Аякс чуть дует на крепкий горячий чай, обжигающий язык, прежде чем отпивает его, не отводя взгляда от окна. Погода чуть успокоилась, словно устав приветствовать редкого гостя в своих краях, потому метель больше не застилает вид на реку, до которой пройти — всего ничего. В детстве он даже считал, сколько шагов до неё, когда ходил с отцом на рыбалку — так было проще справиться с надоедливым, невыносимым предвкушением. Сейчас же шаг — шире, а в голове всё так же ребяческие желание подурачиться, даже если того трепета и восторга не осталось. Обязательно нужно будет пересчитать, иначе он никогда не сможет уехать со спокойной душой.

      Ровно как и сейчас не может наблюдать за родным видом без лишних мыслей.

      Дом ещё не наполнен шумом и оживленностью, как обычно бывает — солнце лишь едва выглядывает из-за заснеженного горизонта, словно застенчиво. Дедушка с отцом уже успели собраться, чтобы выйти во двор — во время метели покосился забор, чей ремонт уже нельзя откладывать. Матушка привычно хлопочет у печи, а бабушка, убедившись в том, что старший внук напоен и накормлен, взялась за вязание — говорят, скоро похолодает, а не у всех ребятишек есть новая пара носков. Младшенькие, что всегда приносят в размеренную жизнь главные краски, ещё спят, потому внимание никто не перетягивает на себя, позволяя рассеянно поддаваться своим мыслям.

      Река в его деревне никогда не тает — своеобразная особенность Снежной, что отступает лишь в совсем отдаленных уголках страны, ближе к границам с другими странами. И, даже если Аякс привык к виду навечно замерзшей реки, одна мысль всё никак не даёт покоя — каким был вид из её окна?

      Она ведь тоже жила на берегу — сама говорила. Будет ли для неё безмятежность застывшей природы такой же родной, как она писала в письме, или она всё же привыкла к бесконечному непостоянству?

      Так просто выветрить из памяти маленькое путешествие в Фонтейн не получается, даже при всём желании. Было в них нечто схожее, неосознанно запомнившееся и не дающее теперь покоя, несмотря на всю двоякость отношения новой знакомой к нему. Возможно, дело в том, как к ним относятся в Фатуи. За всё своё пребывание в Заполярном Дворце сам Аякс так и не смог завести хоть какого-то близкого друга — банально не выходило. Отталкивал характером, жаждой битвы и не самой приятной славой. Шутка ли — четырнадцатилетний мальчишка, сходу привлекший внимание Предвестников, в рекордные сроки сам занявший место среди них. Для некоторых это и вовсе стало причиной для неприязни — особенно тех, кто всю жизнь посвятил работе, но так и не смог добиться расположения Архонта. И пусть у Станиславы совершенно другие проблемы, суть сводится к одному и тому же — непринятию.

      А возможно дело в том, как она относится к своей семье. Аякс пробовал представить, чтобы у него сложились такие же отношения со своей: не получалось. Он бы сделал что угодно, чтобы вернуть расположение родных, независимо от обстоятельств. Потому что лишь из-за них тьма бездны отступила, а не забрала с собой окончательно. Если бы не их поддержка… смог бы он справиться со всем сам?

      Может ли человек вообще без семьи перенести всю заготовленную ему судьбой напасть?

      Аякс проверять не хочет, но горит желанием узнать подобного человека ближе. Узнать, чем она живёт и как заполняет пустоту в душе, если даже семья отвернулась от неё. Можно ли назвать это актом спасения?

      Или он просто купился на подобное отношение к себе, эгоистично желая подольше насладиться трудностью общения? Общения без увиливания и лицемерия, как с остальными Предвестниками, а исключительно с жесткой, колючей правдой. Общения, когда его не боятся за одно звание, зная про все заслуги, а ставят на место язвительной фразой за малейшую ошибку, заставляя стараться лучше и прикладывать усилия, чтобы сохранить гордость, хотя бы в собственных глазах.

      Общения, когда его не отталкивают, а дают шанс показать, что в нём есть не только пустота размером с бездну, которую он пытается заткнуть сплошными сражениями.

