Маринетт чувствовала себя потерянной.

Она не понимала, просто никак не могла взять в толк, как же так вышло, что два самых важных мужчины в её жизни, не считая отца, оказались знакомы друг с другом. Знал ли Нуар, нашумевший герой Парижа и недосягаемая мечта тысяч фанаток, что самолично здоровался и обменивался визитной карточкой с человеком, похитившим сердце его неприступной возлюбленной? Знал ли Адриан Агрест, восходящая звезда модельного бизнеса и тайный предмет сердца Леди Баг, протягивая руку новому знакомому, что разговаривает с самим Чёрным Котом?

– Тикки, разве это возможно? – дрожащим голосом поинтересовалась Маринетт, вновь перебираясь в кресло и задумчиво разглядывая контакты Адриана. Этого номера у неё не было. Интересно.

– Что именно? – Квами была невозмутима. Впрочем, ей ли, прожившей пять тысяч лет, удивляться подобным совпадениям.

– Котёнок знаком с Адрианом, – с лёгкой грустью ответила девушка, ощущая на сердце неизвестно откуда взявшуюся свинцовую тяжесть. Тёплый плед не мог отогреть её онемевших рук. Отложив визитницу в сторону, она оставила у себя только карточку Адриана и, нерешительно прикусив зубами кончик вороной пряди, выбившейся из небрежного пучка и упавшей на лицо, потянулась за телефоном. В этот момент она, поглощённая новым открытием, и сама не смогла бы ответить, зачем. – Может ли быть, что и я знакома с ним в обычной жизни? Тикки, ты ведь знаешь, кто он. – Это был не вопрос. Не уточнение. Лишь сухая констатация факта.

– Знаю, – просто кивнула квами, устраиваясь на плече своей подопечной. Она не стала развивать эту мысль, а Маринетт и не просила, по-прежнему изучая визитку Адриана отрешённым взглядом.

И всё-таки, откуда у Кота контактные данные Агреста-младшего?

Закрыв глаза и устало откинувшись на продавленную спинку кресла, Маринетт невольно вспомнила дорогой одеколон Нуара, его фирменную одежду и смартфон последнего поколения. Даже визитница, которую она держала в руках минутами ранее, производила впечатление отнюдь не дешёвой подделки. Разрозненные кусочки мозаики постепенно выстраивались в цельную картину. Похоже, Кот не был стеснён в средствах, а это означало только одно: он мог вращаться в тех же кругах, что и Адриан Агрест, а потому мог и обменяться с ним визитками при знакомстве. Это всё объясняло, и на душе Маринетт как будто бы стало спокойнее.

Она боялась найти хотя бы одну несостыковку. Страшилась удостовериться, что первая шальная мысль, посетившая её и тотчас в панике упорхнувшая прочь, точно белый мотылёк после очищения, окажется единственно верной.

Этого просто не могло быть.

Сердце гулко билось в груди, вколачиваясь в рёбра неистовыми ударами, словно стремилось вырваться из костяных оков и броситься прочь – к нему, Адриану, где бы он сейчас ни был, чтобы убедиться, узнать наверняка, что он – это только он и никто другой.

«Пожалуйста».

– О чём задумалась? – поинтересовалась Тикки, мягким касанием к щеке приводя Маринетт в чувства. – Хочешь позвонить ему?

