Мысленно Аня ругает себя ужасно, ужасно неприличной девчонкой — но сейчас, когда Женя обнимает её и жарко смотрит, это совсем не кажется чем-то страшным. Она проводит время с человеком, которого любит. Что в этом такого? Что непростительного в способе, которым они выбирают выразить любовь?

— Предположим, что я остаюсь, — соглашается Аня. И садится Жене на колени, обвивает руками его шею, вся трепещет внутри от предвкушения. — И что ты тогда со мной сделаешь? Расскажи мне.

— Для начала — лишу тебя возможности протестовать, — нежно говорит Женя. И накрепко вжимает Аню в себя, целует с сокрушительной силой, горячо ласкает языком её рот. Аня приглушённо стонет сквозь поцелуй, цепляется за Женю так, что ноют костяшки пальцев, целует в ответ с не меньшим пылом. Она пытается сказать, что вовсе протестовать и не собирается, и не будет, что её всё устраивает — но безвольно тонет в поцелуе, не в силах оторваться от жарких губ, и все её заверения так и остаются невысказанными. Женя с бережным нажимом гладит её по спине, тесно проходится по коже то вверх, то вниз, а потом подхватывает Аню под лопатки и укладывает на дно опустевшей ванны.

— Потом — сделаю так, чтобы возможности увернуться у тебя тоже не осталось, — продолжает он и разводит Анины колени в стороны. В другой ситуации такие слова и такие действия могли бы пугать. Но Женя делает всё так нежно, смотрит с такой любовью, что Ане горячо и совсем не страшно. Для неё всё это лишь сладкая игра за гранью приличий. Она послушно закидывает лодыжки на бортики ванны, упирается коленями в белую эмаль и взволнованно облизывает губы. Её тянет заскулить от одной только этой позы, вызывающе раскрытой, и влажный жар понемногу пожирает тело изнутри.

— Я и не хочу уворачиваться, — слабо выдыхает Аня. Ей кажется, что их маленькая игра не предполагает подобных слов с её стороны, но всё равно, выше её сил только слушаться и никак не отзываться на ласку. — Наоборот. Хочу, чтобы ты держал меня крепко-крепко.

Женя склоняется над ней. Соглашается: — С удовольствием, — а Аня трепещет от того, как горячо и низко это звучит, как широкие плечи Жени заслоняют ей свет потолочных ламп. Она охотно тянет его ближе, чувствует, как её касается его напряжённая плоть, и бесстыдно приподнимает бёдра, предлагая себя. Видел бы кто, как может вести себя хорошая девочка из Хрустального! Но знает только Женя, лишь его глазам открыта такая Аня, и понимание этого восхитительно будоражит.

Любимая моя, шепчет ей Женя, плавно пронзая её. Драгоценная моя. Я так тобой дорожу. Счастье моё. Его слова горячо и влажно оседают у Ани на плече и на шее, похожие на волнующее эхо ласковых поцелуев. Аня позволяет себе стонать, не сдерживаясь: сейчас, когда их с Женей не окружает вода, Жене словно бы легче двигаться, исчезает чуть саднящая теснота, и Аня обжигающе ярко ощущает внутри его раскалённую твердость.

— Как… хорошо! — сладко выстанывает она. Беспорядочно цепляется за Женю, толком не контролируя, куда тянутся её руки, исступлённо целует всюду, где только удаётся нащупать губами жаркую кожу, и понемногу растворяется в накатывающих волнах удовольствия. Её плавит желанной близостью, и опять все разумные мысли теряются где-то далеко на заднем фоне, и опять нет ничего важнее Жени, того, как он движется, дышит, наполняет Аню собой. Она сжимается, когда он толкается вглубь, надеясь, что так она обхватит его плотнее, сделает ему приятнее — но и эти мысли быстро вышибает из головы, выжигает нарастающим наслаждением.

