Адриан не мог сдаться, только не сейчас, когда там, за стеной, словно за неприступной преградой, слышался тихий, встревоженный и невнятный, сколько ни напрягай слух, голос: видимо, Тикки безуспешно пыталась утешить что-то прерывисто бормочущую подопечную, – не теперь, зная, что причиной боли своей возлюбленной стал он сам.

Кот Нуар был безрассудно беспечен, вот только расхлёбывать эту кашу теперь приходилось Адриану Агресту. 

– Моя Леди… Маринетт, пожалуйста, – шептал он, приникнув щекой к крашеной древесине. Он слышал судорожные всхлипы, от которых становилось ещё паршивее на душе; слышал, как Маринетт нервно отстукивала ногой по полу, и как этот стук прекратился, стоило ему произнести её имя. – Пожалуйста, – продолжил умолять Адриан, машинально царапая светлую краску и гадая, о чём сейчас думает Маринетт. Его Леди была разочарована, огорчена, она была просто в ярости! Он бы не удивился, если бы узнал, что прямо сейчас девушка спешно собирает вещи и торопит квами, чтобы выскользнуть в окно, мелькнуть тающим красным всполохом на горизонте и больше никогда, никогда не возвращаться в эту квартиру.

Подобные перспективы пугали, и Адриан только сейчас начал понимать реальный масштаб учинённой им катастрофы.

– Маринетт, – его голос дрогнул, и Адриан зажмурился и прижался лбом к двери, с глухой тоской понимая, что там, за этой запертой на ключ преградой, дрожит от ужаса его бесстрашная Леди Баг, терзается и страдает, сердится на него за это вероломное вторжение в их общую тайну. Он снова всё испортил, теперь даже больше, чем всё – Кот окончательно оттолкнул свою напарницу. – Мы же лучшие друзья, помнишь? Даже, выходит, дважды, – отчаянно ненавидя себя за эти лживо-бодрые слова, продолжал шептать Адриан, безучастно касаясь руками полированного металла ручки и на полном серьёзе думая выломать проклятую дверь.

Адриан увидел свою Леди без маски и обрёл её имя, обрёл их общее прошлое, которого, как он полагал ранее, у них быть попросту не могло. Их связывали узы дружбы даже в повседневной жизни – и пусть Адриан был готов взвыть за эту несправедливость и разнести дверь Маринетт «Катаклизмом», он всё ещё не мог так просто отпустить свою возлюбленную. Нетерпение и лёгкое опьянение кружили голову и застилали глаза мутной поволокой.

– Миледи, прошу, открой, нам нужно поговорить! – Его голос выровнялся, стал громче и злее, а взгляд из осмысленного стал отдалённым, бесцветным, точно бусины, который Маринетт иногда нашивала на свои наряды. Дверь затряслась от громкого стука; по ту сторону по-прежнему царила безликая тишина. – Не вынуждай меня вламываться к тебе в окно! Плагг!..

– Адриан, – донёсся вдруг приглушённый голос, и Агрест покорно замер, прижимаясь к замочной скважине ухом, точно к своеобразному динамику, и с жадностью вслушиваясь в каждое слово. Древесный массив хорошо глушил громкость, но Адриан сумел распознать укоризненную интонацию в голосе собеседницы. Разочарование горькой пылью осело на его языке – это была всего лишь Тикки. – Сейчас не лучшее время, правда.

Вспышка агрессии прошла так же быстро, как и наступила. Пятнистая квами была права: он должен дать время своей Леди свыкнуться с новым порядком вещей. Тяжело навалившись на дверь, Адриан тихо зашипел от боли в разбитых костяшках и слизнул пару капель крови с саднящей кожи.

– Прости… Маринетт? Ты же знаешь, как я люблю тебя, моя Леди, – почти неслышно прошелестел Адриан, предпринимая последнюю попытку. Он окончательно успокоился и медленно сполз на пол, кончиками пальцев ощущая гуляющий над полом сквозняк. Девушка не ответила, а Адриан устало откинулся на дверь, лёгким ударом затылка врезаясь в холодную твердь. – Ты говорила, что не отвернёшься от меня, что всегда будешь на моей стороне. У твоих слов был срок годности или это правило не распространяется на бывших одноклассников? – Каждое слово сопровождалось слабым ударом, каждая вспышка тупой боли несла в себе мучительное утешение: он это заслужил. Леди возненавидела своего Кота за то, что тот украл её тайну. – Чтобы ты там ни решила, я не отступлюсь. Можешь сердиться на меня, но я рад, что всё так вышло: теперь я знаю, кто ты, – знаю раньше Бражника. Я знаю, где ты учишься, с кем общаешься, где живёшь, и даже как, чёрт возьми, выглядит твоя пижама. Я смогу защитить тебя, слышишь? – продолжил гнуть свою линию Адриан и снова осторожно подёргал дверную ручку: заперто. Предсказуемо, но оттого не менее обидно.

