Бабочек не было.

Тепловая бутыль грела ладони, жёсткий чёрный плащ надёжно укрывал от ветра, бился вороновым крылом, и Дилюк, умостившись на сосновой ветви, сверху взирал на лагерь Фатуи. Недобро щурил глаза. Ждал наступления ночи: тогда-то и пригодится чёрный плащ, сейчас слишком явственно видимый на снегу; тогда-то он постарается вытащить из Ильи всю информацию о замыслах Фатуи. А после убьёт его, как и собирался.

Не из обиды, не из ревности; «он мне нравится» — нет, слова Кэйи, конечно же, на решение не повлияли. Дилюк не терпел Фатуи, не верил в их гипотетическую полезность — дело было исключительно в этом.

Тепло переливалось за толстыми стеклянными стенками, нежно светилось янтарным, подмигивало и вспыхивало вновь, как сонные кошачьи глаза. Или как световые полосы в библиотеке, где Кэйа целовал Розарию. Как масляный светильник в подсобном помещении таверны, где Кэйа сказал ей те самые три слова, которых не услышал от Дилюка. А бабочек не было. Ни в первый раз, ни во второй — ни от кого из них.

Бессмысленные и обречённые отношения, заведомо ведущие в тупик. И неясно, ради чего, зачем, неужели всё дело в сексе?

Холод пробрался под рубаху, задел ледяными пальцами шрам на животе, и Дилюк нервно дёрнул уголком губ. Навряд ли. Секс был явно переоценён. Впрочем, едва ли во время него люди вонзают партнёру кинжал между рёбер и пытаются вскрыть его всего, точно убойную свинью. Да, вероятно так не полагалось, но другого опыта Дилюк не имел.

Её звали Бао Эр.

Она была отважной девушкой, остроязычной и задиристой, и старше его лет на пять-десять — так сходу было трудно сказать. Он встретил её в первый год своих странствий у древнего разрушенного храма в Ли Юэ: помог ей отбиться от разбойников, ищущих лёгкой наживы. Она представилась учёной, археологом, в благодарность предложила остаться на ночь в её лагере. А Дилюк, потерянный, ищущий ответы на вопросы, ищущий сам себя и учащийся жить заново, без крепкой ладони отца на плече, подвоха не почувствовал. И согласился.

Она оказалась интересной собеседницей, а отсветы пламени плясали на её щеках, придавая им нежно-персиковый цвет; треск костра аккуратно вплетался в её бойкий голос, не перебивал, но будто бы подчёркивал каждое слово. Что греха таить, Дилюк был очарован. Они проговорили до глубокой ночи: о звёздах, о героях древности и секретах, которые таил в себе Тейват. А Дилюк слушал её и кивал, смотрел на пепельно-серые облака на индиговом полотне небосклона; думал, что, может быть, ему не стоит гнать себя так ожесточённо и непреклонно, как гнал он; как гнал отец. Может быть, в его жизни найдётся место спокойствию, ровному течению, присущему широким рекам.

Но и широкие реки порой вспенивались железом и деревом, обагрялись кровью; вырывались из тесных берегов стихийным бедствием.

Ближе к рассвету Бао Эр пришла к нему.

А Дилюк, всё ещё очарованный, всё ещё опьянённый минувшей беседой, не стал отказывать красивой женщине. И за собственное легкомыслие жестоко поплатился.

Одурманенный лаской умелой любовницы, распятый и раскатанный незнакомыми прежде ощущениями, он не заметил клинка, скупо блеснувшего в полутьме. Бао Эр оказалась Похитительницей сокровищ. И, похоже, с самого начала узнала в нём капитана рыцарей Ордо. Заманила в ловушку с тем, чтобы разделаться с ним раз и навсегда. Пришлось непросто. Пришлось выжечь Глазом Порчи полосы травы вокруг, поднять чёрные электрические цепи и скрутить их в тяжёлые узлы — и только так Дилюк сумел отогнать её от себя. Защититься.

