— Ничего я тогда не понимал! Надо было судить не по словам, а по делам.

Студенты, подсматривающие в дверные щели актового зала говорят, что на одной из парт выложены билеты, а второй стол рядом стоит пустой. Ну и что это значит? Бля, Антон не готов ко второй теории, если честно.

Он нервно поправляет пин на футболке. Ночью он бессовестно забыл о том, что Матвей хотел ему что-то отдать, и заболтал его на отвлечённые темы, а тот взял и в непонятно какой момент прилепил значок на пижамную рубашку. Интересная ассоциация, конечно: это сердце с изумрудным глазом по центру, одна половина которого переливается золотым, а вторая — ярко-оранжевым. По цветам всё понятно, и об этом очень приятно знать, а насчёт глаза он не уверен. Или тут все максимально поэтично, мол, Антон смотрит на людей сердцем, или это просто прикольная вейрдкорная деталька. В любом случае на этой маленькой радости он сейчас и выживает морально.

Кстати, сам Матвей заявляется с небольшим опозданием. Дверь в зал приоткрывается ещё раз, когда все уже зашли, а Лариса Павловна встала у пустого стола с листами в руках и что-то перепроверяла. Корецкий юрко выныривает из немногочисленной толпы и встаёт рядом с Антоном, молча стукнув ладонью о ладонь. Сонный такой и даже для себя слишком растрёпанный — ага, хотя бы рукой волосы пригладить времени не было, а нацепить брошку-сердечко в виде лисы было. Варчук обычно претензий к чужому внешнему виду не высказывает, но на это безобразие становится слишком сложно смотреть уже через полминуты, и он со вздохом тянет руку, чтобы немного пригладить. Ну не откусит же он её за это? Матвей в ответ недовольно мычит, а когда касания становятся более осторожными, замолкает и просто безвольно откидывает голову назад. Ему нравится, судя по выражению лица, но он почему-то довольно быстро решает, что уже достаточно, и вдруг зарывается головой в чужое плечо, как будто прячась. Антон сначала думает, что тот случайно врезался, но он всё так и стоит: молча, сонный, расслабленный и, кажется, очень довольный или тем, что от него отстали, или оставшимся приятным осадком. Чувство, что они будто бы сняли тогда какой-то тактильный барьер — вот Корецкий спокойно и жмётся.

— Несколько минут внимания, пожалуйста! — наконец начинает ЛарисПаловна, стуча по столу листами, чтобы встали ровно. — Навострите ушки и хотя бы немного напрягите мозги для длинной инструкции. Я поделила вас на две группы по списку. Одна из групп встанет рядом с нашим столом неудачной случайности, — она показывает на стол с билетами, — вторая останется на месте. На бумажках, которые вы вслепую возьмёте со стола, вы увидите имя вашего напарника или напарницы из второй группы.

Одна девушка поднимает руку.

— Говорю заранее, что сразу на пересдачу нельзя.

В ответ на это она обречённо утыкается в плечо подруги и стонет. Кажется, все вокруг её прекрасно понимают. Антон согласен: такая себе новость.

— Будет две книги на каждую пару: в одну вы войдете, другую возьмёте с собой. Штука в том, что в сюжет первой книги попали персонажи из второй. Вам их нужно не просто вернуть, а, во-первых, никак не навредить книге и не убиться самим, а во-вторых, заполнить отчётно-зачётный лист, — женщина поднимает вверх конверт из общей стопки бумаги в её руках, тряся. — Приятным бонусом будет то, что на обороте листа написано все то же самое, что я сейчас говорю, — она подходит к ничего не подозревающему Матвею, который ну очень занят пластырем на пальце, и тянет за ухо. — ...чтобы кое-кто хотя бы на месте понял, что нужно делать.

Корецкий громко ойкает и пытается перехватить чужую руку, но хватка слишком крепкая. Когда его через несколько секунд отпускают, он тут же хватается за больное место и шипит, обиженно поглядывая Ларисе Павловне вслед. Группа тихо смеётся.

— Очень советую поторопиться, чтобы лишний персонаж не успел вмешаться в сюжет или не вышел из книги. У вас очень навряд ли будет время читать книгу целиком, чтобы найти его описание. Да, она может помочь вам сориентироваться во вселенной, но там будет одна маленькая загвоздка, а вот какая — узнаете сами.

Странно и много информации, но интересно и возможно даже будет не так сложно. Ладно. Если книги знакомые, то Антон, в случае чего, справится и один.

— Как вы видите, никакого самораспределения. Банально, но вам нужно учиться работать в команде с разными людьми.

Делят просто: чётный-нечётный номер по списку. Зато получается хорошо: Антон и Матвей в разных группах.

Варчук неплохо знает всю их группу и в принципе сработаться может с каждым, но конкретно сейчас скрещивает за спиной пальцы, чтобы Корецкий вытянул его. Может немного парадоксально, но с ним он будет чувствовать себя куда увереннее, чем с остальными.

Правда, по волшебному стечению обстоятельств никому не везёт. Антон всё плотнее сжимает губы, одно за другим видя страдальческие лица тех, у кого всё пошло максимально по пизде.

Варчук довольно быстро остаётся лишь с двумя другими студентами. Матвей идёт следующим, и Антон очень внимательно следит за его реакцией.

Корецкий не парится. Со скучающим видом вытягивает ту бумажку, которая ближе всего, разворачивает и сначала задумчиво надувает щёку. Но как только его спрашивают «кто?», он поднимает голову и как обычно смотрит так хитро и довольно, улыбается как чертёнок.

И переводит такой взгляд на Антона.

— Загадочный господин А. В.

С обеих сторон слышатся смешки и перешёптывания.

Варчук вытягивает лицо. Что, правда сработало? Если бы он никак не общался с Матвеем до этого, то он обязательно бы сразу пошёл на пересдачу, потому что никто и ни за что не хочет работать вместе с ним по понятным причинам. Антон понимает, что с Матвеем наверняка без приключений не получится, но у него есть классное свойство не паниковать в стрессовой ситуации и не опускать руки (смешно и похуй — реально мощное сочетание для защитной реакции), соображать умеет, когда нужно. В любом случае Варчук тоже далеко не глупый, но тревожку может словить такую, что будь здоров.

Да и окончательно в довесок он сам вчера предлагал.

Антону стоящие рядом и мимоходом идущие за билетом студенты шепчут «сочувствую», «удачи», «вырулишь, не волнуйся» и всякое такое. Матвей делает вид, что не слышит, но край худи всё равно неловко мнёт и хмурится. Возможно, его и не так сильно задевает и он забудет об этом через несколько минут, но Варчуку кажется, что позже поговорить стоит.

На последнем студенте дверь в зал приоткрывается, и оттуда двумя ровными рядками топают тени с книгами, обёрнутыми так, что нельзя подсмотреть ни автора, ни название. Теперь Антон скрещивает пальцы второй руки, чтобы там попалось что-то несложное.

— Выбираете любую книгу первого ряда, вторая вам с собой в подарок, — любезно комментирует ЛарисПаловна.

Антон пробегается глазами по каждому ряду, пытаясь найти самую тонкую книгу, — ну, всё-таки так больше вероятность, что персонажей окажется поменьше. Или может здесь наоборот...