Маринетт не ответила.

Сколько бы Адриан ни прислушивался, он не мог различить ни тихого шороха её тапочек о пушистый ковёр, ни голоса, ни всхлипов – ничего.

«По крайней мере, она больше не плачет», – с лёгким уколом вины подумал Адриан, а затем, приняв для себя решение, поднялся на ноги и, прильнув к двери, вновь негромко постучал, игнорируя боль в разбитой руке.

– Если таково твоё желание, то я оставляю тебя, моя Леди. Но я хочу, чтобы ты знала: каждое моё слово, произнесённое Леди Баг, относилось к тебе, Маринетт Дюпэн-Чэн, девушка под маской, которую я люблю больше жизни. – Печальная улыбка тронула неровный излом губ Адриана, а затем он отступил, как и прежде надевая маску Кота Нуара, но сегодня – без помощи Плагга. Тоска растворилась, экранированная показным весельем, и на душе как будто стало легче. Даже голос стал твёрже и оптимистичнее: многолетняя практика игр в прятки от собственных чувств давала о себе знать. – Позвони мне завтра, ладно?

Нетвёрдые шаги сменились коротким хлопком входной двери, а Маринетт, застывшая в своей спальне по ту сторону разделяющей их, напарников, стены, спрятала лицо в ладонях.

***

Захлопнув дверь прямо перед Адрианом – о его выражении лица она старалась сейчас не думать, – Маринетт с ненавистью отшвырнула прочь визитницу и медленно осела на пол, давясь беззвучным криком.

– Тикки! Тикки, проснись!..

– Маринетт? – сонно отозвалась квами, мерцая в темноте красноватым огоньком. Её голос был ещё немного хриплым, но в глазах уже промелькнула тень понимания. Не произнося больше ни слова, Тикки подлетела к девушке и зависла в воздухе перед ней, ожидая хоть какой-нибудь реакции.

Маринетт наверняка выглядела ужасно: волосы были растрёпаны, небрежными прядями обрамляя осунувшееся лицо и подчёркивая почерневшие от усталости и недосыпа глаза, губы мелко подрагивали, силясь воспроизвести хоть что-нибудь помимо бессвязного шёпота, а руки нервно стискивали мятый край футболки. Отважная героиня сейчас была похожа на взъерошенного воробья больше, чем на саму себя. Квами грустно улыбнулась.

По ту сторону стены что-то заскреблось.

– Моя Леди… Маринетт, пожалуйста, – донёсся до девушки голос Адриана, и она отшатнулась от двери с такой поспешностью, будто там был не её Кот, а Бражник со свитой изо всех когда-либо им акумизированных людей как минимум.

– Он узнал, – констатировала Тикки, внимательно переводя взгляд с Маринетт на дверь и обратно, а затем, заметив затравленный взгляд своей подопечной, смягчилась. Маленькая лапка нежно погладила девушку по щеке, невесомым прикосновением даря безмолвную поддержку. – Это ещё не конец света, поверь. Ты тоже узнала его?

Маринетт молча кивнула. Она не плакала, не причитала, только лишь крупная дрожь сотрясала всё её тело. Маринетт вдруг как никогда поняла Кота с его непредсказуемыми приступами, почувствовала на себе, какого это – потерять контроль над собственным телом. Пальцы судорожно зарылись в волосы и вцепились в них с такой силой, словно собирались вырвать на корню, а из глаз крупным градом покатились неизвестно откуда взявшиеся злые слёзы. Воздуха в лёгких не хватало выразить свои мысли связно.

– Ад… Адриан, я… Он… Почему именно он? – давилась собственными рыданиями Маринетт, больше не сдерживаясь и не переживая, что за дверью её услышит что-то обеспокоенно бормочущий напарник. Жалость к себе, унизительная, недостойная великой героини, с головой захлестнула девушку и унесла её в свой тёмный омут. Тикки мягко поглаживала её по щеке, позволяя выговориться и выплакать все слёзы. Точно так же, как и сама Маринетт в прошлом неоднократно утешала своего Кота.

