Примечание
*Кимчхи — блюдо корейской кухни, представляющее собой остро приправленные квашеные овощи, в первую очередь, пекинскую капусту.
**Омони - Мать, матушка, мама
***Аджума - в переводе с корейского – замужняя женщина. Стандартное обращение к незнакомой женщине средних лет.
Выпавший с утра снег уже давно растаял и температура вернулась на прежнюю отметку. Мин шел по неживой улочке, которая виляла среди небольших домов. Полы плаща развивались от быстрого шага мужчины. Здесь жили не самые зажиточные люди Сеула, кое-где виднелось запустение и даже крайняя нищета, вперемешку с ржавыми прутьями калиток и закрытых наглухо окон.
Ему уже давно не было так тяжело. Конечно, все это время он не отдыхал, лежа в шезлонге у берега океана. Совсем наоборот, Юн Ги почти не спал и постоянно находился в напряжении, опасаясь каждого и не доверяя никому. Ему пришлось все взять в свои, тогда еще неумелые, руки и удалось спасти и себя, и Чимина, но никто не знал какой ценой. Юн старался не показывать свои слабости, он хотел чтобы Чимин чувствовал, что теперь все в его жизни будет хорошо, ему были ни к чему лишние переживания за его задницу. Мин о многом умалчивал и был вынужден просчитывать свои ходы на много шагов вперед, ведь его соперник был так же очень умен и в отличие от него самого — мстителен. Ему удалось пошатнуть первенство «Семи Звезд», но Ким Нам Джуна все еще нельзя было сбрасывать со счетов, он был по прежнему опасен и не собирался так легко сдаваться.
Машина осталась позади, а впереди виднелся только слабо освещенный конец улицы. В такие дни как сегодня, когда он был измотан или ужасно взбешен, когда ему казалось, что вот он — его предел, мужчина приходил сюда. Дойдя до конца улочки Юн Ги взглядом уперся в каменный забор и небольшую деревянную калитку. За ней виднелся мощеный двор и традиционный дом. Если бы сейчас было лето, то жилище утопало в зелени многочисленных деревьев, окружавших его со всех сторон. Но к сожалению зима сделала свое дело. Теперь только голые ветви то и дело царапали стены дома, серым своим цветом добавляя уныния увядшей природе.
Достав ключ из кармана брюк и провернув его в замочной скважине, мужчина открыл калитку. В доме горел свет и манил его к себе, как мотылька, как человека тосковавшего по теплу. Насколько бы он не любил Чимина, как бы он не старался быть с ним откровенным, но в силу своего еще юного возраста, тот не смог бы понять и половины всего дерьма, которое происходило с ним за все эти годы, да и сейчас происходит.
Мужчина подошел к порогу и, поднявшись на каменную ступеньку, снял свои ботинки, пройдя дальше. Толкнув в сторону раздвижную дверь, Юн Ги очутился в небольшой, тускло освещенной комнатке. Он сбросил плащ и оставил на тумбочке возле стены. В углу стоял тихонько работающий радиоприемник, он мурлыкал свои песенки и светился красными и зелеными огоньками в полумраке комнаты. Свет от лампочки, подвешенной к потолку, не доходил в тот угол, где он стоял. У противоположной стены гудел новенький холодильник, соседствуя с кухонной плитой. На полу, за низеньким столом сидела женщина, ее волосы уже давно приобрели пепельный оттенок из-за седых волос, которые она не желала красить, в дань скорби по сыну. Ее руки были по локоть в синих перчатках и она уверенно мешала капусту в огромном тазу, стоявшем рядом со столом. Капуста уже приобрела свой красный оттенок из-за перца и была близка к тому, чтобы ее можно было определить как будущее *кимчхи.
— Добрый вечер, **омони. — Глухо и со скрипом в голосе поздоровался Юн.
Женщина не поднимая головы и не переставая мешать капусту одной рукой, отодвинула таз в сторону, освобождая место для Юн Ги. Взяв кусочек будущего блюда, она подняла кимчхи в воздух, предлагая ему попробовать. Якудза нагнулся и взял в рот кусок капусты. Закрыв в блаженстве глаза, он что-то промычал и улыбнулся, по-матерински ласковым, глазам напротив.
— Садись! Чего встал, — женщина перестала мять капусту и сняла перчатки. — Кушать будешь?
