«Кроткое сердце — жизнь для тела, а зависть — гниль для костей».

(Притч. 14, 30)

Юнги глушит уже пятый шот, и ему, если честно, мало. Он отчаянно мажет взглядом по толпе людей вокруг. Кто-то пытается танцевать, кто-то лижется с незнакомцами у стены; кто-то, как и он, хлещет алкоголь у бара. Но всех их объединяет одно — горе. Люди не приходят сюда напиваться и заниматься непотребствами только потому, что им нечем заняться. Юнги уверен, что вон ту девушку в углу, танцующую на бёдрах малознакомого ей мужчины, бросил парень. Что парня слева от него за барной стойкой преследуют ночные кошмары, либо он уже давно подвержен огромной апатии. Что танцующие посреди всех остальных пьющих вообще самые отчаянные люди, которые нажрались до состояния, когда контролировать себя не представляется возможным, но хочется доказать самим себе, что вы ещё можете веселиться и отрываться. А вот этот мужчина, что смотрит на него уже некоторое время… Хрен знает, что с ним.

У него приятная внешность, он относительно молод. А когда перехватывает взгляд Мина и вопросительно приподнятые брови, поднимается с диванчика, идёт к нему. Вокруг бара много людей, кто-то постоянно занимает барные стулья, кто-то постоянно уходит отсюда, устраиваясь на диванчиках по периметру. Этот же парень ненавязчиво сталкивает девушку, сидящую тут секундой ранее, занимая её место. Та даже не замечает, уходит куда-то. Юнги хмыкает, снова занимая свой взгляд пустой рюмкой перед собой.

— У тебя слишком несчастный вид, — мужчина наклоняется к его уху и говорит громко, стараясь перебить музыку. Юнги кивает на это, но отвечать ничего не хочется. Он не планировал заводить никаких знакомств. Ему нужна компания только из жгущего желудок алкоголя и ставшего противным в последнее время табака. Мужчина подзывает бармена рукой и просит шесть шотов. Тот выполняет заказ, выставляя стопочки на длинную подставку. Мужчина отодвигает её к Юнги и говорит: — Три тебе, три мне.

Юнги не собирается ломаться, когда ему предлагают бесплатную выпивку. Алкоголь сейчас для него, безработного школьника, непозволительная роскошь. И то мама прибьёт его, когда заметит пропажу крупной купюры из кошелька.

Мин залпом выпивает три подряд, кривится недолго, но довольно выдыхает, чувствуя слабость, растекающуюся по венам и отдающую в голову.

— Ты не мал для подобных мест? — уточняет незнакомец, также приглушивший три шота.

— А ты не глуп спрашивать подобное, когда уже угостил меня алкоголем? — отвечает Мин, напрягая связки. Язык пока слушается, но это не на долго.

— Ты прав, — он усмехается. — Хочешь что-нибудь покрепче?

— Не откажусь.

— Ким Соджун, — мужчина представляется, параллельно с этим пододвигает по грязной, сотни раз облитой спиртом поверхности бара таблетку. Юнги смотрит на палец, держащий её прижатой к деревянной поверхности.

— Что это?

— ЛСД.

Юнги ничего не знает про наркотики, кроме того, что от них вставляет нехило, и что за это дают уголовку. Но этого оказывается недостаточно для того, чтобы в его голове зажглась красная кнопка с надписью «стоп». Он берёт таблетку пальцами, и, смотря в глаза нового знакомого, закидывается.

— Сразу говорю, что платить мне нечем, — улыбается Мин. Соджун на это уже знакомо хмыкает.

— Я знаю, — он наклоняется, чтобы сказать это. — Ты слишком грустный, поэтому для тебя бесплатно. Представишься?

— Мин Юнги. Возьми мне текилы, хён, — тянет Мин. Соджун видит, как того разводят на халяву, но отчего-то исполняет желание нового знакомого. Зовёт бармена и делает очередной заказ.

Юнги же начинает постепенно чувствовать, будто голова его распухает. Звуки становятся объёмнее, становятся осязаемыми. Он тяжело шевелится, с трудом обхватывает рюмку и опрокидывает в себя.

А через какое-то время находит себя в знакомых родных руках. Он отдаётся им с таким трепетом и желанием, возится, подставляет шею под мокрые поцелуи, сам целует в челюсть. Наверняка стонет похабно, трётся пахом и довольно откидывает голову, когда получает ответную ласку.

Вокруг темно, музыка, которая раньше долбила по ушам, будто бы исчезла совсем. Есть только Юнги и эти руки, губы, дарящие ему тепло и ласку. Мин так счастлив снова оказаться в этих объятиях. Перед глазами всё кружится, смазывается, он ни черта не видит, зато чувствует в три раза больше.

