Синчэня парализовало невыразимым ужасом. 

Поле зрения сузилось до точки, до Шуанхуа, сияющего из-за деревьев, до Сюэ Яна. Воспоминания — о трупной вони и мертвых телах, раздутых от солнца — накрыли Синчэня волной. И он захлебнулся. 

Тогда, у дома семьи Чан, он чувствовал лишь печаль и бесконечную отстраненность от мирских ужасов. Сейчас — он чувствовал, как последнее, что было привычным в его жизни, осыпается пылью и обнажает страх. Смерти. Мертвых. 

— Не смей! — вскрикнул он, бросившись за Сюэ Яном, скрывшимся в лесу. — Не надо, я прошу тебя!

Оцепеневшее тело отказывалось спешить, ноги запинались, и все же Синчэнь догнал его, следуя за отблеском клинка. Сюэ Ян молча улыбнулся. Шуанхуа покоился на его плече, краем лезвия все еще касаясь горла. 

— Не надо, — повторил Синчэнь. Слова сталкивались у него во рту, путались, рвались наружу все разом. Он готов был сказать что угодно. И сказал; в голосе звучала истерика. — Я не убил бы тебя и не позволил бы никому другому. Я не убил. Я не смог бы. Ты понимаешь, сколько людей погибло из-за того, что я не смог?

— М, я и тебя превратил во что-то отвратительное, — сказал Сюэ Ян. Синчэню послышалась насмешка. Это… Что же, все эти угрозы были лишь шуткой? Очередным балаганом, направленным на то, чтобы унизить Синчэня и растоптать его сердце?

— Превратил, — все же кивнул Синчэнь, давясь горечью осознания и разочарования в себе. — От меня ничего не осталось, понимаешь? Ничего не осталось, кроме того, что тебе принадлежит. Все твое. Все, что еще есть во мне.

Сюэ Ян слабо улыбнулся. Счастливо ли? Издевательски?..

— Пожалуйста, — выдохнул Синчэнь. Перед глазами плясало видение — Сюэ Ян со вспоротым горлом, попытки зажать открытую рану; пальцы дрожали от ужаса. Удастся ли коснуться чужого лица еще хоть раз перед тем, как оно омоется кровью? 

Синчэнь не осознавал, как дорога ему чужая жизнь, пока не увидел, насколько легко ее обладатель относится к смерти.

Всего несколько минут назад он целовал это самое горло.

— Пожалуйста, — повторил он. — Я прошу тебя, опусти Шуанхуа. 

Бессмысленные неуклюжие слова; но он мог подобрать другие. Он должен был. 

— Сюэ Ян, пожалуйста, — голос дрогнул. — Позволь мне просто обнять тебя. 

Что-то странное мелькнуло во взгляде напротив, сменилось уверенностью. Клинок пришел в движение. Испугавшись, Синчэнь в долю мгновения оказался рядом и схватился за меч ладонями; кровь хлынула меж пальцев, глаза Сюэ Яна изумленно распахнулись. Страх и боль придали Синчэню достаточно сил, чтобы отвести Шуанхуа в сторону и не выпускать его. Мир вокруг сузился до единственного, что было важно в этот момент. До лица Сюэ Яна. 

— Прошу тебя, — взмолился Синчэнь. — Сколько боли ты мне уже причинил — я всю принял и готов принять больше. Делай со мной все, что захочешь, только не убивай себя. 

— Это же ради твоего блага, — возразил Сюэ Ян, потянул меч на себя, рассекая кожу на чужих пальцах. — Просто отпусти меч, и все будет хорошо. Все станет лучше, разве не так?

Такой ласковый взгляд, такой заботливый голос; Синчэнь не мог отличить, издевается Сюэ Ян или и впрямь проявляет милосердие, пытается помочь или уничтожить его. 

— За что ты так со мной поступаешь?! — вскричал он срывающимся голосом. — Что я тебе сделал, чем я заслужил все это?

— Я увидел тебя, — просто сказал Сюэ Ян, — и подумал, что ты очень красив. Вот и все.

