Глава двадцать вторая. Так пляшет смерть

      Станислава впервые видит… такой переполох в доме. Обычно и Келлеры, и Влад куда спокойнее воспринимают срочные миссии, совершенно не переживая о них, а сейчас же — заняты сбором необходимого. Один лишь Андрей был спокоен, так и не сдвинувшийся с дивана, на котором сидел — в нём понимания явно не больше, чем в Станиславе, но она, в противовес ему, тоже начала переживать — далеко не из-за того, что это первое задание, на которое её берут с собой.


      Предчувствие. Это было предчувствие беды.


      Она вернулась в свою спальню за Глазом Бога. В последнее время у неё появилась привычка не брать его с собой — пусть было непривычно без элементальной энергии, покалывающей кончики пальцев, это решение было… безопаснее. Если бы не дурное предчувствие, то Станислава даже не думала бы брать его с собой, но чувствовать себя беспомощной и уязвимой, если даже остальные переполошились, нет никакого желания.


      — Мы можем быстро поговорить до того, как отправимся?


      Станислава резко разворачивается, не ожидая того, что Карл придёт к ней. Он проскальзывает внутрь комнаты, тихо закрывая за собой дверь, явно не желая, чтобы кто-то знал об этом разговоре. Выходит лишь кивнуть на его вопрос.


      — Если честно, я чувствую себя сейчас безумно виноватым, — неловко смеётся Карл, низко опуская голову, — я хотел о многом ещё успеть с тобой поговорить, но наивно считал, что у нас достаточно времени… Я хотел предложить тебе съездить в Натлан, чтобы ты увидела своими глазами цветение делоникса. Это незабываемое зрелище, с которым я хочу поделиться с тобой. Делоникс ведь твоё созвездие, да?


      — Да, — Станислава поджимает губы, чувствуя что-то удушающе-неправильное в словах Карла, быстро заморгав, чувствуя, как заслезились глаза, — ты можешь пообещать мне, что мы… съездим в Натлан? Сам ведь заговорил об этом. Или ты готов дать мне только ложные ожидания?


      — Я не могу гарантировать, что всё пройдёт по плану, потому внимательно меня выслушай, — Карл мягко, но виновато улыбается ей, — не забывай о созвездии, под которым ты рождена и… ты можешь пообещать мне, что выполнишь один единственный мой приказ?


      В горле пересыхает от волнения, когда Станислава вновь кивает — медленно, обдумывая то, на что она соглашается. Карл прикрывает глаза, кивая самому себе, точно для уверенности — никогда раньше он не брал на себя роль командующего.


      — Не отходи от меня ни на шаг. И если всё получится… мы обязательно съездим в Натлан, я обещаю тебе.


❄❄❄


      Окрестности Солнцецвета оказываются… куда спокойнее, чем Станиславе представлялось из-за устроенного переполоха. Словно ничего и не случилось. Словно… всё в порядке, и Карл просто подшутил над ними.


      Тогда почему они всё ещё настолько напряжены?


      — Предлагаю разделиться, чтобы быстрее закончить с этом, — произносит Клара, поправляя ремешок увесистой сумки на плече, — я пойду с…


      — Андреем, — заканчивает за неё Влад, — можешь, если хочешь, ещё Карла прихватить. Мы и вдвоём управимся.


      Клара зло хмыкает и хмурится, бросая вопросительный взгляд на Карла. Тот лишь наклоняет задумчиво голову на бок, ничуть не задетый чужими словами.


      — Пусть лучше Карл с вами остаётся, — фыркает Андрей, складывая руки на груди, — понятия не имею, почему вы вообще решили, что ему стоит идти с нами. Мы бы со всем управились втроём, без тех, кто даже не способен нормально пользоваться Глазом Бога.


      Станислава с силой сжимает челюсть, сдерживаясь, чтобы не разругаться с ним прямо здесь и сейчас — тревога, грызущая её изнутри, подсказывает, что сейчас не лучшее место и время для подобного. К тому же… тот факт, что Влад за всю вылазку так и не посмотрел в их сторону, не отводя взгляд от уже спящего Солнцецвета, тревожит.


      Словно все, кроме неё, знают тайну, но решили не делиться с ней.


      — Без ругани, — спокойно произносит Карл, — лучше действительно разделимся. Клара, возьми Андрея и иди в противоположную сторону. Обойдём деревню по периметру и позже встретимся, чтобы поделиться увиденным.


      Станислава обменивается с Андреем раздражёнными взглядами — она не понимает, что именно случилось с их старой дружбой, но не может перестать злиться на упрямого друга. От собственных мыслей её отвлекает Влад, мягко подтолкнувший её за плечо. Как только она переводит на него взгляд, он беззаботно улыбается ей:


      — Пошли. Я не хочу всю ночь потратить на это.


      Выходит лишь кивнуть на его слова, чтобы после, вспомнив о своём обещании Карла, сделать шаг назад в его поисках — ей этого не позволяет сделать Влад, недоумённо посмотрев на неё и придержав.


      — В чём дело?


      — Ни в чём, — Станислава мотнула головой, решив, что ничего плохого не должно случиться, если она выполнит его просьбу после, — пошли.


      — Надеюсь, что вы не оставите меня позади, — смётся в кулак Карл, сравняв шаг с ними.


      — Куда же мы без тебя, — Влад холодно усмехнулся, бросив на него взгляд.


      В молчании они проходят несколько метров — ночь всё также безмолвна, и лишь полная луна наблюдает за ними, просматривая окрестности чуть в отдалении от деревни. Становится совершенно неуютно от настолько спокойной обстановки, заставляя сердце замирать от каждого шороха в ожидании беды, уже выглядывающей из-за следующего дерева.


      Оказалось, что беда куда ближе, чем ей казалось.


      — Подождите, — Карл резко останавливается, заставляя притормозить их и посмотреть в том же направлении, куда и он, — где-то здесь был зафиксирован всплеск энергии. Можешь подойти, Стась?


      Станислава колеблется на мгновение, не понимая просьбы, но, помня их разговор, всё же делает шаг в его сторону, выполняя своё обещание.


      Останавливает её хватка на локте.


