Милосердие

«Не будь побежден злом, но побеждай зло добром»

(Рим. 12, 19–21).



— Посмотри на меня, — приказывает Чонгук, хватая за впалые щёки Мина. Тот уворачивается, но Гук с силой стискивает пальцы под бледными скулами, заставляя мужчину вздрогнуть и поднять вялый взгляд.


— Чимин-и, — охает Юнги, невинно хлопая глазами.


— Опять Чимин? Кто это, хён? Ты уже не первый раз называешь меня его именем, — стонет Гук, замечая неестественно широкие зрачки у старшего. — Какого чёрта? Ты в завязке с нашего переезда в Сеул, почти два года! Хён! — Юнги отмахивается от него, запрокидывая голову.


— А ты всё такой же красивый, — бормочет Юнги, прикрывая глаза блаженно.


— Твою мать, я сейчас же напичкаю тебя слабительным, как ты мог так поступить со мной? Снова? Ты обещал, что не сделаешь этого опять, — стонет Гук, поднимая старшего себе на спину. Сил хватает, и он тащит худое тело в ванную. Опускает его прямо так в одежде, а после включает воду, поливая беспощадно ледяной водой. — Ублюдок, как же ты заебал. Обещал, что не сорвёшься, обещал!


— Прости меня, милый, прости, — лепечет Юнги, не реагируя на незапланированный душ. — Я-а в-всё исправлю.


— Боже, — кривится Чон, смотря с жалостью на старшего, — помолчи, не позорься.


— Я не отущу тебя больше. Не отму-пущу, ни-когда, — заикаясь, говорит Юнги, смотрит на него размазано, явно не принимая за того, кто он есть на самом деле.


— Да куда я от тебя уйду-то, — вздыхает Чон, упирая одну руку в бок. — Сколько ты принял? Юнги?


— Чуть-чуть, ми-илый, — он смеётся, а после разражается настоящим хохотом. Смеётся, хватаясь за живот и за бортик ванной. Нелепый. — Я та-акой идиот, боже, — и снова смеётся. Гуку становится не по себе, и он обильнее обливает ему лицо, чтобы заткнулся к чёрту. Чонгук садится на крышку унитаза, продолжая обливать старшего ледяной проточной водой, чтобы тот начал чуть трезвее соображать. Тот лепечет что-то сам с собой, довольный. Гук устало прикрывает глаза, вздыхая.


В следующий раз, когда открывает, то видит изучающий взгляд старшего на себе. Он вопросительно кивает ему, а Юнги вдруг кривится лицом и плакать начинает.


— Ну что? Хён? Что случилось?


— Ты не Чимин, — стонет он, начиная стирать слёзы с лица, совершенно игнорируя потоки воды, стекающие с волос.


— Ну, нет, конечно. Я Чонгук, вообще-то, — вздыхает младший. — Сижу с тобой я, а ты даже имени моего не помнишь, засранец-хён.


Юнги молча плачет ещё некоторое время, пока Гук не сдаётся. Он откладывает душ в сторону и тянет мокрого хёна к себе, крепко обнимая за плечи. Юнги цепляется за него ледяными пальцами и хнычет на ухо, всхлипывает.


— Ну, расскажи уже, кто такой Чимин? Ты говоришь о нём, когда не в своём уме, но никогда, будучи трезвым.


— Это мой парень, — с детской невинностью отвечает Юнги, да ещё и тоном таким, словно «ты, что, не знал?». — Но он сбежал от меня, бросил одного. Я искал его, так долго, до сих пор ищу, если честно, — его речь кажется куда более внятной, и Чонгук слушает внимательно, напрягаясь всем телом.


— Зачем ты ищешь того, кто бросил тебя?


— Хочу продолжить любить его. И в морду дать за то, что сделал со мной. Я из-за тоски по нему связался с наркотиками, потому что не знал, как ещё справиться с этим огромным червём, жрущим изнутри все мои чувства, — с каждым произнесённым словом осознания в его голосе становится больше.


— Ты из-за него…? Хён! — Чонгук чуть отстраняется, всё ещё крепко держа за мокрую рубашку старшего. — Ты такой слепой.


Он с рыком касается губами мокрых и холодных Юнги. Сам пугается собственного действия, но жмурится и жмётся только сильней, потому что отступать — удел слабаков и трусов. А Чонгук не такой. Юнги и сам хватается за это мгновение, не отталкивая мальчишку. Тот дышит громко носом, губами двигает пару раз, но не получая никакого ответа, напирает сильнее, старается передать всё своё отчаяние. И Юнги понимает, что это вовсе не нежность, и не трепет, о которых он знает благодаря Чимину. Но это и не похоть и желание, с которыми он знаком от случайных связей. Чонгук испытывает к нему гамму чувств, но неверно трактует их. Юнги коротко тянется к нему, раздвигает мальчишеские губы языком, лишь на миг углубляя поцелуй и давая ему то, что он так хочет. Гук давится воздухом и отстраняется отчаянно, облизывается.