Ладонь Жени вдруг проскальзывает между их сплетёнными телами. Чуткие пальцы задевают клитор, и Аню перетряхивает, пронзает удовольствием ярким и острым, как никогда прежде. Она вся содрогается, и слышит, как Женя шепчет: да, вот так, и продолжает дрожать, цепко обвивая Женю ногами. Её почти разрывает от сдвоенных ощущений: твёрдый член ходит поршнем внутри неё, раз за разом задевая Аню там, где тело особенно нежное, чувствительное и беззащитное, а ловкие пальцы продолжают дразнить клитор осторожными, почти невесомыми, но от этого не менее сокрушительными прикосновениями. Аня стонет и срывается на крик, выгибаясь, Аню оглушает наслаждением, как прибоем, шквальным, но тёплым. Женя выскальзывает из неё, пока она ещё цепляется за него, постепенно расслабляясь и обмякая, пачкает горячим семенем Анин живот. И долго целует, медленно и влажно, перед тем как снова включить воду, чтобы смыть с Ани вызывающие следы любви.

То, что после всего ей не нужно убегать, потому что Женя уже пригласил её остаться на ночь, — отдельная радость и отдельное удовольствие. Аня позволяет себе нежиться и лениться, быть мягкой и медленной. Сидя на бортике ванны, она наблюдает за тем, как Женя подбирает с пола её промокшую одежду, перенося на вешалку для полотенец, и с нежностью думает о том, какой он заботливый, а ещё сильный и красивый, и главное, весь принадлежит ей. Быстро покончив с одеждой, Женя возвращается к Ане — Аня раскрывает объятия ему навстречу.

— Люблю тебя, — сладко мурлычет она. Женя гладит её по мокрым волосам и едва заметно хмурится.

— Надо сразу высушить. Иначе они потом лягут как попало, — замечает он. Аня мотает головой.

— Ерунда, — убеждает она. — Я с утра просто помою и уложу как надо. Лучше обними меня. — И Женя ласково целует её в висок, и обвивает руками её талию, и соприкосновения обнажённой кожи — столько, что Ане даже немного плохо от счастья. Она прижимается к Жене, когда он подхватывает её на руки и выносит из ванной, охотно проскальзывает под одеяло и устраивается удобнее, когда Женя опускает её на кровать, и зовёт: — Ты тоже иди сюда. — Вдруг он собрался благородно уступить ей кровать и спать где-нибудь в другом месте? Нет, этого совсем не нужно.

— Сейчас, — соглашается Женя. Быстро настраивает что-то в телефоне, выключает свет и только после этого поднимает край одеяла.

Чтобы им вдвоём поместиться на узкой кровати, Ане приходится перевернуться на бок — это не ново, это ей уже знакомо по питерскому отелю. Женя обнимает её со спины, прижимается тесно, целует в плечо. Тепло его дыхания, его тела приятно убаюкивает. Это напоминает Ане ночь в Питере, повторения которой она так хотела, только неуловимо лучше, жарче, ближе. Аня прижимается спиной к Жениной груди, гладит его по предплечью и разрешает себе быть счастливой. Неизвестно, как ей в этом сезоне повезёт с медалями — но уж в любви ей везёт наверняка, и Аня не желает этого упускать.

Ладонь Жени очень быстро соскальзывает ей на живот и там остаётся. Аня замирает. Она вдруг ощущает себя очень хрупкой, бесконечно уязвимой, но вместе с тем и бесконечно защищённой одновременно. Это… уютно, до странного уютно. Аня быстро пригревается в Жениных руках, позволяет этому уюту очаровать себя, почти заворожить, и сквозь сладкую пелену тепла все проблемы начинают казаться ей чем-то не очень-то сложным и совсем не страшным. И предстоящее европейское первенство, и следующая за ним Олимпиада, и даже возможная беременность — о последнем Аню тянет поговорить.

— А если я всё-таки забеременею? — тихо спрашивает она. Накрывает ладонью ладонь Жени на своём животе и прислушивается к себе в тщетной надежде, как будто уже сейчас можно понять, зарождается ли в её теле биение новой жизни. — Что мы тогда будем делать?

