В кабинет капитана кавалерии Дилюк любезно был пропущен первым.

Он переступил порог и сразу же остановился, терпеливо дожидаясь, пока Кэйа закроет дверь. Терпение лишним не было: длинный шарф явно мешал, а может, сам Кэйа намеренно путался в его петлях, только бы выиграть себе немного времени и отсрочить то, что должно было вот-вот произойти. Не желая вставать на место, защёлка замка скрипела и царапала пазы. Кэйа сосредоточенно сопел, сражался с ней. А Дилюк ждал. И вскользь окидывал кабинет изучающим взглядом.

В обстановке мало что изменилось с момента, когда он в последний раз бывал здесь: всё те же высокие потолки, крашеные белым стены и широкое окно, приоткрытое ровно настолько, чтобы сделать затхлый воздух запертого помещения чуть более свежим, но не пустить влаги в случае неожиданного дождя.

Широкий стол, как и у Джинн, находился в центре и так же был завален бумагами. Где-то там угадывались писчие принадлежности и милые безделушки из разных регионов: наверняка сувениры от коллег и поклонниц, – как легко, поджав губы, догадался Дилюк. Мебели было немного, но количество картин – пейзажи преимущественно – с лихвой компенсировало аскетичность окружения. Крупным кричащим пятном – герб Ордо на стене. Куда же без него.

Но всё же, стоило признать, многое было отличным от того, каким кабинет был в капитанские годы Дилюка; когда принадлежал самому Дилюку: стойка с оружием исчезла, но появились декоративные вазы, и в паре из них – цветы, которые давно следовало бы убрать. Книг и карт стало больше. Шторы были другими, более тёмными, и на данный момент плотно задёрнутыми – не пропускали дневного света. Под ногами длинный однотонный ковёр мелкого ворса, которого раньше не наблюдалось. В остальном, похоже, и всё.

Но вот замок щёлкнул, наконец надёжно отрезая их двоих от штаба и любопытства рыцарей. Дилюк глубоко вдохнул и перехватил трость поудобнее. А Кэйа, легкомысленно сдув со лба длинную прядь, с широкой улыбкой обернулся к нему – чтобы тотчас оказаться чуть ли не впечатанным в его грудь. Потому что Дилюк так и не отошёл. Он выжидал. И его терпение было вознаграждено.

С силой врезав Кэйю лопатками в дверь, набалдашником трости он упёрся ему в грудь – не в горло; там могла быть рана, сестра Розария упоминала вскользь, что капитан «порезался», что бы это ни значило. Но как бы Дилюк ни относился к нему, что бы ни чувствовал, ранить его он никогда бы не хотел.

Но и мягкость проявлять не собирался.

– Во что ты втянул меня?! – прорычал Дилюк, намеренно усиливая давление тростью. – Почему обо всём я узнаю от Джинн, а не от тебя? Почему только сейчас, Бездна тебя раздери?!

– Любезности ни к чему, не так ли? – неожиданно горько усмехнулся Кэйа. Он поднял ладони вверх и сменил улыбку на обезоруживающую. – Не спеши вершить правосудие, герой. Лучше вспомни о своих обещаниях. – И, очевидно видя хмурый непонимающий взгляд Дилюка, со вздохом пояснил: – Утёс Звездолова… Ты, очаровательная Люмин и я. Припоминаешь?

– Ты солгал ей тогда.

– И тогда же взял с тебя обещание, что, когда кое-что произойдёт, ты дослушаешь меня до конца и не попытаешься свернуть мне шею с первых же слов.

– Я не соглашался. – Набалдашник трости двинулся выше, задел край шарфа. – И твоей шее сейчас ничего не угрожает.

– О, я бы поспорил! Но ты выслушаешь меня. – Демонстративно медленно опустив одну руку, Кэйа тронул Дилюка за запястье. – Давай же, милый, – пальцами, как гибкой лозой, плавно обвил запястье и сжал, крепко, уверенно и почти больно, и отстранил вместе с тростью от своей груди, – мы здесь одни, и совсем не обязательно вести себя как мудак.

– Однажды я заставлю тебя вымыть рот с мылом, – скривился Дилюк, выдернул руку из хватки и отступил.