      В непонимании Станислава оборачивается на Влада, сверлящего взглядом Карла, а тот на это лишь вздыхает и прикрывает лицо ладонью.


      — Хватит, Влад. Ты же понял уже, что мы знаем о твоих манипуляций с бездной в окрестностях деревни. Просто сдайся, прямо на месте своего преступления, и тогда над тобой, возможно, смилуются.


      На осмысление сказанных Карлом слов не остаётся времени — её резко дёргают на себя, и прежде, чем удаётся понять произошедшее, Станислава чувствует крепкую хватку на горле. Машинально она хватается за его плечо, проходясь короткими ногтями — Влад на это лишь усмехается, явно не чувствуя дискомфорта.


      — Меня порой тошнит от того, насколько ты миролюбивый, — Влад усмехается, и Станислава чувствует, как кожа покрывается мурашками от осознания и страха, — в тебе ведь гены этого самовлюблённого ублюдка… почему ты настолько мягкосердечный? Мог давно убить меня, а не ходить вокруг да около и ждать от меня любезности. Тычешь меня носом в мою работу, словно нагадившего котёнка. Ждёшь извинений?


      — Вся природная жестокость и безумие господина достались Кларе, к сожалению, — Карл миролюбиво пожимает плечами, а после он встречается взглядом со Станиславой, пытаясь успокоить её и внушить безопасность одним своим видом, — дыши, пожалуйста. Всё будет хорошо.


      Словно желая мгновенно опровергнуть сказанное, Влад крепче перехватывает её, заставляя зажмуриться и от боли, и от недостатка воздуха, и от страха.


      Он мог лгать ей, мог манипулировать и морально давить, она бы всё ему простила по детской наивности, но он решил самолично убить в ней последние остатки ребячества.


      — Ты ухудшаешь собственное положение, — Карл осуждающе мотает головой, — если бы ты сдался господину сам, то он бы, возможно, был к тебе милосерднее. Хотя, если честно, даже я со своим желанием верить в лучшее считаю, что он в любом случае тебя убьёт. Сейчас вопрос стоит скорее в том, насколько это будет болезненно и жестоко.


      Что с Андреем?


      Резкое осознание заставляет Станиславу раскрыть глаза.


      Он с Кларой.


      Паранойя оглушает её, лишая возможности здраво мыслить.


      Карл с самого начала предполагал самое худшее. Что именно он представлял?


      — Ты давно роешь под меня, так что должен был догадаться, что мне плевать на него, — усмехается Влад, из-за чего Станислава машинально переводит взгляд с Карла на держащую её руку, — может, и мой план уже давно узнал, проклятый всезнайка?


      — Подставить господина, воспользовавшись положением в Солнцецвете, — вздыхает Карл, скрещивая руки на груди, — опасно, рискованно, непродуманно. Не вовлекай в это невиновных, лучше разберись с господином лично. Может, в таком случае не будешь выглядеть настолько жалко, прикрываясь детьми.


      — Если бы ты не пытался настолько откровенно отобрать моё, я бы, может, и не тронул их, — Влад цыкает над ухом, и Станислава замирает, вслушиваясь в каждое сказанное слово, что едва не заглушается громко бьющимся сердцем, — но я не люблю, когда трогают мои вещи, понимаешь? Я тебе сразу сказал, чтобы ты не лез к ним. Я их нашёл. Я их привёл. Они были моими, пока ты не приложил свои грязные руки к ним.


      — Вроде бы уже одиннадцать зим прошло, а ты совершенно не меняешься, — Карл вновь осуждающе качает головой, — мне жаль лишь за то, что я в своё время не отговорил господина от того, чтобы взять тебя под крыло. Ребёнок, пошедший на убийство ради выгоды, не принесёт ничего хорошего.


      — Легко говорить, когда за тебя всё делает твоя дорогая сестра, — ядовито усмехается Влад, а после переходит на откровенно-разозлённый тон, — меня выворачивает и от твоей добродетельности, и от твоей игры в семью с этой тварью. Как жаль, что вы не сдохли ещё на момент создания. Каково это — жить с осознанием, что ты просто неудачный эксперимент учёного-фанатика?


      — Отпусти её, — спокойно повторяет Карл, ничуть не задетый словами, — отпусти её, и мы нормально поговорим. Я готов тебя выслушать на твоих условиях. Выскажись мне лично, не вовлекая в это посторонних.


      — На моих условиях мы могли поговорить до того, как ты начал лезть в мои дела, — насмешливо цыкает Влад, прежде чем наклониться к Станиславе и перейти на наигранно-добродушный тон, — побудешь для меня послушной девочкой ещё немного? Избавимся от этого выродка, а там я решу, что с тобой делать, милая.


      Становится мерзко — мерзко от его прикосновений, которыми он словно пятнает её; мерзко от одного тона, в прошлом казавшимся искренним; мерзко от ощущения тепла его тела и дыхания, ощущаемого кожей.


      Мерзко, мерзко, мерзко.


      Станислава без сожалений отпускает и без того шаткий контроль над огнём, оставляя свой губительный отпечаток на Владе, что разжал хватку и позволил отпрянуть к Карлу. Он одобрительно кивнул ей, позволяя встать за своим плечом.


      — Я так долго тащил наш убогий отряд, играл с вами в друзей… а вы не можете даже поддержать меня, — Влад смеётся, смахивая осевший пепел на рукаве, — сами же пожалеете, недоноски. Единственный, кто из вас способен на сражение, это Андрей, которого вы лично отправили подальше от меня.


      — Мне не по душе возгружать всё на плечи детей, знаешь ли, — Карл смеётся в ответ, словно находя эту ситуацию забавной, пока Станислава, нервно переводящая взгляд с одного на другого, не может найти себе место от животного страха.


      Почему всё обернулось так? Была ли она слишком наивна, не замечая предпосылок к этому раньше?


      — Тогда именно ты с этим и разберёшься, — самодовольно отвечает Влад, прежде чем сложить руки и прикрыть глаза, — для вас было очень наивно пойти вместе, будучи переполненными элементальной энергией.


      Глаз Бога Влада засветился, прежде чем по земле прошлась дрожь. А после — небо вспыхнуло вместе с деревней.