– Что? Нет, я... Я не знаю, Тикки, – выдохнула девушка, медленно массируя виски и чувствуя себя окончательно запутавшейся и виноватой в том, что так легко забыла о Нуаре, стоило ей лишь увидеть напоминание о своём возлюбленном. Она ничего не была должна напарнику, но саднящее чувство раскаяния никак не желало отпускать, вплавляясь в кровеносную систему отвратительной дурнотой. В их квартире никогда не было места посторонним, и Маринетт только что предала эту атмосферу их партнёрского уединения своими сомнениями и думами. Это было неправильно, но сердце – глупое сердце! – уже вело её своими тайными тропами, не спрашивая позволения. – После коллежа мы с ним почти не встречались, и что я ему скажу? «Привет, это Маринетт, твоя бывшая одноклассница и Мямлезавр в одном флаконе. Я тут случайно нашла твою визитку у Кота Нуара, с которым иногда остаюсь на ночь в одной квартире, – но это абсолютно точно ничего не значит! – и вот решила позвонить, чтобы сказать, как сильно я тебя люблю. И, кстати, я Леди Баг. И я люблю тебя». И я только что сказала это дважды, да? Ох, Тикки, это безнадёжно. Я безнадёжна. К тому же взгляни на время. – Девушка горько рассмеялась и подсветила экран телефона, демонстрируя подруге часы: было уже за полночь. Она даже не стала уточнять, что причина была вовсе не в позднем времени, – с некоторых пор Маринетт почти опустила руки и смирилась с тем, что её чувства к Адриану так и останутся невысказанными, запертыми внутри, в клетке из её страхов, и болезненно томящимися в слепой надежде на лучшее. Тикки смышлёная, она и сама должна догадаться.

Глаза неприятно защипало.

– А по-моему, неплохое начало разговора, – хихикнула квами, соскакивая с плеча Маринетт и описывая в воздухе плавный пируэт. – Если он и спит, то от такого приветствия точно мгновенно проснётся.

– Да уж, а потом решит, что в меня вселилась акума, или вызовет «скорую», – невесело усмехнулась Маринетт и зябко повела плечами, поправляя съехавшее покрывало.

– К тому же, – мягко улыбнулась Тикки, не обращая внимания на сарказм своей подопечной и тая в глазах тлеющие огни многовековой мудрости, – Адриану будет приятно внимание близкого друга. Я уверена, что ты справишься.

– Право, Тикки, я не знаю… – колебалась Маринетт, с сомнением поглядывая на телефон.

Он казался неимоверно тяжёлым, оттягивал руку и едва ли не обжигал кожу, точно был заодно с красно-чёрной квами. Набросив плед на плечи подобно плащу, девушка соскользнула с кресла и стала мерить комнату порывистыми шагами, мысленно прикидывая все шансы на успех. Тикки понимающе улыбнулась: она прекрасно знала, что означала эта морщинка между сосредоточенно сведёнными бровями Маринетт-Леди Баг: готовился очередной грандиозный план.

– Нет. Наверняка он спит! – Или полнейшая капитуляция. – А если он не один? Я точно этого не переживу, – запнувшись на мгновение, жалобно протянула Маринетт и закрыла лицо ладонями. Она бы не сомневалась, если бы Нуар сейчас был с ней. И дело было вовсе не в том, что он не должен был знать об Адриане, и при нём девушка уж точно бы не стала трогать его вещи, нет. Напарник дарил ей чувство защищённости и уверенности в себе, которого сейчас не хватало больше воздуха. Леди не могла без своего Кота, но, увы, совсем не в том смысле, о каком тот всегда мечтал.

Странно и неприятно было осознавать свою слабость и зависимость от не менее зависимого от неё самой Нуара.

– Если бы он мог быть не один, ты первая об этом узнала бы, не так ли? – хитро подмигнула квами, и девушка искоса посмотрела на неё сквозь зазор между пальцами. Слова Тикки имели смысл. – Так что звони и не стесняйся. Что-то мне подсказывает, что он сейчас бодрствует.

– Откуда ты знаешь? – с лёгким подозрением поинтересовалась Маринетт, отнимая руки от лица. И, хотя её пальцы уже нервно барабанили по экрану телефона, словно бы набирая нужную комбинацию цифр, девушка по-прежнему медлила, напряжённо вглядываясь в светло-бежевый прямоугольник визитной карточки.

– Доверься мне, – загадочно улыбнулась квами, неспешно кружась в воздухе. – А теперь звони!

– Что же… Пожелай мне удачи, – собрав последние остатки мужества, на одном дыхании выпалила Маринетт и, закусив губу, быстро, не давая себе времени струсить и передумать, набрала заветный номер. Её рука, удерживающая мобильный, вдруг ослабла, задрожала; пальцы судорожно вцепились в тёплый пластик, точно в единственную спасительную соломинку в целом мире. Голова шла кругом от такого безрассудства.

