Измученный бесконечным круговоротом мыслей о происходящем между ним и джентльменом-пиратом, Эдвард прикорнул на квартердеке, расставив пустые бутылки так, будто они должны были защитить его сон от пронырливых морских чертей. Когда кто-то сначала сшиб парочку небрежным пинком, а потом принялся бесцеремонно расталкивать его, Эд начал с трудом выбираться из дремоты. Усталость и алкоголь связали его сознание крепкими путами, не оставив ослабленным ни одного узла.

– Вставай, Блэки, встреть старого друга как подобает!

Блэки…

Наброшенная сном сеть какое-то время еще сковывала его разум, однако мысль о том, что лишь один человек смел называть его так, проделала в ней брешь. Эд через силу разомкнул веки и увидел над собой улыбающееся лицо Калико Джека.

Кого же еще…

Калико перестал трясти его лишь тогда, когда убедился, что Эдвард окончательно вернулся к реальности и готов воспринимать обращенные к себе слова.

– Я нашел тебя! Было непросто, ты теперь предпочитаешь бороздить Карибское море на дамской пудренице…

– Джек! – Эд не слишком уверенно поднялся на ноги, и Калико без промедления сгреб его в охапку, крепко сжав в объятиях. – Сто лет тебя не видел…

– Ну уж не сто, – прищурился Джек, как только его цепкие руки отпустили Эда, все еще пытающегося вернуть себе ускользающее ощущение реальности. В пропитанных вином и несбывшимися мечтами снах он только что обнимал откровенно кокетничающего, восхитительно податливого Стида, а теперь на него с усмешкой глядело его беспутное, отчаянное прошлое.

Но, хотя Эдвард с первого же мгновения ощутил, что за время их с Джеком разлуки он безвозвратно изменился, что-то властно потянуло его истерзанную душу к старому, такому привычному образу жизни, когда о любой проблеме можно было легко забыть – просто залечь на дно и пить, пока ее расплывчатые очертания не сотрутся из памяти.

– Давай-ка, прикажи тащить что-нибудь покрепче, – Калико вновь пнул одну из бутылок, и та, канув вниз, разбилась где-то у входа в полуют, – и начнем новый день с веселья!

Деревянная створка влетела в подернутое нежной дымкой небо, и Эдвард с деланой небрежностью прицелился. Раздался оглушительный выстрел, от которого, кажется, вздрогнула даже палуба, а следом – радостный крик Калико.

Тому было абсолютно все равно, кто из них выиграет в этом наспех придуманном соревновании, лишь бы бутылка пустела, а Эд хохотал, точно мальчишка, разгулявшийся на корабле Хорниголда в отсутствие капитана.

– Пей и давай мне следующую! – не дойдя несколько шагов, Джек подбросил бутыль, и Эд каким-то чудом ее поймал. – Эта рухлядь просто создана для того, чтобы ее расстреливать!

Эдвард отозвался беззаботным смешком, хотя прекрасно понимал, что ни выстрелы и крики, ни варварское уничтожение изящных створок диковинной мебели Стида не обрадуют. И, тем не менее, он достал для Джека еще одну дощечку и принялся наполнять порохом дуло, просыпая добрую половину себе под ноги.

Когда из каюты все-таки вышел сонный и растерянный герой его несбыточных снов, чьи кудри тут же засияли в первых лучах солнца неподдельным золотом, Эд приготовился к тому, что сейчас впервые увидит разочарование на любимом лице.

– Что здесь происходит? Мы на кого-то напали?

Стид был облачен в цветастый халат, которым Эдвард укрыл его, утомленного путешествием по Сент-Огастину, и выглядел точь-в-точь как один из тех ангелов, что Эд представлял себе в детстве, когда мать пересказывала ему библейские истории.

– Черт, мы тебя разбудили…

Досада в тоне Эда была искренней, но относилась не к тому, что громоподобные выстрелы в утренней тиши предсказуемо подняли на ноги капитана корабля, а, скорее, к осознанию того, что он, Эдвард, не видит в этих примитивных развлечениях ничего дурного.

И, лишь усиливая разительный контраст между утонченным владельцем «Возмездия» и двумя безродными ублюдками, стоящими напротив него, Калико с пренебрежением вопросил:

– Кто эта девица?

От Эдварда не укрылось, что взгляд Стида тут же опустел, словно он мгновенно решил, что произнесший эти слова не стоит его внимания. Он, конечно же, улыбнулся Калико и протянул ему руку для приветствия, когда Эд представил старого приятеля, но это было лишь еще одним проявлением аристократического воспитания.

Эд впервые почувствовал себя по другую сторону от этих украшенных картинами и статуями стен, что окружали Стида и защищали его от соприкосновения с неприглядной реальностью.