— Пожалуйста, я… 

— Я все еще считаю, что ты прекрасен. Даже когда плачешь.

Слезы и впрямь бежали по лицу Синчэня, он чувствовал. Как и кровь по ладоням. По запястьям. Он упал на колени, упрямо цепляясь за лезвие Шуанхуа; меч вслед за ним стал опускаться, и Синчэня вдруг обожгло надеждой, болезненной и жуткой. 

— Если хочешь, чтобы я мучился, — беспомощно сказал он, — то живи и сам наполняй мои дни страданием. Умрешь — и я жить не стану. 

Кончик клинка коснулся земли. Синчэнь посмотрел, как кровь сбегает по стали струйками, как ладони его ослабляют хватку и соскальзывают с меча. Поднес пальцы к лицу — они жутко подергивались, изувеченные глубокими порезами. 

Где-то рядом Шуанхуа глухо ударился о землю. Сюэ Ян опустился на колени и взял ладони Синчэня в свои. 

— Бедные твои руки, — сказал с невыразимым сочувствием. — Но, может, теперь ты понимаешь меня?

Подняв взгляд, он ласково улыбнулся, и это вызвало у Синчэня острый приступ ярости. Он обхватил ладонями чужое лицо; Сюэ Яна хотелось целовать и душить. Чего хотелось сильнее, Синчэнь не понимал, пока вдруг не пришел в себя посреди поцелуя. Сюэ Ян обнял его крепко, послушно опрокинулся спиной в грязь. Чужая кровь, пачкающая его лицо и шею, его совсем не волновала, но вкус ее, примешавшись к поцелую, заставил Синчэня отстраниться и внимательно посмотреть на любовника. Алые пятна на коже, подсыхающие тут и там; казалось, горло Сюэ Яну все же вспороли.

— Я люблю тебя, — сказал Сюэ Ян, глядя с нежностью и блаженно улыбаясь, протянул руку, чтобы стереть слезу со щеки Синчэня. — Что осталось — все мое, да? Ты ведь так сказал.

Не так ли глупое дитя спрашивало, где обещанные ему сладости, как сейчас просит о жалком изломанном сердце Синчэня? Отказать сил не было, язык не повернулся. 

— Что осталось — все твое, да. 

— Помнишь, я говорил, чего хочу, — шепнул Сюэ Ян Синчэню на ухо, осыпал поцелуями его щеку — по линии челюсти вниз, к губам, и вверх. — И сам ведь того же хочешь, просто не знаешь еще, так это я сейчас…

Ловкие руки принялись распускать чужой пояс, а Синчэню и того не надо было — он сам распахнул одежду на груди Сюэ Яна, коснулся губами его плеча, а затем впился в кожу зубами, вкладывая в укус всю ярость, клокочущую внутри, все свое горе, всю боль. Будто бы вкус чужой кожи и его собственной крови мог бы успокоить ноющую пустоту внутри. 

Навалившись на тело под собой, он кусал, целовал, хватал — наверняка сжимая до боли, но обжигающий ужас возможности потерять этого человека был слишком свеж, чтобы это контролировать. 

Сюэ Ян, впрочем, не отставал, то суетливо раздевая Синчэня, то целуя с не меньшей жаждой. Выругавшись — сперва почти беззвучно, затем в голос, — он запрокинул голову, позволяя Синчэню впиться засосом в тонкую кожу чуть ниже челюсти. 

— Как хорошо, — выдохнул рвано, потянулся руками туда, вниз, где у обоих уже стояло, — не останавливайся, только не останавливайся, даже если покажется, что мне слишком… пусть будет больно, ничего.

С губ его сорвался жалкий звук. Синчэнь вновь обхватил лицо Сюэ Яна ладонями и без раздумий поцеловал. 

— Я когда лицо твое увидел впервые, — прошептал Сюэ Ян ему в губы, притираясь пахом и задыхаясь, — такое спокойное и благородное, и одежды твои белые, так и захотелось, чтобы ты меня выебал в какой-нибудь канаве, как последнюю шлюху. Я сразу понял, хочу, чтобы ты мне кончил в рот, плюнул, кровь твою на вкус хочу, я же понял сразу, что ты охуительный, я понял, что будет хорошо. 