— Хён… я люблю тебя, я! Забудь про того мудака. Он бросил тебя, а я тут, рядом. Я не оставлю тебя, хён.


— Гук-и, — тянет нежно Мин, касаясь рукой его волос. — Ты ошибаешься.


— Нет-нет-нет, не говори так, — его брови изламываются от обиды. Он будто вот-вот расплачется.


— Ты путаешь свою благодарность с любовью, — жёстче говорит Юнги, встряхивая легко парня за плечи.


— Ты не любишь меня.


— Ты практически мой ребёнок, я люблю тебя. Но иначе. Как брат брата. Как самого близкого человека. Как самого родного душой, понимаешь? — Юнги старается сфокусировать взгляд на нахмуренных бровях, на наморщенном носу, на расстроенных глазах младшего. Они слезятся. — А любовь, она… должна быть трагедией.


— Ненавижу тебя! — рычит Чонгук, вставая на ноги и снова поливая хёну голову проточной водой. Его лицо искажается от желания расплакаться, но он маскирует это под гнев. — Я принесу тебе слабительное, чтобы срал дальше, чем видишь, понял?


— Как скажешь. Возможно, я заслужил это, — смеётся глухо Юнги, унимая в груди огромную тоску.


Ему показалось, он видел его в толпе. Видел его точёную форму челюсти и пухлые губы уточкой. Таких не так уж и много. Он сорвался, потому что испугался. Вместо того, чтобы догнать, растолкать толпу и дёрнуть за рукав пальто, он струсил и сбежал домой, стараясь забыться как можно скорее. Если Пак Чимин в Сеуле, то Юнги найдёт его. Рано или поздно.


_______________________



Юнги закуривает и тихо шмыгает носом, когда прячет пачку в куртку и обхватывает сигарету двумя пальцами. Он опирается спиной о свой автомобиль, следит за вечерними огнями города.


В этом районе спокойно и как-то пусто даже. Старые здания, где-то объявления о займах под обманчиво низкие проценты, где-то крошечная круглосуточная аптека, а на углу вход в бюджетное общежитие.


А вот с другой стороны дороги стоит католический храм. Юнги и не знал, что в Сеуле можно такие найти. Он заинтересованно рассматривает кирпичное здание, заточенное под готику. Из-за сгустившихся сумерек витражи на окнах не разглядеть. Юнги задумывается, снова затягиваясь. Католиков да христиан найти в Азии можно, но их относительно Европы немного.


Совсем недавно в храм зашёл Пак Чимин. Он неспешно прогуливался от дома до этого места, смотрел себе под ноги и наверняка либо думал о чём-то так усердно, что не замечал автомобилей, либо наоборот, не думал ни о чём и потерялся в другом, вымышленном мире.


Честно, Юнги не собирался следить за ним. Он случайно увидел Чимина, идущего вдоль тротуара, пока ехал к Гуку. Встречу с Чонгуком пришлось перенести, да и сам Чон сказал, что ему тоже неудобно сегодня вечером.


Юнги проводил Чимина до храма, следуя за ним на автомобиле, а тот был так погружён в свои мысли, что даже не заметил преследования.


Зато теперь Юнги в курсе, в какой храм ходит его врач.


Он скуривает сигарету, и когда руки начинают стремительно замерзать, то садится обратно в машину, ожидая, когда Чимин покинет это место.


Чимин выходит через полчаса и не один, а со Святым Отцом. Они оба улыбаются друг другу, и, перекинувшись парой слов, делают поклон и расходятся. Чимин уже бодрее спускается вниз по лестницам, и, накинув на ходу пальто, действительно идёт домой. Юнги кивает сам себе. Следить за ним до дома нет смысла, поэтому Юнги лишь заводит автомобиль и уезжает.


_______________________



— Господин Пак Чимин, — настойчиво зовёт его Сокджин, и Чимин обмирает. Директор редко так к нему обращается — либо тут посторонние, либо хирург здорово накосячил. Накосячить он в последнее время мог очень даже, поэтому Чимин чуть вжимает шею в плечи и разворачивается с заранее виноватым выражением лица.


В дверях ординаторской стоит Ким Сокджин с двумя людьми в костюмах. Полиция? Но не та рядовая, что патрулирует улицы и занимается мелкими нарушениями да пьяными разборками во дворах. Они в дорогущих пиджаках, из карманов которых тут же Чимину показывают ордены.