Юн Ги сел и отрицательно замотал головой, уставившись на фото позади нее, висевшее на стене. На нем были запечатлены парень лет восемнадцати и его мать. Юн Ги прекрасно помнил и эти глаза юного якудза, и его последние слова, когда он навел на него дуло пистолета. Его лицо все еще всплывало во снах, и чувство вины неизменно засело в груди, как пуля, которую он пустил тому в лоб.
— Ну чего туда смотришь? Дырку в стене протрешь! — И аджума* накрыла своей маленькой, морщинистой ладонью, большие руки Юн Ги, утешая и жалея. — Это случилось уже так давно, не вороши прошлое. В смерти Дон Ме виновата прежде всего я, а уж потом все остальные. Я не должна была уходить от его отца. Должна была зарабатывать столько, чтобы могла купить ему хорошую школьную форму и отпускать с классом в школьные поездки. Должна была бы почувствовать, что с ним что-то не так… — она помрачнела.
— Но, ведь, это я нажал курок. — Мину казалось, что голос стал на две октавы ниже и прозвучал как-то отстраненно.
— Давай не будем об этом сейчас, Юн Ги. Мне не очень хочется провести этот вечер с тобой, обсуждая то, как ушел из жизни мой мальчик. — И крякнув, женщина поднялась с пола, оперевшись о стол.
Юн проследил за ее грузной фигурой. Аджума была уже не молода, всего то метр пятьдесят ростом и с глубокими морщинками на лице и руках. Она неторопливо шла в направлении соседнего шкафа и холодильника.
— Я не буду есть, омони, — он попытался отказаться от еды еще раз.
— Как будто я тебя спрашиваю, — хмыкнула женщина и, достав глубокую тарелку, насыпала туда две ложки риса из кастрюли. — Ты ко мне не так часто заглядываешь, чтобы отказываться от моей стряпни, — она оглянулась на него и хитро прищурила глаза. — Тем более я знаю, как тебе нравится домашняя еда.
Она выставила рис на стол и добавила к нему пиалу супа из моллюсков, с кимчхи в пластиковой посудине.
— Ты и так меня содержишь, могу я хоть чем-то отплатить тебе, — с этими словами она вложила железные палочки ему в руку.
— Омони, — начал Юн Ги, — вы же отказываетесь почти от всего! Я много раз говорил вам… — возмущения мужчины резко оборвал кусочек кимчхи, которым заткнула ему рот аджумма.
— Айгу-у-у! — Начала причитать она. — Такой худой стал. Одни синяки под глазами и остались! Чимин-и совсем не следит за своим хёном! А ну, ешь быстренько, пока не остыло!
И Юн Ги ел, уплетая ее стряпню за обе щеки, набивая рот всем и побольше. Конечно, он скучал по еде, которую она готовила. Сам не заметил, как стал называть ее матерью. Пусть не родной, пусть и ставшей ею при таких ужасных обстоятельствах, но все же матерью. С потерей одного сына, она обрела другого. Мин помнил тот момент, когда он все-таки отыскал мать Дон Ме, как тяжело ему было сказать, что он убил ее сына, ее плоть и кровь. Помнил ответный спокойный взгляд и отрешенную реакцию. В его память врезались первые слова, обращенные к нему: «Я знала, что это когда-нибудь случится».
Юн Ги высыпал остатки риса в суп, из которого выбрал уже всех моллюсков и расправился с едой. Аджума, все это время наблюдала за тем, как он ест и подкладывала ему в ложку кусочки кимчхи.
— Ну, а теперь рассказывай, — сказала она, когда палочки легли поперек пиалы, и Юн Ги расстегнул пиджак.
— Сегодня я встретился с одним человеком, — якудза замолчал, пытаясь взять под контроль опять разбушевавшиеся чувства. Он зарылся рукой волосы на затылке и вздохнул, желая сбросить с себя тяжесть почти прошедшего дня. — Он очень жестоко со мной обошелся в прошлом, и я его долгое время ненавидел. Потом, чувства немного притупились, я даже почти забыл о прошлых своих обидах. А сегодня, спустя пять долгих лет, встретившись с ним взглядом, меня буквально сожгло изнутри чувство злости. Теперь все мысли только том, что тогда произошло со мной. Голова трещит.
— Тебя это так беспокоит? — аджума придвинулась ближе, заглядывая ему в глаза, пытаясь определить насколько глубоко в нем сидит эта «заноза».