— Душой выбирай, Антон, они все одинаковые, — Матвей закатывает глаза, заметив сложное лицо Варчука. — Я уже на эники-беники посчитал до предпоследней.

Антон фыркает.

— Резонно.

Корецкий берёт две достаточно увесистые книги и одну отдаёт напарнику, а вторую кладёт на пол подальше от остальных. Теперь только ждать команды.

— Прошу, — женщина мило улыбается и вскидывает руку ладонью вверх, а затем машет ей на прощание. — Буду здесь с нетерпением ждать вас.

Антон вдыхает поглубже, и они с Матвеем исчезают из зала с характерным свечением.

•••

Варчук, только коснувшись ногами земли, пытается охватить взглядом всё сразу: себя, окружение и Корецкого. На удивление тихо. Ничего не горит, не орёт, не падает: с одной стороны просто спокойное синее море, с другой — лесочек, тянущийся вдоль песчаного берега. Жарко, но солнце не палит совсем уж нещадно, а понемногу склоняется к горизонту, предвещая тёплый светлый вечер. Вообще, только потушенные костры намекают на наличие здесь людей, а так Антон подумал бы, что они где-то в необитаемой местности.

Одежда тоже непримечательная, не Мет Гала и не историческая: поменялся только верх на оранжевые футболки с... пегасами?

Camp half-blood. Варчук хмурится.

Матвей тоже осматривается, но он, в отличие от своего напарника, делает это с выражением крайнего удовольствия на лице. Кажется, книгу он запросто узнал.

— Ты слишком хорош для ребёнка Гефеста, — Корецкий наконец переводит взгляд на Антона и довольно улыбается, обнажая зубы.

Всё смущение вымещает недоумение.

— Что это?

Улыбка Матвея становится более загадочной. Вместо ответа он отворачивается и делает несколько очень уверенных шагов вдоль берега, с восторгом осматриваясь по сторонам. Антон, спохватившись, равняется с ним без лишних слов — всё-таки время ограничено и нужно действительно куда-то идти. Хотя скорее всего Корецким движет больше интерес к окружающему миру.

— Ты что, в детстве фантастику не читал?

— Ну-у, я читал только Гарри Поттера и Таню Гроттер... — Варчук отводит взгляд в сторону, как будто стыдясь, хотя на самом деле ничего такого в этом нет. Но тон Матвея звучал так обвинительно, будто он сам прочёл все в мире детские фэнтези, а Антон весь такой ограниченный и несведущий.

— Понятно, — Матвей поворачивается к нему лицом, теперь шагая спиной вперёд, и разводит руками. — Ну, добро пожаловать во вселенную Перси Джексона. Которая по большей части сформировала меня как личность.

Неудивительно, что Антон не узнал: он лишь имеет представления об общей концепции, детально зная примерно ничего. Но при виде настолько радостного и расслабленного Корецкого он вскоре вообще перестаёт паниковать на этот счёт и слепо вверяет себя в его маленькие лисячьи лапки.

А ещё он себе обещал кое о чём поговорить. Антон с того момента, как об этом вспомнил, ещё чуть-чуть медлит — тут в принципе можно потянуть время, всё равно им много идти.

— Надеюсь, ты не обиделся на остальных? — осторожно уточняет он и поворачивается к Матвею, который сначала вообще не очень понимает, о чём речь. — Я правда рад с тобой работать.

Вот теперь до него доходит.

— Да ладно, не прикидывайся, — с досадной усмешкой говорит Корецкий и небрежно отмахивается рукой, отвернувшись.

Обиделся всё-таки. Уверен, что с ним работать, — неподъемная хуйня та ещё. Но Антон тему не продолжает, понимая, им некогда такое размусоливать. Вместо этого он решает вернуться к заданию — это уместнее и паузу неловкую снимет.

— Кстати, что там в листе?

Корецкий, судя по растерянному выражению лица, тоже про него забыл. Он небрежно разрывает конверт, достаёт лист бумаги и быстренько пробегается глазами, бормоча под нос:

— Э-э, так... книга, имя «лишнего» персонажа и полное название его книги... ход действий... — он громко возмущается в сторону: — Я что, на лабе по физике? — и продолжает бубнить, но так, что Антон вообще перестаёт его слышать.

К слову, возникла у него пара вопросов во время объяснений ЛарисПаловны, но вгонять её в неловкое положение лишними замечаниями и тянуть время... ну такое. Она ж всё равно скорее всего не ответила бы. Но зато здорово, что тут подвернулся Матвей, который, очевидно, Ордену не доверяет и тоже задаётся кучей вопросов, а не молча хавает информацию. Вот с ним можно когда-нибудь об этом потолковать — Антон знает, что тот не будет пожимать на всё плечами и говорить «забить».

— И как они здесь оказались?

Матвей уже заполняет некоторые пустующие строки, поэтому отзывается немного запоздало. Кстати, ручкой Варчука, которую уже когда-то успел спиздить.

— Кто?

— Чужие персонажи.

— Пф, ты у меня спрашиваешь? — Корецкий недоуменно вскидывает брови. — Я на сто процентов уверен, что нам столько всего не договаривают. Меня от личного расследования отталкивает только лень и то, что меня замучают за излишнее любопытство до смерти.

Антон очень воодушевлённо кивает. Вот то же самое.

— А хочешь потом-

— Цыц!

Матвей вдруг вскидывает указательный палец, замирая. Затем медленно оборачивается на перепуганного Варчука.

— Слышишь?

Он настороженно прислушивается. Из леса действительно доносятся то приближающиеся, то отдаляющиеся крики и лязг металла. И крики эти не от страха или боли, а какие-то даже... воинственные.

Наконец-то начинается что-то более весёлое.

— Захват флага это, что ли? Ну-ка пошли, — Антон даже пикнуть не успевает, как Матвей бегом затаскивает его за руку в лес — до него не так и далеко. Они проходят буквально несколько шагов от самого начала, и тут вдалеке, среди дубов, пробегает чья-то тень. Персонаж их, конечно, не заметил, но Корецкий всё равно на всякий случай вжимает растерявшегося от неожиданности Антона в ближайшее дерево.

— Нам бы не попадаться на глаза, окей? Пойдём очень тихо и осторожно. Сильно не пугайся, они просто здесь так играют.

Варчук понятливо кивает. Не дурак же. Ну, или немного: когда Матвей чуть отходит и отпускает его футболку, за которую резко дёрнул, чтобы он опустился, противно смеётся с мысли: «а ещё раз так сделаешь?»

Больше им никто по пути не попадается. Точнее, Корецкий старается максимально избегать людей и каждый раз уводит Антона в сторону. Куда-то ведёт, но ничего не объясняет. Такой на удивление сосредоточенный, что первое время трогать его страшно.

А потом просто лес, беготня туда-сюда, дети в доспехах с оружием (ах эти игры полубогов) и лес. Ничего необычного.

— Ну и что здесь не так?

Матвей хмыкает и неопределённо пожимает плечами.

— Надеюсь, что мы выйдем к самому лагерю, а там на месте разберёмся.

А-а, да, лагерь полукровок и всё такое... Возможно, было бы неплохо уже отключить растерянность, включить своё любопытство и чуть больше вникнуть в лор.

— А здесь, получается, все полубоги живут? И насколько это лагерь в нашем понимании?