Кое-как натянув штаны, он придержал ладонью распоротый живот — Архонты, он готов был поклясться, что видел собственные внутренности, едва ли не вываливающиеся через глубокие разрезы, — и слепо побрёл наугад. К счастью, сознание он потерял около небольшой деревушки уже засветло. Цепные псы подняли лай — и местные жители обнаружили его быстро. Подлатали. Поставили на ноги.

Чудо, кошмарное катастрофическое везение, которого могло бы и не случиться, но оно случилось — Кэйа хохотал бы, согнувшись пополам, и неуклюже вытирал проступившие слёзы, если бы узнал эту историю. Но он не узнал: время для ответного письма Дилюка истекло, и их переписка прервалась, — возобновлять её Дилюк не посчитал нужным. Ни к чему.

Вот так его поход чуть было и не закончился коротко и бесславно, едва начавшись.

Рана заживала долго, трудно, спаялась широким уродливым рубцом.

Бао Эр Дилюк искать не стал: в глупую и ничем не обоснованную благодарность за беседу, впервые подарившую ему подобие успокоения; за ужасный, но ценный опыт, о котором он ни на мгновение больше не забывал.

С тех пор Дилюк никого к себе не подпускал.

Ну, кроме…

Бутыль выскользнула из рук, хрустко упала в сугроб. Дилюк дёрнулся — не успел подхватить. К счастью, не разбилась, не переполошила агентов. Этого только недоставало. С бутылью вообще интересно вышло: он обнаружил её в кармане уже после того, как выбрался на улицу и закрыл таверну; сунул ключи в карман — и услышал негромкий, но характерный звук удара металла о стекло. Кэйа наверняка подсунул бутыль, пока Дилюк в полузабытье ласкался с ним у винных стеллажей.

Это могла быть не тепловая бутыль, а взрывной механизм.

Или древних рецептов яд, эссенция Глаза Порчи, просачивающаяся сквозь пробку и отравляющая неуловимо, на расстоянии. Или элементальное отслеживающее устройство — во всём, что касалось причинения вреда себе подобным, человечество было удивительно изобретательным. Но это был Кэйа. И в кармане Дилюк нашёл тепловую бутыль; спасибо, что не миниатюрную вазу бешеной расцветки или резиновый член, правда, спасибо.

Горечь и усталое разочарование умещались в груди распущенным клубком, протягивали разлохмаченные нити от сердца к рёбрам, и мерзостно, щекотно трепетали крылышками нанизанные на них бабочки. На Драконий Хребет Дилюк направился тотчас же. Пусть он не нашёл всей информации, какую хотел заполучить, — нестрашно. Он помнил кожу Кэйи на вкус. Помнил его запах. И трепет под рёбрами ощущался всё явственнее с каждой минутой; там, где-то под грудиной, левее и ниже, ещё крошилось и жалилось жаром остаточное чувство.

А против жара отлично помогал горный холод.

И теперь он был здесь, на этот раз подготовленный, на этот раз — с целью искромсать Фатуи и выпить столько их крови, сколько получится. Практика показывала, что по этой части Дилюк был по-настоящему ненасытен.

Полукруг солнца, некрасиво изрезанный горными пиками, наконец затаился за снежными шапками; стемнело быстро и резко — и Дилюк легко спрыгнул в сугроб, материализовал клеймор за спиной.

Пора.

И двинулся в сторону лагеря.

За минувший час ожидания расположение палаток он успел изучить и запомнить в мельчайших подробностях, а потому темнота не путала его шагов, не сбивала с курса.

Пожалуй, какую-никакую сложность представляли исключительно караульные: их было двое, и оба — Крио бомбардиры. Отличный выбор с учётом специфики местности и фауны: хотел бы Дилюк посмотреть, как им удастся справиться с лавачурлом с ледяным щитом или со стаей Крио слаймов; если бы желание расправы не травило губы сладостным жжением, Дилюк непременно приманил бы упомянутых тварей к лагерю и не преминул воспользоваться возникшей суматохой. Но как бы там ни было, чем бы ни руководствовался Илья, подбирая дозорных, и без помощи монстров Бездны разделаться с ними труда не составит; трудность, единственная, — в тишине. Тревоги поднимать Дилюк не планировал.

