— Ты такой красивый.

Аль-Хайтам рвано стонет и запрокидывает голову, жмурясь.

Дыхание спирает, лицо горит от дикого, невозможного удовольствия и невыносимого смущения, раздающиеся на всю комнату хлюпающие звуки оглушают, как и тяжелое, обжигающее мочку уха, дыхание Сайно.

— Посмотри на себя, — цепкие пальцы крепко впиваются в кожу подбородка, поднимают голову, и Аль-Хайтам, почти задохнувшись от резкого движения внутри, без какой-либо пощады проехавшегося по бугорку простаты, открывает глаза и моргает несколько раз — зрение мутное от выступивших слёз, часть комнаты на периферии размазывается в тёмную кляксу, но изображение впереди он видит отчетливо. Слишком отчетливо — кажется, еще немного, и оно отпечатается у него на сетчатке. — Такой красивый. Прекрасный. Просто великолепный.

Хриплый, полный благоговения и восхищения шепот Сайно медом льётся в уши, и Аль-Хайтам кусает губы, чтобы позорно не заскулить, отведёнными назад руками впивается в загорелые лопатки, оставляя красные дорожки новых царапин, и сжимает член внутри сильнее, с удовлетворением впитывая в себя чужие громкие стоны, с внутренней дрожью приветствуя на плече легкое прикосновение острых клыков.

— Так... так хорошо меня принимаешь, — Сайно крепко держит его за бёдра, подняв ноги в воздух — ни дёрнуться, ни сдвинуться, ни соскользнуть с быстро толкающегося внутрь члена — и Аль-Хайтам может только смотреть, смотреть, и смотреть в огромное, широкое зеркало напротив, смотреть как его дырка растягивается каждый раз, как тёмный, налитой член Сайно входит в него — и как сжимается, когда он выходит, на короткий момент оставляя внутри лишь выпуклую головку, почти болезненно растягивающую и без того растраханный вход.

Сайно держит его в своих руках, и Аль-Хайтам может лишь смотреть, как собственный беспрерывно истекающий смазкой член безостановочно дёргается от сильных, глубоких толчков, шлёпается о пресс, выделяя ещё больше смазки; как напрягаются бедра и живот; как поджимаются пальцы на ногах от каждого трения о простату, и как сильно стекленеет его взгляд и краснеет лицо — смотреть на самого себя, в подобном развратном, пошлом виде, скачущем на чужом члене, абсолютно невыносимо, и Аль-Хайтам переводит глаза левее, ловит через стеклянную поверхность плавящий органы и зажигающий кровь возбуждением потемневший алый взгляд с расширенными чёрными зрачками, и громко выдыхает.

Поворачивает голову и тянется вперед, жадно целует искусанные, опухшие губы, проникает языком в чужой рот, не давая Сайно и шанса на проявление какой-либо инициативы, сжимает пальцами белоснежные пряди на затылке, трется спиной о торчащие от возбужения соски — и Сайно вздрагивает, стонет задушенно, сдаётся, позволяет вести хотя бы в поцелуе, пока сам раздвигает чужие бледные бёдра шире, почти сгибая Аль-Хайтама пополам, и вбивается сильнее, больше — входит полностью, прижимаясь яичками к промежности, давит, давит, давит на простату, ведёт бедрами, трётся о нее, и Аль-Хайтам отрывается от покрасневших губ, выгибается с криком, дёргает ногами, пытаясь зажаться, закрыться от прошибаемого позвоночник и мозг удовольствия, но Сайно вцепляется ладонями крепче, до боли, натягивает на себя, заставляя оставаться в одном положении.

Аль-Хайтам знает, что на следующий день в этом же зеркале будет разглядывать на ногах черноту синяков в форме пальцев, страшных и абсолютно некрасивых, и ощущать мурашки по коже и скапливающееся в низу живота легкое возбуждение, даже несмотря на эту сумасшедшую ночь, от осознания того, что Сайно легко мог сломать ему кости, сожми он ладони чуть сильнее, и порвать его на лоскуты, не держи он форму духа под стальным контролем.

Аль-Хайтам задыхается в стоне, тянется второй рукой к своему члену, крепким кольцом обхватывая под головкой, быстрыми и жёсткими движениями трёт уздечку, напрягая ноги и выгибаясь, забывая как дышать — он на грани, ещё, ещё чуть-чуть, и кончит—

— Нет, нет, милый, ещё рано, — Сайно пережимает член у основания, не давая освободиться, и Аль-Хайтам отчаянно воет, запрокидывая голову и жмурясь, чувствуя, как чёртовы позорные слёзы непрерывным потоком текут по щекам. Он! Он был! Он был так близко! — Ещё немного, прекрасный мой. Ты ведь сможешь потерпеть ещё немного, верно?

Аль-Хайтам качает головой, всхлипывает, сжимая красную, текущую головку ладонью. Нет! Нет, он не может! Сайно!..

— С-Сайно, пож... пожалуйста! Я не могу, не могу!.. — Голос срывается, Аль-Хайтам чувствует, как всё тело крупно дрожит, и поворачивает голову, ласково трётся носом и мокрыми щеками о чужую потную шею, надеясь на милосердие, но Сайно только хрипло смеётся и кончиками пальцев проходится лёгкой лаской по напрягшимся, поджатым яичкам, спускается ниже, надавливая сильнее, обводя по кругу растраханное, растянутое отверстие, отчего Аль-Хайтам вздрагивает, вжимаясь лицом в шею, и не перестает с полным восхищения и любви взглядом смотреть в проклятое зеркало!

Аль-Хайтам, кажется, сходит с ума — стимуляции слишком много для него, Сайно оттягивает его яички, раз за разом оставляя его на грани оргазма, ноги, как и спина, начинают неприятно затекать, а внутри всё нестерпимо горит огнём и пульсирует.

Аль-Хайтам приглушенно скулит:

— Сайно! — И, наконец, наконец... С громким стоном Сайно разжимает руку, ведёт по члену вверх, отталкивая ладонь Аль-Хайтама, и трёт под головкой, последним глубоким вторжением проезжаясь по простате.

Аль-Хайтама выгибает, выламывает с громким криком, переходящим в вой, когда он чувствует в себе горячее давление чужой спермы — Сайно не успел выйти из него, кончил внутри, что не любили они оба — слишком долго и муторно потом вымывать её из себя, — но сейчас Аль-Хайтаму абсолютно всё равно, сейчас у Аль-Хайтама перед глазами мелькают яркие вспышки, в ушах отдаётся собственное заполошное сердцебиение, и, кажется, он на некоторое время отключается от мира.

***

Когда Аль-Хайтам приходит в себя, то первое, что он видит перед собой — обеспокоенное лицо Сайно и прислоненный к горящей щеке прохладный стакан с водой; второе, что он осознаёт — он лежит в кровати относительно чистый и совершенно не способный сомкнуть подрагивающие, как и всё его тело, ноги.

— Ты как?

Аль-Хайтам глубоко вздыхает, медленно выдыхает, пытаясь успокоить суматошный стук сердца в ушах, и приподнимается на локтях... вернее, пытается — нижняя часть тела горит огнём, вход судорожно сжимается, внутри как никогда чётко ощущается неприятная пустота, полуопавший член лежит на бедре, и Аль-Хайтам всхлипывает, когда поясница в ответ на неловкое движение стреляет, болью отзываясь в позвоночнике.

— Как человек, которого трахнул пиро слайм.

— О, у меня как раз есть шутка на эту тему!

— О боже...

Сайно смеётся.