Замолчав, он направил руки Синчэня вниз, игнорируя то, что кровь все еще струилась из ран, более того — используя ее, чтобы ладони лучше скользили по членам. 

— Вот так, — шепнул, — смотри, вот сюда… 

Направил руки Синчэня, направил член — и когда Синчэнь толкнулся с неуклюжей торопливостью девственника, Сюэ Ян грязно выругался, прогибаясь в спине отнюдь не от удовольствия, но от парализующей боли. 

Приподнявшись на локтях, Синчэнь увидел, как сильно Сюэ Ян закусил губу. Сюэ Ян же вдруг рассмеялся, глядя на то, как под пятнами крови на лице любовника смешиваются нежный румянец и сомнение. 

— Все в порядке, — поспешил заверить, — ты все правильно делаешь, не волнуйся так. Разве тебе не приятно? — спросил, притягивая ближе и ласково целуя. — Расслабься и трахай меня, мне-то плевать, если больно, главное, чтобы тебе нравилось. А тебе же нравится?

Синчэнь не мог ответить; оглушенный, он опустил голову, пытаясь понять, как правильно двигаться, как получать удовольствие от происходящего, и с каждой удачной попыткой дыхание его становилось все менее ровным.

Сюэ Ян же каждое движение встречал зубами, стиснутыми до скрипа, и проглоченными всхлипами, губы и слова его, в противовес, были нежны, а ноги разведены. 

— Молодец, — шептал он, поглаживая Синчэня по лицу, — так меня и трахай, вот прям… Можешь и сильнее, если хочешь, ничего страшного, я потерплю…

— Если тебе больно, не должен ли я остановиться? — спросил Синчэнь, пытаясь разобраться в выражении лица любовника. 

Сюэ Ян полубезумно улыбнулся:

— Я привык к боли, даочжан, не думай обо мне. Да и больно только поначалу, потом лучше будет. 

— Тогда я не буду спешить, — сказал Синчэнь, — пока не станет лучше. 

Плавные толчки, мягкие поцелуи, тихие вздохи, тающее на чужих губах дыхание; вскоре щеки Сюэ Яна зарумянились, кожа стала горячей, а звуки, которые он издавал, зазвучали иначе. Несдержанно. Менее болезненно. 

— Так лучше? — почти беззвучно спросил Синчэнь. 

— Лучше, — заверил Сюэ Ян, — теперь можешь быстрее. Как тебе понравится. Не сдерживайся. 

Синчэнь послушно поддался новому ритму — жесткому, глубокому, более жадному, менее осторожному. Сюэ Ян впился ногтями в его спину так, что болью пронзило от пяток до макушки, но на ухо упрямо прошептал:

— Молодец, вот так. Тебе нравится? — и задрожал. — Нет, притормози, а то кончишь слишком быстро, а я хочу, чтобы ты растянул удовольствие как следует… 

И Синчэнь вновь послушался. Остановиться полностью он был не в силах, удивительным образом не хватало милосердия, заметил он, будто бы глядя со стороны. Он и собственную боль не мог отличить от наслаждения, что уж говорить о том, чтобы понять, от чего исказилось лицо Сюэ Яна? Но боль… Точно должно быть больно. Сюэ Яну. Столь противоестественное занятие не может быть приятным для того, кто… И все же Сюэ Ян не позволял Синчэню прекратить это… чудовищное… и убеждал нежным шепотом, пока все его “Да, вот так” и “Только не останавливайся” не превратились в неразборчивые звуки. 

И все вокруг исчезло, остался лишь Сюэ Ян, испачканный кровью, стонущий, бледный от боли, но с улыбкой на губах. Синчэнь уткнулся лицом в его шею и кончил, и в этот момент исчезла боль, исчезли мысли, исчезло… что-то еще, чему он не смог найти названия. Чувство вины, быть может. Или его душа. Да и плевать, Синчэню — дрожащему от оргазма, от пульсирующих сквозь тело тепла и шока, на смену которым уже спешило невыразимое истощение — было плевать. К моральному утомлению после испытанного страха прибавились послеоргазменная слабость и последствия кровопотери; из Синчэня будто бы всю жизненную силу выкачали.