❄❄❄

      Гуси, кажется, кровожадно гогочут. Аякс мысленно клянётся, что если, храни его Царица, они подойдут хоть на шаг своих наглых лап ближе — он использует гидро клинки. И ему будет совершенно плевать на собственные заморочки о том, что подобным образом он поступает лишь при встрече с достойным противником. Рисковать и пересекаться с этими адскими тварями нет никакого желания.

      Живность в Снежной настолько удивительна, насколько же и пугает. Будучи проездом в прелестном Мондштадте, он успел увидеть местных гусей — чуток бешеные, чуток нелепые, но в остальном очень милые, миниатюрные — даже крошечные, — и прелестные создания. Гуси в Снежной же, будучи размером с трёх Мондштадтских, привыкли к суровым зимам и борьбе за еду — будь это стандартный корм или ляжка одного из Предвестников.

      И есть ведь в Снежной более ласковые и не такие опасные варианты для домашних животных — козы или олени, например. Но его семья начала питать тёплые чувства исключительно к жестоким птицам, добавив причин для ужаса в ранее беззаботное детство Аякса.

      Однако сейчас, уже буду взрослым и серьёзным человеком без глупых страхов, Аякс просто шикает на гусей, преследовавших его через весь двор, всё-таки подавляя желание схватиться за клинки, и, оглядываясь, с облегчением заходит в дом. В нём безопасно — эти твари не сунутся за порог. Аккуратно сложив дрова, за которыми его и отправили, Аякс снимает верхнюю одежду, отряхивая её от снега, и мельком прислушивается — в доме тихо. Родные, как и всегда, слишком заняты хозяйством, чтобы подолгу оставаться без дела — день его приезда был большим исключением из правил. Даже братья — и те убежали играть с другими мальчишками из деревни, пока погода благоволит. Это подталкивает Аякса подняться на второй этаж, чтобы поговорить с сестрой.

      Деревянная лестница скрипит — приятно и по-родному, позволяя почувствовать себя дома. Здесь, в его милой сердцу деревне абсолютно всё так ощущается, даже если доставляет дискомфорт, потому и не хочется, чтобы хоть что-то менялось. Так проще помнить о беззаботном детстве и времени, когда не приходилось ощущать себя таким запятнанным. Возможно, Тоня думает так же, потому и не прогоняет, когда Аякс приходит к ней. Она сама почти не изменилась — всё так же проводит всё своё свободное время за вышивкой и книгами.

      Раньше в этой комнате жили Антон и сам Аякс — ещё будучи мальчишками они постоянно спорили о том, какую половину кто займёт, а после быстро мирились, даже не успев рассориться, когда старший брат садился делать игрушки. Тот неопрятный и криволапый дракон до сих пор стоит на одной из полок — рядом с другим, пусть и аккуратным, но всё таким же несуразным. Даже если в итоге Аякс поладил с деревом, легче он справляется всё так же с водой — от его ледяных скульптур были в большем восторге, но выбрасывать деревянные игрушки всё равно не стали. Оставили на память.

      Сейчас же Антон с радостью обменялся с Тоней, поселившись с Тевкром в старой комнате сестры, что была куда больше и удобнее для двух детей. Тоне никогда не было с кем спорить — братьям было веселее вместе, потому трогать сестру, держащуюся ледяным особняком от них подальше, не было смысла. Но даже несмотря на это — все трое знают, что она всегда поможет им, залатает и перевяжет если нужно будет. Тоня любит их, а братья всегда любили единственную сестру — просто всё в итоге сложилось именно так.

      Это позволяло чувствовать себя принцессой в башне — недосягаемой, но всё равно любимой далёким рыцарем, стремящимся спасти её. Вот только Аякс всегда был единственным, от кого Тоня хотела этого спасения, а он в итоге оказался пусть и действительно рыцарем, но не для её сказки, и осознавать это было куда больнее, чем впервые уколоться острой иглой.

      — Тебе нравится подарок? — первым начинает разговор Аякс, присаживаясь рядом с сестрой на диван. Та, лишь на мгновение прекратив вышивать, бросает мимолётный взгляд на привезённого из далёкой поездки медведя. Специально для неё. Но ей это никогда не нужно было.