— Найденные — да. Есть ещё другой лагерь, только он дальше и а-ля римский, — Матвей делает небольшую паузу перед тем, как ответить на второй вопрос. Видимо, думает, как объяснить попонятнее. — Ну, это как элитный закрытый летний лагерь. Игры, еда, песни у костра, немного учёбы, любовь там, веселье, смертельно опасные походы...

Антон уже не так сильно удивляется всей той жести, о которой ему рассказывает Матвей таким лёгким насмешливым тоном, поэтому смотрит скорее мрачно и скептично.

— Забавный факт: жители домика бога, ребёнок которого отправляется в поход, плетут ему саван на случай смерти. Если тот возвращается, то его просто сжигают.

Только Антон хочет открыть рот и спросить про домики и походы, как Матвей резко тормозит и выставляет руку вбок, чтобы остановить его и затолкать обратно за дерево. Чертёнок, даже посмотреть не даёт, как бы Варчук на месте не прыгал.

— Да что там?

Корецкий трясет указательным пальцем, прося помолчать, и очень пристально смотрит на персонажку — её Антон тоже увидел, когда наконец смог выглянуть. Это смуглая подростка среднего роста с неровными каштановыми волосами, некоторые пряди которых заплетены в маленькие косички, и в лёгкой летней одежде. Для девушки довольно сильная, но уж точно не сильнее двух взрослых парней. Ну это так, Варчук на всякий случай размышляет: вдруг всё будет... не настолько просто.

И он бы ничуть её не испугался, если бы она не крутила в руках большой медный кинжал.

— Я понял прикол, — хрипловато начинает Матвей после долгой паузы и тыкает в девушку пальцем. — Вот она из следующего цикла. Если бы мы вообще не ебали что это, то бы могли посмотреть в книге, но мы бы в любом случае ошиблись с названием, потому что тут вселенная огромная и ещё книги только первого цикла начинаются с «Перси Джексон...» и чёто там. Ну и с персонажкой скорее всего бы тоже проебались. Но тебе повезло, у тебя есть я, — он толкается локтем и с намёком подмигивает.

— Повезло?! — Антон выпячивает на него глаза по пять копеек. — У неё огромный кинжал!

За свой слишком громкий шёпот он получает рукой по губам. Корецкий снова серьёзнеет, понимая, что как наиболее прошаренный должен определить дальнейший план действий.

— Короче... давай я попробую подойти с книгой, а ты будь на всякий случай здесь. Может мы зря боимся, потому что ну вообще она по канону не агрессивная.

Они молча обмениваются книгой и конвертом, который Антон складывает несколько раз пополам и засовывает в карман. А затем переводит навостренный взгляд на Матвея, затаивая дыхание. Тот делает несколько медленных шагов навстречу персонажке. Видно, как напрягается всё его тело, чтобы если что сразу взлететь.

— Эм, привет? Мы пришли тебя вернуть обратно, — он неловко улыбается и трясёт книгой.

Не встретив сопротивления, Корецкий настороженно подходит ещё ближе. Совсем медленными, маленькими шажками — но всё равно не так много требуется времени, чтобы подойти почти вплотную.

И делает он это очень зря — девушка вдруг делает выпад и почти попадает по груди кинжалом, но Матвей, слава богу, успевает взмыть вверх. Антон пугается аж до подкосившихся коленок. Какого хуя? Это им дали экзамен в усложненной форме или такого быть не должно?

А Корецкий даже отлететь к нему не может — девушка их сразу найдёт, потому что пристально следит за непонятной крылатой чувырлой, держа оружие наготове. У него-то и нет ничего, кроме книги, но если и бросать, то только исподтишка, иначе увернется — и толку никакого не будет. Матвей очевидно сам не справится, поэтому Антон начинает лихорадочно осматриваться в поисках чего-то, что может помочь, — огнём здесь тоже ничего не сделаешь. Из более менее полезного рядом оказывается только большой камень. Ну, бросание чего-то для отвлечения внимания, может, и не совсем оригинально, но им-то здесь зачем выделываться? Антон, стараясь максимально не издавать шума со своей стороны, удачно добрасывает его в противоположный куст и сразу же ныряет обратно.

Персонажка отворачивается буквально на несколько секунд — а Матвея уже и след простыл. Варчук и сам его теряет, но тот внезапно появляется за спиной. Спокойный, живой, но нижняя губа заметно подрагивает.

— Что ж, это не круто, это не к добру, — он пожимает плечами и нервно улыбается. — Абзац.

Матвей немного теряет психическое равновесие — кажется, всё вправду идёт не по плану. Девуля уходить теперь и вовсе не собирается: высматривает в небе крылатую чувырлу и злится с того, что не может найти.

— Давай попробуем потолковать с ней вдвоём? — предлагает Антон через некоторое время наблюдения за ней. — Может, её и вправду не так сложно одолеть, а мы просто... испугались от внезапности.

Матвей после недолгих раздумий соглашается.

— Молись, чтобы это оказалось правдой, — тыкает он пальцем Варчуку в грудь и снова выныривает из-за дерева, ловко отталкиваясь от земли и взмывая вверх. Антону приходится плюнуть огнём, чтобы отогнать бросившуюся на него полукровку. Это срабатывает — всё-таки есть у неё инстинкт самосохранения.

Варчук таким боком выгоняет её на самый центр поляны, на более открытое пространство. И всё равно у неё чудесным образом получается следить за обоими: и от огня уворачивается прекрасно, и на книгу в руках Матвея успевает косо поглядывать. Антону ещё и приходится дуть осторожно, потому что главное её не убить.

Её не получается застигнуть врасплох. Реакция просто немыслимая, и всего за пару секунд происходит та ещё хуйня. Матвею удаётся схватить героиню за запястье, совсем немного приподнять вверх и почти бросить книгу, но в последний момент её приходится удержать в руке, иначе она бы упала на землю: персонажка очень манёвренно уворачивается, глубоко полоснув Корецкого по ладони. Он рефлекторно взмывает вверх, с отвращением рассматривая проступившую кровь, и просто вытирается об штанину. Ну да, им тут некогда время на первую помощь тратить.

Главное, что ничерта не получается. Вот же влипли, блять.

Он отлетает к Антону. Тот хватает его за руку и, словно воздушный шарик, заводит себе за спину. Так поспокойнее, потому что девушка пытается подобраться к ним со всех сторон — Варчук от неё не отстает и в ответ палит в самых разных направлениях. Ещё Матвея не хватало поджарить.

— Ты как?

— Живой. За ней лучше следи! — Антон спохватывается и буквально отпрыгивает назад, когда полубогиня оказывается в слишком опасной близости.

— Да боже, чья она дочь?

— Ну типо... Афродита? — он неловко смеётся ему на ухо, понимая, что это звучит как полный бред. — Как ты понимаешь, она в круг ее остальных детей не особо вписалась.

Спасение приходит неожиданно и в очень нужный момент: со стороны деревьев раздаётся громкий лязг металла. Антон ловит момент, когда персонажка снова отвлекается на некоторое время, и со скоростью света тянет Матвея обратно в их укрытие. Она явно успела это заметить, но её от ребят отвлекает подошедший с щитом и мечом парень, который заводит с ней беседу.

