непременно вернуться целым и невредимым в этот милый дом, где его ждут — будете ждать, матушка, правда? — с миской горячей еды.
Женщина рассмеялась, Сюэ Ян тоже; Сун Лань скрипнул зубами.
— Госпожа, нам действительно нужно спешить, — вежливо вмешался Синчэнь. — Благодарю вас за доброту.
— Да-да, ладно, намек понял, — сказал Сюэ Ян, одарив хозяйку еще одной яркой улыбкой. Выйдя на крыльцо, он потянулся, будто бы встречало его яркое солнце, а не тоскливо-серое небо и полные ползучего тумана улицы. — Ну, и куда направимся, даочжан? — обратился он к Сун Ланю.
— Нам нужно разведать, случалось ли здесь с кем-нибудь что-нибудь странное раньше, задолго до исчезновения моста, — ответил Синчэнь, — и поискать возможные источники темной энергии.
Сюэ Ян посмотрел на него и улыбнулся, щелкнув леденцом во рту о зубы; звук напомнил Синчэню о ночных… событиях. Он отвел глаза.
— Очень уж размытый вопрос, — насмешливо прокомментировал Сюэ Ян, — это может быть буквально кто угодно и где угодно. Жил бы я здесь — превратился б в какое-нибудь мерзкое существо без вмешательства со стороны.
— Превратился бы? — эхом отозвался Сун Лань. Сюэ Ян рассмеялся.
— Ну, как насчет неупокоенного мертвеца? Вроде как, мне это и светит в скором времени, не так ли? Ай, ладно, давайте уже допекать людей, убивать чудовищ и что там еще вы делаете, когда пытаетесь почувствовать себя достойным человеком. Очень интересно, как это ощущается.
С этими словами Сюэ Ян направился вниз по улице, насвистывая. Даочжаны посмотрели друг на друга.
— Он может быть полезным, — сказал Синчэнь. — Он по-своему обаятелен, может быть, это поможет разговорить местных.
— С чего бы ему помогать нам? — нахмурился Сун Лань. — Чем быстрее мы уйдем отсюда, тем быстрее отведем его на казнь. Скорее он постарается задержать нас здесь подольше.
— Согласись, мы добрались сюда достаточно быстро, — заметил Синчэнь, — не похоже, что он хочет нам мешать.
Обсуждая это, они шли на небольшом расстоянии от Сюэ Яна. Что-то вроде облегчения накрыло Синчэня: на мгновение показалось, будто странная неловкость исчезла, будто бы они идут бок о бок как старые друзья, как прежде, до всего… этого.
— Я не могу понять, — покачал головой Сун Лань. — Я… Я не верю в какие-то благие намерения в его случае. Не уверен, что в нем вообще есть способность иметь их. — Он помолчал немного и посмотрел на Синчэня. — Ты говорил, возможно, он хочет покаяться. Ты действительно так считаешь?
Синчэню не было нужды ломать голову о намерениях Сюэ Яна, благих или не очень: их следами были усыпаны его бедра.
— Не думаю, на самом деле, что он способен на раскаяние, — сказал он, — и в некотором смысле я с тобой согласен. Вряд ли он способен проявить добрую волю в том смысле, который мы в это выражение вкладываем. Мне кажется, в нем есть только воля сама по себе — чистая, такая, которую нельзя назвать злой или доброй.
— Нельзя? — переспросил Сун Лань, голос пропитан крайним скептицизмом.
— Ты ведь не назовешь реку злой, если она тебя утопит, — пояснил Синчэнь, — и не назовешь злой собаку, если она укусит тебя, испугавшись. У всего в мире есть определенная суть, и у нас с тобой тоже. Так можно ли винить Сюэ Яна в том, какой он есть по самой сути своей?
Выражение лица Сун Ланя без слов сказало, что он бы — с удовольствием, но при этом он понял, о чем речь.
— И все же, — возразил он, — суть его чудовищна, и нельзя позволить ему следовать ей ценой чужих жизней.
— Ты прав, конечно, — тихо согласился Синчэнь.
Что-то странное проступило во взгляде Сун Ланя, и он сказал с горечью:
— Я не могу найти в себе сострадания к нему, но ты… ты смог, да? Тебе жаль его.