И нет сейчас ничего важнее этих горячих рук, которые он узнает из тысячи и обязательно получит ласку, когда будет нуждаться в ней. Жаль только, что в этот момент Юнги совершенно упускает из вида знание, что Чимина абсолютно точно нет ни в этом клубе, ни в этом городе, ни, кто знает, может, даже в этой стране.

_______________________

Чимин стоит, опёршись о перила. Смотрит куда-то за пределы больничной служебной парковки. На душе тяжело, а в голове перекати-поле. Иногда посматривает на свои руки, расправляя ладони. Снова трясутся, но уже не так сильно. Скорее, просто от внезапно выброшенного в кровь адреналина.

Сзади кто-то подбирается, Чимин чувствует чужое тепло и слышит тихое дыхание. Вариантов несколько, но сердце Пака отчего-то замирает в предвкушении. Или ужасе. Он пока не может разобраться, что у него внутри, потому что уже долгое время глушит собственные эмоции. Потому и трактовать их стало сложно.

— Будешь? — в поле зрения появляется протянутая открытая пачка сигарет. И бледная рука с узловатыми пальцами, держащая её спокойно и ровно. Чимин застывает, смотря на несколько последних сигарет и розовую зажигалку там же в коробке. И поверить не может в то, что жизнь такая цикличная. То, от чего он яростно убегал на протяжении последних лет, так просто и легко снова появляется и маячит совсем рядом, размахивает кулаками и сигареты в лицо тычет. Просто поразительно. Какого чёрта?

— Не курю, — Чимин отворачивается, не в силах больше удерживать весь ураган ужаса и страха в груди перед этим человеком. Тот хмыкает и, судя по звукам, вытаскивает одну сигарету, чиркая зажигалкой. — Пациентам запрещено курить на территории больницы, — но вдруг ловит себя на мысли, что пачка полупуста как раз из-за этого нарушения. Сколько Юнги уже в больнице? Вероятно, он не раз и не два нарушал это правило, куря либо в туалете, либо где-то ещё, куда не достают камеры и персонал.

— Меня выписали двадцать минут назад. Я больше не пациент. 

Затягивается.

От паники внутри у Пака, кажется, обостряются все виды чувств. Поэтому Чимин слышит отчётливо, как дым медленно перекатывается в горле человека позади, как капает в лёгкие, и как струёй вылетает наружу после секунды удержания. Липкое чувство страха бьёт по рукам, которые снова заходятся в мандраже. Чимин сжимает пухлые губы в узкую линию, дышит поверхностно носом. Глаза распахнуты и смотрят в никуда. Тело концентрирует всё своё внимание на раздражителе и готово в любой момент к атаке. Нужно уйти. Прямо сейчас. Пока сердце не решило совершить очередную ошибку.

— Мне жаль. Я не хотел тебя бить, — Чимин дрожит. Но уже непонятно, от страха или злости. — Так, значит, врач? — продолжает попытку завязать диалог мужчина позади, видя, что Чимин молчит и совсем не смотрит на него. — Хорошо поживаешь? — Юнги смотрит на него, едва сдерживая слёзы обиды. Он так давно не видел это лицо так близко, что эмоции бьют через все края, выплёскиваясь. Чимин неуверенно поворачивает голову на его голос, несколько раз решается посмотреть в глаза, но всё равно в конце отводит взгляд. Юнги то поджимает губы, то в щёку языком утыкается, то чувствует, как предательски дрожит собственный подбородок. Однако утихомирить желание позорно расплакаться от вида родного лица не удаётся.

— Да, — едва слышно произносит Чимин и моргает часто в попытке отогнать как можно дальше непрошенную влагу. Он смотреть в глаза Мину не может, слишком стыдно. И слишком высока вероятность сдаться.

Юнги пытается улыбнуться, но губы дрожат. Он выглядит так, словно ему противно от ответа Пака, но он искренне пытается быть милым.

— Правда? — он усмехается, но звук этот больше походит на всхлип, и Чимин поднимает мокрый взгляд на измученное, но когда-то родное лицо, и тоже не выдерживает. Его брови подскакивают вверх от накатывающей истерики. Юнги удается подавить всхлип и свести его в смех. — Почему меня так раздражает, когда ты говоришь, что хорошо живёшь? — Чимин вздрагивает, отворачиваясь.

— Уходи. И не появляйся тут больше никогда. Пожалуйста, — вздыхает, наконец, рвано хирург, устало прикрывая глаза. Он отрывается от перил, и, предпочитая не смотреть на нарушителя его спокойной жизни праведника, хочет поскорее улизнуть обратно в больницу.

— Разве я совсем не заслуживаю нормального объяснения? Расскажи мне, что тогда произошло? — голос становится жёстче. — Четырнадцать лет назад, Чимин, — Пак застывает, толкая языком щёку изнутри от волнения. Ладони потеют.