Кричать Илья будет лишь тогда, когда уже никто не сможет откликнуться на его зов.

Сам же Пиро застрельщик наверняка был в центральной палатке, до него добраться предстояло в последнюю очередь. И по возможности оставить хотя бы в сознании. Хотя бы на первое время. А там как пойдёт.

Смены караула не было уже давно — охранники определённо устали, потеряли бдительность. Лучшее время для атаки.

Дилюк подбирался ближе, таился за громоздкими сугробами и высокими заметёнными деревьями. По привычке он тщательно смотрел под ноги, гнулся к земле и стлался чёрной тенью, сливался с окружением неотделимым; агенты Фатуи его приближения не замечали. А лагерь постепенно вырастал из сумеречной белизны и становился всё больше: и вот уже отчётливо стали видны несколько крупных палаток, засыпанных снегом, и отдельная палатка с провиантом — Дилюк различил очертания ящиков, накрытых тугим тентом, и что-то будто бы просвечивало сквозь щели досок, обледенелость, выделенная тлеющими углями костра; мелочь, но он запомнил.

Там мог быть спрятан полезный артефакт. Позже следует проверить.

Переместившись к надломленной сосне с уродливыми кряжистыми ветвями, Дилюк натянул капюшон глубже и вынул нож.

Крио бомбардиров уже можно было рассмотреть в деталях: они не двигались, стояли изящными морозными изваяниями; наледь расписала металлические части их утеплённого обмундирования, придала им сказочную чудаковатость, точно они големы, а не живые люди. Живые люди, затевающие очередную грязь — и Дилюк остановит их.

Для этого он здесь.

К правому он подкрался сбоку, просто вырос из густой сосновой сени и вонзил клинок в шею, свободной ладонью зажал рот. И шагнул с телом в тень тотчас же. И ничего: ни испуга, ни вскрика, ни движения — агент едва ли успел осознать происходящее или что-то почувствовать. Даже облако пара не вырвалось из его рта, не окатило ладонь Дилюка предсмертным теплом, а кровь не залила рукав. Крови не было вообще.

Стоп.

Осознание — грохочущим скрежетом в голове; нет же, скрежет — от резко сорванного с ящиков тента. Один из ящиков оказался без стенки, а в нём — окольцованный серебром Крио монумент; интригующий блеск между досок, на который прежде мимолётно обратил внимание Дилюк, оказался его сиянием. Засада, проклятье!

Оттолкнув от себя чучело Крио бомбардира, Дилюк метнулся в сторону — щёлк! Натянувшаяся цепь вспучила снег, подбросила его рыхлыми рассыпчатыми комьями. Крупные зубья медвежьего капкана сомкнулись на голени с ужасающе громким лязгом. Штанина мгновенно напиталась горячей влагой, прилипла к коже. Болью прошило от лодыжки до солнечного сплетения, разбило на части и жёстко скрепило теми же железными зубьями; парализовало на мгновение.

— Ох, блядь! — только и смог выдохнуть Дилюк, а в следующий миг волна элементальной энергии, слепяще-белая, пронизывающая полумрак острыми лучами, хлынула на него, окатила хрустким и колким.

Анемо борец победно улыбнулся и выставил щит, закрыл им Крио монумент. Сквозь мутную пелену боли Дилюк угрожающе оскалился ему. Пальцами он вцепился в дуги капкана, натужно надавил, пытаясь разъединить их и высвободиться, — поздно, поздно, поздно. Два близстоящих сугроба зашевелилась, распались снежным крошевом, и, искрясь остаточной белизной на плащах, миру явили себя Гидро застрельщики.

Собранные, готовые, подготовленные, они были молчаливы и сосредоточены — и двинулись прямиком на Дилюка. Влажные от крови пальцы соскользнули, железо вновь вгрызлось в растерзанную рану, и Дилюк захрипел от боли, мерцающим белым ослеп от неё же и выхватил клеймор; замахнулся и ударил вслепую, наугад — с лёгкостью рассёк воздух. Зло, с рыком выдохнул.

Не попал.