– Уже в предвкушении!

А Кэйа упорхнул от него тотчас же, неспешно прошёлся вдоль стены и поправил картину с подсолнухами, висящую и без того идеально ровно. Остановился на другом конце кабинета. Понимание – нездоровым изломом губ, тяжестью под рёбрами: разумеется, где же ещё ему оказаться, как не вдалеке от Дилюка; чтобы как можно дальше, как можно реже и как можно меньше – всего; как можно меньше Дилюка в его жизни. Открыл дверцу шкафа, сипло чихнул от пыли и тотчас же закрыл. И лишь тогда вернул внимание собеседнику.

– Тебе покороче или?..

– Рассказывай уже, – прошёл вглубь кабинета Дилюк, раздражённо швырнул шляпу на угол стола.

– Фатуи действительно прибыли с научной экспедицией на Драконий Хребет, – коротко поморщившись, начал Кэйа. Пожал плечами. – Скукота, да и только: документы как документы, даже подпись Царицы на месте, – с бюрократией у этих ублюдков действительно всё в порядке. Альбедо заметил их первым – встретил в качестве капитана, мирно побеседовал, ну, знаешь, «мирно» – это когда у него скальпель в руке, но вроде как не распечатанный, а во взгляде загадка: воткнёт он тебе его в шею таким же, в упаковке, или пойдёт серебряную пыль с руды срезать; видели бы они его жуткие вещицы в колбах – убрались бы сами! А я, между прочим, предлагал…

– Кэйа.

– Да, гм. – Кэйа сбился, сгорбился и потянулся пальцами к длинной пряди; прочесал её на всю длину и дёрнул за кончик. – Сам я навестил их через три дня. Проверил бумаги, мило побеседовал по душам с Ильёй. И кое о чём с ним договорился. – Его плечи расправились, а во взгляде зажглась опасная искра. Улыбка сделалась хищной, нездоровой и какой-то по-особенному волнующей – даже Дилюк, привыкший к метаморфозам его мимики, сухо сглотнул и отступил на шаг. – Уговор был простым: агенты не суются в город – рыцари не трогают их на Драконьем Хребте.

– С каких пор благородные рыцари вступают в тайные сговоры с Фатуи? – Дилюк уже обошёл стол, без разрешения развернул хозяйский стул и упал в него; раны понемногу напоминали о себе слабым подёргиванием, и стоять было тяжело. Прислонив трость к подлокотнику, он расположился удобнее и склонил голову набок. Тронул подбородок пальцами. – Если ты действительно поверил ему – не говори мне, я не хочу знать.

– Ра-зу-ме-ет-ся, нет, за кого ты меня принимаешь, эй?! – всплеснул руками Кэйа, переместился ближе к окну. Дилюк скептически изогнул бровь, но от комментариев воздержался. – Мы поочерёдно присматривали за ними: Альбедо, Розария и я. Но они и вправду были паиньками: царапали драконьи кости, охотились на лис, а по вечерам у костров пели песни – местами неплохие, между прочим, я сам уже почти выучил парочку. Всё было сносно ровно до того момента, пока Виктор – этот чокнутый, который постоянно торчит в соборе, а по воскресеньям подкармливает голубей Тимми, – не стал аккуратно расспрашивать о тебе.

– Неаккуратно, выходит.

Дилюк вздёрнул подбородок, а Кэйа неспешно обогнул стол, остановился перед ним – и быстро, по-кошачьи мягко и гибко, склонился. Рукой упёрся в подлокотник и едва-едва коснулся остриженного дилюковского виска губами:

– Да. Выходит, неаккуратно. – Свободной рукой он властно взялся за воротник чужой рубашки, склонился ещё ниже, и петли его шарфа тяжело скользнули Дилюку на колени. – И тогда-то я догадался, что пришли в Мондштадт они за добычей куда более ценной, чем пара артефактов. Они пришли за моим… – Ткань воротника неприятно скрипнула, протёртая между пальцами; короткое прикосновение губ к уху – мимолётное, незаметное, как случайное касание мотыльковым крылом, а Дилюк вцепился руками в подлокотник так, как будто от этого могла зависеть его жизнь. – Ну, за тобой, в общем. Я придумал план: простой и эффективный, так что даже Джинн упиралась минут пять от силы. Что тут скажешь, я умею быть убедительным…

Его голос – сухость и благоухание цветочного луга в зной. Вместо привычной сладости парфюма – отдалённый запах медикаментов, травяного отвара и перца. Дилюк спиной втиснулся в стул, застыл каменным и пылающим, дыхание задержал, потому что в груди – трепет, царапанье и неспокойная тяжесть, грозящая обернуться очередным срывом; очередным падением – на колени, и сломанными бабочками с примесью тонких прожилок крови в слюне.