Синчэнь промолчал.
— Тебе жаль его, — повторил Сун Лань и добавил холодно: — И он это знает.
Чуть дальше по улице Сюэ Ян остановился поболтать с торговцем овощами. Наблюдая за этим, Сун Лань почувствовал, что ему нужно приложить особое усилие для контроля над собой: от того, как свободно смеялся Сюэ Ян, пальцы дергались и сами собой тянулись к Фусюэ.
— Он издевается над тобой, я прав?
Синчэнь снова промолчал, не находя в себе сил ни солгать, ни сказать правду.
— О чем он говорит с тобой? — не унимался Сун Лань, очевидно, решив, что больше не может сдерживать ни тревогу, ни неприязнь к Сюэ Яну. — Он умоляет сохранить ему жизнь? Пытается вызвать в тебе чувство вины за его поимку?
— Нет, — ответил Синчэнь сдавленно; ком в горле причинял боль. — Он не умоляет и… Иногда он добр. Как со всеми этими незнакомцами, понимаешь. А потом… как будто другой человек, жестокий и злой. Сложно понять, как реагировать на это. Я не знаю, специально он так себя ведет, чтобы держать меня в напряжении, или же просто и сам не понимает, что творит.
— Он все прекрасно понимает, — жестко сказал Сун Лань.
Сюэ Ян вдали обернулся к ним с солнечной улыбкой на губах, и Синчэнь не смог не улыбнуться в ответ.
Когда даочжаны подошли к прилавку, Сюэ Ян даже не взглянул на Сун Ланя; во все глаза глядя на Синчэня, подхватил его под руку, потянул ближе к россыпи фруктов и овощей.
— Даочжан, даочжан, купишь мне что-нибудь, а? Купишь?
— Ты только что позавтракал, — с мягким упреком сказал Синчэнь, наблюдая, как улыбка Сюэ Яна становится только шире, — и твои карманы полны конфет, чего же ты еще хочешь?
— Не в этом же дело, — пояснил Сюэ Ян. — Этот почтенный господин поведал мне очень ценную информацию, будет весьма разумно отблагодарить его за это, не так ли? — Тут он наконец встретился взглядом с Сун Ланем, посмотрел неприятно. — Но я, конечно, могу ошибаться, уж вы-то двое куда умнее, чем я, когда дело доходит до разумных и морально верных вещей. Эй, даочжан Сун, научи меня, как правильно поступить?
— Прекрати, — мягко одернул его Синчэнь, вынул из кошелька монету и отдал ее торговцу. — Скажи лучше, что тебе удалось узнать?
Прихватив яблоко с прилавка, Сюэ Ян повел Синчэня дальше по улице, одной рукой обняв за плечи, а второй полируя то яблоко прямо о белые одежды. Синчэнь смолчал, терпеливо дожидаясь ответа.
— Узнать мне удалось, — сказал Сюэ Ян, взгрызаясь в яблоко, — что жила здесь когда-то талантливая мастерица. Из-под рук ее выходили манекены и гробы, достойные даже знатных богачей. И, говорят, насколько чудовищны и уродливы были ее творения, настолько красива была она сама, и немало мужчин пытались отдать ей руку и сердце.
— Это история любви? — уточнил Синчэнь, приподняв брови.
— Нет, — ответил Сюэ Ян, увлекая его все дальше вглубь города и оставляя далеко позади мрачного Сун Ланя, — это трагедия. Видишь ли, эта прекрасная мастерица, она — она всем ухажерам отказала. Потому что видела, с каким отвращением все они смотрели на ее шедевры, и слышала, как они обещают, что после свадьбы ей не придется этим заниматься. А потом е й встретился слепец, который нахваливал не красоту ее лица, а изящные швы на манекенах. И, конечно, мастерица влюбилась в него.
— И что же было дальше?
— Никто не знает, — вздохнул Сюэ Ян, задумчиво крутя яблоко в руке, — и слепец, и девушка исчезли, не успев пожениться.
— И как это связано с рекой? — вмешался Сун Лань. Сюэ Ян смерил его взглядом, все еще обнимая Синчэня, и пожал плечами.