      — Ты не прислал ни единого письма из Фонтейна.

      — Прости, — смеётся в ответ брат, потрепав сестру по плечу, — просто было некогда. Очень хотелось вернуться к твоему дню рождения. Я ведь обещал тебе.

      Тоня кивает — обещал. И это обещание выполнил. Вот только завтра, аккурат после праздника, он снова уедет в Заполярный Дворец служить Царице. Уедет снова быть Тартальей, а не Аяксом. Уедет от семьи и от неё. И это несправедливо, что он больше не находится постоянно рядом, когда так нужен. Настолько несправедливо, что появляется желание провести жирную черту между «Аяксом» и «Тартальей», чтобы разграничить для себя образ родного брата и жестокого Предвестника, что преданно исполняет любой каприз лишь своей Царицы, ставшей для него единственной ценностью за дверьми дома.

      Но в последнее время это совершенно не работает — Тоня видит в нём Аякса, когда получает его письма, помнит о детстве, когда они так же писали друг другу записки на собственном придуманном языке, и брат использовал это для сплошного дурачества. А когда он появляется дома — в нём вечно чудится что-то чужое. Чудится Предвестник, а не дурной-дурной, но любимый Аякс.

      И куда деваться от этих мыслей Тоня не знает.

      Правда ли всё дело в изменившемся брате, иль всё же в ней самой?

      — Знаешь, — Аякс берёт снова всё в свои руки, садится ближе и уже не просто треплет, а обнимает, побуждая отложить своё занятие хотя бы сейчас, — я ездил в Фонтейн с одной девушкой. И вы с ней так похожи — обе любите меня подначивать и издеваться. Вы обязаны познакомиться.

      — Чтобы мы могли вдвоём глумиться над тобой? — Тоня не выдерживает и усмехается, прильнув ближе к брату и положив голову ему на плечо. — Не знала, что ты любишь такое отношение к себе, братец Аякс. Позор тебе.

      Аякс смеётся, чувствуя облегчение — расставаться с Тоней на дурной ноте отчаянно не хотелось, а подловить момент, чтобы поговорить наедине, очень сложно, когда вокруг столько родственников. И пусть их он любит не меньше, но разговор по душам с одной лишь Тоней был необходим.

      — Что за девушка хоть? — украдкой, словно на самом деле не желая спрашивать, продолжает Тоня. Аякс на мгновение призадумывается, не зная даже, как лучше описать свою маленькую и злобную спутницу. Бывшую спутницу, если говорить точнее. Но встретиться с ней вновь он всё равно намерен.

      — Очень напоминает наших гусей, если честно, — понижая тон до серьёзного, признается Аякс, — в один момент я был уверен, что она точно меня убьёт, даже если всего лишь по плечо мне.

      Тоня откидывается ему на грудь, тихо посмеиваясь — её дрогнувшие плечи Аякс ощущает куда отчетливее, чем слышит смех. Но всё равно не может не засмеяться снова, только уже вместе с сестрой.

      — Раз ты так о ней отзываешься, то я удивлена только тому, что ты вернулся живым, — тихо, но с отчётливым весельем произносит Тоня.

      — Я был хитрее и не говорил ничего подобного при ней вслух, — с насмешливой гордостью отвечает Аякс. Говорить нечто подобное Станиславе кажется… очень плохой идеей. Он хоть и дурак, но не настолько. К тому же с ней больше хочется поладить и сблизиться, чем получить в свою сторону ненависть.

      Сестра вновь посмеивается, но уже выпутывается из объятий брата, уходя к своему столу. Аякс, хоть и не желая этого, позволяет Тоне сделать задуманное, не мешая. Потому почти сразу же она возвращается к нему, держа в руках аккуратно сложенный платок.

      — Хотела отдать завтра, перед твоим отъездом, — признаётся Тоня, протягивая брату подарок, — но, думаю, сейчас более подходящий момент.

      Аякс принимает ткань и аккуратно проводит по вручную вышитым знаку Берегини, вместе с другими складывающемуся в прекрасный орнамент, в который вложено куда больше смысла, чем кажется поначалу. Тоня всегда придавала много внимания деталям, скрывая всю невысказанную любовь в таких подарках.