— Полиция. Отдел по делам государственной безопасности, Пак Уджин и Ли Чеён, — Чимин коротко лижет губы и кланяется в приветствии. Мужчина и женщина выглядят презентабельно, но от них всё равно веет угрозой. От этого кошмарное чувство тревоги стягивает органы, но Чимин умудряется слегка улыбнуться одними только уголками губ.


— Пак Чимин. Чем могу быть полезен?


— У нас есть для вас несколько вопросов. Вы уделите нам десять минут вашего времени? — хорошо поставленная дикция у мужчины, Пак Уджина, убеждает Чимина в том, что перед ним действительно государственные представители безопасности, которые знают, что ищут тут. Он сглатывает. Юнги предупреждал его. Хорошо, что он готов.


— Конечно. Можем пойти в кафетерий. Или предпочтёте тихую комнату? — Чимин чуть приподнимает брови, создавая дружелюбный вид.


— Лучше комнату, где бы мы остались одни, — спокойно отвечает Ли Чеён.


— Я провожу вас, идёмте, — Ким Сокджин указывает на двери ординаторской, приглашая всех выйти отсюда и проследовать за ним.


— Выделите нам два помещения и позовите Чон Хосока, — уточняет мужчина, и Ким утвердительно кивает.


— Я вызову его по пейджеру, — он тут же достаёт из кармана небольшое устройство, набирая номер онколога. Чимин едва заметно задерживает дыхание от волнения, но уверенно расправляет плечи.


— Пак, возьмёшь господина Пак Чимина себе. Я пообщаюсь с Чон Хосоком, — её коллега кивает на это. — Тогда не вызывайте его. Поднимемся в кабинет к Чону.


Сокджин приводит Чимина и Пак Уджина в неиспользуемую комнату. Она слишком мала для чьего-то кабинета, но всё же не подходит для склада. Поэтому там стоит неиспользуемый большой стол, несколько стульев да полка с забытыми кем-то документами.


Чимин усаживается на один из стульев, не решаясь сложить руки на пыльную поверхность стола, поэтому кладёт их себе на колени. Сокджин оставляет их наедине, строго взглянув напоследок в глаза хирургу. Этот взгляд буквально кричал «выкинешь что-то — пришибу лично».


— Господин Пак, наш разговор будет записываться, — он выкладывает на стол небольшой диктофон. Чимин согласно поджимает губы. — Вы хирург. Это верно? — Пак Уджин начинает, присаживаясь напротив и дружелюбно улыбаясь.


— Верно, — кивает Чимин.


— Можете рассказать мне, что вы делали восемнадцатого сентября этого года?


— Ох… — улыбается Чимин. — Господин, я ни за что не вспомню. Я даже не помню, какое число сегодня, не говоря уже о том, что было почти месяц назад. Вы хотите узнать что-то конкретное?


— По нашим данным, восемнадцатого сентября к вам поступил пострадавший с ножевым ранением. И именно вы проводили операцию. Припоминаете?


Чимин задумывается, хмурясь. Его глаза бегают из стороны в сторону, силясь вспомнить что-то такое. Но вдруг его брови скачут вверх.


— Помню. Молодой мужчина с весьма изощрённым ножевым. Как будто по часовой стрелке прокрутили нож, — с энтузиазмом выдаёт Пак. Лицо полицейского чуть светлеет и разглаживается.


— Вы помните имя пострадавшего? — спрашивает он. Чимин мотает головой.


— Через меня за день проходит с десяток людей, всех ни за что не запомнить.


— Имя Мин Юнги о чём-то говорит вам? — Пак задумывается.


— Так зовут того мужчину? — с сомнением уточняет Чимин.


— Да.


— Мне кажется, у него было другое имя. Оно звучало иначе. Мин Юнги… сомневаюсь, господин.


— Мы ищем конкретно Мин Юнги. И по нашим данным, именно он поступил в вашу больницу с ножевым.


— Вы что-то путаете. У того человека было другое имя.

      

      

— Мин Югём, — кивает Чон Хосок. — Пациента, которого мне передали, звали Мин Югём.


— Вы уверены? — недоверчиво тянет Ли Чеён, вглядываясь в лицо онколога. — Мы разыскиваем человека по имени Мин Юнги, и нам сообщили, что он был в вашей больнице и под вашим надзором.


— Да-да, я точно помню, что того улыбчивого мужчину звали Мин Югём, — говорит Чон, чуть наклоняя голову. — А можно спросить, почему вы его ищете?


— Этот человек занимается сбытом наркотиков. Уже не первый год поймать не можем. Скользкий тип. Это первая зацепка за два года. И наверняка вы что-то путаете, в нашем отчёте написано чётко — Мин Юнги.


— Нет-нет, это ошибка какая-то. Мужчину точно звали Мин Югём. Давайте проверим нашу базу данных, там вся о нём информация. И я помню, что уже приходил полицейский, чтобы зафиксировать нападение. Может, он плохо расслышал или неправильно записал имя?