Юн кивнул и облокотился о стену спиной. С того момента, как он вышел за дверь конференц зала, его не покидал ее взгляд, он видел в нем такую же обиду, которая годами сидела в нем самом. Эта обида была, как плодовый червь, она точила сердце изнутри, словно спелое яблоко, заставляя истекать раздражением и крайней степенью жестокости, непримеримости. Юн Ги так и не смог понять, хочет ли он просто увидеть Её снова или же им движет простое желание мести. Почему Ю Ми была так скована и напугана. Он запутался в своих ощущениях, не знал, как поступить дальше.
— Мне часто снится один и тот же кошмар… — Юн закрыл глаза и коснулся затылком стены, ощущая отрезвляющую прохладу. — Я почти получаю то, что хочу в своем сне, но затем беру в руки пистолет и стреляю… все разлетается вдребезги и я просыпаюсь. Не хочу стрелять, но рука движется сама по себе. Как будто сам рушу то, к чему так сильно стремлюсь.
Женщина молчала несколько долгих минут, а потом начала собирать тарелки со стола на поднос. Мин слышал как звенела посуда, которую она ставила друг на друга.
— Этот человек есть в твоих снах?
— Да. Образ сильно размыт, но я знаю, что это определенно он. — Мин тяжело и громко вздыхает и открывает глаза, ища помощи.
— Видно, этот говнюк крепко засел у тебя в мозгу, раз до сих пор мучает тебя.
Юн Ги на это скривился и уткнулся лицом в свои ладони. Он издал приглушенный стон.
— Я хочу его убить. Дико хочу. И, одновременно, хочу простить. Боюсь, что натворю глупостей.
— Я думаю тебе стоит с ним увидеться еще раз и понять чего тебе хочется больше: пустить ему пулю в лоб, как во сне, или же простить.
Мин поднял свое замученное лицо на женщину.
— Ты думаешь, это мне поможет? Мне кажется я уже впадаю в детство и не могу рационально мыслить, всего-то после одной встречи! Что же со мной будет, если я увижу его дважды?
Аджума на это только пожала плечами и, включив воду, начала мыть посуду.
***
Вечер наступил слишком быстро. Тэ Хён сонбе снова довез Ю Ми до дома. Он всегда так делал, подобное стало для него привычкой. Но в этот раз девушка сказала, что хотела бы поехать сама. Чем, конечно же, его сильно задела. Дома Ю Ми встретили все те же картонные коробки и пустота еще не обжитой квартиры.
Сегодня был тяжелый день и захватив с собой две банки пива, она устроилась в кресле тепло-зеленого цвета, поджав ноги под себя и задрав узкую юбку почти по самую талию. Ю Ми несколько минут пристально вглядывалась в обивку, поглаживала рукой мягкую ткань, словно загипнотизированная. Мысли все назойливее жужжали в голове. Ей хотелось бы сейчас выпить чего-то по крепче, забыться и не вспоминать о сегодняшней встрече, но завтра не пятница, чтобы можно было вот так вот расслабиться.
Голова раскалывалась, но она не хотела успокаивать эту боль лекарствами. Ю Ми хотелось наказать себя таким образом за то, что не смогла вовремя взять себя в руки, увидев Его. За то, что она снова оттолкнула сонбэ. За то, что он сегодня поругался со своим отцом, отказываясь вести и дальше это дело, нафаршированное сфабрикованными доказательствами. И еще много за что…
После мысленного перечисления своих прегрешений, это наказание, в виде головной боли, уже казалось Ю Ми недостаточным. Хотелось, чтобы болело что-то еще. Физическая боль была ничтожна, по сравнению с тем, как себя чувствовал Тэ Хён-сонбэ, когда на его предложение поужинать вместе, она просто отказалась. И плевать, что ей это действительно было нужно! Она должна была найти в себе силы и сделать так, как хотел он.
Совесть скребла и раздирала изнутри. Спустя столько лет проведенных с ним рядом, видя то, как он на нее смотрит, как говорит, Ю Ми давно поняла, что его чувства намного сильнее обычной симпатии. Сонбэ любил. Но сколько бы она не хотела испытать к нему нечто более глубокое нежели простая привязанность, благодарность или чувство долга, сколько бы ни корила за пустоту в своем сердце, это ничего не меняло. Он был ей дорог, Ю Ми не хотела его обижать или делать больно, но постоянно убегала в себя, а он терпел. Этот замкнутый круг постоянно давлел над ними обоими.
Ю Ми сделала хороший глоток пива и сгорбилась под тяжестью воспоминаний. С Юн Ги у нее все было по другому. Хватало и одного его касания или взгляда, чтобы она полностью растворялась в нем. С Тэ Хёном же такого вообще не случалось. В ней ничего не просыпалось при легком поцелуе с ним.