— Вот именно — целых четырнадцать лет назад. Не забивай голову тем, что уже неактуально, — чеканит Чимин и быстро уходит внутрь, поправляя халат. Юнги остаётся снаружи с наполовину скуренной сигаретой и негодованием в груди.

По возвращении в здание больницы Чимин не успевает позволить себе успокоиться, потому что замечает разговаривающих между собой Тэхёна и Чонгука. Пак задерживается на них взглядом.

Лицо у Чона равнодушное. Тэхён же жестикулирует, он сильно возбуждён произошедшим. Чонгук замечает замершую в паре метров от них фигуру, переводит ледяной взгляд на Чимина. Тэхён поворачивает голову, тоже замечая Пака. Хирург недолго смотрит в полные ненависти глаза Чонгука, а затем обращает внимание на Тэхёна. Кивает тому в сторону головой, зовя за собой. Ким хмыкает, смотря на Чона, и уходит, оставляя того посреди холла.

Чимин бредёт в сторону кафетерия, Ким идёт рядышком. Оба молчат.

Раздаётся резкий звук скрипа подошвы по полу, и они оборачиваются. Хосок хватает обоих за шкирки, тяжело дыша. Он замечает зияющий синяк на скуле хирурга и охает.

— Я спешил, чтобы сказать, что Мина выписали, — Чимин скептически смотрит на него. — Не успел, да?

— Ты выписал его на день раньше, чем обещал, — недовольно замечает Чимин, продолжая идти в сторону кафетерия.

— Это не я! Не я выписал его. Я не знаю, кто это сделал, ясно? — громко говорит Хосок, вклиниваясь между этими двумя.

Чимин лишь щёлкает недовольно языком и идёт дальше, игнорируя тяжёлое дыхание онколога над ухом. Они занимают дальний столик в кафетерии, беря по стакану кто чая, кто кофе.

Чимин больше не видит смысла притворяться. Он опускает голову на стол и чуть ударяет кулаками по нему, сжимая их до побеления.

Тэхён следит за ним, облизывая собственные губы. Чимин пыхтит, злится на себя. Вся ситуация только сейчас начинает бить его по голове осознанием полнейшего ужаса. Он встретил его! Встретил Мин Юнги!

Он не видел его четырнадцать лет и надеялся не увидеть ещё столько же, умноженное на два. Но нет! Всё, как всегда, выходит из-под контроля, план рушится, всё идёт под откос, снося всё на своём пути, разрушая ещё больше.

— Вот же… — стонет Пак, стискивая ладонью угол стола.

— Что с ним? — удивлённо спрашивает Хосок, вернувшийся со стаканчиком горячего чая.

— Принимает реальность, — сухо отвечает Тэхён, не сводя глаз с затылка сходящего с ума Чимина. Не успевает Чон сделать и пары глотков чая, как у него пищит пейджер. Он вытаскивает его из кармана халата и, извинившись, убегает.

Чимин лежит лицом в стол, борясь с самим собой.

— Что с тобой происходит? Ты сам не свой в последнее время, — констатирует факт Тэхён, подпирая лицо ладонями. — Даже не объяснил тот случай со старушкой.

— Тэхён, — тихо начинает Чимин, приподнимаясь, — мне жаль. Я не должен был втягивать тебя в это. Прости, что сразу не извинился. Я… действительно сам не свой.

— Не, подожди. За то, что ты сам втянул меня в свою авантюру — за это спасибо. Было весело. Я попрактиковал актёрское мастерство. Но для чего ты подставился? Ты же знал, что она умрёт. Что ты кому пытался доказать?

— Ничего. Я лишь хотел спасти её.

— Неправда. Ты хотел самоутвердиться. Показать кому-то, какой ты крутой дядя доктор.

— Тэхён, пожалуйста, не сейчас.

— Я слышал, Сокджин общался с нашим юристом об этом. Есть подозрения, что её родственники подадут иск на тебя. Если юрист не убедит их не делать этого, конечно. Но ты достаточно молод и глуп по их меркам, чтобы быть способным навредить по своей же тупости. Ну, или из-за своего подросткового максимализма. Поэтому жди повестки в суд, — Тэхён делает большой глоток зелёного чая. Чимин смотрит в стол и жуёт нижнюю губу. Одна проблема за другой наваливаются на него, не щадя и не давая передышек.

— У меня нет подросткового максимализма, мне тридцать один.

— А это уже козыри! — смеётся Тэхён, но ответной улыбки не замечает.

— Что там с нашей общей пациенткой? У которой ещё шизофрения и вечно конспектирующий сын, — решает сменить тему Чимин.