— Да, давайте взглянем на то, что есть у вас в системе, — женщина с улыбкой кивает, а Чон разворачивает к ней экран компьютера, вбивая нужное имя.


Хосок указывает на единственного пациента с таким именем в базе данных.


— Мин Югём, тридцать пять лет. Глубокое ножевое ранение. Номер страховки один семь один четыре три один, поступил восемнадцатого сентября, — диктует Чон, чуть вытягивая шею, чтобы экран не отсвечивал.


— Давайте введём имя Мин Юнги, — говорит женщина. Она сама пододвигает к себе клавиатуру, стирает написанное Чоном и вводит нужное ей имя. Пусто. — Быть не может. Таких совпадений просто не бывает.


Она переводит подозрительный взгляд на Чон Хосока. Тот смотрит в ответ, поджимает губы.


— Не знаю, чем могу вам помочь.

      

      

— Кто-то ещё контактировал с… Мин Югёмом? — спрашивает у Чимина Пак Уджин, разминая длинные пальцы. Чимин задумывается для виду.


— Мои ассистенты на операции. Но сомневаюсь, что они даже имя его тогда знали, да и пациент был без сознания.


— Кто принимал пациента? — продолжает настаивать он.


— Неотложное отделение. Но Мин поступил уже без сознания, с ним никто не говорил.


— Кто заведующий? С кем можно пообщаться?


— Юн Джиан, зам отделения. Она и принимала тогда его, кажется.


— Благодарю за содействие, господин Пак, вы можете возвращаться к работе, — легко улыбается Уджин. Полицейский собирается выйти из кабинета, но вдруг замирает, оборачиваясь к хирургу. — Вы понимаете, что если дали ложные показания, то сами отправитесь под присягу? — он смотрит прямо. Чимин тоже. Но ничем не выказывает своего ужаса.


— Да.


_______________________



Этот день был тяжёлым. Чимина донимает из-за этого Сокджин, ведь сам главврач не знал того пациента, а теперь тоже заинтересовался случаем, из-за которого полиция теперь свободно гуляет по коридорам. Хосок взволнованно лепечет постоянно о том, как ему страшно. Но он ни разу не упрекает Чимина в том, что тот втянул его во всё это, попросил подделать документы и уничтожить все данные о том, что некий Мин Юнги когда-либо был в больнице.


Хосок отчего-то совсем не задаёт вопросов. Ни о том, кто такой Мин Юнги, ни о том, почему они покрывают преступника. Однако и с самим Мином пообщаться он успел: Юнги не выглядит, как бандит. И Хосок просто не знает, кому верить. Сейчас остаётся только заметать все следы и трястись за сохранение собственной задницы.

      

      

У Чимина назначена тяжёлая операция. У пациента нестабильное состояние, постоянно скачет давление. Его несколько недель готовят к операции на сердце. Пак на этой операции работает совместно с кардиохирургом из другой больницы. Они заранее всё обговаривают, вместе диагностируют пациента.


Всё должно быть хорошо. Операция длится долго, но проходит очень даже успешно. Ассистенты заканчивают свою работу, медсёстры снимают с хирургов грязную одноразовую форму и упаковывают в мешки. Чимин закрывает веки и прижимает к ним ладони. Он едва держит глаза открытыми — страшно хочется спать. Его смена закончилась, он может со спокойной душой поехать домой и отоспаться.


Вскоре весь персонал расползается по больнице, оставляя помещение пустым. Весь свет в операционной гасится, и когда уставший Пак прощается с кардиохирургом и выходит уже без окровавленных перчаток и маски, на него тут же накидываются родственники оперируемого. Они хватают хирурга за рукава, смотрят пронзительно и умоляюще. Глаза взволнованные. Ждут приговора.


Чимин кивает им. Всё хорошо. Всё прошло успешно. Мужчина проживёт дольше на несколько лет.


— Слава Богу! — выдыхает женщина и её сестра обнимает её. — Слава Богу, всё обошлось.


Чимин зависает, медленно моргая.


— Идём, подождём, когда он очнётся, в приёмном, — её сестра кивает хирургу и уводит растроганную женщину, уже начинающую высмаркиваться в тряпичный платок. Чимин смотрит им вслед и одного не понимает: при чём тут Бог?


Почему Бог? Операцию проводил он и ещё один высококвалифицированный врач. Они оба много лет учились, чтобы спасти жизнь этому мужчине. И не только ему. Они всю свою жизнь посвящают спасению людей, и делают это куда успешнее и эффективнее, чем Господь. Так почему слава именно ему?