Девушка резко выпрямилась в кресле. Пусть и мысленно, но она позволила себе назвать его по имени. Руки мгновенно обдало жаром, во рту застряла противная горечь. И это был не привкус пива. Ю Ми снова сгорбилась, опустив голову на грудь. Жалкая… какая же она жалкая. Несмотря на все свои ошибки, все равно, глубоко под кожей, хранила свои воспоминания о Нем. Все равно в ней осталась Его частичка. Она лгала себе постоянно. Ю Ми давно уже простила Его…
Как же ее угораздило завести отношения с якудза? Где были мозги, когда она так поспешно отпустила себя и отдалась на его милость, которой конечно же не последовало. Он ее растоптал, сделал дефективной и непригодной для дальнейшей жизни с другим мужчиной. И почему же она продолжала о нем вспоминать, мысленно сравнивать этих двух мужчин в своей жизни, Таких разных, таких непохожих. Почему выбор всегда падал на худшего? Почему до сих пор помнит то, как целовал Юн Ги, и совершенно безразлична к нежностиТэ Хёна? Почему отдалась недостойному и не могла позволить того же сонбэ? Ответы на эти и многие другие вопросы, знало только подсознание, но молчало, не желая раскрывать свою тайну.
Банка быстро опустела. Ю Ми сжала ее с силой и взяла со стола другую. Щелчок и пена полилась через верх, на стол. Ей было все равно. Завтра утром вытрет, но не сейчас, когда алкоголь начал обволакивать. Глядя в стену напротив, девушка задумалась чего же все-таки на самом деле ей бы хотелось. И мозг мгновенно же ответил: «Быть рядом с Тэ Хёном-сонбэ». Но проклятое сердце трепетавшее в груди уперто твердило свое: «Врешь… Ты его не любишь…»
В голове снова начало проявляться лицо, с узкими миндалевидными глазами и мятными волосами, с серьгой в одном ухе. Далее появились шея и ключицы бледно-молочного оттенка. Она почти ощущала холод от больших ладоней, видела розоватую кожу на локтях и местах соединения суставов, узловатых мужских пальцев. Следом Ю Ми услышала голос, низкий и хриплый, лениво выводящий ее имя, зовущий, говорящий, что любит лишь ее одну…
Ну уж нет! Во второй раз на грабли она не станет наступать. Ей не нужен тот, кто так сильно ранит и рвет в клочки чувства. Чтобы ни случилось, она останется с сонбэ. Останется с тем, кто ее, Ю Ми, любит. Станет для него лучше, будет отдавать ему столько, сколько сможет и, может быть, пройдет еще немного времени и она сможет твердо сказать себе, что любовь Тэ Хёна взаимна. Ей больше не будет страшно.
Завтра Ю Ми сможет твердо разграничить для себя прошлое и настоящее. Она останется в настоящем. Она будет с Тэ Хёном.
***
Юн Ги почувствовал, как постель рядом с ним прогнулась, под чужим весом. Чьи-то волосы защекотали ухо. Он поморщился и плотнее укутался в одеяло, накрываясь с головой, поджимая угловатые колени к себе.
Уголок одеяла приоткрыли и он услышал смех. Мелодичный и знакомый.
— Юн-а… пора вставать, — ласковый шепот раздался в самое ухо, и он узнал этот голос. Сон сшибло молниеносно. Юн Ги резко распанул глаза и подпрыгнул на кровати. В глаза сразу ударил дикий белый свет. Он автоматически вскинул руку, укрывая лицо, и попытался разглядеть Её, но кровать оказалась пуста. Только белый цвет постельного белья сильнее мылил глаз, заставляя сильнее щурится. Интуиция подсказывала — что-то не так. Его одеяло всегда было заправлено в черное, как и подушки…
— Юн-а, вставай, тебе пора…
Голос доносился прямо из коридора. Юн Ги быстро отбросил одеяло и, как зачарованный, пошел на Её голос. Вокруг все было безликим, белым, стерильным, словно в Раю. Во всем этом он узнавал очертания стен своего старого дома. Но он казался настолько чужым, что в это с трудом верилось. Это должно быть сон, но подобный этому ему еще не снился. Юн Ги двинулся по коридору, ощущая телом легкие порывы ветра.