— А, госпожа Бён, — кивает Тэхён. — Пока тебя не было, нам пришлось провернуть кое-что. Её опухоль была слишком большой для операции — пять и восемь в диаметре. Ты бы стал оперировать?

— По нашим правилам, опухоль больше пяти в диаметре не подлежит хирургическому вмешательству, — задумчиво тянет Чимин, делая глоток кофе.

— Вот поэтому мы и накачали опухоль этанолом — чтобы она уменьшилась в объёме. Сократили до четырёх и шести. Чон Усок нам потом такую трёпку задал, когда ему пришлось оперировать это, догадавшись, что мы все дружно его надули.

— А сначала вы планировали надурить меня, да? Поэтому никто не называл мне размер раковой опухоли? — закатывает глаза Чимин, откидываясь на спинку стула. Тэхён хихикает в кулак, кивая. — Как она сейчас?

— Проходит химиотерапию во избежание появления метастаз. С ней ещё сейчас работает Ким Намджун, потому что у него появилась теория, что женщина вовсе не больна шизофренией. После отказа от психотропных веществ она начала делать вещи, которые совершенно не соответствуют её заболеванию. Она заботится о сыне. Проявляет сострадание.

— И что он думает это такое? — чуть насупливается Чимин, задумываясь тоже. Он после того, как сообщил госпоже Бён и её сыну диагноз, больше не общался с ними, потому что был отстранён от работы. Его исключили из ведения данного дела, а значит и заглядывать к пациентке и общаться с ней — нет смысла. У него и своих проблем сейчас по горло. Но раз Ким Намджун засомневался, значит женщина действительно показывает лучшие результаты.

— Предполагает, что это болезнь Вильсона, — жмёт плечами Ким.

— Скопление меди? — охает Пак. — Это же очень редкое заболевание.

— Да, но кровотечения, цирроз и головные боли — его симптомы. Ким Намджун-щи занимается этим сейчас.

— Вот же… ну и пациентка попалась нам, — с лёгкой улыбкой произносит Чимин, задумываясь. Подобные случаи происходят в больнице крайне редко. Оттого врачебные будни, наполненные стандартным набором процедур, типа осмотра венерических болячек, прослушивания лёгких и взятия мазков из всех возможных мест, уже страшно надоели.

— Чимин, — зовёт его Ким, отвлекая от размышлений о смысле докторского бытия. Пак кивает, устремляя взгляд на друга. — Ты сам не свой из-за этого случая с Мин Юнги. Кто этот человек? Он тебе морду набил явно не за болезненный укол в задницу. Что между вами произошло? — интересуется Тэхён, ставя стаканчик на стол.

Их душевный разговор, по меркам Тэхёна, прерывает пейджер. Вызывает Ким Сокджин, и они оба стонут в голос, понимая, что ничего приятного в визите к директору в связи со всеми последними событиями не будет. Им светит как минимум выговор.

Они поднимаются со своих мест, а Пак в несколько глотков глушит купленный кофе. Чувство такое, словно на фронт уходит, не меньше.

_______________________

— Господин Пак, за такое лишают лицензии. Вы знаете об этом? — мужчина смотрит на хирурга. Кабинет директора Кима как всегда строг. Тут все внутренности сразу же сжимаются от волнения. И сейчас Чимин сидит в кресле напротив юриста больницы и Ким Сокджина, недовольно сверлящего его взглядом. В соседнем кресле сидит Тэхён. Он профессионально делает вид, что ему вообще нет дела до всех этих разговоров, но на самом деле внимательно слушает.

— Да, конечно, я знаю, — он выдыхает, опуская глаза на сведённые вместе колени и ладони на них со сцепленными пальцами.

— Это также касается вашего руководства. Они могут лишить вас обоих зарплаты, премии или даже карьерного роста, и будут очень объективны, — вкрадчиво говорит юрист Хан, а затем тянется к стакану воды и делает несколько небольших глотков. Он переводит взгляд с Чимина на Тэхёна, и его губы кривятся, заставляя Чимина почувствовать помимо стыда ещё и растущее внутри недовольство. Они же не преступники какие, в самом деле! Не за чем эта фамильярность, господин юрист! — Восьмидесятилетняя госпожа Чхве умерла на вашем операционном столе из-за врачебной халатности. Это ладно. Таких случаев пруд пруди. Куда интереснее следующие моменты: вы заняли стерильную палату, чтобы вам было, где оперировать свою пациентку. И пока господин Пак разглагольствовал перед комиссией и тянул время, вы, господин Ким, вероятно, вели подготовку к операции. После того, как трансплантационная комиссия отказала вам по ряду весомых причин вы лишь сделали вид, что сдались. Но вы… чёрт, украли почку? Вытащили её из мёртвого человека? Да ещё и молодого и неопытного интерна втянули в своё дело, потому что вам был нужен анестезиолог?