«Что я делаю, что же я делаю», – непрерывно твердила себе Маринетт, отстукивая неровную дробь на шероховатой поверхности подоконника. Зажмурившись, она прижалась лбом к запотевшему стеклу и судорожно выдохнула, услышав, как монотонные гудки сменились сухим щелчком.

– Да?

Сердце пропустило удар. Зажав телефон плечом, Маринетт в безотчётном желании закрыться обхватила себя руками и впилась пальцами в тёплую ткань пледа, как будто она одна, плотная материя, позволяла ей всё ещё не потерять опору под ногами. Крепко стиснутая ладонь Нуара подошла бы для этого куда лучше.

– Привет, Адриан, – отгоняя непрошеные мысли о Коте, сдержанно поздоровалась Маринетт, втайне гордясь тем, что её голос почти не дрогнул, сорвавшись лишь в самом конце, совсем ненамного и практически незаметно.

Тикки ободряюще коснулась её волос.

– Кто это? – слишком резко прозвучало в ответ. Похоже, она не вовремя: Адриан был явно не в духе. Где-то на фоне его голоса девушка слышала чьи-то неразличимые слова, шорох и треск – помехи на линии? Или Агрест пытался закрыть рукой динамик, чтобы она не смогла разобрать лишнего? Маринетт опустила плечи, едва не выронив смартфон, и почувствовала щемящее разочарование: она снова оказалась ненужной, такой назойливой и несвоевременной, какой только могла быть для Адриана Агреста его бывшая одноклассница.

– П-прости за поздний звонок, я только хотела… – «Что ты хотела, Маринетт? Что?..»

– Маринетт? – Он узнал её, и, несмотря на сухость слов и усталость в каждой интонации, в его голосе впервые появились тёплые ноты. Видимо, он всё-таки хоть на один градус, на один процент своего доброго сердца был рад ей. Тикки была права. Перед глазами у девушки всё поплыло от едва сдерживаемых слёз облегчения, а губы слабо дрогнули, изгибаясь в робкой улыбке: неуверенной, трепетной, любящей, такой, какую она всегда хотела подарить своему избраннику, но не могла. Не могла с самого первого дня их знакомства, но так отчаянно желала. – Не знал, что у тебя есть этот номер. – Маринетт вздрогнула: об этом нюансе она и не подумала. К счастью, Адриану было явно не до того, чтобы задумываться о таких мелочах: где-то вдали повторно послышался невнятный шум и гул неразборчивых голосов. Похоже, Маринетт оторвала его от важного мероприятия. Не туда ли так торопился и её Кот? Теперь, зная о его связи с Адрианом, можно было лишь гадать об этом. – У тебя что-то случилось?

– Я-я… Нет, не совсем, – мучительно выдавила Маринетт, до боли в ладонях стискивая шерстяной плед. Костяшки её пальцев побелели, а на лбу проступила испарина. Все нужные слова, которые она бессчётное количество раз так ровно и складно прокручивала у себя в голове, сейчас тугим комом встали поперёк горла, лишая возможности даже нормально дышать. Разговор не клеился, уходя совершенно в иное русло.

– Маринетт, – устало выдохнул Адриан, и она мысленно съёжилась, ожидая справедливого выговора от друга за столь поздний звонок. – Сейчас полпервого ночи. Ты бы не стала мне звонить в такое время просто так, верно? Рассказывай, что случилось. У меня немного времени, но я постараюсь тебе помочь, чем смогу. Скажи, – он помедлил и чуть неловко кашлянул, – ты пьяна?