Женя едва слышно вздыхает за её плечом — так, что Аня скорее чувствует это тёплым выдохом на коже, чем слышит.

— Тогда нам придётся решать эту проблему. И быстро, — говорит он. Ласково целует Аню в плечо и объясняется: — Конечно, в другой ситуации, я бы сказал, что мы спокойно всё обсудим, обдумаем, всё взвесим и примем решение. И проблемой бы это не называл. Но сейчас, с учётом всего… Ты не сможешь совместить беременность и Олимпиаду. Просто физически.

— Но Олимпиада же скоро, — неуверенно возражает Аня. — Срок во время неё будет совсем маленький. И живота ещё почти не будет, поэтому мешать ничего не должно. Может быть, всё-таки получится?

— С твоими нагрузками и с твоей диетой? Мне кажется, велик риск, что в таком случае будет выкидыш, — заявляет Женя. И вдруг словно спохватывается, нежно прикасается губами к плечу Ани ещё несколько раз: — Прости. Я так обо всём этом говорю бездушно, а ты… если случится беременность, ты хочешь её оставить, да?

— Я пока просто хочу понять, какие есть варианты. Не извиняйся. Это даже хорошо, что ты так говоришь, — успокаивает его Аня. Сама она могла бы пойти на поводу у эмоций или у несбыточных надежд и потом наделать глупостей. Женя же, опираясь на своё медицинское образование — каким бы обрывочным оно пока что ни было, оно явно более значительное, чем у самой Ани, — не позволяет ей свернуть на эту кривую дорожку и сразу распознаёт слишком опасные проекты. — Хорошо. Я верю тебе. Что ж, раз вариантов, получается, всего-то два… ты прав. С беременностью тогда нужно будет быстро что-то делать. — Ей требуется совсем мало времени, чтобы всё взвесить. Почти наверняка это её первая и последняя Олимпиада. Вряд ли у Ани получится продержаться ещё четыре года: ей уже сейчас наступают на пятки и кое-где даже обгоняют её младшие девочки, звеняще юные. Выдержать такую яростную конкуренцию, когда собственное тело предательски начнёт меняться, будет невероятно сложно. До сих пор ещё ни у кого не получалось, и едва ли Аня станет исключением. Разве что чудо. А вот вероятность забеременеть ещё раз как будто куда больше. Так что расклад выглядит хоть и печальным, но очень простым. — Выбор, конечно, грустный, но…

— Подожди ещё. Может, нам повезёт и тебе вообще не придётся выбирать, — возражает Женя. Аня снова чувствует на коже его ласковые губы: согревающие прикосновения успокаивают, помогают отбросить плохие мысли. — Ты большая умница, что сразу продумываешь, как нам действовать в худшем случае. Но не забывай: это худшего случая может и не быть. Не концентрируйся на плохом, ладно?

— Ладно, — соглашается Аня. И выгибается, опускает подбородок, подставляясь под поцелуи.

Женя отзывчиво целует её в шею, горячо и влажно ласкает ртом выступающие позвонки. Аня млеет под жаркой лаской и вся теряется в Жениных руках, позволяет сладкому чувству уютной защищённости снова окутать её и заворожить.

— Главное, что ты со мной, — бормочет она полусонно, чувствуя, как снова пригревается в обнимающих её руках и начинает постепенно проваливаться в дрёму.

— И всегда буду. Об этом не переживай, — жарко шепчет ей Женя. Аня улыбается его словам сквозь сон; для неё невозможно не любить его пылкие признания, не знающие полумер.

Она засыпает, сохраняя в памяти безмятежное, яркое счастье.

Утро начинается с рано выставленного будильника и проходит сумбурно: им с Женей всё-таки нужно ещё успеть сделать вид, что ничего не было. Аня торопливо целует его на прощание и перебирается в свой номер, чтобы успеть привести себя в порядок. Ей чуть проще: ей позже выходить на соревновательный лёд, у неё больше времени на то, чтобы подготовиться.