Но длинная блестящая прядь волос качнулась перед глазами, и рука сама – без вмешательства Дилюка, конечно же, – схватилась за неё. Пальцами окунулась в прохладную синь, как в воду, разделила на волны-локоны и потянула вниз без усилий – так чтобы ощутимо, чтобы с приятным ненавязчивым давлением, граничащим с зарождающейся болью. А Кэйа прищурил глаз и запрокинул голову, открывая тонкую полосу кожи над шарфом; чистую, без следов раны. Хрипло усмехнулся.

– Так и… Гм, что за план? – не сразу собрался с мыслями Дилюк. Стиснул волосы в кулаке.

– Ах, да. План. – Кэйа отпустил воротник и отстранился; его прядь тугой атласной лентой выскользнули из ладони, и собственного разочарованного вздоха Дилюк предпочёл бы никогда не слышать. – Я старательно демонстрирую, как же я без ума от тебя и чуть ли не на стойку лезу: для острастки, ты же понимаешь! – Дилюк бездумно кивнул, наблюдая, как Кэйа с небрежным изяществом поправляет шарф. – При этом мы с Розарией активно изображаем влюблённых – и это всё для одного-единственного зрителя, с ума сойти; эй, как думаешь, Виктор оценит собственную значимость, когда узнает правду? Нет? Как бы там ни было, он клюнул. Буквально через пару недель уже попытался сблизиться с Розой, через неё вытащить информацию о тебе, которой я, как порядочный возлюбленный, ха, должен был с ней делиться.

– Почему четверги? – опустив взгляд на свою руку, мгновение назад касающуюся волос Кэйи и ещё сохраняющую остаточное ощущение, только и смог спросить Дилюк.

– Потому что, – Кэйа озадаченно потёр кончик носа, – ты работаешь по четвергам? Разве нет?

– Значит, приходил ты исключительно ради осуществления своего плана. – В висках неприятно заломило. Дилюк повёл плечами и запрокинул голову, уставился в потолок не мигая. Желание продолжать разговор иссякло, оставив после себя сухую царапающую горечь в горле.

– Что-то не так?

– Неважно. – Дилюк вернул ему взгляд, скрестил руки на груди. – Продолжай.

Кэйа недоверчиво сощурился, но настаивать на расспросах не стал. Продолжил, умница, как его и просили:

– Мы кормили Фатуи информацией, граничащей с правдой, так чтобы они всегда были на шаг позади, но не подозревали о нашей маленькой хитрости. Розария справилась блестяще, она восхитительная, Дилюк, не знаю, что бы я без неё…

– Я понял, – нахмурился Дилюк. – Ближе к делу.

– Кто-то сегодня не в духе, а? – вдруг лукаво подмигнул Кэйа и без разрешения перетёк к нему ближе, сел на подлокотник стула. Бедром прижался к его плечу. – Я же должен был аккуратно подтолкнуть тебя к Фатуи, под присмотром! – Лёгкий шутливый тычок в бок пальцем. – И сразу же накрыть их осиное гнездо ледяным колпаком. Понимаешь, о чём я?

– Ловля на живца, – хрипло каркнул Дилюк. Отодвигаться не стал: некуда, незачем, пусть так – уже неважно. – Да, Джинн говорила.

– Всё шло идеально, чётко по плану; даже когда ты сорвался раньше времени, Альбедо остановил тебя и вернул – я чуть не поседел тогда, клянусь!..

– Альбедо, значит. – Мигрень усиливалась. Поспевать за подвижным ручьём мыслей Кэйи становилось тяжелее. – Гм, так и что в итоге?