Волны Гидро элементали тут же окатили с двух сторон. Мощно, с силой, с механической синхронностью; точно агенты пожар в собственном лагере тушили, а не пытались обездвижить одного-единственного раненого человека. Вскрикнув от неожиданности ударов, от их холода, от неподъёмной тяжести напластывающегося льда, Дилюк воспламенил клеймор и закрылся им на манер щита — широкие струи пушек тут же врезались в меч с отвратительным шипением; паром застлало глаза, окатило лицо, и водяная пыль мгновенно схватилась на коже тонкой прозрачной коркой. Дилюк, прикованный к месту капканом и цепью на нём, не смог увернуться — чертыхнулся сквозь зубы и грубо соскрёб обледенелость со щёк запястьем. Так не пойдёт. И, закусив губу, крепко зажмурившись, рубанул раскалённым мечом по цепи.

Перезарядившись, Крио монумент вновь пустил широкий круг сияющей элементали.

Дилюк рухнул на колени.

Правая нога не чувствовалась, горела болью немыслимо; верная Волчья погибель уже не поднималась, будто бы весить стала с пару руинных молотильщиков. А тело прекратило повиноваться: мощная заморозка сковала его всего, каждую мышцу превратила в ледяной кристалл, кость — в мел; не позволила и движения в сторону сделать, увернуться, хоть как-то сдвинуться с места. Во рту — хрусткость и колкость, на этот раз не перламутровая, а ледяная; в лёгких — боль и распирающий холод, и глаза залеплены снегом, в ушах также снег.

Ничего не видно; не слышно шагов агентов Фатуи, не слышно их хищного смеха и звука перезарядки Гидро пушек.

Наверное, таким и должен ощущаться конец. Слепым и глухим. Белым, но по ощущениям — чёрным и беспросветным.

В Бездну слух и зрение, в Бездну мрачные мысли — некогда, некогда поддаваться унынию! Ладонями форсированно призвав Пиро энергию, Дилюк частично растопил лёд — опасно быстро, рискуя обвариться кипятком, — и вернул подвижность рукам. Тотчас же выбил фрагмент льдины локтем. И качнулся всем собой, рухнул на залитый кровью снег; нет, не на снег — на подобравшегося близко агента Фатуи.

Ударом потрясло обоих.

Гидро бомбардир вскрикнул, что-то врезалось Дилюку в бок, выломало ещё один фрагмент льдины и болезненно прочесало зазубренным краем по рёбрам. Пластины наледи пошли трещинами, осколки впились в одежду и открытые участки кожи; судя по сдавленному стону, ранило и противника. Капкан стянуло вниз. Дилюк лязгнул зубами; в глазах — бескрайнее ночное небо, и каждая звезда вспышкой боли, сухим мучительным жжением под веками. Но Дилюк, всё ещё потерянный и оглушённый, всё ещё помнящий о том, что и второй Гидро бомбардир поблизости, а Анемо борец наверняка медлит, защищая Крио монумент, отпустил рукоять клеймора и на ощупь выхватил из внутреннего кармана плаща узкий метательный нож; тот самый, которым едва не прикончил несчастную Донну днями ранее — его добротный охотничий тесак так и остался в шее голема, — и вогнал лезвие в живот противнику, в стык между пластин брони.

Минус один.

Металлический лязг и отсутствие ещё горячей, парной крови сломало счёт, подтвердило ужасающую догадку: агент дополнительно защитился кольчужной рубашкой — ублюдки подготовились как положено! Они ждали его, сомнений ни на мгновение; они знали, что он придёт.

Кто-то донёс им.

Кто — Дилюк выяснит позже.

И лучше бы этому человеку споткнуться на ровном месте и свернуть себе шею, потому что ни о какой простой смерти предатель и мечтать не посмеет; жалость Полуночному герою не была знакома.