Она переживает, как бы Женя свою подготовку не завалил из-за того, на что они потратили вечер и часть ночи. Она переживает на трибуне, цепко смотрит все прокаты и волнуется так, что едва не глохнет от собственного сердцебиения. Ей кажется, что хуже нельзя — а потом на льду появляется Женя, и немедленно оказывается, что хуже ещё как можно. У Ани начинают отчаянно трястись руки, и пальцы дрожат так, что больше похожи на желе; она роняет телефон на пол и даже не пытается его поднять, вся прикованная взглядом ко льду.

Женя, в отличие от неё, спокоен. По меньшей мере, внешне. С трибун Ане не видно, чтобы его трясло, и она позволяет себе чуть-чуть выдохнуть. Если Женя не дёргается — это хороший знак, это немножко как обещание, что всё сложится. Она слышит первые аккорды танго, от которых её снова перетряхивает, и напряжённо следит за каждым движением Жени, не позволяя себе пугливо зажмуриваться во время прыжков. Нет-нет, она его не оставит, даже в таких мелочах.

И всё складывается.

Короткая программа у Жени выходит ослепительно безупречной. Аня кричит ему, что он молодец, хоть ему наверняка на льду и не слышно, и сбивает ладони в яростных аплодисментах. Судьи ставят Андрея и Марка выше — но совсем немного, не больше чем на балл, и получается, это третье место почти неотличимо от первого.

Аня упорно машет Жене с трибуны, хоть и подозревает, что ему не видно — а он всё-таки замечает, и кивает, и машет в ответ. И во время прокатов пар материализуется на трибуне, пробирается к Ане между рядов. Аня осторожно берёт его за руку: она одновременно и не хочет больше скрывать свою любовь, и боится, и опасается, что Этери Георгиевна устроит ей выволочку за амуры вместо подготовки. Она ведь может, и наверняка сделает это беспощадно, и Аня опасается, что тогда она вместо того, чтобы быть настроенной на прокат, совсем развалится, впадёт в уныние. Этого допускать нельзя. Хорошо, что Женя ни на чём не настаивает, не требует проявлять нежность ярче. Он бережно сплетает свои пальцы с пальцами Ани и этим довольствуется.

— Ты замечательно откатался, — говорит ему Аня. И с лёгкой горечью добавляет: — Хотела бы я так же. — У неё нет уверенности в себе, когда ей нужно бороться с Камилой и с Сашей, и каждая из них может её обойти так же, как уже сделала это на нацчемпе. Аня чувствует себя уязвимой; ей хочется обратно во вчерашний вечер, плавно перетёкший в ночь, где всё казалось выполнимым и несложным. — Можно, я опять останусь на ночь у тебя? Мне с тобой спокойнее.

— Конечно, — мгновенно отвечает Женя. Гладит Анины пальцы, лаской успокаивает её нервозность. — Конечно, оставайся. Я буду только рад. Особенно если это тебе поможет.

— Очень поможет, — признаёт Аня. Улучив момент, Женя бегло целует её в висок. Аня всё-таки прижимается к нему, наплевав на осторожность, снова греется в его тепле. И вздыхает: — Опять я к тебе присасываюсь. Зачем ты мне позволяешь?

— Затем, что тебе это нужно, — мгновенно отвечает Женя. — Разве нет? Как я могу тебя бросить, когда тебе нужна помощь? Какое у меня тогда будет право говорить, что я люблю тебя?

— Но это как-то нечестно, — робко возражает Аня. — Получается, ты столько всего для меня делаешь, а я… а я на шее у тебя сижу, да и всё.

— Ты к себе несправедлива. Я ничего нечестного не вижу, — возражает Женя. — И потом, думай об этом легче. Может быть, твоя очередь делать столько же всего для меня просто ещё не пришла. Знаешь, так бывает, что в отношениях чаша весов качается. Сначала один несёт на себе больше, потом другой.

Аня разрешает себе поверить в эту странную теорию. И крепче держит Женю за руку, и мысленно обещает себе: когда придёт её очередь, она ни за что не подведёт Женю. Она обязательно всё-всё для него сделает.