      Станислава нервно хватается за руку Карла, застывшего, глядя на мгновенно разверзнувшийся пожар — паника накатывает не только из-за непонимания ситуации, но и из-за нахлынувших воспоминаний. Дыхание болезненно перехватывает, а ноги подкашиваются от страха — Станислава машинально прячет лицо в мехе на шубе Карла, словно надеясь, что он её защитит. Он обещал. Обещал!


      — Нехорошо вышло, — произносит Карл, утешающе прикоснувшись к голове Станиславы и наконец-то отмерев, — действительно нехорошо. Не думал, что ты действительно решишься разворошить гнездо бездны, лишь бы подставить господина. Ещё и сумел использовать резонанс с нашей энергией… мы недооценили тебя, признаюсь.


      Небо тухнет также быстро, как и вспыхивает — стоит Станиславе поднять вновь взгляд на него, как она видит, что оно укрывается куполом, что, смыкаясь, отсвечивает голубым всплеском элементальной энергии. Крио, понимается ей. Работа Клары.


      — Найди её, — тихо произносит Карл, повернувшись в её сторону, — она вместе с Андреем направляется в центр деревни. Будь осторожна, там, наверняка, сейчас опасно. Клара позаботится о тебе, она уже знает о случившемся… как и господин.


      — Он уже вернулся в Снежную? Следовало сначала убить тебя, чтобы ты не сумел наябедничать своему создателю. Проклятые монстры с ментальной связью, — хмыкает Влад, нервно поведя плечами. — К чёрту. Он уже никак не сумеет обелиться после случившегося.


      — Клара почувствовала бы мою смерть и сама позаботилась об этом вопросе, — Карл спокойно улыбается, — и не забывай, что ты уже не сумеешь выбраться из тобой же устроенной проблемы живым.


      Станислава хочет послушать Карла, хочет сейчас же уйти, чтобы найти утешение как можно дальше от личного кошмара, что слишком долго казался сладким сном — но не может двинуться, когда пересекается с Владом взглядом.


      Он хочет её убить. Осознание этого долбит по вискам, подгоняя её поскорее уйти. Он убьёт её, как только подберётся достаточно близко.


      — Уходи, — спокойно произносит Карл, ни на секунды не колеблясь, — и не думай обо мне. Тебе ещё в Натлан ехать, помни об этом.


      Хочется возразить, что им ехать, но на это совершенно не остаётся времени — Карл резко возводит щит из дендро энергии, не позволяя огню тронуть его. Под треск пламени она бросается прочь, но…


      Если бы она знала, чем всё закончится, она хотела бы достойно попрощаться в Карлом — или не сбежала бы вовсе, силой подчинив огонь намного раньше.


      Желаемый покой не находится в деревне, куда она так стремилась попасть в надежде на спасение, чтобы привести мысли в порядок и прийти в себя. Стоит выйти на главную дорогу деревни, как Станислава неосознанно замедляет шаг, тяжело дыша и с неверием оглядываясь по сторонам разрушенной деревни.


      Это было её ожившим главным кошмаром. Наяву она видела то, чего так боялась увидеть по возвращению домой — не просто медленно догорающие здания, но и трупы. Растерзанные до неузнаваемости — словно диким зверем, к которому приравнивала собственный огонь.


      В ушах звенит, не позволяя разобрать ни единого из многочисленных звуков вокруг неё. В глазах плывёт от наворачивающихся слёз отвращения и страха, стоит расфокусированному взгляду, метающемувся по округе уловить очередной растерзанный труп. Пахнет кровью, пахнет смертью.


      Станислава всхлипывает, силясь натянуть капюшон шубы на глаза, чтобы спрятаться от всего происходящего вокруг ужаса.


      Почему… почему именно она?


      Громкий вой раздаётся почти над ухом, но словно сквозь толщу воды, не позволяя моментально среагировать на бросившееся со спины чудовище — от незавидной участи её спасает копьё, протнувшее массивное тело насквозь. Отравленная кровь твари из бездны хлынула на снег, окрашивая его в чёрный и попадая на сапоги — Станислава, уже неспособная осознать собственные чувства, нервно выдыхает.


      — Проклятые шавки, — рычит Клара, выдёргивая из земли своё копьё, а после дёргая Станиславу на себя, чтобы с силой повести за собой, — разбрелись… вот ведь, Влад, ублюдок, устроил нам весёлую ночку. Господин Иль Дотторе со всех шкуры живьём спустит, как только доберётся. Чёрт, чёрт, чёрт!


      Станислава по инерции идёт следом за торопливой Кларой и неосознанно поднимает голову, стоит послышаться всплеску воды — она успевает увидеть, как мощные челюсти созданной гидро акулы раскусывают пополам очередную шавку, прежде чем осесть влагой на снеге.


      — Как можно закрыть брешь? — спрашивает Андрей, стоит им поровняться и оказаться плечом друг к другу. — Так продолжаться не может. Мы не протянем всю ночь… вот так.


      — Ты думаешь, я знаю?! — на грани с истерикой отвечает Карла, нервно кусая собственные пальцы, пока второй рукой она болезненно впивается в запястье Станиславы. — Только господин Иль Дотторе разбирается в этом!


      — Что вообще случилось? — нервно выдыхает Андрей, рыская взглядом по округе, готовый, в случае чего, вновь защищаться. — Что это за твари?


      — Я не знаю! Я не знаю, не знаю, не знаю! — Клара переходит на крик, хватаясь за голову, и то, что у неё сдали нервы, более чем очевидно. — Мне нужен Карл! Мне нужно к нему!


      Станислава жмурится, силясь спрятаться в мнимой тьме. Всё смешивается воедино — и истерика Клары, и жалкие попытки Андрея утешить её, и треск огня, и вой вдали.


      Пелена спадает, как только Станислава лишается хватки Клары, что собирается уходить — машинально выходит броситься следом за ней, хватая уже самостоятельно за руку.


      — Не уходи, пожалуйста, Клара, не уходи, не…


      — Уймись, — прерывает её Клара, перебивая трепетный лепет, — я вернусь. Вместе с Карлом. А пока разберись с шавками, Андрей тебе в помощь. Ещё, возможно, остались жители, так что кого сможете — найдите.