У них есть минута или даже щедрые две на обсуждение. Матвей это тоже понимает и переводит на Антона задумчивый взгляд.

— Что с ней?

— Вероятно, она думает, что у себя? И не хочет, чтобы мы её забирали её в другое место? — шепчет в ответ Варчук более горячо и обеспокоено.

— И что нам тог-

Слово резко обрывает короткий мужской вопль. Оба выглядывают из-за кустов и цепенеют от ужаса: персонажка один за одним наносит удары кинжалом по уже скорее всего бездыханному телу. Она почти вся покрывается тёмно-фиолетовыми брызгами чернил, но всё равно продолжает бить и бить с каким-то садистским наслаждением на лице.

Антон чувствует, как от страха и отвращения крутит живот: он просто ненавидит кровь и кишки. Матвей рядом тихо смеётся на грани истерики.

— Ход действий? Всё пошло по пиз-

Варчук с одной-единственной, бьющей тревогой мыслью «уходить» хватает его за руку и тянет вглубь леса. Ноги царапают ветки кустов, руки — низкие ветви деревьев, которые приходится раздвигать, по лицу бьёт листва — но какая нахуй разница? Здесь оставаться точно нельзя, нужно уйти как можно дальше, дальше, дальше... Они добегают до какой-то полянки, и Варчук тормозит за деревьями, обрамляющими её. Кажется, здесь безопасно. По крайней мере никаких персонажей.

Антон перебирает кольца на пальцах. Пытается держать себя в руках и не поддаться совсем начавшейся панике.

— Ну и что нам делать?

— Хз, может если запечатать, будет лучше? — Матвей отворачивается, делая несколько шагов туда-сюда, и задумчиво чешет кончик носа. Вот это стрессоустойчивость.

А может и не будет. Они эту машину для убийств даже запечатать не могут. Одно неудачное решение, один шаг не туда — смерть верная.

— Это экзамен для перваков, почему так сложно?! — с отчаянием вскрикивает Антон, облокачивается на дерево и съезжает по нему вниз, усаживаясь прямо на землю. Матвей оборачивается и мрачнеет: ну всё, у огнемага нервы сдали. Он присаживается сначала на корточки и обеспокоено заглядывает ему в лицо.

— Эй, ну ты чего?

Боже, а как жестоко она убила местного персонажа... Чернила были такие тёмные, прямо как настоящая кровь. У Антона до сих пор так чётко перед глазами стоит это месиво вместо груди, полностью фиолетовое лезвие кинжала, лицо, искажённое предсмертным ужасом, грязная одежда и смуглая кожа в пятнах, её полубезумное выражение лица...

Её взгляд на них.

Матвею приходится сесть на коленки, потому что дело, очевидно, серьёзное.

Антон делает несколько рваных вдохов, а на выдохе клубами валит дым — задыхается. Корецкий никак не может уловить его взгляда: он то максимально испуганный и смотрящий мимо, то вообще глаза зажмурены. И ведь сам-то взять себя в руки не может: дрожит всё сильнее и траву сжимает в кулаки до белых костяшек. Чуть выше его груди, где-то внутри, понемногу краснеет.

Матвей, недолго думая, берёт его за предплечье и пытается расслабить руку, осторожно скользя пальцами вниз. Затем некоторое время выжидающе молчит.

— Обнять?

Ох, Антон бы не отказался, но это не самая безопасная идея, к сожалению.

А ещё подумал бы над тем, что Матвей поставил его самочувствие на первое место и сам, несмотря ни на что, предложил тактильный контакт такого рода, но просто физически не может.

— Обожжёшься.

Корецкий в ответ на это немного теряется, но довольно быстро придумывает другой способ помочь. Антон чувствует, как его руку обхватывают ещё нежнее, и шелестят чуть ли не в самое лицо:

— Не нужно сжимать траву, просто дотронься. Просто почувствуй, какая она наощупь. Не говори мне, просто сам сосредоточься на ощущении.

Ладно..? Варчук послушно расслабляет свободную конечность, пытаясь глубоко дышать, чуть приподнимает и неторопливо водит ей по колким травинкам. Это не больно — просто щекотно. Он легонько зажимает несколько между пальцами: они оказываются слишком сухими и короткими, но это не так важно. Антону оказывается хорошо просто чувствовать.

Матвей понимает, что может продолжать, и без резких движений кладёт и вторую руку на антонову, чуть отстраняясь.

— Руки мои мертвецки ледяные как всегда чувствуешь? — тихо смеётся он с колкости над самим собой.

Боже, да. Антон чувствует знакомый холод и шероховатость ладоней и тоже непроизвольно улыбается. Он ведь держал его за руку совсем недавно, хватался за неё, рассматривал, внимательно следил за перебором струн пальцами — вспоминается та тихая, ненапряжённая обстановка прошедшей ночи, которая очень помогает сейчас.

Свою вторую руку он тоже кладёт поверх его и еле заметно оглаживает. Дышится ещё неспокойно, но в разы легче.

— Послушай птиц или шелест деревьев.

Антон ловит себя на мысли, что не хочет, чтобы Матвей молчал. Чужой голос успокаивает его куда больше и даёт почувствовать, что кто-то есть рядом.

Хотя не просто кто-то. Матвей Корецкий собственной персоной, который почему-то кажется сейчас самым заботливым, понимающим и надёжным человеком на свете.

— А можно лучше тебя? — тихо выдаёт Антон после короткой паузы. Его понемногу отпускает: сильный жар спадает, дрожь проходит, только дышать ещё тяжеловато и наверное ещё осталось еле заметное свечение изнутри.

— Да, хорошо, — Матвей теперь крепко обхватывает его за обе руки и снова наклоняется почти к самому лицу, убедительным, горячечным шёпотом пытаясь успокоить: — Послушай сюда: всё будет в порядке. Мы здесь не умрём. Если мы больше ничего не сможем сделать, то просто выйдем и скажем, что всё пошло не так, как было задумано. Ей-богу, я с ними со всеми подерусь, если они что-то посмеют возразить... — Антон усмехается, но сдаётся ему, что Матвей в своих намерениях довольно серьёзен. — Мы как бы можем сейчас попробовать ещё раз что-то с ней сделать, чтобы точно убедиться, что мы с тобой, два неопытных первокурсника, такое бы сами не разрулили, но только если ты захочешь.

Да, верно. Наверняка в этом ничего стыдного не будет. Антону тоже кажется, что что-то явно не задалось.

Пиздец, в таком случае как так можно проебываться и ставить жизнь студентов под угрозу? Это экзамен, а не «кто выживет — тому повезло».

Пусть увидят, что Матвея ранили. Узнают, что персонажка совсем поехала крышей и убила другого, и что у Антона теперь психологическая травма. Поймут, что проебались, — они это докажут.

Такая мысль раззадоривает. Варчук всё ещё дымится, но уже теперь от злости. Не настолько серьёзно, чтобы воспламенятся, но весомо.

— Давай.

— Хочешь рискнуть? — с недоверием уточняет Матвей.

Антон кривит губы.

— Проверить, что мы действительно больше ничего не сможем сделать.

Корецкий некоторое время всматривается в его лицо. Оценивает, насколько напарник в адекватном состоянии для принятия решений.

— Ладно, — всё-таки сдаётся он. — Ты меня готов слушать?