– А в итоге я облажался! – воскликнул Кэйа и покачнулся, самим собой потревожив и стул, и Дилюка вместе с ним. – Да, я облажался, ты это хотел услышать? Слушай ещё раз: я облажался! После нашего, м-м-м, милого разговора я покинул таверну и… слегка приболел. Розария проводила меня в собор, а ты… Кто же знал, что ты сразу пойдёшь к ним?! – недовольно подбоченился Кэйа, пальцами вновь уцепился за свои волосы, разделил на три пряди и тотчас же спутал их. – Мы потеряли тебя. Розария обежала весь город, даже на винокурне побывала, но Аделинда – ах, благими намерениями! – не выдала тебя. А потом уже я пришёл в себя и сразу же бросился на поиски. Как знал, что первым делом нужно было отправляться в горы!

– «Пришёл в себя»? – невежливо перебил Дилюк и снизу вверх хмуро взглянул на него. – Подожди, «слегка приболел» и «пришёл в себя» это не…

– Да не придирайся ты к словам! – закатил глаз Кэйа и легко соскочил с подлокотника. – Ерунда, правда. Спасибо Аделинде – хотя бы мне она призналась! – я сразу же перебудил рыцарей и погнал их на Хребет. Если бы ты погиб, Дилюк, я… – Ладонью забравшись под петли шарфа и плотно прижав её к шее, он замер. Отвёл взгляд на мгновение. Выдохнул. – Я рад, что ты в порядке. Жаль твои волосы, хах, знаешь, они мне всегда нравились. Кстати, милая повязка, это случайно не?..

– Почему ты не рассказал мне с самого начала? – недовольно поджал губы Дилюк, закинул ногу на ногу.

– И что бы ты сделал? – развёл ладони Кэйа, наконец отпустив своё горло. – Убил Виктора и пошёл бы за Ильёй и его приспешниками? Перерезал бы их всех?! То, что ты, в общем-то, и сделал!

– И правильно сделал!

– Вот поэтому и не рассказал!

– Одной смертью больше, одной меньше – подумаешь! – красно-оранжевой искрой вспыхнул Дилюк, подорвался на ноги. – Замяли бы убийство! В конце концов, именно это вы, рыцари, умеете лучше всего: делать вид, что ничего не…

– Бездна, хотя бы разнообразия ради подумай головой! – ощерился в ответ Кэйа, с вызовом подался вперёд и взмахнул руками. – Ты убил бы их всех – о, не сомневаюсь, что именно так всё бы и закончилось! – а они прислали бы очередного агента: нового Илью-Виктора-Афанасия-Петра и так далее, и так до тех пор, пока у кого-нибудь из них не получилось бы достать тебя! Мы могли бы сфабриковать дело о похищении и вышвырнуть их из Мондштадта на годы! Ты был бы в безопасности!

– То есть Илья, расставляющий капканы по наводке Розарии, – это твой великолепный план по моему спасению?! – Стиснув ладони в кулаки, Дилюк сорвался на крик. – И всё это время Ордо Фавониус заботились о моей безопасности?! Ну надо же, как благородно! Вот только я в состоянии позаботиться о себе сам!

– Но не в состоянии принять чужую помощь и хотя бы в виде исключения сказать «спасибо»?!

– Мне не нужна была эта помощь!

– Да тебе вообще не нужна ничья помощь, верно?! – взвился Кэйа, обозлённо толкнул Дилюка в плечо. – Никогда и ни в чём! Тебе хоть кто-нибудь нужен, а, Дилюк?! Или ты проклятая каменная глыба без сердца?!

– Не лезь в моё сердце! – зарычал Дилюк, грубо перехватывая руку Кэйи и сжимая его запястье в ладони. – Ты и понятия не имеешь, о чём говоришь!

– Так расскажи мне! – рванул тот руку прочь и замахнулся для нового удара. – Как будто я не вижу, что ты…

Он не договорил.

А Дилюк, распалённый и раскалённый, захлебнувшийся собственным гневом, не сразу сообразил, что атмосфера в кабинете резко изменилась.

