— Честно говоря, я не понимаю, что мне делать, — с досадой произнес Таракан, идя следом за Стидом по нагретому солнцем песку. — Я попросил Олуванде помочь мне с корзинами для фруктов, но он куда-то исчез, а потом я увидел, что он целуется с Джим под вон теми пальмами…

Стид весело хмыкнул и глянул в указанную сторону. Сомнений быть не могло: два силуэта, слившихся воедино под сенью склоненных к самой воде пальм, принадлежали Джим и Олу.

— Ты можешь занять этим Пита и Люциуса, хотя…

— Этих я не видел с момента, как мы бросили якорь. Сомневаюсь, что они вообще собирались сходить на берег…

Стид вновь хихикнул и робко посмотрел на Эда, шагающего рядом. Тот был погружен в задумчивость и не заметил этот полный надежды взгляд.

— Мы поможем тебе с фруктами. Завтра, перед отплытием. Хорошо? 

— Ну а сейчас мне чем заняться?

— Просто отдохни. Ты выбиваешься из сил, чтобы три раза в день всех накормить. Я думаю, ты заслужил возможность расслабиться.

Эти слова так ошеломили Таракана, что он остановился и в задумчивости упер руки в бока. Стид с Эдом успели отойти от него на десяток шагов и, не сговариваясь, опустились на песок у живописных кочек, покрытых ярко-изумрудной травой.

— А знаете, вы правы, — Таракан дошагал до них, не без труда преодолев высокие песчаные волны. — Я устроюсь под навесом и не буду делать ровным счетом ничего. Вечером Крошка Джон разведет костер, и мы пожарим все съедобное на огне.

— Если эти пустоголовые не спутали мешок с припасами и ящик с мадерой, — прохрипел знакомый голос, и рядом с Эдом на травянистую кочку опустился Иззи. 

— Эй, мистер Хэндс, нехорошо так отзываться о членах команды! Ведь вы тоже один из нас.

— Сомнительное удовольствие, — ворчливо отозвался Иззи. 

Стид с тревогой глянул на Таракана — не рассердили ли его эти слова? Но тот, похоже, ожидал чего-то подобного.

— Судя по вашему лицу, вы удовольствиями не избалованы, так что я бы на вашем месте радовался и этому.

Получив в ответ заслуженное фырканье, Таракан с довольным видом удалился. 

Стид понаблюдал за тем, как матросы неумело пытаются установить палатки, но вскоре ощущение напряженной, неестественной тишины заставило его повернуться к Иззи и Эду. Глядя на то, как бывший помощник Черной Бороды пытается собраться с силами, чтобы завести разговор, Стид почувствовал, как сжалось сердце, уже успевшее впустить в себя этого мрачного человека.

— Я видел, что ты сошел на берег последним. На корабле все в порядке? — мягко спросил он, незаметно тронув за руку Эда, похоже, потерявшегося в своих мыслях.

Быть может, ему лишь показалось, но губы Иззи дрогнули, на миг сложившись в подобие улыбки.

— Мы собираемся пересечь Атлантику. Шанс добраться до мыса Доброй Надежды не так высок, как вы наивно думаете. Мне нужно было убедиться в том, что в трюмах достаточно места для припасов и пресной воды. 

— Что ж, — одобрительно кивнул Стид, мысленно радуясь тому, что в этом путешествии, полном опасностей, с ним будут те, кто обладает гораздо большим опытом. — Твоя проверка оказалась очень кстати…

— «Возмездие» пересечет океан и доберется до Африки целым и невредимым, — проговорил Эд, направив на Иззи напряженный взгляд.

— Ты все еще способен… предчувствовать?..

Стид вздрогнул и невольно потянулся к Эду, чтобы приобнять его, прижать к себе, пусть даже на глазах у Хэндса.

— Нет… я просто уверен в этом. Впервые в жизни я готов поверить во что-то хорошее… 

К удивлению Стида, Иззи не дал волю своему привычному скепсису. Напротив, он будто посветлел лицом и чуть задумчиво кивнул. 

— Ты проследишь за тем, чтобы все было сделано, как нужно?

— Разумеется. Если эти…

— Иззи, пожалуйста… — вынужден был перебить его Стид, прекрасно понимающий, что с командой «Возмездия» следует обращаться иначе, чем привык помощник Черной Бороды. — Если ты проявишь дружелюбие, они охотно последуют твоим… советам. И все в итоге только выиграют.

— Стид прав, — с неловкой, осторожной мягкостью проговорил Эд. — На его корабле все не так, как мы с тобой привыкли, но… у этого есть и свои сильные стороны. И раз уж мы все вместе… 

— Нужно носиться друг с другом, как со слитками золота?

— Именно! — просиял Стид. — При этом к тебе будут относиться точно также! Согласись, это приятно? 

