Горечь и упрямство сплелись в тугой канат, который не взяла бы ни одна, даже самая остро заточенная, сабля, и Эд с головой окунулся в хаос, создаваемый присутствием Калико Джека.

Разгоряченные ромом люди Боннета шумной толпой осадили «Возмездие» и, кое-как подняв шлюпку на борт, продолжили развлекаться под руководством своего нового друга. Когда Калико скомандовал поставить что-нибудь на голову самому робкому члену команды, Шведу, а затем вложил в руку Олуванде кнут, Эдвард был уже не в силах остановить опасную затею.

Но в этот момент с носа корабля подал голос Баттонс. Долговязый старик, уже давно простившийся со здравым рассудком, любил проводить тихие часы ночной вахты, прохаживаясь по палубе нагишом. Вот и сейчас он предстал перед разгулявшейся командой в чем мать родила и невозмутимо потребовал прекратить шум.

Вскользь глянув на Джека, Эд уловил, что тот презрительно поморщился. В отличие от чудаковатого джентльмена-пирата, поощряющего в своих подчиненных все их самые невообразимые странности, Калико никогда не упускал случая продемонстрировать свое пренебрежение к тем, кто слишком отличался от его представлений об «отличных ребятах».

Матросы «Возмездия» послушно притихли, и придуманная Джеком шутка оказалась под угрозой. Не желая мириться с этим, он выхватил у Олуванде кнут и сделал несколько жутковатых замахов, один из которых рассек мешок с кофейными зернами…

…За резким свистом кнута последовал звук, похожий на мышиный писк, и чайка по имени Карл, неизменная спутница Баттонса, ворохом перьев осыпалась тому под ноги.

Команда «Возмездия» нестройно ахнула. Наступившая затем тишина вязко обволокла тихий возглас старика:

– Нет, пожалуйста! Карл…

Эд почувствовал, как Калико мгновенно напрягся, но не оттого, что счел гибель птицы от своей руки хоть сколько-нибудь серьезным происшествием… Он просто не хотел, чтобы это уныние помешало ему напиваться дальше в компании пусть не слишком подходящих, но все-таки собутыльников.

Тем более, что его дорогой Блэки стал теперь подозрительно похож на них…

– Это был несчастный случай. Он залетел прямо под мой хлыст…

Пока Калико пытался найти хоть сколько-то стоящие доводы, покачиваясь, точно суденышко в объятиях предгрозовой стихии, вперед вышел никем до этого не замеченный капитан.

– Убирайся с моего корабля. Немедленно!

Очертания его фигуры, освященной лунным светом, почти таким же, что совсем недавно чуть не обвенчал их, казались обманчиво мягкими, но уверенность в голосе была незыблемой, точно захлестываемый волнами утес.

– Хорошо. Я и правда собирался уходить, все равно здесь смертельно скучно, – Калико с обманчивым безразличием пожал плечами. Эд прекрасно знал, что он старался проучить каждого своего обидчика, а обидой Джек считал даже случайно сказанное слово, что уж говорить о неприкрытом отпоре. – Ну, кто со мной на берег?

Люди Боннета ответили недвусмысленным молчанием. Никто даже не шелохнулся в его сторону. И тогда Джек обернулся к Эдварду.

Это и была его месть. Предъявить права на единственное, что было ценного на этом шутовском корабле. Увести с собой Черную Бороду, предоставив глупцам дальше заниматься своими никчемными делами, выполняя приказы своего никчемного капитана.

Но для Эдварда во вновь наступившей тишине, в которой, казалось, еще раздавались отзвуки горестного стенания Баттонса, заключался момент истины, когда он окончательно осознал то, что пытался игнорировать с первой встречи со Стидом.

Джентльмен-пират слишком хорош для него.

Сколько бы чуткости, понимания, прощения и Богиня ведает чего еще ни даровал ему Стид, Эдвард Тич оставался простым и грубым, точно кусок плавника, что мотался по морю после кораблекрушения, не идя на дно лишь из чистого упрямства.

И все его мечты о том, что Стид ответит на его робкие чувства, были столь же нелепыми, как ожидание взаимности от восходящего в своем сиянии солнца.

В широко распахнутых глазах Стида отразились растерянность и боль, но все это должно пройти… через неделю или две, когда воспоминания о знаменитом пирате, по непонятной причине задержавшемся на его судне, потеряют свою яркость.

– Ты уходишь? С ним?..

– Тебе уже давно следовало понять, кто я такой…

Эти слова были призваны дать ему силы сделать первый шаг, оставляя за спиной того, кого он искренне любит, но ничего подобного не произошло. Эдвард чувствовал, будто пытается сойти с места, к которому приколотил свои ступни.

И, все-таки, он добрался до борта. Глянув через плечо, он безголосо произнес:

– Береги себя, приятель…

И канул вниз.

Остаток ночи обернулся сущей пыткой. Калико буквально заставил его прикончить предусмотрительно спрятанный в лодке ром, но, даже пребывая в густом тумане опьянения, Эд не мог смириться с тем, что оставил Стида Боннета.