– Пьяна?.. – изумлённо повторила Маринетт, недоверчиво хмурясь и запрокидывая голову, чтобы увидеть реакцию Тикки на такое заявление. Квами беззвучно рассмеялась и закрыла рот маленькой лапкой. Маринетт же было не до смеха. – По-твоему, это единственная причина, из-за которой я могла позвонить тебе?! – Она не хотела грубить Адриану, не хотела допускать и мысли, что сможет разговаривать с ним в таком тоне, но отчего-то его нелепое предположение ледяной иглой пронзило её сердце, так неистово бьющееся пойманной птицей в груди только для него одного. А Агрест так легко списывал всё на алкоголь…

Обида на ошибочную догадку Адриана и злость на саму себя растормошили старые раны. В груди болезненно заныло. Спонтанный звонок школьному другу больше не казался хорошей идеей. Неизгладимая вина перед напарником снова напомнила о себе, остро полоснула Маринетт по трепещущему сердцу, заставляя его на мгновение захлебнуться свежей кровью: каждым пропущенным гудком вызова номера, точно ударом молотка о лакированную древесину, она как будто вбивала последний гвоздь в крышку гроба чувств Нуара. А сейчас и вовсе словно читала ему заупокойную тихим, почти срывающимся голосом. Озноб неприятной волной прошёлся вдоль линии позвоночника: слишком уж неправильным и пугающим своей реалистичностью оказалось сравнение.

«Прости меня, Котёнок, – мысленно молила Маринетт, отстраняясь от согретого её дыханием стекла и торопливо выходя из комнаты в тёмный коридор – подальше от Тикки, спящего за окном унылого города и своего бледного, измождённого отражения. Раскаяние цепкими когтями стиснуло горло и заковало её губы в лёд, не позволяя произнести и слова в своё оправдание перед Адрианом. Остро захотелось сбросить вызов и отшвырнуть телефон в сторону, утопить его в густом полумраке пустого коридора, чтобы он сгинул там навсегда и забрал с собой её воспоминания об этом унизительном разговоре. Она хотела бы вычеркнуть этот эпизод из памяти, навсегда забыть искренне встревоженный голос Адриана и тиснёные золотом цифры на текстурной поверхности его визитной карточки. И в то же время не хотела этого, по-прежнему цепляясь за любую возможность побыть хоть немного вместе с возлюбленным, слушать его родной голос, представлять его аккуратно уложенные светлые волосы и прекрасные зелёные глаза, мысленно касаться его руки и чувствовать себя отвратительно жалкой. – Прости меня, Котик, прости за то, что я не могу так поступить, прости, что люблю не тебя…»

– Извини, Маринетт, тогда я не понима…

– Нет, что ты, это ты прости. Я просто соскучилась, – непрошеные слова, точно звон монет, прогрохотали в тишине неестественно громко. Повисло молчание. Но Маринетт не была бы собою, если бы не смогла моментально оправиться – её удивительная смекалка действовала на опережение даже сейчас, когда сама девушка была почти на грани нервного срыва. – Мы давно не виделись. Ты, я, Нино, Алья, – успешно лгала она фальшиво бодрым голосом, стискивая руки на груди, словно пытаясь стянуть края стремительно разрастающейся чёрной дыры в душе, и медленно сползала по стене на пол: ноги её больше не держали. Ложь убивала, но сказать правду Маринетт не могла. Не сегодня, не сейчас. И, похоже, никогда. – Х-хотела убедиться, что у тебя всё хорошо, – почти шёпотом закончила она и зажмурилась, из последних сил придавая голосу уверенную непоколебимость.

Адриан молчал, а она трепетала в ожидании его ответа. Каким он будет? Чего ждать, к чему готовиться? Жизнь пёстрым диафильмом закрутилась перед глазами, вызывая рвотные позывы своей убогой однобокостью и назойливым мельтешением цветных пятен.

На другом конце провода послышался тихий вздох.

– Ясно. – Адриан не поверил ни единому её слову. – У меня всё хорошо, Маринетт, спасибо за беспокойство. Прости, я больше не могу говорить. Ты не будешь против, если я перезвоню тебе завтра утром?

– Нет-нет, это ты прости. – Крупная капля медленно сползла по щеке, щекоча кожу. – Мне действительно не следовало звонить тебе так поздно ночью. Извини ещё раз. Спокойной ночи. – И, не дожидаясь ответа, Маринетт наконец-то сбросила вызов и устало ссутулилась, став как будто меньше в размерах. Утерев прохладную влагу со щёк краем пледа, она запахнула его полы, с покорным вздохом поднялась и вернулась в свою комнату.

Очередная попытка признаться в своих чувствах Адриану потерпела сокрушительное поражение.