      — Пошли, — её тянет на себя уже Андрей, оставляя возможность лишь проводить взглядом стремительно удаляющуюся фигуру Клары.


      Всё случившееся оказалось слишком внезапным и непонятным — когда не было возможности даже на мгновение остановиться и осознать хоть одну из мыслей, мечущихся в голове, происходящее стало восприниматься как один кошмар. И то, за что Станислава никогда себя не простит — она так ничего и не смогла сделать, чтобы предотвратить произошедшее, способная быть лишь тряпичной куклой, которую метали из стороны в сторону.


      Андрей ведёт её вдоль главной дороги, в которых она упирается взглядом, лишь бы не видеть того, что по сторонам — так было намного проще, чем столкнуться с жестокой реальностью. Человек, что поддержал её желание сражаться ради защиты, а не убийства, первый обернулся против неё — всё, чему она доверяла прежде, перестало иметь смысл.


      Всё, кроме одного, за что она всё ещё желала цепляться, несмотря ни на что.


      — Стой!


      Станислава резко останавливается, заставляя остановиться и Андрея, что раздражённо обернулся на неё. Раз мир в огне, раз сладкие слова оказались ложью — терять уже всё равно нечего, лишь память о былом — беззаботное детство, ушедшее безвозвратно, но тот, кто подарил ей его — всё ещё рядом. Лишь это всё ещё имеет смысл.


      — Андрей…


      Её перебивает не друг — выскочившее чудовище, разделившее их. Андрей, на которого оказалось направлено внимание истекающего ядом и слюной обезображенного животного, недовольно цыкнул. Рассказать о том, что было на душе, не удаётся не только из-за навязанного сражения, но и из-за послышавшегося недалеко женского крика.


      — Разберись хоть с чем-то, а не только хвостиком сзади ходи, — бросил ей напоследок Андрей вместе с раздраженным взглядом, прежде чем сложить гидро энергию в привычный хлыст.


      Злоба смешалась с безграничным разочарованием и страхом, заставив её вновь отвернуться от важного человека и сделать так, как ей велели — сбежать.


      Подгоняемая угрозой, следующей за ней по пятам, Станислава бросается в дом, из которого слышала крики — раздробленный порог легко перешагивается, несмотря на попытку не смотреть на происходящее вокруг. Тело всё ещё бьёт дрожь от страха, что усиливается, стоит встретиться взглядом с чудовищем, что склонилось над трясущейся девочкой, забивщейся в угол недалеко от расползающегося кровавого пятна на полу.


      В глазах чудовища — первобытный голод, смешивающийся с пустотой в глазах-червоточинах на впалом лице. Станислава не может заставить себя смотреть на него — взгляд приковается к девочке, смотрящей на неё, как на священное чудо, произошедшее с ней впервые в жизни; смотрящей с надеждой, что новое чудо не окажется лживым, как прошлое. Они ведь все верили в своего покровителя-Предвестника, казавшимся святым для них.


      Это правильно — жить, чтобы защищать, а не губить.


      Но чаще всего это одно и то же.


      На то, чтобы решиться и призвать меч, уходит доля секунды. Доля секунды отделяла Станиславу от того, чтобы определить своё будущее одним взмахом меча. Ещё неуверенным, но уже точным и быстрым.


      Заторможенное, разнеженное вкусом крови, чудовище упало замертво, так и не успев отреагировать. Девочка отмерла из них троих первее — бросилась в объятья Станиславы, уже объятой крепкими руками ужаса. Молчаливые рыдания девочки отдавались глубоко в её душе, вынуждая заставить себя двигаться любой ценой и покинуть дом, обхватив за ребёнка за плечи. На задворках сознания мелькает — она сумела спасти её лишь из-за того, что в тот момент увидела в ней себя, своё умерщвленное детство и воплощение всех страхов, что уже сбылись. Хотелось спастись самой, но удалось лишь спасти другого человека.


      Ноги сами повели её прочь из деревни — дальше от ожившего кошмара, дальше от предательства. Уже ни в чём не было уверенности, кроме того, что ей нужно оказаться как можно дальше от этого проклятого места вместе со спасённой чудом девочкой, что так не проронила ни слова.


      Вой, послышавшийся за спиной, показался Станиславе в тот момент платой за допущенную мысль, что она может всё бросить и сбежать в очередной раз. Сил, ни моральных, ни физических, уже не осталось на то, чтобы попробовать вновь положиться на огонь, успевший до ожогов, что будут ощущаться позже, когда пройдёт оцепенение, болезненно облизать руки.


      Девочка спотыкается о свои покосившиеся ноги, валясь в сугробы, так и не отпустив руки Станиславы. Она, собрав последнюю сила духа в кулак, оборачивается, готовая попытаться дать бой — и замирает. Что-то, куда сильнее и глубже страха, проняло её, позволяя ощутить в себе давно забытый холод — всего за мгновение чудовище обернулось не более, чем кровавым месивом под влиянием неизвестной, совершенно дьявольской силы.


      — Интересно.


      Тело показалось совершенно чужим и непослушным, оставляя за ней возможность лишь со стороны наблюдать за происходящем, вслушиваясь в хрустящий снег под чужими сапогами.


      Двух пар.


      Не нужно было оглядываться, чтобы понять, что за её спиной стоит нечто намного хуже, чем развернувшийся перед ней ад. За её спиной — причина всех бед, истинное зло в первозданном обличии в сопровождении ручного цепного пса.


      Сигма стоял за плечом настоящего Иль Дотторе — в этом сомнений не осталось, стоило только сквозь усилия бросить взгляд через плечо. В каждом спокойном, расслабленном жесте — сплошная угроза. Это чувствует не только она, но и девочка, онемевшими пальцами сжавшая её руки до боли.


      — Найди Дигамму, — спокойно бросает Иль Дотторе, безразлично обходя и замеревшую Станиславу, и растекающийся по снегу яд, — в любом виде.


      — Соккви?


      — Живым.


      — А с ней что? — с усмешкой произносит Сигма, бросив взгляд на Станиславу.


      Иль Дотторе повернулся в её сторону — из-за маски не было возможности встретиться с ним взглядом, и всё равно… отчего-то бросило в дрожь, когда он ухмыльнулся.