Стало значительно холоднее. С тихим треском по стенам протянулось серебряное кружево наледи, а рамы картин украсились мутными полупрозрачными кристаллами. Изо рта – неожиданно – вырвалось облачко пара.

Рука Кэйи, отведённая для удара, цели так и не достигла: быстро скользнула к горлу, с силой вцепилась в шарф и рванула вязаную ткань прочь. Оглушительно закашлявшись, Кэйа словно бы сломался надвое: согнулся, второй рукой схватился за рубашку на груди, скомкал её и также дёрнул – уже скорее безотчётно, не соображая, что делает. Перламутровым блеском на пол – пуговицы. А Кэйа, мертвенно бледный, сотрясающийся в мучительных хрипах, уже отшатнулся к столу и локтями смёл бумаги. Кровавыми брызгами на чистые нетронутые листы – новый приступ кашля.

В немом парализующем ужасе Дилюк наблюдал, как крупная кристальная бабочка срывается с чужих губ и, расправив крылья, вспархивает вверх, к светильнику. Следом за ней – вторая, третья. Как на Драконьем Хребте, в его странном, ни на что не похожем сне.

Но происходящее сном являться очевидно не могло.

Кристальное ядро четвёртой бабочки располосовало уголок губ Кэйе, и тот неаккуратно утёрся ладонью, размазав кровь по лицу ещё сильнее. Обессиленно сполз на пол, не переставая громко кашлять и хвататься за горло, словно пытаясь выцарапать из себя и сам кашель, и его причину. И лишь когда он подтянул колени к груди и заскрёб подошвами о пол, Дилюк наконец обрёл возможность двигаться.

– Что мне сделать?! – упал он перед Кэйей на колени, поймал его руки – крупно трясущиеся, ледяные и влажные. – Скажи, что мне сделать?!

Он поспешно помог Кэйе стянуть с шеи шарф, и кожа под тканью действительно оказалась чистой и гладкой, но стало заметным сразу же, как под ней перекатывается треугольным ядром очередная кристальная бабочка. Как давит на мягкие ткани, жёстко обозначая собственный контур, и наверняка причиняет острую режущую боль.

Свечи в кабинете – все одновременно – вспыхнули, отбросили на обледенелые стены рассеянные жёлтые тени.

А сердце разламывалось на части; тревога – частым дыханием и грохотом в висках, заглушаемым лишь чужими скрежещущими хрипами. Былая злость выгорела без остатка, и в груди – зияющая, заполненная ледяным ужасом темнота.

– Я… Я позову Джинн, – беспомощно выдохнул Дилюк, ладонями бессмысленно гладя щёки Кэйи, стирая блестящую дорожку катящихся слёз. – Я…

– Нет, Дилюк, послушай, – сухо проскрипел Кэйа, крупно дрожа в его руках. Пальцами вцепился Дилюку в рукав и удержал. – Я… Я тебя… – Он громко и болезненно закашлялся, а у Дилюка оборвалось сердце, и в собственной груди – уже не темнота, но перламутровая, кипящая шелестом бездна. – Прошу. Я тебя прошу. Роза. – И наконец слабо оттолкнул. – Поспеши.

– Да. Да, – смазанно поцеловав Кэйю в лоб, Дилюк торопливо вскочил на ноги. – Я быстро. Ты только дождись.

С какой-то немыслимой обречённостью во взгляде Кэйа кивнул, зажал рот ладонью и отвернулся.

А Дилюк уже метнулся к окну. С противным визгом распахнулись шторы, сами створки – уже тише, мягче, и Дилюк решительно выпрыгнул на улицу: второй этаж, нестрашно, но быстро, быстро. Каждая секунда промедления могла стоить Кэйе жизни. Звоном в ушах и металлическим привкусом на языке отдалось приземление. На ладонях и коленях – зелёные пятна травы и цветочная пыльца; Джинн должна простить ему порчу клумбы: Дилюк вышлет чек и возместит причинённые неудобства. И обязательно извинится.

Но позже, позже.

Распрямившись, он быстро обернулся на выход – и не напрасно. Два молодцеватых розовощёких рыцаря, Атос и Портос, кажется, так их звали, с раскрытыми ртами смотрели на него.