Варчук садится прямее, отрывая голову от ствола дерева, и кивает.

— Всё звучит очень просто: придерживаемся старого плана, только активнее. Окей? Может, её даже можно чуть-чуть прижечь, чтобы растерялась... Мне всего лишь нужно, чтобы она не смогла увернуться от книги.

Они будут очень осторожными, смогут защитить и себя, и друг друга, даже если придётся сжечь хату, и с ними ничего плохого не случится, так ведь?

Матвей смотрит на него с решимостью и всё ещё крепко сжимает ладони. Конечно не случится.

— Хорошо. Пойдём.

Возвращаться приходится очень медленно и тихо, и по (не)счастливой случайности персонажка как раз бродит по пути, по которому сбежали Антон и Матвей.

Она почти их нашла.

Свободного места здесь значительно больше. Они втроём оказываются на широкой тропинке. С одной стороны это даже хорошо, потому что для Варчука есть размах, но с другой — если другие персонажи увидят... короче, им точно внесюжетная линия не понравится.

Глаз на героине теперь не три, а куда больше, что навскидку не посчитаешь. Она почти вся заляпана подсохшими чернилами, особенно верхняя часть тела. Сразу не нападает — занята протиркой кинжала об футболку, но смотрит всё также исподлобья.

— Уже соскучилась по нам?

Подъебка её явно злит. Она, гневно сверкнув глазами, срывается с места в сторону Антона, но тот в который раз отпугивает её от себя огнём.

— Ну ты ещё разок попробуй, — дразняще кричит он, когда между ними устанавливается достаточно большое расстояние. — Вдруг не среагирую.

Этого «вдруг» не происходит: Антон не даёт ей передышки. Она, видимо, помня, что у него был ещё один дружок, иногда поглядывает на небо, но Матвея там ожидаемо нет. А ещё максимально старается не подходить близко к деревьям — и у неё получается. Попалась же такая... бешеная, но сообразительная.

Варчук видел, как Корецкий взлетел и скрылся в деревьях, когда они подходили, а потом потерял его из виду. Ну он его искать и не будет — ещё выдаст случайным взглядом его местоположение. Но и без него рядом странно пытаться её обескуражить... Смысл? Или Матвей всё без него продумал?

Ну видимо да, потому что совсем скоро прямо за спиной персонажки из-за кустов появляется его рука, машущая книгой. Антон замечает её краем глаза. Похоже, придётся гнать по прямой туда... Но если девушка обернётся, то всё накроется медным тазом.

Выдох. Столб огня получается более протяжным, и ей приходится отступить назад. Хорошо. Пока хорошо.

Ещё один выдох. Матвей в своей максимально бесшумной манере делает несколько шагов навстречу, вытянув вперёд руки с раскрытой книгой. Ещё далековато, но пока со стороны героини никаких подозрений.

Он хочет подойти вплотную. Чтобы наверняка. Антона осознание этого пугает: что если всё снова пойдёт не по плану и она нападёт на Корецкого?

Пока полукровка просто продолжает поглядывать вверх, но у Варчука каждый раз сердце замирает — ей совсем немного сменить угол обзора, и до выхода из книги придётся бежать.

— Ты лучше на меня смотри, красавица, я уж поинтереснее буду, — у него от волнения подрагивает голос, но он старается изо всех сил её взбесить тупыми фразочками. Вроде даже получается, но сделать Антону она всё равно ничего не может, как бы сильно ни злилась.

Матвей уже буквально в метре от неё. Ещё совсем немного. Ну же, просто бросить... У них вправду всё может получиться.

Варчука начинает медленно охватывает чувство приближающейся победы. Боже, какие они молодцы, типо, ха, вы проебались, и мы оказались в смертельной опасности, но со всем справились и теперь-

У Антона в один миг упало сердце.

Она его увидела.

Спина. Глаз на спине открылся. Блять.

Она круто разворачивается и проезжается ножом по щеке Матвея, который стоит настолько близко, что даже отскочить не успевает. Он растерянно хватается за окровавленный порез и роняет на траву книгу, с болезненным стоном отшатываясь назад. А девочка-то всё равно достаёт до него: она без промедлений замахивается ножом снова, явно целясь в шею, — и Антон, который до этого стоял в дичайшем ступоре и просто смотрел, чуть ли не падая от поднявшейся температуры, в панике выплёскивает накопившееся и опаливает её огнём полностью. Раздаётся короткий девичий вопль, а за ним — надрывный крик огнемага, который только сейчас смог из себя что-то выдавить:

— Отойди!

Судя по тому, что Матвей падает совсем близко навзничь, схватившись за руку, предупредил слишком поздно. Антон моментально срывается с места, падает на коленки рядом, проехавшись ими по траве, и тянет дрожащие руки.

— Господи, ты жи-

Корецкий растерянно крутит головой и вскрикивает, когда взглядом натыкается на обугленное нечто рядом с собой. Теперь это очень отдалённо напоминало тело: очертания остались, но настолько обожжённые, чёрные, изуродованные, что её теперь никак нельзя было узнать.

Матвей в ужасе отползает назад, переводя злющий взгляд на Варчука. С запекшейся на лице кровью выглядит ещё более угрожающе. Не плачет, но глаза поблёскивают.

— Ты с ума сошёл?! А если бы ты меня убил?! Я бы успел от неё увернуться!

Парадоксально, что Антон так испугался за его жизнь, что не подумал, что может убить его сам. Ему ещё повезло, что Матвея задело совсем немного.

Но он ничего плохого не хотел. Только защитить.

— «Ты бы», «я бы», а может быть и нет! Я запаниковал!

— И этим всё испортил!

Антон в ответ молчит и слышит только своё бешеное сердцебиение. Дыхание становится всё более судорожным.

Всё испортил. Всё. И чуть его не убил.

Я хотел как лучше.

Да, а получилось как обычно. Точнее, здесь теперь у него получается только так. Плевать уже на персонажку, плевать на книгу, плевать на тупой зачёт — он мог убить реального живого человека. Дорогого человека.

Варчук в смятении опускает голову, складывая до этого активно жестикулировавшие руки на коленки. Сердце в довесок начинает сильно колоть. Он дурак. Он ебаный идиот.

Матвей, видя настолько сильное сокрушение Антона, глубоко вздыхает и всё-таки смягчается.

— Я не... — что? Не это имел в виду? Обижать не хотел? Да ничего-ничего, заслужил. — Ладно, извини, сорвался. Спасибо, что спас и по счастливой случайности не убил и меня заодно.

Корецкий с искажённым от боли лицом пытается встать, опираясь на одну более менее здоровую руку с большим порезом на ладони — Антон как об этом вспоминает, тут же спохватывается и помогает ему нормально подняться.

— Дай хоть ожог посмотрю... — Варчук осторожно вытягивает его руку и просто поражается, как Матвей ещё не ревёт в три ручья. Это выглядит правда очень больно. Участок от кисти и аж до плеча очень сильно покраснел, и уже начинают появляться волдыри. Антон конкретно так ебался со степенями термических ожогов и первой помощью, но сейчас соображает долго, потому что под рукой почти ничего нужного нет. — Пойдём к ручью?

Матвей раздражённо отмахивается.