— Фактически, — встревает Тэхён, — мы ничего не крали. Нам дали письменное соглашение на изъятие органа…

Затягивается тишина. Чимин боится лишний раз сглотнуть слюну, чтобы не дай бог не разбить эту звенящую тишину.

— Вы с ума сошли?! — кричит Ким Сокджин, совершенно игнорируя звон собственного голоса, отражающегося от окон. Чимин весь сжимается. — Что вы себе позволяете? Я запретил тебе, Чимин-щи, проводить эту операцию! Что из слов «нет, она умрёт» тебе было неясно? Кого ты из себя строишь? А ты, Ким, позоришь только мою фамилию! Вам, что, по пять лет? Для вас это всё шутки да игры?!

— Мне очень жаль, — шепчет Чимин, поднимая полный сожаления взгляд на директора и юриста. — Я так сильно горел желанием спасти её, что… — он замялся.

— Что — что? Что аж убил её? — Ким вскрикивает снова, но после хватается за переносицу, вздыхая так, словно ругает ребёнка, который всё равно не поймёт, за что получает недовольство родителя.

— Мне так жаль, — сипит Пак, снова опуская взгляд на свои руки. — Что я могу сделать сейчас?

— Её родственники ещё не подали на вас в суд. Но комиссия уже в курсе насчёт вас, вашего сообщника Ким Тэхёна и всего, что вы натворили, — Чимин жмурится, а затем давит подушечками пальцев на закрытые веки. — Будет собрание комитета. Они будут исходить из своих суждений, которые частично будут зависеть от того, что вы им скажете, и полностью от того, как скажете.

— Я скажу правду, — Чимин чуть расправляет плечи. В комнате становится слишком душно, он тянет воротник рубашки в сторону. Тэхён хмыкает незаметно и чуть ведёт глазами в сторону, желая закатить их от души, но нормы приличия и Ким Сокджин по близости не позволяют.

— Есть объективная реальность, а есть то, что лучше скрыть от комитета, — господин Хан приподнимает брови, смотря на хирурга из-под ресниц. Тот поджимает губы.

— Я не собираюсь лгать.

— Но вы обманули всю больницу. Что изменилось сейчас? — Сокджин выставляет руку перед юристом, прося тем самым не налегать и не давить. — Ещё и агрессия пациента, напавшего на вас в холле нескольким ранее… — продолжает юрист, немного погодя, — слишком много инцидентов с вами за последнее время. Если не хотите искать новую работу или даже оказаться за решёткой, вам стоит озадачится своим положением прямо сейчас, — Тэхён вдруг смотрит на юриста и корчит лицо в недовольстве. Чистой воды манипуляция получается даже со стороны закона.

— Я понимаю вас.

— Расскажите всё ровно так, как было, чтобы мы могли выстроить вашу линию повествования для комиссии.

_______________________

— Нужны все, кто умер сегодня, — говорит Чимин вкрадчиво, и Тэхён смотрит на него с прищуром и улыбочкой игривой. Хорошая игра намечается. — Точнее, их почки. Будем пересаживать.

— Тебе не хватает зарплаты, и ты решил, что чёрный рынок — это выход? — ржёт Тэхён, но получив подзатыльник, успокаивается. — Я достану карты пациентов.

— Сразу найди меня. Я попробую пока что-нибудь решить с операционной.

— По рукам, — Тэхён прошмыгивает мимо и удаляется в поисках свежих трупов. Чимин же наведывается в реанимационное отделение, чтобы проверить расписание операций. Все операционные на ближайшие дни заняты, вот только… Чимин ухмыляется, придумав решение даже лучше.

— Мужчина, девяносто лет, — говорит Тэхён, открывая первую сверху карточку, — умер от пневмонии.

— Почки не механические. Слишком старые. Дальше, — отвергает Пак.

— В интенсивной терапии умер младенец, — Тэхён достаёт следующую папку, отбрасывая в сторону предыдущую за ненадобностью.

— У младенцев что сердце, что почки, что любые другие органы, кроме глаз, размером с бобы. Дальше, — вздыхает Чимин, покусывая верхнюю губу от волнения.

— Женщина, сорок лет… — тянет Ким, а после поднимает взгляд на Чимина и говорит: — Острый тубулярный некроз почек, — и смеётся.

— Ну, господи! — восклицает Пак, зарываясь пальцами в волосы. — Если ты и правда меня любишь, помоги найти нормальный труп, — стонет Пак.

— Ладно. Но это всё. Есть только женщина, попавшая в ДТП.

— Покажи её карту. Сколько ей?

— Пятьдесят три. И эй, она живая ещё. С ней пока работают.