Заранее представляя, что Джек ни за что не прекратит буянить и, более того, сделает все, чтобы он тоже в этом участвовал, Эдвард четко осознавал, что ему придется смириться с этой отстраненностью. В лучшем случае Стид выскажет свое недовольство, когда его окончательно утомит весь этот цирк, а в худшем… Эду было слишком тяжело додумывать эту мысль.

Чуть позже, пытаясь сделать хоть что-то, чтобы уменьшить предстоящий ущерб, он отвел Стида в сторону и с едва скрываемой мольбой прошептал:

– Пожалуйста, дай Джеку шанс. Я многим ему обязан.

И хотя раздражение уже заставило светлые брови Стида образовать заметную морщинку на переносице, тот все-таки согласился пойти навстречу Эду:

– Ну, если он твой друг, я уверен, в нем есть что-то, что мне понравится…

Эдвард не разделял этой уверенности, но все равно ответил Стиду теплым взглядом, полным благодарности. Возможно, вовсе не было случайностью, что мать так много говорила о крылатых небожителях, не оставляющих без сострадания даже самых закоренелых грешников…

Приближающиеся очертания Бухты Слепца заставили Эдварда на миг погрузиться в воспоминания с солоноватым привкусом загнанности и отчаяния. Он вынужден был напомнить себе, что с тех пор прошло много лет и он уже давно не совершает ошибок, которые прежде могли стоить ему собственной жизни и жизней всей команды.

Когда лодка с предвкушающими отдых матросами ткнулась в песок, он спрыгнул в воду первым, подавая знак Французу высаживаться и тащить ее на берег. Ему было наплевать на то, что промокшая кожа брюк неприятно прилипнет к телу, но вот Стиду негоже мочить его красивый наряд из тонкого льна нежнейшего персикового оттенка.

Изрядное количество рома, которое Эдвард успел влить в себя с утра, туманило мозги и сбивало и без того шаткую после долгой качки походку. Шагающий следом Джек взахлеб рассказывал о своих приключениях. С его слов выходило, что с тех пор, как их пути разошлись, он ни дня не проводил без любовных похождений и самых безумных выходок, но Эд не особо ему верил. Он прекрасно знал, что единственным человеком, с которым Калико чувствовал себя настолько свободно, был он, «Блэки».

Уходить далеко от берега не стали. Облюбовав место среди песчаных барханов, люди Боннета побросали все на землю и расселись в круг, ожидая от Джека новой идеи для бездумного времяпрепровождения. Эд лишь усмехнулся, хорошо зная обычный репертуар Калико.

– Эй, парень, поймай-ка мне вон того краба! Еще нужна черепаха помельче…

Пока Таракан, кок «Возмездия», под чутким руководством Джека привязывал к несчастным обитателям пляжа ножи для предстоящей смертельной битвы, Эдвард украдкой посматривал на стоящего в стороне Стида.

Тот выглядел все более замкнутым с каждым часом, проведенным вместе со «старинным приятелем» своего со-капитана, и это отзывалось в душе Эда ноющей болью. Но что он мог поделать с тем, что единственный человек, которого он называл другом до того, как в его жизни появились нежность и забота Стида, был груб и примитивен, как и практически все, кто называл себя пиратом?.. И, тем более, с тем, что и сам мало чем отличался от него?..

С тоской думая об этом, Эд лишь сильнее стискивал гладкое горлышко очередной бутылки, предусмотрительно врученной ему Джеком, стараясь хотя бы на время отогнать мрачные мысли.

В какой-то момент он потерял Стида из виду, а когда тот вновь появился, выражение его лица не сулило ничего хорошего. Совершенно не обращая внимания на остальных, джентльмен-пират направился прямиком к лодкам.

– Эй, куда ты, приятель?

– Я, пожалуй, вернусь на корабль.

– Да ладно, будет весело!

В ответ на эти слова Стид развернулся к Эду, и тому стало понятно, что чаша его терпения все-таки оказалась переполнена. Его карие глаза были непривычно темны, точно на полуденном пляже ощутимо не хватало света.

– Если честно, я не нахожу ваши развлечения веселыми. Напиваться до рвоты, кидаться кокосами, целясь в голову, и заставлять черепах сражаться с крабами… Знаешь, Эдвард, мне не нравится то, каким ты становишься рядом с этим человеком…

– Но я такой и есть…

Беспутный ублюдок, презирающий правила, насмехающийся над другими, топящий свою неуверенность и страхи в выпивке.

И, может быть, этот человек и хочет чего-то другого, чего-то большего, но с каждым днем все яснее видит, что недостоин подобного.

Не представляя, что сказать, чтобы удержать Стида или хотя бы сгладить впечатление от произошедшего, Эдвард был вынужден просто смотреть на то, как он забирается в лодку, зовет Олуванде и вместе с ним отплывает к «Возмездию».

Если бы часть команды Боннета не осталась на берегу, Эдвард решил бы, что корабль покинет бухту, как только капитан окажется на борту.