Чимин не раз слышал эту фразу, но всегда как-то мимо ушей пропускал, не фокусируясь на ней и не придавая ей такого значения. А сейчас это бьёт по его сознанию, и он лишь устало вздыхает. Спина снова болит из-за напряжения.


— Неприятно, да? — Чимин поднимает взгляд и видит перед собой Мин Юнги. Тот руки в большую кожаную куртку, что совсем не по сезону сейчас, прячет. Усмехается сочувствующе. А Чимин уже не удивляется — он тут постоянно ошивается теперь. Поэтому Мин Юнги в больнице можно встретить чаще, чем Ким Сокджина. — Как-то несправедливо. На врача учился ты, а благодарят Бога.


— Не начинай, я не настроен на очередную лекцию о религии, — выдыхает Чимин. Он наскоро осматривает Мина — тот не изменился с их последней встречи ни на каплю, смотрит спокойно и пронзительно, взглядом словно в душе копается, а затем вытаскивает из тёмных уголков то, что Чимин никому не показывает. Машет этим перед его глазами и говорит «вот это кусок дерьма, конечно, как ты живёшь с этим?». А Чимин и не знает. Ему стыдно уже, но это такая же часть его жизни, как и каждая клетка кожи. Он не может просто взять и отрезать это, избавиться так кардинально.


— Неужели ты правда выслушиваешь эту чушь каждый раз? — со вздохом подходит ближе Мин, сочувствующе наклоняя голову.


— Тебе нельзя тут быть, — говорит Пак. — Сегодня приходили… Чёрт! — Пак вдруг переводит взгляд куда-то за спину Мину. Тот порывается тоже обернуться, но Чимин хватает его за куртку и тащит в стерильную операционную, из которой он и вышел минутой ранее, пряча мужчину за поворотом. — Раздевайся.


— Что? — теряется Мин, всё ещё в непонятках оглядываясь. В операционной темно, только через стекло в коридор лезет искусственный свет, хотя бы немного обрисовывая контур помещения.


— Сегодня приходили за тобой. Двое. Из полиции. Они до сих пор тут. Какого чёрта ты здесь забыл? — рычит Чимин, быстро открывая ящички и доставая оттуда чистую медицинскую рубаху и такие же голубые рабочие брюки. — Переодевайся быстро, — он бросает в стягивающего куртку Мина форму. Тот принимается расстёгивать замок на джинсах.


Чимин выглядывает из-за угла, замечая Ли Чеён, что мило улыбается какому-то санитару и беседует с ним. Судя по рукаву пиджака, который тоже видно с этого ракурса, Пак Уджин рядом с ней. Стоит плечом к плечу с коллегой.


— Готово. Есть что-нибудь, во что спрятать мои вещи? — Юнги комкает в руках чёрные джинсы да куртку, уже облачённый в стандартную медицинскую форму. Пак отвлекается и находит металлический ящик для инструментов. Они спихивают туда одежду Юнги, закрывают крышкой и ждут. Ящик Мин себе под мышку суёт, до скрипа стискивая холодящий металл пальцами.


— Сейчас посмотрим, куда они пойдут. Дойдём до раздевалки. Наденешь моё пальто, — шепчет Чимин, хмурясь и не спуская глаз с полицейских.


— А ты? — неуверенно уточняет Юнги.


— Одолжу у Тэхёна.


— А он?


— Одолжит у Чонгука, — начинает злиться Пак. — Сейчас… — Ли Чеён кланяется коротко санитару, и они с коллегой идут влево — в сторону лестниц, ведущих к верхним этажам. Чимин кивает себе, делая пометку, что путь до раздевалок чист — они в противоположной стороне здания. Правда, ехать придётся на лифте и, возможно, с другими работниками больницы. — Надень маску и пойдём, — Чимин выдаёт ему медицинскую маску, спрятанную у себя в кармане.


Пак тянет Мина за руку, и они осторожно выходят в коридор. Быстрым шагом семенят к лифту, чтобы спуститься на пару этажей ниже.


Чимин оглядывается коротко, не замечая в коридоре полицейских. Но он не успевает вовремя обернуться, как вдруг спотыкается и едва не валится на пол, но Юнги вовремя ловит его за плечо, возмущённо охая.


— Что за… — бормочет Чимин, ошарашенно оглядываясь по сторонам. Группа из нескольких мужчин в медицинской форме во главе с одним из анестезиологов усмехаются над ним. Очевидно, Чимин споткнулся не об воздух. Это была намеренная подножка. Он сразу вспоминает, как от него отказался пациент из-за слухов, которые даже до общих палат доползли.


— Смотри под ноги, цыплёнок, — бросает один из них. Юнги возмущённо вдыхает. Замявшегося Чимина он сам тянет в сторону лифта, рассматривая быстро лица каждого улыбнувшегося, и запоминает. Когда двери закрываются, Чимин раздражённо стонет, прикрывая глаза. И надо было этому случиться на глазах у Юнги?