      — Спасибо тебе, Тоня, — тихо, но с искренней улыбкой произносит Аякс, чувствуя скопившуюся на сердце нежность.

      — Будь осторожен и обязательно возвращайся домой, — в тон ему отвечает Тоня.

      Тарталья смеётся, стараясь скрыть за привычной реакцией грусть. Он не может пообещать, что будет осторожен — не со своей любовью лезть на рожон и ввязываться в неприятности. Как и не может пообещать, что обязательно вернётся — всё будет зависеть лишь от того, насколько будут благосклонны к нему боги в его новых странствиях. Всё, что он может сейчас сделать, это обнять сестру и трепетно поцеловать её в лоб — как делала их матушка, когда нужно было ободрить детей.

      — Я вернусь быстрее, чем растает снег.

      Тоня смиренно кивает, чувствуя, как начинают слезиться глаза, и насколько тяжело сдержать слёзы. Аякс всегда даёт такие обещания, когда не знает, сможет ли их выполнить — в их краях всё равно никогда не тает снег.

❄❄❄

      Луна смотрит безмолвно, восседая на своём троне из облаков. Смотрит-смотрит-смотрит и всегда молчит, находясь просто рядом-далеко.

      Лёд под ногами трещит. Трещит и расходится, утягивая в свою пучину, обволакивающую родным холодом. Его острые, обломанные края царапают руки, которые пытаются зацепиться за него, чтобы не утонуть в пугающем омуте и собственном страхе.

      Холод не способен согреть. Холод не способен ни дать жизнь, ни сохранить.

      Пальцы скользят в отчаянии, пытаются зацепиться, пока лёд не уходит не только из-под ног, но и от рук. Опора больше не чувствуется — лёгкие сдавливает вода и собственный страх, что не удаётся выразить даже безмолвным криком.

      Луна наблюдает своим немигающим взглядом. Наблюдает и не вмешивается.

      Вместо неё за горло хватает холод — его пальцы ощущаются лютым морозом, а когти остры достаточно, чтобы вспороть тонкую кожу и вынудить захлёбываться в собственной крови, что мгновенно заменяет воду. И голос холода такой вкрадчивый, знакомый, пугающий шепчет:

      Ты хотела бы всё изменить?

      Согласие застревает в горле костью, отпечатывается полной луной где-то на периферии зрения — почти незаметно, но навязчиво-больно-страшно.

      Собственные руки тянутся к луне сквозь вязкую толщу воды — она всегда рядом. Луна должна помочь. Луна была с ней даже тогда, когда лёд, которому она так верила, дал трещину, позволив цепким лапам ужасов из детских страхов схватить за ноги и утянуть на дно.

      Но жалость от луны так и не приходит — она сидит высоко-высоко в небе, не спускаясь вниз и не протягивая руки в ответ. Вместо этого она просто напоминает:

      Такие как ты рождены, чтобы сгорать, даже если изнутри пожирает холод.

      Станислава медленно открывает глаза, почти сразу же недовольно жмурясь, проводя ледяными пальцами по лицу. Долгая поездка и отсутствие сна дали о себе знать, и она всё же уснула, как только выполнила работу. Андрей, сидящий на противоположном конце дивана, ближе к горящему камину, замечает её пробуждение и усмехается.

      — Проснулась, спящая принцесса? — друг машет ей письмами в своей руке, которые они постоянно копят, не желая разбирать до тех пор, пока для них не остаётся места. Сбавляя насмешку в голосе, Андрей продолжает уже серьёзно. — Опять кошмары?

      — Заткнись, — выдаёт в ответ Станислава, но вместо желаемой злобы и привычного превосходства в голосе слышится усталость и жалость, — раздражаешь. Проваливай из моего дома.

      — Мне нравится у тебя, — беззаботно продолжает Андрей, пожимая плечами, бросая в огонь очередное письмо, даже не распечатывая, — могу предложить коньяк. Хорошо идёт после кошмаров.

      — Хочешь, чтобы я спилась так же, как и ты? — хмыкает Станислава, поднимаясь с дивана и стряхивая с себя остатки противного сна. — Пей и дальше один, проклятый тартыга. Я не собираюсь всё решать пойлом, как это делаешь ты.