Иззи явно растерялся и на миг погрузился в себя. Взгляд его зеленых глаз, в ярком солнечном свете кажущихся неожиданно прекрасными, скользнул по песку у самых его ног.

— Может быть… 

И, будто бы для того, чтобы сделать эту растерянность еще более глубокой, Эд произнес:

— Ты важен, Из.

Это оказалось слишком, и Иззи вскочил на ноги, в сердцах воскликнув:

— Иди к черту, Эд! Идите к черту оба! 

Он зашагал к остальным в таком смущении, что это выдавала даже напряженная спина, и Стид не удержался, тихо прыснул, впрочем, совершенно довольный тем, каким вышел этот разговор. Он склонил голову к плечу Эда и тихо проговорил, наслаждаясь близостью любимого:

— Он обязательно привыкнет.

— Надеюсь, — отозвался Эд, целуя Стида в кудрявую макушку.

Под руководством Иззи команда подготовилась к плаванию с небывалой основательностью. К исходу дня трюм был заполнен фруктами, рыбой и дичью. Француз изловчился и поймал трех диких коз, для которых Пит тут же смастерил небольшой загон в крюйт-камере, потеснив ядра и мешки с порохом. Олуванде с Джим принесли на корабль красивый цветок, и Стид попросил поставить его на стол в каюте, надеясь, что растение переживет расставание с островом.

После захода солнца все собрались у большого костра, чтобы пожарить приготовленные Джоном кусочки мяса и диких овощей, а после трапезы принялись развлекать друг друга кто во что горазд. 

Люциус рассказал несколько забавных историй с совершенно непотребным концом, после чего ему пришлось до самой ночи заверять Шведа, что все это случилось не с ним. Француз сыграл на лютне свои лучшие песни и ушел в темноту, чтобы там едва слышно перебирать струны.

У Хорнберри неожиданно обнаружилась флейта, на которой он довольно мастерски исполнил пару известных ирландских мелодий, приведя команду в полный восторг.

Даже Иззи явно не без удовольствия прислушивался к смеху и музыке, расположившись в стороне от костра с бутылкой мадеры, насчет которой он явно не имел никаких претензий. Но когда среди всеобщего гомона прозвучал голос Баттонса, внезапно заявившего, что первый помощник Черной Бороды тоже прекрасно поет, он как-то странно вздрогнул и отвернулся, не желая отвечать на устремленные в его сторону взгляды.

— Это правда? — изумленно спросил у Эда Стид, когда они, наконец, решили уединиться в своей палатке и предоставить команду самой себе.

— Не знаю… ни разу не слышал, — растерянно ответил Эд, опускаясь на мягкую перину, заботливо принесенную с корабля самим Стидом.

— Ну, впрочем, у нас будет много времени, чтобы это выяснить…

Стид устроился рядом и робко погладил любимого по плечу, чутко улавливая его встревоженное состояние.

— Расскажешь, что тебя гнетет?

— Даже не знаю… — Эд немного отстранился, и Стид внутренне сжался, но постарался не подать вида. — Я весь день думаю о том, насколько правилен твой выбор… Ты доверяешь мне себя… А ведь я…

Он вздохнул и на какое-то время умолк, явно готовясь произнести то, что его по-настоящему пугало.

— Я был заложником морских сил… был чудовищем и творил нечто ужасное… мне никогда не оправиться от этого до конца… Как я могу надеяться на то, что тебе будет достаточно моей любви…

— Эд… 

Стид придвинулся к нему поближе и с невероятным трепетом коснулся его лица ладонями. Темнота не позволяла ему заглянуть в самую глубину взволнованно следящих за ним глаз, но он хорошо представлял, что было скрыто в их дрожащем блеске.

— Просто позволь мне быть рядом и любить тебя… все остальное придет со временем… Я уверен, ты оправишься… Но даже, если эти раны не перестанут кровоточить… я все равно буду счастлив с тобой. Ты веришь?

Он ласково погладил Эда по щекам, словно бы призывая собрать все внутренние силы, чтобы довериться… и тот едва уловимо кивнул, а потом подался навстречу и спрятал лицо на груди любимого.

Стид знал, что ему нужно время. Знал, что он будет рыдать так долго, что в конце его голос совсем охрипнет, а голова начнет кружиться, как от мадеры. Он надеялся, что после этого наступит хотя бы временное затишье, передышка, и ее хватит, чтобы Эд начал понемногу восстанавливаться.

Но он не ожидал, что в какой-то момент объятия станут крепче, и его возлюбленный прошепчет:

— Стид… Ты нужен мне… 

— Я здесь, не отпущу тебя, пока тебе не станет легче…

— Нет, я хочу… 

Эд умолк, продолжив прижиматься все теснее. Какое-то время Стид в тревоге перебирал мысли о том, что он имеет в виду, но потом…

— Ты хочешь… этого? — пролепетал он, чувствуя, как от догадки его бросает в жар.