— Ты будешь кофе? — голос раздался где-то совсем рядом, настолько близко, что Юн Ги, казалось, мог ощутить тепло Ее тела. Он резко сорвался на бег, пытаясь поймать ускользавшее от него Счастье. Свернув в конце коридора на право, оказался на кухне. Первое, что бросилось в глаза — окно во всю стену, и слепящий белый свет, слишком яркий, чтобы на него можно было смотреть, и Юн Ги застыл, боясь пошевелиться.
Он все же смог разглядеть Её лицо, сияющие глаза, в них плескалось столько любви, что Юн Ги сделал шаг назад. Старые чувства с новой силой загорелись в нем. Как буд-то он сам не существовал до этого момента. Словно все, что было до этого — это был сон, а это — его реальность!
— Ю Ми? — Он боялся, не то спрашивал, не то утверждал.
Улыбка расцвела на Её губах. На Ней его старая рубашка, доходившая ей до бедра. Эту рубашку он уже давно выбросил, но совершенно забыл об этом сейчас, путая реальность и собственный вымысел. Руки сами протянулись к Ней на встречу, а когда он коснулся Её, то стало тепло и уютно. Они всегда были вместе, не разлучаясь ни на миг, и вот так она обычно будит его и готовит кофе по утрам. Это было так давно, когда он чувствовал себя настолько счастливым…
— Так, ты кофе будешь? Или может попьешь моего чая? Правда он уже остыл. — Ю Ми сморщила нос и отошла от него, разорвав обьятия.
Свет окутал Её всю, заставляя светится. Сзади же Юн Ги чувствовал наступающую тьму и холод. Он не хотел туда! Только не снова!
Шаг вперед, еще один и вот тьма рассеилась, осталась позади. Он почти рядом, еще немного и… его руки нашли Её снова. Он чувствовал Её теплое тело рядом со своим, ощущал аромат жасмина, давно забытый и реальный сейчас.
— Ты сегодня совсем не ворчишь на меня, — Её тихий шепот, раздался ему в шею. Как бы ему хотелось услышать это от Нее в то утро. Наверное, он просто непроходимый дурак раз так просто отказался от своего Счастья.
— Останься… — в его голосе слышна молба. Юн Ги крепче сжал мягкое тело, зарываясь лицом в волосы. — Ты можешь меня обманывать, можешь предавать… только останься со мной.
— Я могла бы быть с тобой всегда. Я хотела быть с тобой…
От внезапно переменившегося тона Ее голоса ему стало не по себе. Нереальность происходящего снова ударила по голове. Чужое все! Чужой он и Она ему чужая, Юн Ги здесь не место… он сам от неё ушел.
Ю Ми пропала, Ее больше нет. Рядом только холод и надвигающаяся тьма, забирающая остатки света.
— Ты выбрал другой путь… Ты выбрал жизнь без меня! Я тебе не пара! Я никогда не была твоей! Никогда тебе не принадлежала!
Ее голос раздавался со всех сторон, обволакивал и топил одновременно. Она произносила все самые ужасные и болезненные слова, которые он воображал себе, наказывая его. Юн Ги хотел бы прекратить это, но в ладони уже ощущалась холодная поверхность пистолета, и гнев предательства клокотал внутри.
Пот прошиб его, сон повторялся вновь. Вот он — момент. Он уже все это видел, уже делал.
— Нет! — его выкрик мгновенно потонул в наступившей пустоте. Юн Ги попытался отбросить пистолет в сторону, но тот словно прилип к руке. — Я не стану!
Свет погас резко, как если бы кто-то щелкнул выключателем. Все происходящее тепрь напоминало фильм ужасов, его личный кошмар. Юн Ги мог все видеть, но предотвратить дальнейшие события не в силах. Он уже десятки раз видел, как мужские руки появлялись на Её плечах, и все равно преживал все заново. Эти ладони, буд-то змеи, ползали по Её телу, смыкаясь в конце на талии.
— Ты уже делал это. Ты убивал меня! — Лицо Ю Ми не выражало больше эмоций, но глаза были полны ненависти. Её тело резко пришло в движение, унося на десять шагов назад, во тьму.
Его тьму…
Он создал все это сам!
На плече девушки вырисовалась чья-то голова. Сначала, Юн Ги понять кто это, но затем черты незнакомца стали отчетливее, и он смог ясно увидеть того самого адвокатишку. Его морда мерзко улыбалась ему в ответ. Дразнясь, он провел носом по Её шее, вдыхая Её, наслаждаясь Ею. В Юн Ги проснулся монстр, он хотел разнести его башку на мелкие ошметки, хотел смерти. Монстр рычал, раскрывая свою уродливую пасть. Это его женщина…
Юн Ги больше не медлил, он поднял пистолет и выстрелил…
Все исчезло, кроме Её худенького и какого-то в раз ставшего маленьким тела, лежащего на боку. Пуля попала в грудь! Ю Ми скривила рот, в попытке что-то сказать, но глаза ее закрылись.