      Андрей в ответ смеётся — не спорит. Это действительно не лучший метод, но поступать так же, как и Станислава, он не намерен — забывать о своих проблемах и делать вид, словно их не существует, куда хуже, чем запивать горе, даже если она не согласна с этим. Она вообще очень редко согласна с ним. Так и выходит кое-как уживаться вместе, даже если у каждого свой отдельный дом — вдвоём куда привычнее, чем раздельно.

      Хотя в случае Андрея всё сложнее — его каждый вечер ждут обратно. Ждёт одна маленькая, невинная жизнь, которую он по такой неосторожности спас, даже не зная, что с этим делать, но уже было поздно идти на попятную. Она ждёт и верит, что в этот раз всё будет хорошо — но он в очередной раз сбегает к подруге. Просто не может иначе.

      Станислава проходит к столу, на котором аккуратно покоятся рабочие документы, и устало садится за него, обхватывая себя холодными руками. Все бумаги заполнены и трижды перепроверены. Все отчёты написаны наперёд — всё равно везде она будет писать одно и то же.

      Всё стабильно. Ничего нового. Никаких проблем. Исследования успешно продвигаются. На станции всё под контролем.

      Иных отчётов от неё не примут. Если возникнет какая-то проблема — она должна разобраться со всем, а не приносить плохие новости. Впрочем, Станислава и не против — лишь бы занять чем-то себя. Бездейство и бесцельный отдых начинают понемногу сводить с ума, напоминая о прошлом через кошмары.

      — Опять письма от родителей? — внезапно спрашивает Станислава, отвлекаясь от своих мыслей и чувств. Андрей, рассматривающий очередной конверт, удивлённо оглядывается, не ожидая, что подруга так быстро заведёт разговор. Умеет же переводить тему, когда не хочет говорить о себе.

      — Уговаривают вернуться, — кивает Андрей, скармливая огню ещё одно нераспечатанное письмо, — ты же знаешь. Они даже спустя столько зим не могут угомониться.

      Станислава усмехается, окончательно отойдя от сна. Конечно уговаривают — надо же прокормить оставшихся шестерых детей и заняться хозяйством, а без Андрея тяжко — даже его деньги, которые он зарабатывает в Фатуи, и которыми пытается откупиться, не помогают. Его родители верят, что только возвращение старшего сына всё исправит — и холод, и голод, и хромую на две ноги козу. Всё будет как в чудесной сказке.

      Андрей не верит и пятый год подряд не пишет ни единого письма домой, просто отправляя мору. Станислава удивлена, что его родители терпят такого ублюдка и думают о нём только самое хорошее. Сама могла бы — выгнала ко всем чертям на улицу. Да только не выгоняется, негодяй.

      — О! — внезапно восклицает Андрей, стоило только в руки взять другой конверт. Станислава с ленивой заинтересованностью оглядывается. — А это тебе письмо. От Царицы. Личное.

      Станислава сразу поднимается из-за стола, быстро оказываясь рядом — письмо от Царицы это всегда важно.

      Царица единственная, от кого Станислава всегда ждёт хоть какой-то весточки — с лёгким трепетом и уважением.

      Потому что это Царица. Её Архонт, что подарила ей холод вместо удушающего жара. И пусть этот холод порой становится уничтожительно-невыносимым, но он намного милее сердцу, чем неконтролируемый огонь.

      — Шу-чу, — одними губами произносит Андрей, отводя руку с обычным письмом, не позволяя до него дотянуться, и сам же смеётся с этого, — ты так предана ей, это очаровательно. Я уже было начал думать, что ты не способна быть милой.

      — А ты — просто бесчестный лжец, который ничего не знает о честности и долге, словно королобый пустозвон, — ядовито-насмешливо тянет ему в ответ Станислава, усмехаясь и скрещивая руки на груди, — никак не могу понять, почему тебя всё ещё не уволили, если твоим словам — грош цена, и ты смеешь так нагло обманывать людей, несчастный тартыга.