Сюэ Ян мягко гладил его по спине, зарывшись носом в волосы на виске. Молча выводил узоры на коже, пока его собственное дыхание медленно выравнивалось. Пролежали так они долго, тени меж деревьев значительно сдвинулись. Не хотелось шевелиться, ведь это принесло бы за собой необходимость разбираться с напряжением, болью, засохшей кровью меж их телами. 

— В следующий раз еще кое-что тебе покажу, — нарушил молчание Сюэ Ян. — Из того, что мне нравится. Думаю, ты отлично справишься. 

Синчэнь повернул голову, посмотрел в глаза Сюэ Яна, все еще веселые, и без раздумий потянулся отвести в сторону прядь его волос. Раны на ладони тут же напомнили о себе, заставили поморщиться. Синчэнь опустил к ним взгляд и только сейчас осознал, что некоторые из его пальцев были рассечены до кости. 

Сюэ Ян подхватил его ладонь и коснулся порезов губами:

— Ну-ну, не все так плохо. А если один из пальцев воспалится и загниет, я тебе его отрежу.

— Я теперь бесполезен, — сказал Синчэнь, плавно возвращаясь разумом к реальности и их расследованию. Как же ему теперь меч держать…

— Не волнуйся, даочжан, — отозвался Сюэ Ян, — я убью для тебя все, что ты захочешь видеть мертвым.

И снова прижался губами к раненой ладони, лизнул кончиком языка легко, почти неощутимо. Синчэнь отстранился и неловко сел, стараясь не опираться на руки. В глаза ему бросилась кровь на теле Сюэ Яна — ее следы так откровенно показывали, где именно он несдержанно касался любовника. Но при том казалось, будто бы кто-то пытался выпотрошить Сюэ Яна, и оттого кровь пролилась густой рекой вдоль живота к паху, а дальше запеклась на внутренней стороне бедер. 

И все это… этот кошмар… его собственных рук дело?..

Сюэ Ян со смешком сел и обнял Синчэня за плечи. 

— Ты что, — спросил, — тебе стыдно, что ли? Вот за то, что больно мне сделал? Виноватишь себя, что не прекратил это все?

— Перестань, — выдохнул Синчэнь, чувствуя, как к горлу подступил ком. — Помолчи, пожалуйста.

— Я угадал! — рассмеялся Сюэ Ян. — Ты себя виноватишь, хотя это я тебе сказал продолжать, и говорил, что мне нравится то, что ты делаешь, и ведь ты сейчас прекрасно понимаешь, что я просто над тобой издеваюсь! Ох, даочжан, твое благородство делает тебя идиотом.

Синчэнь молча потянулся к одежде; испачкал кровью, конечно, пока на себя надевал, но, с другой стороны, сейчас уже не было смысла в попытках сохранить ее чистоту. 

Одежды Сюэ Яна тоже были в грязи и лесном соре, конечно же, ведь это он… лежал на спине, и даже волосы его растрепались, то тут, то там в прядях запутались веточки, сухая трава. Сюэ Ян вынимал их неторопливо и запахнуть одежду не стремился, будто бы ему и так хорошо — полуголым, окровавленным, грязным. 

— Что ты скажешь дружочку своему? — между делом спросил он. —Как думаешь, он правде поверит, если от тебя услышит? — Синчэнь скривился, а Сюэ Ян только улыбнулся шире. — Пожалуй, если я ему скажу, что тут произошло, он решит, что я все выдумал, и на куски меня разорвет за такие мерзкие фантазии.

— Мне нужно подумать, — сказал Синчэнь. 

— Думай на здоровье, — пожал плечами Сюэ Ян и поднялся. — Пока ты думаешь, сходим к реке отмыться. 

— Ох, река, — вскинул голову Синчэнь, будто спохватившись. Сюэ Ян закатил глаза.