— Над тобой издеваются? — более взволнованно, чем хотелось бы, озвучивает своё предположение Юнги. — Из-за чего?


— Замолчи. Не спрашивай. Просто молчи, — Чимин потирает руками глаза, ненавидя в этот момент всё своё существо. Хочется со всей силы удариться головой о ближайшую стену и потерять сознание на оставшуюся жизнь, лишь бы только Мин замолк и стёр себе память.


— Чимин…


— Заткнись, — Пак не выдерживает, хватает его за воротник рубахи и встряхивает. — Не говори ничего! Мы молча выйдем из лифта, молча оденемся и молча покинем здание больницы. Ты понял меня? — его глаза горят огнём от стыда и злости. Жаль, что именно Юнги оказывается под рукой в этот момент, что именно он видит эту жалкую сторону Чимина. Сторону, из-за которой он ведёт себя порой, как обезумевший дурак. Юнги смотрит прямо и неспокойно. Его ладони мягко ложатся на пальцы Пака.


— Дыши ровнее. У меня на парковке машина. Уедем отсюда вместе без происшествий, — убедительно говорит он. Чимин ещё с пару секунд стискивает кулаки на чужой одежде, игнорируя лёгкое прикосновение к своим ладоням.


Пак одёргивает руки, выпрямляя спину и пряча дрожащие кулаки в карманы. Отворачивает голову в другую сторону и пытается подавить волнение от всего происходящего.


— Быстро за мной, — чеканит он, когда двери лифта медленно разъезжаются в разные стороны. Выходит резво, Юнги сжимает крепче ящик со своей одеждой и идёт следом, едва в затылок Паку не дышит.


В раздевалке, к счастью, оказывается пусто.


Чимин хватает бесхозные плечики, продевает их в длинную ручку двери, цепляет за крючок для рюкзаков и сумок прямо у двери. Если кто-то захочет войти, то точно не сможет.


— Стой здесь, — говорит Пак, уходя к своему шкафчику. Там постоянно обновляются угрозы и надписи, каждый раз разными способами и почерками, даже если Чимин их стирает, подолгу отмывая шкафчик. Видеть этого Юнги совсем необязательно.


Чимин наскоро открывает исписанную дверцу и выуживает оттуда пальто. И только он собирается развернуться, чтобы из шкафчика напротив, пароль которого тоже знает наизусть, вытащить верхнюю одежду Тэхёна, как застывает. Юнги стоит рядом и с абсолютно поражённым выражением лица читает всё, чем исписан шкафчик хирурга.


— Чёрт, — выдыхает врач.


Чимин устало запрокидывает голову. У него больше нет сил выдерживать эту лавину из событий, каждый раз выбивающих у него почву из-под ног. Стыд, вина, злость накатывают на него одновременно, лишая рассудка. Он едва не запинается о лавочку, но прижимается к противоположному ряду шкафчиков, не решаясь смотреть на Мина.


— Мужеложник? Какого хрена? Что происходит в вашей больнице? — поражённо восклицает Юнги, оглядываясь на отсутствующего хирурга. — Чимин, — взволнованно лепечет он, ставя ящик с одеждой на лавочку, а сам ближе подходит. — Тебе плохо? — он коротко хлопает его по щекам, но получив ответный шлепок по рукам, касаться перестаёт. — Чимин, это из-за меня? Из-за того, что я тогда напал на тебя в холле? Чимин, ответь мне. Над тобой издеваются? — он снова не выдерживает, и берёт Пака за плечи. Тот поднимает на него тяжёлый взгляд.


— Нет. Не из-за тебя, — отрезает он, сам не зная, зачем соврал. Это из-за Юнги в том числе, но не из-за его нападения в холле. А из-за того, что Чимин не удержал язык за зубами, когда это было необходимо.


Намереваясь закончить этот разговор и открыть уже шкафчик Тэхёна, он тянется к замку, но его останавливают, снова сильнее прижимая лопатками к металлическому ряду шкафчиков.


— Скажи мне.