      — Сколько оскорблений за раз, — хохочет Андрей, вальяжно откидываясь на диване и откладывая все надоевшие бумажки, — рад, что ты теперь в отличном настроении. А говорила, что не любишь мои шутки.

      Станислава фыркает, отворачиваясь от самодовольного друга. Хоть злиться и хочется, но больше для галочки — он действительно её взбодрил. Пусть и своими глупыми, бесячими методами, но взбодрил и настроил снова на работу.

      Теперь она с чистой совестью может вернуться к своему самому любимому занятию — нагрянуть с внезапной проверкой на железнодорожную станцию и испортить день бедной локомотивной бригаде.

      Это она обожает по-особенному. Ничто не способно после подобного испортить ей настрой.

❄❄❄

      Снег под ногами хрустит, выдавая её присутствие ещё задолго до того, как она о себе заявляет — рабочие на станции сходу переполошились, зная, что с такими гостями не шутят. Даже если они все работают на одного конкретного Предвестника, положения у них всё равно сильно разнятся. И Принцесса ловко этим пользуется, не давая спокойной жизни тем, кто и слова ей сказать не может.

      — Проверка, мои очаровательные работяги, — нараспев произносит девушка, поправляя такую ненавистную маску агента Фатуи. Впрочем, за возможность поднять себе настроение она готова потерпеть все неудобства.

      — Вы же только недавно приходили к нам, уважаемая, — тяжело выдыхает мужчина, нервно дёрнув плечами, поправляя накинутый на них плащ, — вы всегда так тщательно всё проверяете, что в такой частоте нет никакого смысла, честное слово.

      Принцесса довольно хмыкает, наслаждаясь тем, что способна взбесить кого-то одним своим присутствием — пусть ни один из бригады этого не показывает явно, но она догадывается об этом. Успела понять за все прошлые многочисленные визиты.

      Ещё одна маленькая радость работать на Фатуи — возможность быть поближе к поездам. Снежная — страна отнюдь не маленькая, а поезда один из немногих путей, как можно легко по ней передвигаться. Впрочем, чаще всего их используют для грузоперевозки — именно к грузовой станции Принцесса и приставлена. Пусть паровозы не самый приятный транспорт, учитывая их специфику, но это ощущается маленьким и милым сердцу хобби — разбираться во всех технологиях Снежной, какими бы они не были, особенно если такие грандиозные.

      — Проверка никогда не бывает лишней, — навеселе отвечает Принцесса, и, оглянувшись на бригаду, кивает на вагоны, — поступил новый груз, да? Я смертельно хочу увидеть все-все-все накладные. И ваши отчёты за то время, пока меня не было.

      Кто-то раздражённо вздыхает, явно осознав, что этот падальщик, по ошибке представленный в виде человека, явно надолго к ним. Но прежде, чем с языка срывается едкий ответ, к ним почти бесшумно подходит ещё один человек:

      — Уже вся в делах, да, Принцесса?

      Рабочие тушуются и отводят взгляд, едва не бледнея — ладно эта белобрысая стерва, к ней привыкли уже, но Предвестники почти никогда лично не заглядывали к ним, оставляя всё на своих помощников. А одиннадцатый Предвестник и вовсе никогда не проявлял заинтересованность в их скромном ремесле.

      Принцесса цыкает и оборачивается — надоедливый щенок, с которым она надеялась больше не пересекаться, приветливо улыбается и машет ей рукой, словно в напоминание о том, что она позволила себе побыть искренней в Фонтейне и слишком открыться ему. И что-то ей подсказывает, что очень зря.

      Вот только теперь, встретившись с ним в рабочей атмосфере, всё напоминает ей о том, что стоит прикусить язык и быть чуточку вежливее. Он же, пресвятые Архонты, Предвестник. Проклятые рабочие точно ей припомнят грубость в его сторону. Кажется, что-то всё-таки способно испортить ей настроение.

      — Какая приятная и неожиданная встреча, — с наигранной улыбкой отвечает ему Принцесса, сжимая в руках папку с документами. Проведённого времени вместе хватило, чтобы понять смысл, вложенный в эти слова.

      Тарталья в ответ смеётся, ничуть не удивлённый тому, что она ему совершенно не рада. Впрочем, ему это даже по душе.