— Да некогда нам-

Мимо, где-то за деревьями, но достаточно близко пробегает девушка-полукровка с копьём. Она растерянно бегает туда-сюда, выкрикивая чьё-то имя, и в конце концов останавливается передохнуть. Звать не перестаёт, хотя звучит уже очень отчаянно.

Приходится смотреть очень пристально, чтобы обнаружить в волосах несколько красных глаз. Матвей надеется, что ему показалось, но у Антона точно такое же встревоженное лицо, — это ничуть его не успокаивает. Как и то, что девушка сейчас убежит и скорее всего встревожит остальных героев.

— Что ж, мы честно пытались, — Корецкий, окончательно поняв, что дело — дрянь, подымает книгу, передаёт Варчуку и разворачивается к выходу на пляж. — Предлагаю ливать и звать Соловья.

Понятное дело Антон обеими руками и ногами за это — Матвею срочно нужна помощь.

— Поддерживаю.

Найтись оказывается несложно: пляж совсем недалеко. И стоит им выйти из леса, как они вдруг видят две бегущие навстречу фигуры разного роста. На первый взгляд кажется, что это какие-то персонажи, потому что они в таких же оранжевых футболках, но по волосам довольно быстро угадываются Саша и Соловей. Интересный номер.

Они выглядят обеспокоенными даже больше, чем сами ребята. Неужели всё так плохо, что видно и по книге, оставшейся в реальном мире?

Артур ещё издалека замечает кровь на лице Матвея, но как только подбегает ближе с вопросом «что у вас происходит?», тут же закрывает рот рукой от испуга, видя огромный ожог.

— Книга ужасно бесится, — добавляет за него не такой шокированный, но тоже неприятно удивлённый Саша.

— Эм... мы слегка убили нездешнюю персонажку, а так как она немножечко вмешалась в сюжет, то книга чуть-чуть сходит с ума, — Корецкий нервно смеётся, ковыряя носком кроссовок землю, пока Соловей бегло осматривает руку. Потом вздыхает и несколько секунд соображает.

— Давай эту сюда... — он торопливо забирает у Антона книгу и шагает мимо, бросая напоследок: — Шунь, отведи их срочно в лазарет!

Знает, что действовать нужно быстро. Эх, Антон тоже когда-нибудь будет настолько крутым, чтобы справляться с любой ситуацией и не ловить панички посреди экзамена. Саша тоже не медлит: хватает обоих под руки и торопливым шагом ведёт к разрезу.

— Ты точно сам справишься? — кричит он находу, когда Артур почти добегает до леса. Тот находу поворачивается лицом к Алиновскому, показывает палец вверх и совсем скоро исчезает среди деревьев.

Саша ничего не спрашивает: о чём-то своём думает. Матвей бросает взгляд на него и с таким наигранным разочарованием язвит:

— Как жалко, что книга не одела тебя в Нико.

— Слава Аиду, что его ещё здесь нет в сюжете, — отвечает он в тон и показывает кончик языка. Антон фырчит и случайно по привычке прибавляет в шаге, но ребята тоже следуют его примеру. Так они доходят куда быстрее.

— Кажется, зачёт нам не поставят, — шепотом бросает Матвей ему перед тем, как войти в прорезь.

Они втроём снова оказываются в зале. Ларису Павловну, очевидно, тоже не очень радует вид Матвея, — она громко ахает, закрывая рот рукой. Корецкий уже наверное глаза закатывает от одной и той же реакции.

— О господи... Саш, этого в лазарет сразу, — она тыкает ручкой в сторону выхода. Алиновский послушно уводит Матвея. — А ты, огнемаг, подойди сюда.

Боже, ему сейчас придётся отдуваться за них одному... Могут ли его за такой проёб сильно наказать?

— Поставьте, пожалуйста, хотя бы Матвею зачёт. Он пытался сделать правильно, но я убил героиню, — выдаёт Антон скороговоркой находу, виновато опустив голову.

Женщина скрещивает руки на груди.

— Вы были в серьёзной опасности?

— Да, — признаётся Антон, недолго помолчав. — Я посчитал, что она может его убить. Она была слишком агрессивной.

ЛарисПаловна внимательно всматривается в Варчука. Он так и не поднимает головы, но чувствует на себе её тяжёлый взгляд. Антон честно не в курсе, о чём она думает, но создаётся впечатление, что она ему не верит, всё тянет и тянет время, пытаясь углядеть ложь в жестах и эмоциях.

«Или это просто ты на своего напарника разозлился, мальчик-огнемаг?»

Его вспыльчивости опасаются все. Она, конечно, не такая ярко выраженная, как у Риты, но всё-таки... Антон ещё более нервно начинает теребить кольца на руке.

Но даже не из-за страха перед приговором. От нетерпения.

Господи, ну и не верьте. Скажите уже, что незачет, карцер, повторное прохождение курса на крайний случай, только пустите в лазарет.

— Ладно, я потом потолкую с... причастными, спрошу, что вы натворили. Пока отпускаю.

Варчук наконец спокойно выдыхает и из-за мысли об одном и том же даже забывает сказать «спасибо».

В лазарет он буквально летит и как раз натыкается на Сашу и Матвея у самого входа. Один из близнецов-медиков, черкающих знаки один за другим, как конвейер, коротко осматривает его с насмешливом фырканьем.

— Твоих рук дело?

— Скорее рта, — Саша переводит осуждающий взгляд на Варчука, и тот в свою очередь неловко отводит глаза.

Матвея уводят быстренько промыть лицо и руки, а затем в таком же темпе вальса укладывают на кушетку. Антона немного напрягает молчание с его стороны: нет ни одной шутки или восклицания по типу «поосторожнее, я существо нежное!» Хотя почему немного, чёрт, это скорее всего плохой знак: он может и сильно обидеться, и очень устать, и банально чувствовать себя плохо от боли.

Его руки и правая сторона лица в минуту покрывается бумажными листами со знаками, но Антон успевает заметить на щеке огромную глубокую рану почти от уха до рта. По факту в этом ранении он не виноват, но всё равно так стыдно — Варчук вообще ничего не получил, кроме панички, а Матвей вот, лежит с продырявленной головой и сожжённой рукой. А ещё и мог умереть. Страшно же.

— Последишь ведь? Я обратно сбегаю, мало ли что нужно... — суетливо бросает Саша севшему на соседнюю свободную койку Антону и выскакивает сразу, когда получает согласный кивок.

Варчук не исключает и того, что Алиновский их специально вдвоём оставил.

Он поворачивается обратно к Матвею и тяжело вздыхает.

— Прости, пожалуйста, прости-прости-прости меня, — раздосадовано бормочет он после недолгой паузы, весь скукожившись.

Корецкий устало прикрывает глаза и внезапной тирадой выдаёт:

— Я однажды сломал челюсть, когда зевал, я сам себе вправлял суставы, я регулярно получаю сотрясы, Рита меня обжигала и случайно, и потому что бесил, с меня не сходят синяки и царапины, а ещё у меня, кажется, кость ноги не так срослась... некоторые пальцы так точно. Ну типо, я могу поныть, но уже привык влипать в неприятности, — он кривовато улыбается, пытаясь сдуть со лба чёлку. — Возможно реально до двадцати пяти не доживу.

Потом с такой же улыбкой стреляет глазками в Антона, который замер и с таким ужасом на лице это выслушивает.