— У неё есть лишний вес? — уточняет Чимин, прищуриваясь.

— Ну, она полная.

— Отлично. Разыщу её, — он встаёт со своего места, собираясь пойти в неотложку и, возможно, найти кого-то из родственников пострадавшей.

— А как вес влияет? Почему ты спросил? — Тэхён собирает ненужные папки в стопку, смотря с интересом на Чимина.

— Восемьдесят процентов донорских органов отправляются в мусорку по медицинским показаниям. И семьдесят пять процентов от людей с лишним весом. То, что нам нужно! — улыбается Чимин и, поблагодарив Тэхёна за оказанную ему помощь, со всех ног несётся в неотложку.

Женщину долго откачивают. Парамедики из службы спасения всю дорогу делали ей непрямой массаж сердца, а сейчас её реанимируют уже сами сотрудники больницы. Мужчина стоит за стеклом реанимационной. Его не пускают внутрь. Он прижимает ладонь к губам, не веря в происходящее там. Его жена, любимая женщина, с которой они уже долгое время вместе, сегодня попала в аварию. Её рука, пропитанная кровью, свисает с койки и качается в такт нажиму на грудную клетку. Ничего не происходит, врачи ещё суетятся, но в их глазах тоже уже нет той надежды, которую он замечал по началу.

— Господин Чо? — Пак Чимин оказывается рядом с ним. Тот отвлекается на секунду на появившегося врача, кивает приветственно.

— Что с ней будет? — спрашивает хрипло он, а в глазах стоят дрожащие слёзы. И Чимин хмурится. Ему стыдно за свой спектакль.

— С ней ещё работают. Мне нужно знать кое-что: у вашей жены были хронические заболевания? Как она чувствовала себя на днях?

— Боже, нет. Она здорова, но сегодня у неё была температура, а она всё равно поехала в университет. Она же педагог, знаете? Ни дня не пропускала, и тут не захотела брать больничный, — он едва шевелит отяжелевшими от ужаса губами, говоря всё это. Его подбородок дрожит, и он спешит прикрыть губы ладонью. — Это всё я виноват. Надо было настойчивее останавливать её, просить остаться дома, отлежаться.

— Ни в коем случае, не вините себя. Вы не могли знать, что что-то подобное случится, — мужчина смотрит на молодого врача некоторое время, пока вдруг стеклянные двери не открываются перед ними. Реаниматолог снимает медицинскую маску и поджимает губы. Чимин знает это выражение лица.

— Время смерти семнадцать часов четырнадцать минут. Я сожалею, — он кланяется мужу умершей, а тот начинает плакать, содрогаясь. Кажется, будто он свалится сейчас на колени, но Пак не даёт ему сделать это. Он обхватывает мужчину за плечи и уводит в сторону кресел, усаживая. Пока тот не приходит в себя, постепенно осознавая утрату, Чимин думает, как ему подступиться и корректно сказать то, за чем он здесь.

— Держитесь. Мне жаль, — Пак гладит коротко его плечи, кусая нижнюю губу. — Но я, знаете, могу дать второй шанс вашей жене, — тот вдруг затихает, смотря с такой надеждой на молодого специалиста, что лучше бы Пак молчал, честное слово. Он-то думает о чудесном воскрешении, но…

— Доброго дня не желаю, поэтому просто здравствуйте, господин Чо, я координатор по трансплантации в Сеуле — Чон Тэхён, — невролог кивает разбитому горем мужчине, а тот смотрит непонимающе. Он напялил чьи-то очки с увеличительными стёклами, волосы зализал. Создал образ другого человека, чтобы лучше войти в роль. — Рад сообщить, что ваша жена, госпожа… э-э… — он смотрит в карточку, — Чо Сэйун, — улыбается сочувствующе, — подписывала разрешение на использование её органов в случае смерти. Таким образом, некоторые из них могут спасти несколько жизней нуждающимся. Могу заверить вас, что с её органами будут обращаться с уважением. В какой момент вы будете готовы дать нам согласие на обследование?

Чимин смотрит на него, как на полного придурка. Но всё же благодарен другу за этот цирк, потому что не уверен, что смог бы качественно солгать мужчине насчёт складывающейся ситуации.

— Вы об этом шансе говорили? — уточняет мужчина, обращаясь к Паку. Тот с сожалеющим выражением лица кивает. — Что ж… если это последнее желание моей жены, и вы в состоянии его исполнить, то… конечно, — он всхлипывает, снова пряча глаза за ладонями.

— Подпишите здесь, господин, — Тэхён тычет в него планшетом, и мужчина не глядя подписывает бумаги. — Благодарим за содействие. Мы известим вас обо всех новостях.

— Пока ваша жена побудет на ИВЛ, мы возьмём несколько анализов, чтобы определить пригодность органов. — Чимин встаёт, хлопая его по плечам. — Держитесь.