Юн Ги закричал, дико раздирая горло своим криком. Мычал и захлебывался от чувства невосполнимой потери, пустоты внутри. Он ощущал, как его рвет и выворачивает наизнанку мысль о том, что Ю Ми больше нет и он никогда вновь не увидит её.
Резкий вдох и он понял, что кричит уже в своей спальне. Голос сел, только хрипы вылетали изо рта. Он был весь мокрый, постель тоже. Делая судорожные вдохи и глотая свои эмоции, Юн Ги сполз с кровати. Реальность никак не хотела вливаться в него. Он осмотрелся. Не сон — реальность. Это его постель, его спальня. Ужас медленно проходил, позволяя обрести былую подвижность, но пустота все еще была с ним, словно верная подруга.
Со лба на пол упала капля пота, и Юн Ги с минуту смотрел на нее. Этот сон был другим. В нем он видел все так отчетливо. Она была так реальна. И начало… Она будила его, как будто они уже давно жили вместе и она знала все его привычки. Её фраза про ворчание… он закрыл глаза. В реальной жизни она не могла знать какой он ворчливый с утра. Скорее всего это была проекция его желаний. Он бы хотел, что бы так оно и было.
Но почему же сон поменялся. Начало было совсем другим. Обычно, он видел только пятно, вместо Её лица. Только Её голос путал его с реальностью, заставляя верить в происходящее. И появлялся он сразу в темноте. Не было белого света и его дома тоже не было.
Юн Ги подошел к столу и взял с него графин виски. Следом он выставил один бокал и налил в него алкоголь. Футболка прилипшая к спине и груди, уже остыла, и холод неприятно обнимал его, напоминая о недавнем кошмаре. Мужчина потянул мокрую материю и, сняв ее через голову, положил рядом с графином на стол. Ю Ми с самого начала снилась ему. Со временем сны менялись и из вполне безобидных и колючих, переросли в пугающие. И вот сон поменялся вновь, стал еще реальнее.
Виски отправился в рот. Горечь напитка была сродни лечебной настойке. Боль в груди отступала, пустота зарастала, сон уходил. В его голове пульсировал страх. Боязнь увидеть такой вот кошмар вновь. Испытать по-новой эти чувства.
Юн Ги взял мобильный с прикроватной тумбочки и набрал Чимина. Долгие гудки и вот раздался сонный голос брата, удивленного столь поздним звонком. Мин поздно спохватился и мельком глянул время на наручных часах. Пол третьего ночи…
— Чего тебе, хён? Что-то случилось? — Юн Ги мысленно попросил у него прощения, за столь поздний звонок.
— Завтра, когда к тебе придет тот говнюк адвокат, отошли его обратно.
— Но зачем? Я ничего не понимаю… — Чимин зевнул в трубку.
— Скажешь, что список должна принести его помощница.
— Та девчонка, что ли? Хён, ты ее и правда знаешь? — сонность голоса пропала, теперь Чимин говорил быстро и был слышен интерес в том, как повысился его голос, до писка.
— Слишком много вопросов, Чимин-а, — Юн Ги старался говорить строго, чтобы у младшего отпало все желание вести дальнейшие расспросы. — И я думаю, ты можешь завтра взять себе выходной. Я встречу ее сам.
В трубке послышалось шуршание, видимо Чимин выпутывался из-под одеяла и садился на кровати.
— Ты все понял? — Юн ждал, его реакции. Захотелось рассказать ему все. Объясниться.
— Да. — Унылый голос, бесцветный. — Хён, я знаю, что ты меня любишь и все такое… но иногда мне думается, что ты меня нарочно отталкиваешь. Может я что-то не так делаю? Или ты недоволен мной?
— Ложись спать, мелкий Шерлок! Не ищи в моих действиях скрытого смысла, его сейчас там нет. — Юн Ги вздохнул. Как же это тяжело, отмалчиваться и умалчивать. — После того, как отошлешь адвоката обратно, чтобы я тебя в компании не видел! Все, отключаюсь!
Перед тем, как нажать кнопку отбоя, он еще услышал возглас возмущения по ту сторону. Уже бросая телефон на кровать и двигаясь в направлении ванной, Юн Ги решил, что завтра… он все для себя решит завтра.