– Как всё прошло? – невесело усмехнулась Маринетт, кивая встревоженно замершей Тикки, единственной свидетельнице её закономерных фиаско. Собственная вымученная улыбка показалась девушке донельзя жалкой. Слёзы ещё кололи уголки глаз солёным, но сил и желания смахивать их уже не было – сами высохнут.

«Нет, правда, на что я рассчитывала, звоня ему в такое время? На тёплый разговор по душам? – с запоздалым сожалением подумала Маринетт, опираясь плечом о стену и равнодушно поглаживая пальцем выпуклости позолоченных букв визитной карточки Адриана. – Дурацкая была затея».

– Маринетт, – осторожно начала Тикки, медленно подлетая к лицу девушки и с сочувствием вглядываясь в её глаза. Наверное, сейчас она могла с кристальной чёткостью увидеть, сколько затаённой боли хранилось на их дне, но не знала, даже не представляла, как много ещё было сокрыто там, глубоко-глубоко внутри, куда не достигает солнечный свет или зоркий взгляд квами. Это тревожило Тикки. Возможно, таких печальных глаз она давно уже ни у кого не видела. Ни у кого, за исключением Кота Нуара, когда тот раз за разом в глухой тоске смотрел на свою Леди и ждал, всё время чего-то ждал, сам прекрасно понимая, что тратит время и силы напрасно. Он сжигал себя изнутри, но, несмотря ни на что, не хотел останавливаться, даже чувствуя, как это медленно убивает его рассудок. На это было страшно смотреть. Может быть, такая же жертвенная решимость идти до конца, в самую бездну, сейчас читалась и в глазах Маринетт. – Ты…

– Нет, я передумала. Ничего не говори, Тикки, пожалуйста. Я устала. Спокойной ночи, – отмахнулась девушка и небрежно бросила выключенный телефон на прикроватную тумбочку.

– Послушай меня, Маринетт.

– Потом. Пожалуйста, пожалуйста. – Её лицо окаменело, превратившись в холодную восковую маску, и Тикки покорно отступила. У них ещё будет время поговорить об этом. – Та визитница, – еле слышно прошептала Маринетт напоследок, отводя невидящий взгляд в сторону, – пахла им, понимаешь? Он как будто повсюду. Это невыносимо.

Отодвинувшись от стены, Маринетт не глядя щёлкнула выключателем, и комната мгновенно погрязла в темноте беззвёздной ночи. Скудного лунного света едва-едва хватало, чтобы различить силуэты мебели, облитые им, точно разбавленным молоком.

Леди Баг должна быть сильной, должна быть великолепной и вдохновляющей, должна дарить тепло и вселять в сердца надежду – у неё было для этого всё. Так отчего же ей самой сейчас было так скверно на душе? Отчего так хотелось зашвырнуть первый попавшийся под руку предмет – расчёску или всё ту же пустую чашку из-под какао – в окно, выбить стёкла, со странным наслаждением слушая их мелодичный перезвон и шорох осыпающегося на затёртый ламинат полупрозрачного крошева?  И кричать, срывая голос до сиплого шёпота, это самое пресловутое «должна, должна, должна!». Но Леди Баг здесь не было – только окончательно запутавшаяся в своей нескладной жизни двадцатилетняя девушка. И потому она молчала, сверля полумрак потолка безучастным взглядом и слушая свои же подавленные вопли, отражённым эхом ударяющиеся о её безмолвные губы.

Квартира вдруг показалась Маринетт несоразмерно большой, какой-то зловещей и неуютной. Всей своей громадой она угрожающе нависла над ней, будто хотела раздавить жёсткими стенами, выбить весь воздух из лёгких и равнодушно прихлопнуть как жалкую букашку.

«Букашку». – Побледневшие губы искривило что-то гротескное, уничижительное, лишь отдалённо похожее на улыбку. Маринетт вновь была готова впасть в отчаяние, но тут же с отвращением сбросила плед с плеч и медленно, одной рукой касаясь шероховатости видавших виды обоев, побрела к дивану. Пора было уступать место дневных кошмаров ночным.

Кота она решила не дожидаться.