Каждому, даже самому сильному человеку, существу – неважно! – порой нужен кто-то, кто может впитать в себя всю эту прогорклую накипевшую боль без остатка, кто не даст разойтись по швам стальной обшивке и не позволит герою исчезнуть, растворившись в собственном горе; но покорно соберёт по крупицам каждую оброненную слезинку и каждое пронизанное отчаянием слово, чтобы улыбнуться – открыто, приязненно и вновь вернуть сорвавшийся в пропасть мир на свою орбиту и заставить солнце сиять.

Тикки знала об этом как никто другой.

Адриан продолжал что-то говорить, слабо царапая дверь и скребясь в неё на манер Бэта. Знал ли он, что даже сейчас невыносимо напоминал обычного кота? Слабая улыбка на миг осветила лицо Маринетт, а затем угасла, точно лучина от дуновения стылого воздуха, стоило той разобрать, что именно он говорил ей. Девушка не вслушивалась в его слова, даже не думала, но невольно уловила обрывки фраз и интонации, и от этого захотелось взвыть в голос и спрятаться под одеялом, как когда-то в далёком детстве, чтобы укрыться от монстров.

– Мы же лучшие друзья, помнишь? Даже, выходит, дважды, – навязчиво шептал Адриан, одурманенный спиртным и приятными воспоминаниями. Маринетт захотелось швырнуть в дверь что-нибудь тяжёлое.

– Знал бы ты, как я ненавидела твою «дружбу», – одними губами процедила она, украдкой смахивая редко скользящие по щекам тёплые капли. В горле уже пересохло: сказывался ненормированный расход жидкости в организме.

«Почему ты такой… такой?»

Адриан был слишком добр к ней. Он был удивлён и огорошен случившимся так же, как и она сама, но из них двоих только он сумел взять себя в руки и попытался вести себя адекватно. А что же она, прославленная героиня, лидер их дуэта? Размазывала солёную влагу по лицу и металась по спальне, словно зверь в клетке, не зная, куда спрятаться от этого проникновенного шёпота, пробирающего до самого сердца; не представляя, как открыть дверь и посмотреть Адриану в глаза после всего, что между ними было, и чего никогда не было. Маринетт не знала, куда спрятаться от самой себя, гонимая и подхлёстываемая виноватым голосом человека, которого любила больше всего на свете.

– Миледи, прошу, открой, нам нужно поговорить! – Дверь затряслась от громкого стука.

Маринетт вздрогнула и бросилась в противоположную сторону, болезненно врезаясь поясницей в выступ подоконника, но не предпринимая и попытки отстраниться. Вжимаясь спиной в острый угол пластика, она мечтала оказаться как можно дальше от напарника, которого продолжала планомерно уничтожать и разрывать его сердце на части даже сейчас; от этой квартиры, в которой буквально всё кричало о нём; от этих мучительно-прекрасных малахитовых глаз, преследующих её даже во снах.

Маринетт прикусила руку и беззвучно всхлипнула – только плечи резко вздрогнули, разметав покоящиеся на них волосы. Тикки обеспокоенно покачала головой.

– Не вынуждай меня вламываться к тебе в окно! Плагг!.. – На лицо девушки было страшно смотреть. 

– Не беспокойся, – коротко улыбнулась квами и решительно подлетела к двери. – Адриан, – позвала она, а Маринетт опустила голову и устало потёрла переносицу вспотевшей ладонью. Тикки ведь знала, уже очень давно всё знала. Каково ей было – жить с этой тайной? Утешать Маринетт после очередной провальной попытки выразить Адриану свои чувства, подбадривать и оптимистично заверять, что в следующий раз у неё непременно получится; вежливо улыбаться на каждую жалобу девушки о беспардонном напарнике, зная, всё это время зная правду. –  Сейчас не лучшее время, правда.

На той стороне воцарилось недолгое молчание. Маринетт затаила дыхание, аккуратно скинула тапочки и по наитию, босиком – чтобы не шуметь, – на цыпочках приблизилась к двери.

– Прости… Маринетт? – Остановившись у преграды, отделяющей её от Адриана, девушка невесомо провела ладонью по шероховатому полотну и, робко коснувшись дверной ручки, ненадолго задержала на ней покалывающие от волнения пальцы. Она сама не знала, что двигало ею в тот момент.