— Да, даочжан, река, не бадья купальная, но тоже следы позора смоет, вставай уже.

С этими словами он помог Синчэню встать, не касаясь земли руками, а сам поднял Шуанхуа и оперся на него, как на трость. 

— Тебе настолько плохо? — тут же среагировал Синчэнь с этим своим никчемным сочувствием в голосе и помог Сюэ Яну опереться на себя вместо меча. А Сюэ Ян послушно закинул руку на его плечо и ткнулся лицом в грудь, пряча удовлетворенную улыбку. 

Выйдя из леса, они заметили, что солнце уже опустилось за край самых высоких местных скал, узкую речную долину накрыло тенью. Синчэнь окинул взглядом берег, явно ища Сун Ланя с опаской и тревогой одновременно. 

— Что-то долго его нет, — заметил негромко.

— Ну и славно, — оскалился Сюэ Ян. — Надеюсь, он упал в реку и утонул. Пойдем, даочжан. — С улыбкой он буквально поволок Синчэня к воде. — Хочешь же грязь смыть перед тем, как искать его? Только представь, что будет, если он тебя в таком виде встретит?

Синчэнь позволил затащить себя к излучине, где под прикрытием большого валуна Сюэ Ян вновь стянул с него одежду и, огладив ладонями по телу, поцеловал в плечо. 

— Я не могу, — тут же запротестовал Синчэнь, вмиг покрываясь мурашками, — слишком рано, я…

Сюэ Ян заткнул его поцелуем и спросил, поддразнивая:

— Я что, не могу тебя просто коснуться? Обнять без намерения потрахаться? Расслабься, у меня тоже сил нет, я просто отмыть тебя хочу. Ты сам-то не справишься сейчас.

Возразить было нечего. Сюэ Ян смыл кровь с них обоих — неторопливо, ласково, без издевки, будто бы наслаждаясь моментом в целом и тем, как Синчэнь расслаблялся под его касаниями то ли доверяясь, то ли не в силах оттолкнуть. 

— Одежду твою выстираю, — сказал Сюэ Ян, закончив. — То, что я в грязи, Сун Ланя не встревожит. Скажешь ему, что с холма меня скинул, так он еще и порадуется.

— Но твоя шея… — заметил Синчэнь и протянул раненые пальцы к следам, что оставили его собственные зубы на чужой коже. Спутать отметины укусов с чем-то еще было невозможно. 

— Я разберусь, — беспечно отмахнулся Сюэ Ян. — Уж замаскирую как следует. Хотя не думаю, что даочжан Сун знает, как выглядят любовные метки. Не потому, что он так же чист и невинен, как ты, о нет, до тебя ему далеко, скорее потому, что кто б на него посмотрел вообще, не то что в койку…

— Интересно все-таки, куда он запропастился, — пробормотал себе под нос Синчэнь. Сюэ Ян почувствовал вспышку гнева, представил мысленно Сун Ланя в виде трупа и вновь обнял Синчэня. 

— Не думай о нем, — сказал он мягко, но требовательно. — Я что, недостаточно твои мысли занимаю? 

Скажи Синчэнь “да” — у Сюэ Яна нашлось бы немало способов исправить положение. Будто бы почувствовав это, Синчэнь помрачнел и притянул его ближе с умиротворяющим:

— Нет, тебя достаточно. 

Сюэ Ян игриво толкнул его в бок и с притворным возмущением воскликнул:

— Эй, и как я это понимать должен? Что, я тебе жизнь усложняю? Как можно такие слова любовнику говорить, ох! Все, иди отсюда, и мой халат накинь, пока я твои вещи стираю. 

Синчэнь послушно выбрался на берег. Чтобы одеться, потребовалось много времени: от реки тянуло пронизывающим холодом, от этого тряслись руки — и от ран. В конце концов он даже с поясом не справился, пришлось оставить его распущенным в ожидании возвращения Сюэ Яна. 

Странным, гадким образом эта беспомощность отзывалась чувством облегчения. Раз беспомощен, значит, не в состоянии как-либо действовать, а значит, не в состоянии ошибиться, так? И как в таком случае можно винить человека за то, что случилось, что… что сделали с ним?