— Ну что? Что ты хочешь услышать от меня? — тоскливо вздыхает Чимин, смотря прямо в глаза напряжённого Юнги. — Что из нормального подростка, которого ты знал, я превратился в козла отпущения? Всё так! И если в школе я был на хорошем счету, то здесь — я малолетка, который насосал на свой статус в этой больнице. Люди будто только ждали повода, чтобы обрушить на меня свою ненависть, свои гнев и зависть. Нужен был катализатор. И это случилось. Теперь каждый вхожий в это здание заранее знает обо мне, обо всех слухах и моих грехах. Каждый считает своим долгом задеть меня словом или делом. В следующий раз скажу спасибо, что головой в унитаз ещё не окунули, — его голос постепенно повышается. Чимина начинает заметно трясти от того, что столько слов выливается за раз. Слов, которые он сдерживал долго и упорно, глушил все эмоции и срезал на корню желание позорно расплакаться в углу, где бы его никто не нашёл и больше не сделал больно. — Я совсем другой человек. Ты знал другого Пак Чимина. Его больше нет. Я сам его убил, — уже шёпотом выдаёт Чимин, его губа дрожит от жалости к самому себе. Он тихо скулит, пытаясь хоть как-то остановить несущееся прямиком на него цунами истерики. Он начинает опускаться, больше не уверенный в собственных ногах — те больше его не держат.


Но Юнги мягко подхватывает его, прижимает к себе и обнимает крепко. Чимин судорожно вздыхает. Он не может обнять этого человека в ответ, его руки безвольно свисают вдоль тела. Но он может устало уткнуться ему в плечо лбом и стыдливо прикусить губу до боли, чтобы не сорваться на полноценную истерику.


Юнги держит его осторожно, обнимает за плечи, похлопывает равномерно по спине, пока Чимин глушит свои слёзы.


— Плачь.


И Чимин плачет. По-настоящему воет от отчаяния, без сил наваливаясь всем телом на Мина. Тот стискивает в объятиях крепче, прижимает к себе, даёт опору и необходимую сейчас поддержку. Чимин давится собственными слезами и всё-таки хватается пальцами за полы рубахи, надетой на Юнги.


Он даёт себе волю буквально на несколько минут. В голове всё ещё пульсируют мысли о том, что полиция здесь, что Юнги ищут, что им нужно поскорее убираться отсюда.


Он стыдливо отрывается от Мина, наскоро вытирая дрожащей рукой слёзы с лица. Не смотрит на Юнги, потому что стыдно, потому что из-за слёз щёки и глаза красные. На автомате он вводит код для замка Тэхёна, достаёт оттуда его пальто. Своё же вручает Мину.


— Маска, — напоминает ему Чимин, и Юнги, чуть помедлив, скрывает ей лицо. — Выход на парковку тут, за поворотом. Свалим отсюда быстро.


Юнги кивает послушно, следует за Паком, что снимает импровизированный замок с двери в виде плечиков, а после тихо выходит, оглядываясь. Юнги поджимает губы, смотря в затылок Чимина. Боже, этот человек сломан под самый корень.


Они достаточно быстро и беспроблемно добираются до парковки. Юнги достаёт ключи от автомобиля, и, поправляя металлический ящик в руках, кидает те Паку.


— Открой сам, я пока уберу ящ… — обрывается он, и тут же прячется за машину. Чимин недоумённо сжимает ключи в руках. Позади раздаётся шум закрывающейся двери в больницу.


— Господин Пак! — Чимин с ужасом оборачивается, замечая на крыльце больницы двух полицейских.


— Ах, госпожа Ли Чеён! — он улыбается и кланяется. Пак Уджин выходит следом за ней.


Они на достаточном расстоянии друг от друга, Юнги прячется в сумерках парковки за автомобилем. Увидеть не должны.


— Вы закончили свою работу тут? — громче спрашивает он.


— Думаю, нам придётся ещё вернуться. Но на сегодня всё. Спасибо за вашу помощь, — отвечает женщина. Они спускаются по лестнице к автомобилю, припаркованному совсем недалеко от входа. Уджин занимает водительское место. Чимин благодарит Бога за то, что те так быстро уезжают и не подходят ближе к нему. И только он успевает подумать об этом… — Господин Пак, — Чеён кладёт папки в машину, а затем направляется прямо к нему.


«Чёрт, чёрт, чёрт», — шипит он про себя, идя ей навстречу, чтобы оставить Юнги далеко позади.


Женщина оказывается рядом с ним. Она улыбается и размышляет о чём-то, вглядываясь в лицо хирурга.


— Да?


— Вы, наверно, сильно устаёте. Работа у вас тяжёлая, — говорит она сочувствующим тоном.


— Вы, уверен, устаёте не меньше, — почтительно отвечает он, до боли сжимая ключи в кармане, чтобы не выдать своего волнения. Если бы не сумерки, женщина бы рассмотрела его бледный от ужаса цвет лица.


— Спешите домой?


— Да. Планирую спать все следующие сутки, — нервно шутит он и усмехается. Затем достаёт ключи и показывает ей их, намекая, что собирается сейчас уехать.


— И вы до сих пор не в автомобиле? — она замечает ключи и кивает на них, намекая на то, что Чимин тянет резину.


А Чимин понятия не имеет, где на всей этой парковке с парой десятков автомобилей та самая, принадлежащая Юнги. Он ни разу не видел его машину. Будет нелепо, если он сейчас нажмёт на кнопку, а сигнализация маякнёт откуда-нибудь с противоположного угла парковки.