      — Начну дрессировку новых щенков, раз старые перегрызли друг другу глотки, — Иль Дотторе в слабо заинтересованном жесте наклоняет голову, насмешливо хмыкнув.


      Внутри всё сжалось от страха, перемешанного с неясным гневом — воспоминания о произошедшем вновь вспыхнули в ней, но в этот раз было не желание закрыть глаза, чтобы спрятаться от безумного мира, а потребовать расплаты с виновника. Тело ломит от усталости и боли, и всё же появляются новые силы, чтобы упрямо сжать челюсть и кулаки до побелевших костяшек.


      — Чтоб ты… чтоб ты сдох, проклятый ублюдок! — сквозь зубы шипит Станислава, смахивая злые слёзы. — Из-за тебя! Из-за тебя умерли невинные люди, а ты воспринимаешь это как развлечение!


      Если бы не усилившаяся хватка девочки, что остановила её от того, чтобы сделать шаг вперёд, Станислава допустила бы мысль о том, чтобы призвать меч — ей стал совершенно безразличен и статус Предвестника, о котором она практически ничего не знает, и отсутствие реального боевого опыта. Благоразумие, и без того давно давшего трещину, окончательно покинуло её.


      Сигма за её спиной сухо хохотнул, пока Иль Дотторе, словно раздумывая о чём-то своём, наклонил голову на другой бок. А после спокойно выдаёт:


      — Очаровательно.


      Скупая реакция ошарашила Станиславу, готовую отвечать за свои слова — Иль Дотторе же лишь отвернулся от неё, утратив всякий интерес. Это заставило её, всё же сбросив в себя хватку ребёнка, податься вперёд, чтобы нарушить все границы — безнаказанность за слова позволила решить, что с Дьяволом можно договориться.


      Станислава вцепляется в рукав шубы, тянет с силой на себя, заставляя обратить всё внимание — не скучающее, не безразличное, а действительно заинтересованное наглостью, — на неё. Ярость за мгновение сменяется желанием в слезах просить о спасении.


      — Нас было пятеро, — нервно выдыхает Станислава, готовая на любую реакцию, — помимо… тех троих, ещё мой друг. Андрей. Мы разделились. Я не знаю, где он, но… но…


      Глаза, которые Станислава прячет, опустив голову, обжигает слезами. Сухие губы, давно прокушенные до крови, отказываются внятно произносить слова. Не удаётся и дальше держать гордый вид даже из упрямства. Но от неё этого и не требуют.


      — Сначала — найди его, — спокойно бросает Иль Дотторе Сигме, и Станислава, из-за того, что её хватку так и не стряхнули и ответили на просьбу, чувствует облегчение, позволяющее ей наконец-то с мимолётным облегчением выдохнуть.


      На мгновение она допускает мысль, что её первое мнение об Иль Дотторе ошибочно, и что в нём осталась сердобольность, и он тот, кто действительно сумеет ей помочь.


      А после — второй рукой он резко хватает её за щёки, заставляя поднять влажный взгляд на него.


      — Не буду лукавить, меня крайне привлекают дети, не осознающие, что за их необдуманные речи они заслуживают остаться без языка, — Иль Дотторе сам расплывается в оскале, — впрочем, я — крайне сердобольный человек, полный добродетели. Потому позволю тебе и дальше скалиться на любого, кроме меня. Всё, что от тебя требуется в ответ…


      Глаз Предвестника не видно, лишь холодный металл маски, полностью закрывающей верхнюю часть лица, но вряд ли его взгляд хоть немного теплее. Большим пальцем он с силой обводит влажные скулы, оставляя обжигающе-болезненное ощущение на коже.


      — Не дать мне разочароваться в своём решении.


      Было ли то, что раньше творилось в её жизни, безумием?


      Отнюдь.


      Настоящее безумие начинается с первой встречи с настоящим Предвестником.


❄❄❄


      Следующие сутки смешиваются в один бесконечно-долгий час без возможности остановиться, перевести дыхание и осознать происходящее. Сигма выполнил приказ — отыскал раненого и бессознательного Андрея в бреду. Иль Дотторе услужливо ей объяснил — тварь из бездны сумела его ранить, отравив кровь своим ядом. Теперь — либо смерть, либо ампутация конечности, с которой всё началось.


      И оставил выбор за ней, прекрасно зная, что трезво мыслить она уже не способна, но единственное, в чём она была действительно уверена — нужно спасти Андрея любой ценой, какими бы не были последствия. Остаться одной кажется самым худшим исходом.


      Условием было, что она будет ассистировать во время операции — сил спорить о том, что у неё нет совершенно никаких навыков и знаний, не нашлось. Даже аргумент, что Сигма был бы куда полезнее, не прозвучал.


      Отвращения к людской крови не осталось, как и не было ужаса от самого процесса — словно внутри треснуло что-то важное, лишив её возможности относиться к жизни также, как и раньше.


      Такова была цена за спасение последнего, что имело смысл для Станиславы.


      Цена за сделку с Дьяволом была озвучена позже.


      — Запечатать разрыв слишком проблематично. Куда проще — сравнять деревню с землёй, уничтожив тем самым гнездо вместе со всеми тварями, что отважились высунуть свой нос, и избавившись от любых доказательств, — спокойно информировал её Иль Дотторе, неспешно, точно в музее, проходясь вдоль гостиной, останавливаясь взглядом на различных предметах, и, стоило ему заметить одну из фотографий на полок, на которой Станислава была с Келлерами, он насмешливо фыркает, — удивительно, насколько Дигамма сумел приспособиться к человеческой жизни. Досадная утрата.


      — Позвольте мне.


      Иль Дотторе с наигранным удивлёнием посмотрел на неё, сидящую на диване со скрещенными руками на коленях и низко опущенной головой. Станислава понимает, что он прекрасно справится и без чужого вмешательства, но если бы он не ждал инициативы от неё — не стал бы рассказывать.


      Он хочет подтверждения её верности. Хочет, чтобы она исправила то, что начал Влад, доказав, что она достаточно благодарна за оказанную ей услугу. Ждёт от неё, что она станет его соучастницей, для которой признаться в случившемся — сдать саму себя.


      И она готова на это.