Но с каждым мгновением чувство вины и стыда крепче стискивали когти на его сердце. Синчэнь думал о том, что причинил Сюэ Яну боль и не остановился, осознав это. Да, конечно, Сюэ Ян говорил… Но какая разница? Сюэ Ян многое говорил в этой жизни, и каждая идея из его уст звучала странным образом неправильно, жестоко или и вовсе была откровенной ложью. 

А вот Синчэнь… Синчэнь должен был быть умнее. Должен был сам за себя отвечать. Должен был прекратить… все. Он торопливо смахнул непрошеную слезу и постарался загнать свои страдания как можно глубже, чтобы Сюэ Ян вдруг не заметил. Безусловно, чужие мучения его бы лишь порадовали, отметили бы очередную победу над Синчэнем, уже столько раз проигравшим, что со счета сбился. 

Синчэнь вдруг пожалел, что это не он подносил Шуанхуа к горлу. Взглянув на белоснежный клинок, лежащий рядом, он вновь подумал, а собирался ли Сюэ Ян на самом деле покончить с собой? Или это все-таки была очередная жестокая провокация? Оба варианта были невыносимы. 

Отчаянно захотелось увидеть Цзычэня. Окунуться в знакомое молчание под мирным небом, усеянным звездами, почувствовать родство душ, вызванное общими идеалами. 

Синчэнь почувствовал себя разбитым надвое, одиноким и задыхающимся от тумана, лезущего в лицо. 

Наконец Сюэ Ян вернулся. Одет он был лишь в тонкое исподнее, но холод, казалось, вовсе его не волновал. В руках он нес выполосканные одежды Синчэня.

— Всю кровь отмыть не получилось, — сказал, бросив мокрый сверток к чужим ногам. — Но не страшно, что осталось, то легко объяснить твоими ранами. Покажи мне их, кстати. 

Он опустился на колени подле Синчэня, повернул его руки ладонями вверх, коснулся рассеченной кожи бережно. 

— Твоя шея, — сказал Синчэнь. Сюэ Ян поднял взгляд на него и ухмыльнулся. Кажется, он воспользовался чем-то — острым камнем, может быть, — чтобы ободрать кожу и спрятать следы поцелуев под свежими ссадинами и порезами, которые спускались по его горлу к плечу и уходили под одежду. 

— Я ужасно неуклюжий, — сказал он, надувая губы. — Упал и оцарапался о гальку на речном берегу, это ж надо! Впрочем, даочжан Сяо Синчэнь еще более неуклюж и умудрился поранить обе ладони, спасая меня, придавленного огромным валуном, так спешил, так спешил мне помочь, что даже боли не почувствовал.

— Не очень убедительно, — заметил Синчэнь. 

— Почему же? Он знает о твоей безграничной доброте, знает, как ты обо мне волнуешься. А может, и еще что-нибудь знает. — Синчэнь поморщился, улыбка Сюэ Яна стала шире. — Интересно, сколько времени ему потребуется, чтобы перестать полагаться на твои честь и целомудренность и засомневаться в чистоте твоих намерений. Задуматься, а так ли хорошо он тебя знает… Ох, даочжан, ты же понятия не имеешь, как смотришь на меня, как плохо твое лицо лжет. Ты, понимаешь, ты смотришь на меня, словно пес, который хочет ласки, но боится пинка. А иногда ты даже… — Сюэ Ян подается ближе, выдыхает Синчэню в губы. — Иногда ты смотришь на меня, будто я свет в твоей жизни, будто я само солнце. Знаешь, смотришь как первый человек в поднебесной, которому довелось полюбить. 

— Ты ведь не скажешь… — начал Синчэнь, чувствуя, как сжимается его сердце. 

— Нет, конечно, — фыркнул Сюэ Ян. — Он меня заколет на месте, а я этого не хочу. А кроме того, если он о нас узнает, ты в таком отчаянии будешь, что я тебя и пытками не заставлю снова со мной переспать. 

— Идем, — сказал Синчэнь, — нужно найти его. 