Они с Тэхёном уходят молча, и уже в лифте Чимин вдруг восклицает: 

— Чон Тэхён? — Тэхён же словно ждал этого вопроса, и потому разочарованно стонет.

— По пути к тебе я столкнулся с собачкой Мина, поэтому его фамилия первая, которая всплыла у меня в голове в нужный момент, — оправдывается Тэхён, обмахиваясь карточкой умершей госпожи Чо.

— Что ты сделал с настоящим координатором? — удивлённо спрашивает Чимин, потому что они это не обговаривали.

— Я увидел её машину из окна, встретил и пригласил на чашечку кофе, — он показывает пальцами кавычки, — она храпит у меня в кабинете.

— Боже, — выдыхает Чимин, прикрывая глаза. Ситуация складывается — сплошной сюр и сюжет для третьесортного детектива. — У потерпевшей температура была. Проверим её кровь на наличие инфекций мочеполовой системы.

— Есть, сэр, — Ким отдаёт ему честь, и они выходят из лифта в реанимационном отделении. — Решилось что-то с операционной?

— Нет. Но сейчас свободна стерильная палата для аллергиков в диагностическом. Я договорюсь с главой занять её на пару часов.

— Пришёл результат анализа крови, — говорит Тэхён, уводя Чимина за локоть в отдалённую палату. Как позднее подмечает Чимин — к мужчине, который полтора года уже как в коме. Да, этот кадр точно лучше всех хранит секреты. — Ничего. Обыкновенное ОРВИ.

— Ты как бабка из городской поликлиники. Ничего умнее ОРВИ не нашёл? — бормочет Чимин, недовольно скрещивая руки на груди.

— А что ты от меня хочешь? Скажи спасибо, что не цистит. ОРВИ — это подарок небес в данном случае, разве нет? Радуйся и собирай трансплантационный совет. Пока вы там болтать будете, я всё подготовлю.

Чимин сидит за столом в окружении умных дядек. Все смотрят на него в ожидании, а в центре хмурый Ким Сокджин. Он держит карандаш между пальцев, крутит им иногда, и на каждое высказывание Пака так и норовит разломить тот напополам.

— Существует несколько тактик для операции людей с несвёртывающейся кровью. Пункция нам, очевидно, не подходит. Но остаётся ещё вариант. Менее безопасный, но всё ещё использующийся на практике.

— Господин Пак, мы не сомневаемся в вашем профессионализме, но позвольте спросить: восьмидесятилетней пациентке, уже повидавшей жизнь и создавшей семью, правда почка нужна сильнее, чем молодым людям и детям, умирающим прямо сейчас от того же самого? — мужчина с редкой сединой говорит, сложив руки вместе в замок. Чимин хмурится.

— По-вашему, старые люди заслуживают меньшего права на жизнь, чем молодые? Скажите это половине своего отделения, — вторит он и замечает поджимающиеся от гнева губы Сокджина.

— Чимин-щи, я прошу вас, это бесполезная трата времени и ресурсов, — говорит Ким Сокджин.

— Я всего лишь защищаю свою пациентку и считаю, что у неё точно так же есть все права на эту почку.

— Переходим к тайному голосованию, — завершает Сокджин, закрывая папку с делом.

Госпожа Чхве соглашается на операцию со словами «если вы считаете, что это хороший вариант». Чимин так не считает, но по-другому не может. Тэхён выкатывает старушку из её прежней палаты и увозит в лифте на верхние этажи в диагностическое отделение. Он вкатывает её в специальную палату.

Там анестезиолог, совсем ещё зелёный интерн, который согласился помочь двум профессионалам в счёт часов практики, помогает пациентке перелезть на кушетку на подобие операционного стола. В другой стороне палаты уже лежит женщина, чью почку они собираются изъять для госпожи Чхве.

Интерн вводит госпожу под наркоз.

Всё идёт не так с самого начала.

Чимин сразу говорит, что работать нужно быстро. Тэхёну придётся самому сделать вскрытие и изъять почку. Тот отфыркивается сначала, потому что чёрта с два он будет по локоть в брюхо трупа лезть, он же не патологоанатом, в конце концов! Но убийственный взгляд Чимина готов кромсать на кусочки, и Ким с коротким «ладненько» уходит переодеваться.

Когда все аппараты подключены, когда анестезиолог, подтверждает готовность, Чимин даёт старт Тэхёну. Тот матерится, но режет. Он не резал людей с самого последнего курса университета. И в тот раз тоже был труп, потому что они были на «ознакомительной экскурсии» в морге.