      — Позвольте мне разобраться с этой проблемой.


      Когда они добираются вновь до деревни, всё ещё укрытой защитным полем, чтобы ни одна из тварей не сумела покинуть отмеченную территорию, злобы больше не остаётся. Лишь смирённое принятие случившегося и того, что ещё должно произойти.


      Она выполнила обещание Карлу — не забывать о созвездии, под которым она рождена. Достаточно понаблюдав за тем, как используют свою силу другие, пришло осознание, как ужиться с собственным огнём — позволить ему принять ту форму, к которой он стремится, оплетая руки ветвями и вгрызаясь в землю корнями.


      На месте некогда процветающей деревни разгорелся делоникс — воплощение чистейшего огня, истинная форма той силы, что столько времени не давала спокойной жизни; истинная форма её души. Раскидистые ветви укрыли собой будущее поле пепла, прежде чем обрушить пламя на остатки построек. Стало светло, точно днём — не было больше страха от непроглядной тьмы. Утратив свой путеводный свет, она стала им для самой себя.


      И у этой дикой пляски огня был лишь один наблюдатель.


      В воздухе кружится пепел, оседающий на одежду и кожу, когда Станислава обернулась на наблюдающего за ней Иль Дотторе. И по ухмылке было видно — свою задачу она выполнила, доказав, что от неё не только есть толк, но и доклады об её возможностях были правдивы.


      Но в круговороте событий Станислава успела забыть о том, что за власть над безудержным огнём тоже нужно дорого платить.


      Пусть основным источником силы являлась элементальная энергия, послужившая причиной разрыва, своей было приложено не меньше; последствия были не теми же, что и от бессознательного мимолётного использования огня. Всё тело сковало болью, точно она горела заживо — хотелось живьём содрать себе кожу, лишь бы унять зуд и чувство, словно огонь постепенно пожирает её, перекидываясь с рук на всё тело.


      Руку помощи ей протягивает личный Дьявол; Иль Дотторе ставит её, едва осознающую себя от боли, на колени пред троном Царицы, и этот миг даже сквозь время будет ощущаться вторым рождением.


      — Нельзя винить ребёнка в том, что боги жестоко обошлись с ней, лишив возможности контролировать свою силу, — елейный голос Иль Дотторе слышался отдалённо, словно она вновь в родной деревне и всё же провалилась в тот судьбоносный день под лёд, оставшись там на века, — это было бы высшей милостью — подарить ей покой и дать возможность на искупление. Я лично прослежу за тем, чтобы она прониклась искренней и неподдельной верой вас, милостивая Царица.


      Обида смешалась с болью и обжигающими щёки слезами; не было сил возразить в том, что большая часть вина не на ней, а на Предвестнике с красивыми речами, но её вновь заставили поднять глаза, в этот раз — аккуратно, едва касаясь лица.


      Прикосновения Царицы были мягкими, а руки — холодными, как родниковая вода. Казалось, что именно так должна касаться любящая мать — именно так должна смотреть любящая мать.


      Так Царица даровала ей свою милость, вырвав из болезненных объятий огня.


      Так Иль Дотторе высказал своё расположение, даровав ей новую жизнь.


      Так Станислава поклялась в вечной верности им обоим.


❄❄❄


      Меч легким движением рассекает чудовище — ни единой запинки, идеально-выверенный взмах и твердость руки. В груди совершенно ничего не ёкает — Станислава лишь тряхнула головой, сбрасывая с лица выбившиеся из хвоста пряди.


      Иль Дотторе, довольный тем, что маленькая афёра удалась, тщательно изучил случай, когда Архонт дарует своё благословение человеку с противоположным элементом. Нужно время, чтобы след чужого вмешательства осел и тело вернулось к прошлому состоянию — огонь временно вне её власти, пока в полную силу действует благословение. После — силы будут куда ограниченнее, минимизируя возможный ущерб. Неконтролируемая мерзлявость — побочный эффект.


      Сейчас — ничто не способно вывести её из душевного состояния; навязанное безразличее, отдающее холодом в груди, сильнее. Вскользь Иль Дотторе упомянул, что вряд ли она будет полноценно способна на прежние яркие эмоции, но подобное волнует его куда меньше, чем боевые возможности, потому он не заострял на этом внимание, а Станислава не спрашивала.


      — У тебя удивительная обучаемость, — смеётся Сигма, наблюдая за тем, как спокойно она выполняет небольшое задание по зачистке окрестностей, — но жаль, что у тебя настолько сузился эмоциональный диапазон. Мне доставляло удовольствие дразнить тебя и злить.


      — Досадное упущение, — сухо выдаёт Станислава, смахивая с меча кровь, — на этом всё?


      — Помнишь, о чём мы говорили в прошлый раз?


      Станислава незаинтересованно наклоняет голову. В голове — необходимость написать отчёт по выполненному заданию. Пока что — ни единого важного поручения, которое в действительности необходимо выполнять… ассистентке. Максимум — написание писем с соболезнованиями семьям погибших рабочих. В письме указана причина — несчастный случай. Истина в том, что Иль Дотторе самолично убил их, чтобы избавиться от ненужных свидетелей, как только они выполнили свою задачу. Основная часть погибших — те, что прочесывали окрестности деревни, чтобы убедиться, что ненужных улик не осталось.


      Вместе с одной из групп она нашла тела Келлеров… Дигаммы. Сигма сказал, что постарались твари из бездны, больше некому настолько измываться над мёртвым телом — Станислава не интересовалась деталями. Лишь спросила, нашли ли Влада. Со слов всё того же Сигмы — ведутся активные поиски. Несмотря на холод, царящий в душе, Станислава всё же со всей проснувшейся в ней жестокостью попросила убить его самым жестоким из возможных способов, вызвав усмешку у Иль Дотторе.


      — О том, кем на самом деле является Дигамма и Влад? — нехотя отвечает Станислава, убирая меч. Сигма кивает. — Есть смысл обсуждать это? Я уже поняла, что Дигамма — просто клон, а Влад — жил в Доме Очага, пока его не взял господин. Резня, о которой ты упоминал, очевидно, его рук дело.