— Да погоди же ты, — одернул его Сюэ Ян и принялся рвать подол своего исподнего на полосы. — Дай мне хоть руки твои перевязать. 

* * *

Настояв на том, чтобы Сюэ Ян забрал свой халат, Синчэнь переоделся в собственную одежду, пусть даже она была мокрой после стирки, и отказался ждать, пока ткань просохнет. Сюэ Ян, как было обещано, понес Шуанхуа. Ему это, кажется, даже нравилось, он легко помахивал мечом и время от времени срезал мелкие ветки деревьев, которые попадались на пути.

— Перестань, — в какой-то момент сказал Синчэнь, — затупишь лезвие. 

— Так тебе же лучше, если вдруг снова решишь за него хвататься? — в привычной жестокой манере пошутил Сюэ Ян, но просьбу выполнил. Солнце опускалось все ниже к горизонту, и чем темнее становилось вокруг, тем тревожнее становился Синчэнь. 

— Что-то случилось, — сказал он. 

— Ты это уже шестой раз повторяешь, — отозвался Сюэ Ян, который тем временем сперва заскучал, а теперь и вовсе был откровенно раздражен. — Пойдем обратно в город, он наверняка уже тоже там и ищет нас. 

— С чего бы ему искать нас в городе?

— Потому что, если он возвращался к реке, то не нашел нас, потому что мы трахались в лесу, — нетерпеливо бросил Сюэ Ян. — Послушай, если бы на него что-то напало, мы бы увидели кровь где-нибудь, мертвое тело или, не знаю, еще что-нибудь, так?

Однако эти слова не остановили растущей в Синчэне паники. Он… он позволил прогнать Сун Ланя. Он весь день провел то на коленях в мольбе, то признаваясь в любви Сюэ Яну, трогая его, трахаясь с ним, целуясь… и боялся лишь того, что их застанут в процессе. 

Невыносимо. 

Синчэнь остановился, привалился к дереву, пытаясь дышать ровно и не обращать внимания на холод и пульсирующую в ладонях боль.

Солнце зашло. Как легко было бы сейчас забиться меж корней и позволить себе замерзнуть насмерть. 

Сюэ Ян раздраженно и без тени сочувствия покосился на него. 

 — Что ты делаешь? — спросил недовольно. — Я тебя на руках носить не буду. Сперва выебал так, что еле хожу, теперь это…

— Не надо, — сказал Синчэнь. — Иди. 

— Куда, блядь, идти? — взвился Сюэ Ян, не понимая, что вообще происходит.

— Вернись в город И. Проверь, там ли Цзычэнь. Я буду ждать здесь на случай, если он вдруг пойдет этой дорогой.

— Я не собираюсь его искать, — оскалился Сюэ Ян. — Я вернусь в гостиницу и сяду есть суп, вот я что сделаю. А если где-то по дороге наткнусь на труп твоего дружка, то там его и брошу валяться, — заявил он в бесплодной попытке заставить Синчэня выпрямиться и продолжить путь. Синчэнь промолчал, это разозлило сильнее. — Ты что, сдохнуть тут собрался, что ли?

Синчэнь молча обнял себя за плечи и опустился на землю возле дерева. Сюэ Ян вытаращился на это, кипящий внутри гнев на мгновение уступил искренней растерянности. Затем Сюэ Ян присел на корточки, решив попробовать другой подход. 

— Эй, Сяо Синчэнь, — сказал он мягко, почти напевно, — почему бы тебе не подняться? Пойдем со мной в гостиницу. Наберем тебе горячей воды в бадью, я твои раны обработаю и больше лезть к тебе не стану. Отдохнешь как следует. Просто полежишь рядом со мной, тебе же это понравилось? Спать рядом со мной? Разве это не приятнее, чем тут в тумане валяться одному? Ну же, даочжан, идем. 