— Пиздец.

У него больше нет подходящих слов.

— Так круто манёврить, прыгать по брусочкам и бесить людей без этого не научишься, — Матвей кое-как пожимает плечами и пытается пошире улыбнуться, но болючая рана на щеке не даёт. Сначала его раздражает только это, а потом ещё и челка снова спадает на лицо, и тогда Корецкий зло шипит сквозь зубы: — Блять, Антон, будь другом, убери мне её, пожалуйста.

Варчук смеётся и, еле дотрагиваясь до лба ладонью, приглаживает волосы. Но руку почему-то не убирает. Теперь целиком лицо Матвея ему мешают рассмотреть только листочки, но он и с ними Антону правда кажется красивым. Сказать что-то хочется, только что именно? Отблагодарить, похвалить, пошутить, сделать комплимент, если да, то чему именно...

Матвей сначала лишних вопросов не задаёт и вообще только вопросительно пялится, но, заметив, что Антон ни «А» ни «Б» выдавить не может, слегка кивает головой так, что расслабленная ладонь проезжается по ней. Варчук сначала не очень понимает — то ли так посмотреть на руку пытается, то ли странно пошутить, тем самым намекнув, что пора её убрать.

А когда Корецкий делает так несколько раз, прикрыв глаза, то до него сразу доходит. Антон совсем немножечко умирает и, не пользуясь ни одной клеткой мозга, намеревается скользнуть ладонью ниже, к щеке, но её наоборот приходится резко одёрнуть — за спиной внезапно раздаётся звонкий женин голос:

— Извините, я немного вам помешаю.

Антон очень смущённо утыкается взглядом в пол, прижав руки к себе. Может, это действительно к лучшему, потому что поглаживания по щеке могли бы действительно перебором.

На него Лунёва особо внимания не обращает, только даёт приветственный хлопок по ладони в ответ. Девушке, конечно, больше Матвей интересен.

— Ты реально ревёшь только над видео со спасением котят? — усмехается она, коротко осмотрев Корецкого и сделав вывод, что он очень стойко выдерживает все боевые ранения.

Ему, кажется, вообще без разницы, что там происходило до этого, — даже если бы это были развязные поцелуи, он бы всё равно после застукивания в открытую шутил без капли смущения.

— Это возвращает мне веру в человечество!

Антон смеётся. Будет ещё прекраснее, если это правда.

Женя упирает руку в бок, переводя вопросительный взгляд то на одного, то на другого.

— Ну что, вам сейчас допрос устроить или потом?

— Давай потом, — отмахивается Матвей, широко зевая. Возможно, даже специально, просто чтобы отстали.

— Тогда ладно. Отдыхай, поганочка, — Лунёва наклоняется и небрежно треплет его по волосам, на что Корецкий морщится. — Доверю тебя Антону.

Возможно Варчуку показалось, но она ему напоследок подмигнула. Чёрт, что она подумала на их счёт? Это просто потому что увидела их в таком странном положении или Матвей тоже чем-то делится с ней?

А кстати...

— Женя же тоже к тебе внимание проявляет.

Корецкий недоуменно моргает.

— В смысле?

Женя не выглядит той, кто его отвергает, — волнуется вот. Помогает, они общаются — почему Матвей не считает её за ту, кому доверяет и кого может подпустить близко?

Антон хотел выразить именно такую мысль, но почему-то у него вырывается вот это:

— Ну, у вас всё то же самое, что и у нас?

Блять, а что у нас-то, тупица-

Но Матвей с этого не смеётся, как Варчук ожидал. Задумывается.

— Знаешь, это больше на паразитирование с моей стороны похоже. Ей меня скорее просто жалко, а что у меня там по личным делам вряд ли интересно. И так себя и бешеной своей хватает. Ну типо... — он надувает губы и недовольно фырчит из-за того, что не может нормально объяснить— Я не знаю, не хочу в сентиментальности впадать, но, — Матвей отводит взгляд и делает между словами небольшие паузы, подбирая нужные: — такую осторожность, понимание, уважение, заботу... ко мне только ты проявляешь. Короче, все классные штуки, которых по жизни немного не хватает.

У него всё не просто так. Он все слова и поступки — проявление того, о чём он говорил, — держит у себя в голове.

Антон не знает, что сказать в ответ. Всё ещё странно слышать от Матвея такие откровенности, немного объясняющие то, что происходит у него в голове, но как же это приятно. До расцветания изнутри приятно, что это важно для него.

Я буду продолжать, если ты хочешь.

— Ну всё, ты тоже иди. Не могу уже на твоё скорбное лицо смотреть.

Варчук смеётся. Моменты портит также внезапно, как выдаёт свои монологи.

— Это ты так ответную заботу проявляешь?

— Возможно, — мурлычет он, недолго подумав. Антон ему ещё молча улыбается, а когда встаёт со стула, наигранно строго просит:

— Загляни ко мне потом, хорошо?

— Если пе-ре-жи-ву... — с расстановкой тянет Корецкий, умирающе кладя уже более менее затянувшуюся ладонь на лоб. А потом прикрывает глаза и резко склоняет голову набок, высунув язык.

— Ну Матвей!

— Ну ладно-ладно, загляну, — смеётся он, сразу после окрика вернувшись в «живое» состояние. Только Варчук, одобрительно кивнув, делает шаг к двери, как Матвей вдруг капризно добавляет: — А поцелуй в лобик для хорошего сна?

Он на секунду замирает, а затем медленно оборачивается. Поцелуй... в лобик? Как что это воспринять?

Он может ответить колкостью, может просто помахать ручкой и сбежать, может послать воздушный поцелуйчик для смеха и тоже быстренько ретироваться, может-

Может. Но вместо этого стоит как вкопанный с красными щеками и недоумением во взгляде.

И реально думает о том, может ли он...

— Ой-й, ты или иди, или сделай, — недовольно фырчит Матвей и закатывает глаза, устав ждать хоть каких-то действий со стороны Антона.

Он его сегодня решил довести или да?

Антон всё равно решается не сразу. Медлит и пытается соображать, но в голове мысль одна — сделать.

Варчук настороженно шкрябает подошвой по кафелю и встаёт у самого края кушетки. Матвей на него смотрит выжидающе. Не смеётся, не ухмыляется — нихрена он не шутит. Антон поглубже вдыхает и очень осторожно наклоняется, ставя обе руки на постель, чтобы не дай бог упасть. На Корецкого больше смотреть не хочется, иначе он наверняка совсем от стыда умрёт. Губы мягко касаются прохладного лба, Варчук даже немного задерживается.

— Отдыхай.

Ничего такого, ведь Тама иногда тоже его целует в щёку или они все друг друга целуют в лобики на удачу, чтобы всё хорошо сдать, ничего-ничего-ничего-ничего такого-

Но это совсем не так чувствуется. Не как что-то в шутку, не как что-то по-дружески лёгкое и простое. Тем более что это — Матвей, и вряд ли он кому-то ещё такие вольности позволяет.

Антон хочет пулей выскочить из лазарета, но ноги ватные. Он больше ни разу не оборачивается, а как только заворачивает в коридор, прислоняется к стене и делает глубокий вдох.

Господи, Варчук, просто поцелуй в лоб, чего ты?