      — Это если говорить в общем, — усмехается Сигма, пряча руки в карманах шубы, — Карл попросил меня в случае чего рассказать тебе всю правду. Явно предвидел, что не сможет самостоятельно признаться.


      — Конкретнее, — перебивает его Станислава, скрещивая руки на груди, — я не хочу тратить весь день на этот разговор.


      — Будучи эмоциональной, ты была куда очаровательнее, — Сигма насмешливо цыкает, закатив глаза, — Дигамма изначально задумывался одним человеком. Не клон, а смесь генов Иль Дотторе и других, искусственно выведенных, достойных того, чтобы сформировать личность сверхчеловека. Эксперимент, как ты видела, не совсем удался. Личность раздвоилась, и получились… Клара и Карл. Я дал им имена, если хочешь знать. Получись всё как планировалось, они были бы действительно сверхчеловеком, а так… Карлу — гениальность и огромное количество элементальной энергии, которое не могло выдержать его слабое тело, а Кларе — жестокость, несдержанность и физическая сила в противовес слабой предрасположенности к элементам. Карл искренне тебя полюбил как родного человека, если хочешь знать. Клара была практически не способна на привязанность к кому-то, кроме Карла, и всё же она наслаждалась проведённым вместе временем.


      — Что насчёт Влада?


      — Восхитительное безразличие, — Сигма вновь смеётся, — Влад… его настоящее имя Соккви. Родина — Натлан. Арлекино лично нашла его в своё время, во время одной из своих миссий. Она же и дала ему новое имя, когда взяла в Дом Очага. Когда прошёлся слух, что Иль Дотторе собирается взять одного из воспитанников в ассистенты, он устроил резню, чтобы остаться единственным кандидатом. Его попытки привязать тебя к себе — просто его жадность до внимания и желание насолить всем вокруг.


      Станислава разминает шею, наклонив голову сначала на одну сторону, а после на другую. Желанные откровения совершенно никак не откликаются в душе.


      — Хорошо. Теперь мне пора дальше работать.


      — Даже не разозлишься?


      — Возможно, потом.


      Станислава собирается покинуть территорию леса, вернувшись в лабораторию Иль Дотторе — на Сигму становится плевать. Захочет — пойдёт следом, не захочет — и чёрт с ним. Даже если он приставлен к ней в роли своеобразного надзирателя, она не собирается что-то делать с этим фактом.


      — К слову, мне тут вспомнилось… — небрежно начинает Сигма, — твой друг, Андрей, пришёл в себя. С ним сейчас сидит та девочка, которую ты решилась оставить… Елена, вроде бы? Твоё счастье, что она немая, иначе Иль Дотторе явно не позволил бы ей жить.


      Выходит лишь резко остановиться, пропустив мимо ушей последние слова. Самые важные — про то, что Андрей в сознании. Вопреки ожиданию, что даже эта новость не сможет поколебить поселившееся ледяное спокойствие, всё же… всё же что-то да ёкает.


      Дойти до лаборатории выходит торопливее, чем Станислава рассчитывала — облегчённо подумалось, что до места работы Иль Дотторе куда ближе, чем до уже опустевшего дома Келлеров, откуда его перевезли под личный надзор Предвестника.


      Перед самыми дверьми в палату Станислава останавливается. Нет ни единой мысли, о чём им говорить после… всего. И всё же она заходит. Первое, что она видит — Елена, спасённая девочка, несмело ютящаяся рядом на кушетке с севшим Андреем. Оба совершенно бледные и зажатые; Елена — всё ещё от страха после пережитого, а Андрей — от осознания ситуации.


      Андрей поднимает на неё голову, стоило ему услышать звук открывшейся двери — Станислава машинально сжимает руки за спиной в замок по случайно выработанной привычке за время общения с Иль Дотторе. На плечах — официальная форма Фатуи. Теперь она действительно часть организации, как когда-то хотелось.


      Раньше Станиславе казалось, что если они будут в одинаковой форме и в одинаковых условиях, это их сблизит — сейчас понимается, что между ними огромная пропасть.


      — Ты… — первым начинает Андрей, совершенно сбитый с толку — внешняя непоколебимость оставила его, попытавшегося вскочить на ноги, но ничего не выходит из-за непривычного протеза, — милостивая Царица… Что случилось? Что, ради всех семерых, случилось? Где… где Келлеры? Где Влад? Где…


      — Они мертвы, — спокойно перебивает его несвязанный лепет Станислава, понимая, что таким тоном об умерших говорит лишь Иль Дотторе, считающий людей расходным материалом, — похороны уже прошли. Могу показать тебе их могилы, если будет желание.


      — О чём ты, Стась? — дрожащим голосом спрашивает Андрей, и его, такого гордого и уверенного в обычное время, желание разрыдаться, точно маленький ребёнок, слишком очевидно. — Я тебя спрашиваю, что ты несёшь?! Что ты… Почему тебе настолько плевать на случившееся? Почему…


      — Андрей, — Станислава старается мягко перебить его вновь, но сама понимает, что выходит всё ещё слишком холодно, — успокойся. Не закатывай истерику. Если успокоишься — мы спокойно поговорим.


      — Иди к чёрту со своим успокойся! — Андрей переходит на крик, всё же неуклюже вскакивая, и Елена испуганно бросается следом, придерживая его. — Я тебя! Тебя спрашиваю! Какого чёрта с тобой стало?! Тебе вообще плевать на то, что мы остались вдвоём! Вдвоём, Стась! Ты!..


      — Есть разница? — Станислава наклоняет голову. — Мы всегда были вдвоём. Ничего не поменялось. Успокойся.


      Станислава заметила, как ходуном ходит грудная клетка Андрея — он дышит тяжело и зло, на грани срыва. Всё в нём — демонстрирует кипящую ярость. Станислава могла бы подумать, что видит собственное отражение, но с каждым моментом былая расположенность к старому другу тает, возвращаясь к непоколебимому спокойствию.


      Решив, что так будет лучше, Станислава без лишних слов разворачивается к выходу, решив оставить Андрея наедине со своими мыслями — пусть лучше самостоятельно успокоится. Сейчас… она не тот человек, который способен на поддержку и заботу.


      Но её останавливается донесшееся в спину:


      — Лучше бы ты была на их месте.