Синчэнь молчал. Сюэ Ян напряженно всматривался в его лицо, пытаясь разобраться… Но происходящее, чем бы оно ни было, явно выходило за пределы его понимания. Он встал на ноги, огляделся на реку, чернеющую неподалеку, на туман, наползающий на окрестности; на Синчэня. Последний не шевелился — обнял плечи свои, лбом в колени уткнулся — и больше походил на тюк белого тряпья, кем-то забытый посреди леса, чем на человека. Это бесило. Вспышка ярости заставила Сюэ Яна вскинуть Шуанхуа и полоснуть его лезвием по стволу прямо над головой Синчэня, осыпав его щепками, листьями, какими-то мелкими ветками. Дерево заскрипело от боли, но, впрочем, было слишком старым, крепким и привычным к ранам, чтобы так просто надломиться.

— Что ж ты так переживаешь об этом тупом Цзычэне? — сплюнул Сюэ Ян. — Что это за тревога такая, от которой ты готов тут лечь и издохнуть в ожидании? А может, я за тебя все решу, а, даочжан? Может, я найду его и башку его тупую тебе принесу, а? На колени твои брошу!

Синчэнь закрыл уши ладонями и надавил так сильно, стремясь заглушить чужой жестокий голос, что раны вновь закровили. От этого зрелища лицо Сюэ Яна и вовсе нечеловечески исказилось. Он снова поднял меч — и Синчэнь вдруг уловил странный мягкий звук. Поднял голову, чтобы посмотреть, в чем дело. 

Марионетка из похоронного дома яростно трепыхалась, нанизанная грудью на острие Шуанхуа. Руки ее тянулись к живым, бумажные ногти сверкали в лунном свете странно заточенными краями. Сюэ Ян несколько мгновений смотрел на нее с детским удивлением, узнав работу той самой пропавшей мастерицы, а затем пнул, скидывая с клинка на землю, и отсек кукольную голову одним ровным взмахом.

Бумажное тело забилось, словно живое, и вскоре конвульсии остановились, будто бы кукла истекла кровью и застыла. Сюэ Ян осторожно пнул ее. 

— Значит, они все-таки пришли, — и указал на ноги марионетки, испачканные свежей грязью. — Смотри, даочжан, я был прав!

Он рассмеялся легко, словно и не кипел от бешенства всего минутой ранее. 

— А вот и все остальные, — кивнул в сторону, закидывая Шуанхуа на плечо. Лунный свет отразился от белого лезвия, подчеркнув улыбку, растущую на губах Сюэ Яна.

Синчэнь нашел в себе немного сил повернуть голову и посмотреть: стройными рядами куклы шли сквозь чахлый лесок, парики и бумажные одежды тихо шелестели, покачиваясь в такт шагам; сами же шаги были почти беззвучны от того, насколько легкими мастерица создавала своих детищ.

Синчэнь сумел слабо удивиться, что за неведомая сила пробудила эти создания, чья злая воля вызвала их к речному берегу? А затем он вновь уронил голову на колени и уже не видел, что случилось дальше. 

А дальше — Сюэ Ян опустил Шуанхуа к земле, внимательно посмотрел на остро заточенное лезвие и на пробу взмахнул им еще раз, после чего с улыбкой отправился навстречу марионеткам. Даже с учетом временной хромоты он уничтожал их играючи. Направлявшая кукол энергия, безусловно, была темной, заставляла их двигаться быстро и драться яростно, но Сюэ Ян был темнее, а Шуанхуа слишком удобно ложился в его руку, сбалансированный и так похожий на хозяина. Вдвойне приятно было рассекать им красивые кукольные лица. Оттого Сюэ Ян и увлекся игрой настолько, что едва не пропустил движение чужого меча. 

Шуанхуа заскрежетал о Фусюэ, Сюэ Ян улыбнулся. Вся ненависть, с которой Сун Лань смотрел на него раньше, и близко не стояла рядом с восхитительной гаммой эмоций, которая плясала на его лице сейчас. На миг Сюэ Яну показалось, что он увидел страх; но если это и было страхом, то той его разновидностью, которая превращается в кровожадное бешенство. В глазах Сун Ланя безошибочно читалось желание разорвать противника на куски собственными зубами. 

— Откуда у тебя Шуанхуа? — прорычал он. — Где Синчэнь?