Приехали. Антон понимает, на что это похоже, но пока озвучить в голове не решается. Боже, как иногда мало ему нужно, чтобы в... липнуть.

Надо бы к Рите завернуть. Она наверняка объективно скажет, кто из них в какой момент проебался и успокоит хотя бы тем, что это скорее всего не самый худший проёб за историю НМБ.

Отвлечёт от Матвея.

Но её, как ни странно, в комнате не оказывается. Ведь если заходила Женя, то наверняка у них пары кончились? Или же нет, может, она на перерыве зашла... Антон задумчиво чешет репу, стоя у запертой двери, и набирает Рите пару сообщений. Ответа нет ни сразу, ни через несколько минут — приходится уйти к себе. Не ждать же её здесь часами. Сама если что потом зайдет или отпишется.

Варчук, только взглянув на себя в зеркало (впервые с утра!), решает срочно привести себя в порядок и около часа проводит в ванной комнате, затем где-то полчаса за столиком. Без ребят оказывается очень скучно. Рита объявляется, но говорит, что им с Владей и ещё несколькими ребятами свалили на голову внеплановую смену. Вот и приходится развлекать себя перебором гардероба, самой простой прогулкой для проветривания мозгов после и болтовнёй с мамой по телефону. Потрясающая женщина. Антону жалко, что он не может ей рассказать всё так, как есть, — как бы хочется делиться всем, но приходится так ситуацию выкручивать, чтобы из неё не вытекло никаких подозрительных странностей. Даже грустно, что между ними теперь нет той честной откровенности. Да и наверное больше не будет.

У Антона дурацкая привычка обходить всю комнату, пока он говорит по телефону: на кровати так и сяк поваляться, сесть на неё, сесть за стол, лечь на пол — и так по кругу часа два. Конечной остановкой оказывается подоконник. Варчук оттуда не слезает после разговора и жалеет об этом уже через несколько минут — холодные ручищи резко сзади хватают за талию, скользя по прессу, и задумавшийся Антон с коротким вскриком подскакивает.

Матвей сидит на корточках на раме, держась за неё обеими руками, и гаденько улыбается.

Ну а кто же это ещё мог быть?

— Проход загораживаешь.

Антон со смущённо-хмурым лицом делает еще шаг назад, и Корецкий спускает с подоконника ноги. Долго возмущаться не получается: его куда больше интересуют раны. Точнее, щека уже в полном порядке, а руки снова закрыты толстовкой.

— Как рука?

— Как новенькая, — Матвей с гордым видом засучивает рукав и вытягивает совершенно здоровую руку вперёд. Иметь возможность так быстро лечить людей — сущее чудо. Особенно таких, как Корецкий. Антон с улыбкой, полной облегчения, осматривает конечность целиком: и вправду ничего не осталось. Как будто ожога и не было вовсе. Он подавляет в себе внезапное, совершенно детское желание попрыгать и похлопать в ладоши — то ли от восторга из-за действительно волшебного излечения, то ли от радости, что Матвей в полном порядке.

Но ведь этого могло бы и не случиться, если бы Варчук не сдурил.

— Прости ещё раз, я не специально...

— Да я знаю. Теперь всё норм, можешь забыть. Но за своей пастью всё равно следи, — он назидательно тыкает в Антона, а затем с очень довольной улыбкой подмигивает, стреляя поднятым пальцем. — И у нас зачёт, кстати.

Варчук вытягивает лицо и почти пищит вслух.

О боже, серьёзно?

Скорее всего поставили просто за то, что они там не умерли, но это всё равно больше выглядит как чудо, учитывая масштаб оставленной ими хуйни.

Антон на радостях чуть ли не падает Матвею в руки — но быстро приходит в себя, как только сталкивается с бездействием с его стороны. Ой-ой. Он делает шаг назад, медленно складывая поднятые руки на груди, типо, нет, я тебя совсем не обнять порывался, и отводит наигранно невозмутимый взгляд в сторону. По-дурацки как-то вышло.

И молчание. Ну а дальше что?

— Да обними ты меня уже.

Матвей улыбается лукаво, но с тем же очень тепло. И глаза как будто светятся

ровным, чистым лазурным.

Смятение тут же сменяется тихим радостным смехом — Антон в долю секунды обвивает его руками, тоже чувствуя, как чужие ладошки неуверенно ложатся на спину.

Он пытается обнимать как можно осторожнее, но выходит наоборот крепко-крепко. Матвей под своим балахоном такой маленький, даже и не скажешь, что ему чуть меньше двадцати. Антон на это разнежено улыбается и ставит подбородок ему на макушку.

Он ждёт, когда Матвей отстранится первым, но этого не происходит. Обнимашки затягиваются. Варчук как бы не против — тепло, мягко, расслабляюще и ещё куча других слов, обозначающих приятные чувства, но даже что-то такое простое заставляет еле дышать, подкоситься на ровном месте и вспоминать слово на букву «в».

Матвей вдруг немного откидывает голову назад, Антон наоборот склоняет свою — вот и получается, что они друг другу нос в нос дышат. О боже. И никто не отстраняется. Варчук просто-напросто боится пошевелиться и взволнованным взглядом скользит по его сосредоточенному лицу: поджатым сухим губам, лёгкому розовому румянцу на щеках (на левой всё-таки остался небольшой рубец), чуть нахмуренным бровям. По полуприкрытым глазам, которые поблёскивают теперь совсем по-другому.

Что ты от меня хочешь?

Антон слышит только своё гулкое сердцебиение. Матвей тоже наверняка его чувствует: всё ещё прижимается, как-никак. Между ними всего пару сантиметров, тут просто податься вперёд и...

— Не целуй меня.

Он бы себе этого не простил.

Варчук отшатывается сразу, почти падает. Это прозвучало так внезапно и резко. Даже грубовато. Понимает же, о чём он думает, не дурак, но это честно осталось бы только в мыслях. Потому что Антон разрешения не получал. И всё равно так стыдно становится: Матвей, кажется, думал, что тот его поцелует и даже не спросит.

— Прости, я не собирался, — очень слабо выдавливает из себя Варчук, смотря только в пол. Все кольца на пальцах уже в который раз за день искрутил.

Надавил. Напугал. Сейчас просто выпадет в окно, как обычно, — и Антон будет потихонечку умирать от чувства вины в одинокой тёмной комнате.

Матвей всё молчит, но и не улетает. Вообще кажется не шевелится.

— Тама всех завтра в семь собирает. Пойдёшь же?

Как ты надоел резко сменять темы. Высказать всё слабо? Страшно?

— Да, конечно.

Антону тоже.

Начали за здравие, закончили за упокой. Корецкий лишь молча кивает, встаёт ногами на подоконник, сгибаясь в три погибели. Из поясницы в момент вырастают резные крылья, и он ныряет в воздух. Уже отлетает, а Антон всё стоит на месте и не шевелится. Огорчённо смотрит вслед.

Ну нельзя же так день плохо заканчивать.

— Матвей! — он оборачивается, вопросительно изогнув брови. — Извини ещё раз и спасибо. Я бы без тебя совсем пропал там.

Он коротко, как будто бы даже растерянно улыбается, кричит «тоже», салютует рукой и исчезает в сумерках, оставляя за собой яркий лазурный шлейф.