Нож потерялся в снегу — опустевшей рукой Дилюк ударил вслепую; на этот раз попал в плотное, эластичное: живот. Агент икнул и врезал коленом Дилюка под дых, расколол остатки льда. Крио монумент послал очередную волну, но это уже не имело значения: единственная незамороженная влага на нём — свежая кровь из рваной раны голени. По-настоящему важное — Гидро пушка. Она была у Дилюка прямо перед глазами. Заглядывала ему в лицо чёрным провалом дула, дышала затхлой сыростью и обещанием скорой смерти; и Дилюк с рёвом метнулся вперёд, вцепился в ствол одичалым зверьём и вывернул оружие из рук противника грубо и жёстко. Круто развернулся на здоровой ноге и выстрелил другому Гидро бомбардиру в лицо.

Сразу же отшвырнул пушку: нет времени на перезарядку.

Подхватил клеймор и, повторно воспламенив лезвие, единым мощным замахом обрушил первому агенту на грудь. Раздался тошнотворный треск. Белая завеса пара отделила Дилюка от предсмертного кровавого клёкота агента, но Дилюк и без того уже потерял к нему интерес. Повернулся к Анемо борцу — и вовремя.

— Сдохни, сукин сын!

Выстрел прошёлся по касательной, срезал ткань с рукава и опалил плечо, но Дилюк устоял. Второго выстрела дожидаться не стал — неуклюже перекатился по снегу, оставляя за собой вспаханные борозды снега и уродливые кровавые разводы; капкан по-прежнему крепко держал его за ногу. Боль в ранах, мерзость впивающихся в кожу льдинок и металлический привкус на языке — он разберётся с этим позже. Сейчас главное — не потерять сознание. И добраться до врага прежде, чем тот доберётся до него самого.

Остриё клеймора едва не настигло Анемо борца: тот в последнее мгновение успел отскочить и прицелиться вновь, а Дилюк новым перекатом врезался ему в ноги, сбил самим собой и после короткой борьбы взгромоздился поверх. Оседлал, бёдрами крепко сдавил бока и склонился близко-близко. Чтобы единственным, что тот запомнит перед смертью, были озверевшие, полные непримиримой ненависти глаза противника.

— Кто сообщил обо мне?! — Крепкий удар кулаком раскроил шлем. Под защитным материалом оказались испуганно вытаращенные зелёные глаза. — Илья! Где он?! — Повторный удар. Хруст; из носа Анемо борца хлынула ярко-красная пузырящаяся кровь, залила губы и подбородок. Дилюк замахнулся в третий раз: — Говори, сволочь!

Грохот выстрела сотряс утяжелённый снегом и кровавым духом воздух. Вдалеке сорвались с ветвей сосен вороны. Искромсали чёрное-чёрное небо хлопаньем крыльев и испуганным граем. Что-то тяжёлое ударило Дилюка по затылку, и голову мотнуло; мир разбился на серебряно-белые фрагменты — не собрать воедино частым морганием. И запоздало почувствовались запахи палёной ткани, обожжённых волос и расплавленной кожи. На шею, плечо хлынула кровь, ею пропитало и сам плащ, и рубаху под ним. Всеобъятная жгучая боль пришла последней.

Дилюк грузно накренился, опустил кулаки. А Анемо борец столкнул его с себя и суетливо отполз назад; снег взбивался его ногами, мешался с кровью и разбрасывался широкой кашицеобразной полосой.

Этого Дилюк уже не видел.

— Я здесь, Рагнвиндр, — с негромким смешком откуда-то издали, из самой Селестии или из Бездны как будто бы, отозвался незнакомый мужской голос. Наст заскрипел под давлением чужих подошв. — Я уж думал, ты не почтишь нас своим присутствием. Ну-с, добро пожаловать, ублюдок! Располагайся, ни в чём себе не отказывай!

— Да пошёл ты, — процедил Дилюк, ладонью невидяще шаря по снегу в поисках рукояти клеймора.

«Кэйа сказал, что его планы на вечер будут зависеть от моих. Что ж. Надеюсь, у него найдётся приличный костюм для похорон, — со странным весельем подумалось Дилюку. И тут же с запоздалым сожалением припечатало: — Всё-таки нужно было признаться…»

А затем ещё один заряд Пиро врезался ему в спину, и Дилюка лицом швырнуло в кровавый снег.

И всё закончилось.