Тикки не вмешивалась.

– Ты же знаешь, как я люблю тебя, моя Леди, – продолжал монолог Адриан, не подозревая, насколько сейчас его молчаливая собеседница была близко к нему, всего лишь в тридцати пяти миллиметрах – толщине дверного полотна – и ещё на один выдох дальше.

«Знаю», – слабо качнула головой девушка и украдкой улыбнулась, пряча розовеющие щёки за завесой волос. Пальцы с силой стиснули прохладный металл, и ручка слабо дёрнулась, но Адриан, увлечённый пространными словами, этого не заметил.

– Ты говорила, что не отвернёшься от меня, что всегда будешь на моей стороне. У твоих слов был срок годности или это правило не распространяется на бывших одноклассников?

– Я не отказываюсь от своих слов, Котёнок. Дай мне время… ещё немного, прошу, – на одном выдохе прошелестела Маринетт, закрывая глаза, и лбом приникла к двери, стремясь унять неясный жар, идущий из глубины души, сухой прохладой, – и тут же отстранилась, как только деревянное полотно слабо вздрогнуло. А затем ещё раз, ещё и ещё – Адриан сопровождал каждое своё слово лёгким ударом. Как будто пытался бороться даже сейчас. С упорностью, достойной чемпиона, он выбирался из пыльного склепа вечного друга-напарника, которым хотел быть лишь только отчасти.

Тук. Тук. Тук.

Через раз попадая в унисон сердцебиению Маринетт.

– Чтобы ты там ни решила, я не отступлюсь. – Она только покачала головой, не зная, не принимая и по-прежнему боясь поверить. – Можешь сердиться на меня, но я рад, что всё так вышло: теперь я знаю, кто ты, – знаю раньше Бражника. Я знаю, где ты учишься, с кем общаешься, где живёшь, и даже как, чёрт возьми, выглядит твоя пижама. Я смогу защитить тебя, слышишь?

– Я слышу… – снова приблизившись к двери и почти касаясь губами растрескавшейся краски, прошептала в пустоту Маринетт. – Ты всегда мог, для этого тебе не нужно было видеть моего лица. Всё было так просто, а теперь… Что нам делать теперь? – Она не спрашивала у Адриана. Не смотрела и на Тикки. Вопрос был предназначен ей самой.

Ответа не было.

Дверная ручка под девичьей ладонью скрипнула – Адриан повторно попытал удачу. Маринетт опустила ресницы и стиснула гладкий металл сильнее, кончиком пальца медленно поглаживая щеколду. Всего одно движение – и девушка перестанет быть узницей собственной спальни, но не собственных чувств.

– Если таково твоё желание, то я оставляю тебя, моя Леди, – сдался Адриан, снова осторожно стуча в дверь. Палец Маринетт застыл на полпути. Губы неприятно искривились и дрогнули, искажая плавную линию нервным полуоскалом.

Леди Баг вновь победила, обставила своего напарника, получая в награду горчащую на языке соль поражения.

– Не уходи… – Не просьба, но бессвязная мольба, которой не расслышать за плотно запертой дверью.

– Но я хочу, чтобы ты знала – каждое моё слово, произнесённое Леди Баг, относилось к тебе, Маринетт Дюпэн-Чэн, девушка под маской, которую я люблю больше жизни, – горячо заверял Агрест, и Маринетт верила ему, страшилась обжечься, ошибиться, и всё равно безрассудно верила, очертя голову бросаясь в самое пекло из-за одного только своего имени, произнесённого его голосом.

– Если бы ты только знал, – глухо протянула она, пустым взглядом наталкиваясь на равнодушную древесину и будто впервые её замечая. Её рука, до этого сжимающая ручку, задрожала и безвольно повисла.

– Позвони мне завтра, ладно? – обронил напоследок Адриан и, немного повозившись за дверью, окончательно затих.

Шорох его шагов сменился предсказуемым хлопком, прозвучавшим в звенящей тишине громче выстрела. Леди Баг вновь оттолкнула Кота, а Маринетт так и не смогла справиться с собой, чтобы поговорить с Адрианом.

Маски были сняты, но всё по-прежнему осталось на своих местах.

Опустошённо сев прямо на пол, девушка закрыла лицо руками и замерла.

Одна. Снова одна в пустой квартире.