Кун все никак не может привыкнуть, что Баам вернулся. Он видит, как тот выходит из душа с полотенцем на влажных волосах и падает на кровать без сил. Все-таки переход на следующий этаж знатно всех вымотал. Баам, кажется, готов сразу провалиться в сон. Кун мягко зовет его:
— Баам, не спи.
Верно. Спать нужно в постели, под одеялом. Куну не хотелось, чтобы Баам вдруг простыл из-за невысушенных волос. Еще и в комнате, где они временно жили, почему-то было жутко холодно.
Баам в ответ неразборчиво ворчит, но не шевелится. Как же сильно он, наверное, устал. Кун вздыхает, подходит ближе и берет Незаконного за плечо, не без усилий переворачивая на спину.
— Давай, я помогу тебе высушить волосы.
Баам хватает его за запястье и смотрит полусонным взглядом, расслабленно улыбаясь. Кун удивленно дергается, но Баам, хоть и сонный, держит крепко.
— Не могу встать, — бормочет он хрипло и ежится, перебирая ногами по постели. В груди у Куна почему-то сладко щемит. Он выпутывает руку из ослабших пальцев и уходит в ванную за феном. Ему не кажется, что он выглядит глупо, когда испытывает сильную потребность заботиться о Бааме. Ведь волноваться о ком-то, если этот кто-то тебе очень дорог, нормально.
Волосы у Баама до неприличия длинные. Если подумать, он как-то рассказывал Куну, что в пещере они у него почти касались земли и что Рахиль состригла их ему перед тем, как уйти в Башню. Неужели, отращивая их снова, Баам возвращался к воспоминаниям об этой чертовке?
Агеро садится на кровать, укладывая голову Незаконного на своих коленях. Он пропускает сквозь пальцы его влажные волосы, подставляя их под потоки горячего воздуха, массирует кожу у самых корней, и Баам довольно жмурится от его умелых движений и неосознанно ластится навстречу. Кун старается не обращать внимания на чужие сдавленные стоны, потому что, вашу Башню, Баам, какого черта?
Он с трудом дожидается момента, когда волосы становятся более-менее сухими, и выключает фен. Баам хмурится, но глаза не открывает, только бормочет сонно:
— Не уходи, — он жмется щекой к чужим брюкам и тянется руками, чтобы обнять. Кун слишком резко реагирует, вжимаясь в спинку кровати.
— Стоп-стоп-стоп, Баам, — ответом ему служит разочарованный взгляд. Ох, черт, обещал же, что не прогонит. — Дай мне хотя бы переодеться. Я вернусь, — заверяет он, попутно ретируясь. Баам трет глаза, садясь и рассеянно кивая.
Агеро закрывается в ванной, прижимая руку к сердцу. Бьется. С силой, словно хочет вырваться. Баам, что же ты творишь? Кун уже давно признал, что он его главная слабость. Но, несмотря на то, что они буквально каждый день подвергают себя опасностям, он готов эту слабость принять, потому что от нее веет теплом. Потому что она дает смысл бороться дальше. Если из-за нее будет так приятно тлеть в груди, Кун готов на все.
Когда Агеро возвращается, Баам мирно спит, крепко обнимая одеяло. Он выглядит таким вымотанным. Ничего же страшного, если утром он поспит лишние полчаса? Кун укрывает Баама и ложится рядом, смотрит в умиротворенное лицо. Для человека, который привык держать свои эмоции под контролем, у Агеро слишком громко стучит сердце.