— Никак, — сказал, — мне плевать на реку, я просто хотел яблоко.
И поставил точку в разговоре, с хрустом вцепившись зубами в огрызок.
Дальнейший опрос местных жителей ничего нового не принес. История мастерицы и ее слепого возлюбленного оказалась весьма популярной, чем-то средним между сплетней и городской легендой, а Сюэ Ян с удовольствием слушал каждый пересказ.
— Что же было дальше? — спрашивал он раз за разом.
— Никто не знает, — отвечали ему снова и снова.
После дюжины повторений Сун Лань резко осадил Сюэ Яна:
— Прекрати всех спрашивать об этой девушке.
— О чем же еще мне спрашивать людей? — оскалился Сюэ Ян. — Почем нынче деньги загробного банка?
Синчэнь чувствовал, как в Сюэ Яне нарастает тревожность; он давно отпустил Синчэня, пальцы беспокойно вздрагивали. Он смотрел на людей и здания вокруг голодно и нервно и время от времени даже косился на Цзянцзай у Сун Ланя за поясом.
Синчэнь подошел ближе, посмотрел взглядом, который, он надеялся, можно понять как просьбу немного потерпеть, а вслух сказал:
— Возможно, эта история и впрямь заслуживает нашего внимания. Нужно узнать, где жила эта мастерица.
Сун Лань задумчиво помолчал и нехотя признал:
— История действительно странная, можно ей заняться.
Первая же местная жительница, услышав вопрос, посмотрела с подозрением, затем огляделась и кивнула в сторону:
— Туда идите, в похоронный дом на окраине.
— Она жила там? — переспросил Синчэнь. — В похоронном?..
— И в гробу спала, да? — нетерпеливо влез Сюэ Ян. Даочжаны смерили его одинаковыми взглядами, призывая замолчать.
— Там мастерская у нее была, — сказала девушка. — Она любила работать в одиночестве.
— Как удручающе, — радостно заявил Сюэ Ян. — Интересно, она усаживала кукол вокруг стола, как такую маленькую уродливую семью? Может, даже были кукла-папа и кукла-мама, и… О, она того слепца привела домой, чтобы с ними познакомить, да?
С яростью во взгляде Сун Лань схватил его за плечо и оттащил в сторону. Пальцы его побелели от силы, с которой они, казалось, вонзились в руку Сюэ Яна до кости, но Сюэ Ян едва ли обратил на это внимание, только ухмыляясь в ответ.
— Следи за своим паршивым языком, пока тебе его не вырвали, — низким голосом сказал Сун Лань.
— Ой-ой, как я напуган! — отозвался Сюэ Ян. — И кто же мне его вырвет, благородный даочжан? Ты, что ли? Но я еще столько разных вещей не успел им сделать…
Синчэнь оттолкнул его, смеющегося, в сторону, вклинившись между ним и Сун Ланем, одарил обоих тяжелым строгим взглядом, заставив Сун Ланя шагнуть назад.
— Прекратите, — тихо сказал Синчэнь. Девушка тем временем торопливо унесла ноги.
— О, не останавливай его, Синчэнь, — возразил Сюэ Ян; как же Сун Ланя раздражала эта фамильярность и тон — ласковый, почти заискивающий. — Мне так хочется послушать, что там даочжан Сун планирует сделать с моим паршивым языком.
— Замолчи, — одернул его Синчэнь, посмотрел мрачно. — Ты и часа прожить не можешь без того, чтобы разозлить кого-нибудь?
— Ну почему же? Могу, — промурлыкал Сюэ Ян с улыбкой. Синчэнь отвернулся; попытки успокоить Сун Ланя принесли бы больше успеха. Ну, так он думал.
Взгляд Сун Ланя все еще горел злостью, ладонь покоилась на рукояти меча. Что-то, казалось, задело его глубоко внутри; что-то, чему он не мог дать названия, но точно знал, что не может это вынести.
Сюэ Ян хихикнул.
— Цзычэнь? — позвал Синчэнь. И Сун Лань наконец посмотрел на него — с горечью. Затем отвернулся и молча направился к похоронному дому, взметая туман полами одежды.