Бродя по берегу и безостановочно бросая взгляды на манящие теплым светом кормовые фонари «Возмездия», он бормотал себе под нос: «Так будет лучше… Ты должен был… Ты правильно все сделал…»

И Джек поддакивал и уговаривал его угомониться, но для Эда его попросту не существовало. Все пространство от кромки прибоя и до взирающих в полном безразличии звезд заполнила тоска по Стиду, от которой не было никакого спасения.

Утром к нему явился Люциус, чтобы уверенным движением вогнать в грудь обидчика Стида кинжал своего острословия:

– Ты знаешь, что действительно ему нравишься? Надеюсь, знаешь.

Эд смотрел ему вслед, сквозь тошноту и дурман пытаясь осознать, что именно имел в виду мальчишка. В прошлый раз, в той бесконечно далекой жизни, в которой он еще лелеял какие-то надежды, слова Люциуса казались ему белым флагом, открывающим дорогу к победе, но сейчас они несли с собой лишь острую боль и ощущение густых толчков крови из открытой раны.

Стид был настолько чувствителен и мил, что привязался к нему по-настоящему, но это не меняло ровным счетом ничего.

Не без труда поднявшись и чертыхнувшись на мгновенно затопившую окружающий мир темноту, Эд медленно побрел к Калико. Его место рядом с такими же ублюдками, как он, и об этом не следует забывать никогда.

Лодка неожиданно резко качнулась на кажущихся спокойными волнах. Эдвард всмотрелся в непроницаемое лицо Джека, привычно щурящего холодные, пронзительно голубые глаза.

– Откуда ты узнал, что я был на «Возмездии»? – догадка обожгла нутро почище крепкого рома. – Ты ведь не просто так сюда заявился?

– Долго же до тебя доходило! – Калико едко усмехнулся, подтвердив худшие опасения Эда. – Прежний Черная Борода раскусил бы меня в два счета. Иззи Хэндс передает тебе привет.

– Иззи продал меня.., – Эд бессильно сжал кулаки, представив торжество на бледном лице своего прежнего старпома. Человека, более всех на этом свете желающего смерти джентльмена-пирата…

– Нет, он продал Стида. Сентиментальный ублюдок хотел, чтобы я вытащил тебя оттуда прежде, чем заявятся англичане.

Стоило ему произнести это ненавистное слово, как из-за изящного силуэта «Возмездия» показались еще пока далекие, но неотвратимо приближающиеся паруса британских фрегатов.

– А вот и они.

Стид оказался в ловушке в Бухте Слепца, как десятки других несчастных, что были куда более смелыми и опытными капитанами, чем он. Почти все они стали кормом скользящих у ватерлинии вечно голодных акул. Лишь избранные отправились на виселицу, чтобы позабавить публику южных городишек.

Однажды петля почти затянулась на нежной светлокожей шее Стида, но в этот раз, кажется, у него не было шанса спастись.

Если только…

Не слушая дальнейшие рассуждения Калико, Эд поднялся на ноги, заставив лодку закачаться пуще прежнего.

Внезапно все стало просто и очевидно. Длинный конец иглы, что пронзила его сердце насквозь, следовало загнуть, чтобы ее невозможно было вынуть, не разорвав орган в клочья.

Он должен был оставаться со Стидом во что бы то ни стало.

Эд оттолкнулся от дна и через миг оказался в теплых объятиях прибрежных вод. Одежда вновь, в который раз, пропиталась влагой и потянула его вниз, но он принялся грести с упрямством раненного зверя.

«Подожди меня, Стид… Не подставляйся под их пушки… Я что-нибудь придумаю… Я выторгую время… Жизнь лучшего из людей в обмен на жизнь никчемного выродка – прекрасная сделка…»

Эд не без труда забрался на борт «Возмездия» и из последних сил хрипло выкрикнул, заставив Боннета и всю команду обернуться на него:

– Поднимите белый флаг!

Во взгляде Стида засияло нечто настолько яркое, что, будь оно направлено на англичан, многие в мгновение ослепли бы. Но этот свет предназначался лишь Эду и, вместо того, чтобы причинять вред, он наполнял уверенностью и безрассудной храбростью.

Когда британские шлюпки окружили корабль, и бело-синие мундиры заполонили палубу, Эд безропотно позволил повалить себя лицом на доски и связать руки за спиной. Вокруг суетились солдаты, хватая матросов одного за другим, их командир раздавал короткие приказы, будто «Возмездие» теперь принадлежало лично ему, но Эдвард счастливо улыбался, глядя в глаза связанному джентльмену-пирату.

– Ты вернулся, – прошептал Стид с таким облегчением в голосе, что Эд невольно возблагодарил англичан за их бесцеремонное вторжение.

– Я и не уходил.

Не имея возможности протянуть руку и коснуться его прохладных от волнения пальцев, Эд осторожно, чтобы не привлекать внимание, пододвинул свою ногу ближе к ноге Стида и мягко ткнулся носком сапога в бок его изящной туфли.