      Скупость на эмоции впервые действительно показалось благословением. Умом Станислава понимает, что её это должно было взбесить так, что раньше она не сумела бы контролировать огонь, но сейчас… принимает его слова как должное.


      — Ты не рад, что выжил? — спокойно спрашивает Станислава. — Жалеешь об этом?


      — С тобой — это чёртово наказание, — зло цедит сквозь зубы Андрей, — этот ублюдок… этот Иль Дотторе сказал мне, что ты просила о том, чтобы он спас меня. Зачем? Решила поиграть в спасательницу?


      Станислава разминает запястье, тщательно осмысливая слова Андрея. А после — призывает меч, без сомнений замахиваясь. Друга спасают лишь собственные отточенные не в одном сражении рефлексы — машинально он призывает гидро щит, отступаясь и отшатываясь. На Елену, с ужасом прикрывшую искаженное в шоке лицо, не обращается внимания, как и на то, что она выскочила из палаты.


      Раз он жалеет о собственной жизни… она исправит это, пока ещё способна. Плевать, что явно пожалеет об этом после — то, что нельзя будет исправить, не будет иметь смысла.


      — Стой, стой, Стась, подожди, — торопливо выдаёт Андрей, отходя всё дальше, а в глазах, обычно смотрящих на неё с холодной усмешкой — страх, — ради семерых, Стася, я молю тебя, стой…


      Ей не позволяют вновь замахнуться — крепкая хватка на запястье останавливает её. Станислава спокойно поворачивает голову, встречаясь с Иль Дотторе. В лаборатории он чаще всего ходит без маски, потому она по глазам видит — он забавляется с ситуации, и всё же не позволяет ей развиваться. За его спиной трясётся перепуганная до смерти Елена.


      — Я возился с его спасением не для того, чтобы ты по собственной прихоти убила его, — с насмешкой произносит Иль Дотторе.


      Станислава отзывает меч и разжимает руку, демонстрируя послушание. Она не отводит взгляда от господина, потому может лишь услышать, как Андрей резко садится обратно на кушетку. Интерес к нему утрачивается, потому, не обращая внимание на то, как Елена бросается к нему, обхватившему свою голову дрожащими руками, следует за Иль Дотторе, давшему знак идти за ним.


      — Не замечал за тобой склонности к беспричинной жестокости, — первым начинает разговор господин, разбавляя пустоту коридоров.


      В его личной лаборатории редко бывают люди — в ней слишком много секретов, чтобы позволить неподходящим личностям узнать о них. Станислава в другой ситуации чувствовала бы себя гордой за то, что ей позволено находиться здесь.


      — В последнее время… это не зависит от меня, — честно признаётся Станислава, переведя взгляд на собственную руку, в которой до этого был меч, — хочется выместить на ком-то… что-то. Возможно, подсознательную злобу. А возможно, смыть кровью разочарование в себе. Недавно я встретила солдат, с которыми я виделась в родной деревне. Захотелось их убить. Потому что они напоминают мне о прошлом?


      — Может быть, — Иль Дотторе пожимает плечами, толкая дверь в свой кабинет, — в любом случае — на всё твоя воля. Бесчинствуй и властвуй, если желаешь, мне всё равно, пока это не мешает моей работе.


      — Сигма говорил, что обо мне много болтают, — делится Станислава, закрывая за собой дверь, — из-за возраста. Ещё и просочился слух, что я могла занять место одиннадцатого Предвестника. Надеюсь, что это не будет иметь последствий.


      — Вырви языки тем, кто болтает об этом, — незаинтересованно бросает Иль Дотторе, натягивая перчатки, — невежи должны знать своё место.


      Станислава наклоняет голову, упираясь взглядом в белоснежный кафель. Она помнит разговор о том, что взять её в Предвестники, чтобы она находилась ближе к Царице и всегда под присмотром — даже показали Глаз Порчи, который у неё мог бы быть. Всё закончилось тем, что она стала ассистенткой Иль Дотторе. Идеальный вариант, пусть даже люди стали много болтать, каким-то образом узнав об этом, и постоянно цепляются за характер и возраст, пытаясь хотя бы разговорами унять свою злость на неё — такая молодая, ещё молоко на губах не обсохло за семнадцать зим, а возомнила о себе невесть что. Могла бы задуматься уже, раз ей отказали в титуле Предвестника.


      — Я действительно настолько выделяюсь возрастом?


      — Возможно, — Иль Дотторе пожимает плечами, — недоумки часто зацикливаются на мелочах. В любом случае, Пульчинелла недавно притащил в Фатуи мальчишку четырнадцати зим отроду… скоро внимание на него переключится, если не помрёт раньше времени.


      Станислава кивает и решает закрыть тему. Нет желания раздражать бесконечными вопросами Предвестника, относящегося к ней с удивительным терпением. Иль Дотторе в прекрасном настроении — дар свыше, не меньше. В такие моменты он всегда настроен на разговоры и поясняет ей то, что привлекло её внимание. Это куда интереснее и важнее, чем бесконечно думать об ушедшем.


      В конце концов прошлое утратит свою значимость в будущем — и злые слова, и предательство. Смысл имеют лишь собственные поступки.


      Отработать до идеала каждый взмах мечом на тварях из бездны — втоптать в грязь любого, кто попадётся под руку. Целенаправленно сойти с пути до намеченной цели и добровольно получить противоложный итог — ни единой возможности построить доброжелательные отношения, которые ей больше не требуются. Больше — никакого терпения к тем, кто осмелится сказать ей хоть слово против.


      В этом истина — вознести себя над всеми, чтобы не позволить себе запятнаться вновь.


      Да будет так всегда.


      — Я выполнила миссию, которую вы поручали, — спокойно отчитывается Станислава, сменив тему, — что-то ещё?


      — Нет, пока что этого достаточно, — с усмешкой произносит Иль Дотторе, засучив рукава халата, — я планирую заняться ужином для Харама. В твои обязанности входит остаться.


      Станислава помнит, как недавно ей сообщили, что поиски Влада завершились. Конкретики в отчётах не были — неудивительно, ведь их составлял Сигма, вечно говорящий загадками. И всё же слова Иль Дотторе…


      Заставили её усмехнуться с мрачным самодовольством.