Они работают одновременно. Чимин, как и Тэхён, удаляет больше нежизнеспособные почки и зашивает ненужные теперь сосуды. Когда Ким говорит, что он готов, Чимин просит его подойти скорее. Тэхён приносит почку и ахает, едва не роняя её.

— Чимин…

— Не говори ничего, пожалуйста, я сейчас… — его руки дрожат. Кровь не свёртывается. Какие бы артерии он не пережимал, как бы не перетягивал кожу, сдавливая сосуды, не получается. Он погружает почку внутрь и сшивает всё необходимое, едва успевая подносить отсос для скапливающейся в полости крови. Тэхён смотрит на стремительно падающий сердечный ритм, на лужу крови у них под ногами и поверить не может в происходящее.

— Чимин…

— Знаю! — кричит тот, наспех сшивая сделанный на коже надрез.

— Чимин, сердце сейчас остановится, — бормочет Тэхён. — Ты не говорил, что придётся реанимировать!

— В холодильнике кровь её группы. Ставь на переливание.

— Зачем?! Если сердце остановится, в этом нет смысла! Почему она вообще истекает кровью? — в осознании кричит Тэхён.

— Адреналин! — приказывает Пак, а Тэхён толкает его в плечо зло. Анестезиолог быстро достаёт необходимый препарат, и, следя за показаниями на экране, вводит внутривенно.

— Начинается фибрилляция желудочков! — кричит Тэхён, распахивая глаза, и переводя взгляд с экрана на хирурга.

— Дефибриллятор! — парирует Пак, делая завершающий узел и откидывая инструменты на столик. Оба врача смотрят на анестезиолога, а тот теряется.

— Я-а… забыл о нём, — на секунду воцаряется гробовая тишина.

— Так найди дефибриллятор, пока я останавливаю кровь! — Чимин кидает что-то Чхве на живот, чтобы зажать рану и попробовать препятствовать крови. Он зажимает инструментами шов сильнее, стягивает жгут крепче.

Анестезиолог пулей вылетает из их импровизированной операционной, поднимая на уши всё диагностическое отделение.

— Ты конченый, — лепечет Тэхён. Чимин начинает непрямой массаж сердца, прекрасно зная, что это только увеличит кровоток и умалит все его попытки остановить кровь. Тэхён выбегает из палаты к регистратуре, берёт микрофон у медсестёр, и, нажимая кнопку, чётко проговаривает: — Палата двадцать бэ, код синий! Палата двадцать бэ, код синий!

— Ну же, — хрипит он, вдавливая ладони ей в грудную клетку. — Госпожа…

В палату с шумом входит группа реаниматологов вместе с перепуганным интерном. Они сразу приступают к своей работе, пока Чимин в ужасе отшатывается. Он весь в крови. Его глаза блестят от осознания произошедшего, он пятится, пока не врезается в стекло палаты. Тэхён что-то говорит ему, но он не слышит. Видит только измазанный в крови силуэт и команду людей, действующих по инструкции. Но сердце больше не бьётся. Слишком большая кровопотеря. Чимин только что убил человека и теперь он буквально по локоть в крови.

_______________________

— Вас уволить мало, — тихо говорит Сокджин, потирая закрытые веки. — Сумасшедшие, — он вздыхает, возвращая на нос очки. — Вам повезло, что родственники госпожи Чхве встают на сторону Пака, а не обвинения. Вам очень повезло, вы вообще понимаете это? Они выступят на заседании комиссии в качестве защиты.

— Почему они защищают тебя? — интересуется Тэхён у Чимина, пока тот понуро сидит в кресле и слушает всё это. С момента встречи с юристом Ханом прошло два дня. Чимин был весь как на иголках, ещё и эта ситуация с Юнги нервы треплет нехило.

— Сказали, что госпожа Чхве очень хорошо обо мне отзывалась. Она сразу говорила им, что я сделаю всё, чтобы вылечить её, даже пожертвую служебным статусом. И она не ошиблась. Вот только я не спас её, — Тэхён кладёт ему на плечо ладонь и сжимает, выражая присутствие и поддержку.

— Я хочу посмотреть на то, как ты будешь ботинки им целовать после того, как тебя оправдают, потому что я бы уже уволил вас обоих. Но посмотрите, вам за милые мордашки всё прощается. Не стыдно? — оба молчат, осознавая всё же объективность слов директора. — Ким Тэхён, прекрати позорить своего брата, прошу тебя, мне уже приходится открещиваться, лишь бы никто не подумал, что мы одной крови.

— Никто не заставлял тебя брать меня под своё крыло, это твоё решение, вот и мучайся теперь, хён, — рычит вдруг Тэхён, явно не получивший удовольствия от последней фразы. Сокджин не меняется в лице, а Ким Тэхён, окинув старшего брата недовольным взглядом, хватает Пака за рукав халата и тащит на выход из душного кабинета.