— Как раз собирался. А вы? Хотели что-то? — решает перейти в наступление он. Она кивает.


— Позвоните, если вспомните что-то ещё насчёт Мин Юнги. Или, если тот мужчина, Мин Югём, вернётся в больницу. Мы были бы рады пообщаться и с ним, — она протягивает ему визитку. Простая белая картонная карточка с именем, должностью и номером телефона. Чимин кивает, пряча визитку в карман.


Ему приходится тут же нажать на кнопку на ключах, и каково счастье, что автомобиль оказывается именно тем, за которым спрятался Юнги. Чимин прощается с женщиной и обходит автомобиль, встречаясь с сидящим на корточках Мином. Тот кивает, спрашивая, есть ли опасность. Пак улыбается Ли Чеён. Та, чуть помедлив, разворачивается и идёт к своему коллеге, что уже ждёт её в служебном автомобиле.


Чимин с тяжестью внутри тянет на себя дверь водительского места, усаживается туда, кивком головы показывая Юнги спрятаться на задних, где затонированы стёкла окон. Он быстро шмыгает внутрь, а Чимин заводит автомобиль. Он достаёт из кармана телефон, включая полную яркость экрана. Показательно сидит в заведённой машине, якобы проверяя что-то в телефоне, пока двое полицейских не уезжают с территории больницы, блеснув фарами.


Он блокирует телефон, испуганно облокачиваясь о спинку кресла. Кладёт ладонь на грудь и ловит бешенное сердцебиение — как у загнанного в угол зайца.


— Вот дерьмо, — ругается Юнги, выглядывая сзади.


— Во что я вляпался, — стонет сквозь зубы Чимин и прикрывает глаза. — В больницу больше не приходи. Я не уверен, что хочу подтирать за тобой записи с камер видеонаблюдения. Вообще не уверен, что хочу помогать тебе с этим дерьмом, пятная свою и так незавидную репутацию.


— Водить умеешь? — игнорирует Юнги весь монолог Чимина. В его голове выстраивается план, как сейчас исчезнуть с радаров копов. Те наверняка проследят за ними, нельзя Юнги светиться за рулём.


— Да, — выдыхает Чимин.


— Поезжай к средней школе Инчан. Петляй по улицам, запутаем их. Там сядешь в метро до дома, — говорит Юнги, сжимая спинку водительского сиденья.


— Они будут следить? — испуганно вздыхает Чимин, оборачиваясь на Юнги. Тот кивает.


— Возможно. Если не совсем тупые. Но если они поверили в то, что у вас был некий Мин Югём, то точно тупые. Легенда так себе, — честно признаётся Юнги. С такой помощью он вряд ли выйдет сухим из ситуации, придётся совсем залегать на дно и уходить в тихие места. Чимин же цокает.


— Заткнись и скажи спасибо, что я ещё не послал тебя к чёрту со всем этим пособничеством, — ругается Чимин, и, сдвигая рычаг коробки передач, трогается с места.

      

      

Едут молча. Юнги сидит на задних сиденьях и у него глотку сжимает адское желание закурить. Вряд ли хирург обрадуется, если тот прямо в салоне будет курить, поэтому терпит.


Чимин стискивает челюсти всю дорогу, Юнги проверяет наличие хвоста. Но ничего подозрительного нет. Машины за ними постоянно сменяются, а той самой, номер которой Юнги успел запомнить, не видно.


— Они узнают по номерам, чья это машина.


— Они не на моё имя, не волнуйся об этом, — вторит ему Юнги, не отрывая взгляда от окружающей их автомобиль обстановки. Они продолжают дорогу в тишине.


Чимин выезжает на улицу, вдоль которой тянется здание средней муниципальной школы, о которой говорил Юнги.


— Сверни за угол, — командует Мин. Чимин поворачивает и паркуется на школьной парковке. Затем выдыхает, стискивая руки на руле. — Хорошо водишь.


— У меня даже прав нет, — иронично выдает Чимин, но на комплимент хмыкает.


— А откуда опыт?


— На скорой работал, приходилось иногда садиться за руль. Мне пора, — выдаёт он и вылезает из автомобиля, кутаясь в пальто.


— Стой! — Юнги распахивает дверь и выходит следом. — Спасибо за помощь. И за то… что рискуешь своим положением, — мнётся Юнги. Ему немного совестно. Ведь из-за его собственной ошибки сейчас столько людей находятся под прицелом.


— За это не благодарят. За это извиняются, — говорит Чимин, и, бросив напоследок взгляд на Юнги, быстро уходит в сторону метро, пересекая всю парковку и оставляя Юнги одного.