— Да. Я больше не боюсь… я…

Стид собрался было что-то ответить, но осознал вдруг, что можно обойтись без слов. 

Под задумчивый перебор струн лютни Француза, бродящего вокруг палаток в полной темноте, он поднялся над дрожащим в ожидании ласк Эдом и принялся заботливо снимать с него одежду.

Когда они наконец-то прижались друг к другу обнаженной кожей, когда Эд расслабленно и благодарно застонал, Стид отбросил свою неуверенность и с ликованием погрузился в наслаждение, какое прежде было ему совершенно неведомо.

Они так долго нежились в мягких волнах перины, под которой, впрочем, чувствовалась прохлада остывшего за ночь песка, что со стороны лагеря начали доноситься звуки, явственно говорящие о том, что команда начала собираться в путь.

Стид был благодарен матросам за возможность поспать чуть подольше, чем обычно. Впрочем, представив, что Иззи уже начал нервничать из-за простоя, он все-таки решил поскорей встать и одеться. 

Не в силах отказать себе в удовольствии полюбоваться спящим Эдом, он осторожно заглянул тому за плечо, но оказалось, что его любимый уже открыл глаза.

— Доброе утро… — произнес Эд смущенно. — Ты хорошо спал?

— Великолепно, — улыбнулся ему Стид, сказав этой улыбкой гораздо больше, чем словами.

Эд улыбнулся в ответ, отчего в груди Стида разлилось нежное тепло, напоминающее прикосновения первых лучей солнца.

— Надеюсь, тебе… было хорошо этой ночью…

Глянув на любимого с бесконечным изумлением, Стид вновь увидел в его лице все ту же тень сомнений, неуверенности, которая, к счастью, начала размываться светом радости, но все еще не до конца исчезла.

— Лучше, чем когда-либо, — заверил его Стид с глубоким чувством. — Ну а… тебе?

— Я… — Эд остановился, будто ему требовалось перевести дух, прежде чем сказать это, — совершенно счастлив.

— Вот видишь… у нас с тобой все получается, — ответил Стид неожиданно севшим голосом.

Эд осторожно кивнул, будто боясь спугнуть это неуловимое чувство, и завозился в одеяле, все еще не готовый вставать и куда бы то ни было собираться. 

Стиду совершенно не хотелось торопить его, но голоса матросов с каждым мгновением становились все громче и отчетливее. Они явно спорили, и предметом их спора, скорее всего, была необходимость идти к капитану.

— Боюсь, нам стоит начать собираться. Мы с тобой проспали завтрак и теперь рискуем навлечь на себя всеобщий гнев.

— Ох, ладно…

Эд не без труда выбрался из свитого за ночь гнезда и неуверенно встал на ноги. Растрепанный и сонный, он выглядел настолько очаровательно что Стид был вынужден осыпать его лицо и плечи поцелуями, слегка придерживая, чтобы он не упал и снова не уснул.

— Знаешь… — он вдруг спохватился, вспомнив, что еще накануне собирался сделать нечто очень важное. — Быть может, сейчас совсем не время, но я хотел бы…

Он запустил руку в карман и достал оттуда маленькую вещицу, которая мгновенно пробудила интерес Эда. Охваченный волнением, он взяв в свои руки кисть любимого и надел на его безымянный палец золотое кольцо с бирюзовым кабошоном.

— Ты помнишь этот перстень?

— Да… я вернул его тебе в день нашей первой встречи…

— Я бы хотел, чтобы ты носил его в знак моей любви. Если, конечно, ты не против…

Эд поднял на Стида взгляд нестерпимо сияющих глаз.

— Но у меня нет другого, чтобы надеть тебе на палец…

— Я все предусмотрел.

С лукавой улыбкой Стид извлек из кармана еще одно кольцо. Диковинное и даже слишком вычурное, оно притягивало взгляд своей невероятной красотой. 

— Эту жемчужину подарил мне ты… Я отдал ее ювелиру, чтобы тот превратил ее в изысканное украшение… и теперь ты можешь…

Эд принял из его рук кольцо и, пытаясь справиться с дрожью волнения, надел на безымянный палец Стида.

— Отныне мы связаны… — почти изумленно проговорил он, а потом вздохнул так, словно в один миг с него было снято древнее проклятье, и потянулся, чтобы поцеловать любимого. 

И Стид ответил, уже не робко, без чувства вины и страха, что кто-то потревожит их в момент их бессловесного признания. Он обнял Эда за талию и принялся целовать так вдумчиво и одновременно так страстно, что тот мгновенно забыл обо всех своих печалях.