– Капитану Кэйе плохо, немедленно доложите Джинн! – рявкнул Дилюк командирским тоном, от которого давно отвык. Поспешно выволок себя из клумбы, чертыхаясь и путаясь ногами в гибких вьюнках. Стряхнул с волос приставший цветок. Рыцари неуверенно переглянулись, явно колеблясь. – Исполнять приказ! Живо!  – припечатал он тоном, не терпящим возражений, и стражников как ветром сдуло.

Вот же бестолочи: одного вполне хватило бы, чтобы исполнить приказ, теперь же вход остался полностью без охраны. Еще и послушались не командира, а простого гражданского. Оставалось только утомлённо потереть переносицу и пожелать Джинн безграничного терпения. Потому что позже Дилюк обязательно выскажет ей… неважно. Неважно, это всё перестало иметь значение. Он уже бежал к собору, перескакивая ступеньки.

Распугав тучных ленивых голубей, на площадь он ворвался шальным вихрем, врезался в женщину и неуклюже, быстро извинился.

С силой распахнул массивные двери собора.

И мир вокруг него словно бы замер, заискрился золотым и растёкся тёплым мёдом. Потому что в соборе – густой запах ладана, сладковатый, умиротворяющий и дарующий необъяснимое спокойствие; и тихий перезвон музыкальных инструментов, и нежные девичьи голоса, возносящие молитву. Прихожане, смиренно склонившие головы, но теперь – все разом повернувшиеся к нарушителю спокойствия. Своим внезапным появлением Дилюк прервал службу. Но, хор, к собственной чести, не сбился и продолжил пение. А прихожане завозились, растерянно заозирались, и по рядам прокатился заметный гул шёпотков.

– Сестра Розария! – одним этим бесцеремонным выкриком хороня свою репутацию, решительно вклинился в стройное пение Дилюк. – Мне нужна сестра Розария! Немедленно!

Кто-то деликатно взял его под локоть, попытался увести, но Дилюк свирепо отмахнулся не глядя. Кэйа не мог ждать.

– Сестра Розария!

– Да прекрати ты драть горло, Барбариса ради! – Хватка усилилась, сделалась острой и металлической, и Дилюк с облегчением выдохнул, позволил вывести себя на улицу. – Что случилось? Что снова случилось?

Розария увлекла его на аллею у собора и тут же резко прижала к колонне спиной, так что ровная твердь камня ощутимо впечаталась в лопатки, и хмуро осмотрела с головы до ног.

– Там Кэйа, – рвано выплюнул Дилюк, давясь сбитым дыханием и нагромождением нужных слов, – ты нужна ему, пожалуйста, я…

– Вот именно: ты. – С неожиданной жестокостью когти впились ему в плечи. Взгляд Розарии подёрнулся инеевым рисунком. – Я предупреждала тебя: не лезь к нему.

– Прости меня. За недоверие, за «суку», за то, что не принял во внимание… Что угодно, но потом, умоляю! – Он протянул к ней руки, а губы Розарии превратились в тонкую линию. Она не верила ему. – Он у себя. Ему…

– Хреново, я догадалась. Жди здесь.

Хватка исчезла так же быстро, как и появилась, и Дилюка заметно качнуло. Часто цокая каблуками, сестра Розария скрылась за углом: но направлялась она не в штаб рыцарей – зачем-то вернулась в собор. Теряя драгоценное время. Тратя его неизвестно на что.

Досадливо скрипнув зубами, Дилюк попытался было последовать за ней, нагнать, объяснить ещё раз, но –

Обессиленно сполз по колонне на землю: ноги отчего-то больше его не держали. В аллее сквозило, и только сейчас он ощутил пронизывающий холод; но нет, на улице был всё тот же вездесущий зной, это его правая штанина сделалась мокрой, прилипла к ноге и выхолодилась – Дилюк ощупал её и с бесцветным удивлением обнаружил влагу. Отнял ладонь и протёр между пальцами тёмное, знакомое лучше, чем полагалось обыкновенному аристократу, – кровь. Боли не было, все ощущения перекрывались плетением тернистого волнения и тяжестью в груди; но и она, Дилюк был уверен, вскоре настигнет его.

Похоже, его необдуманный прыжок из окна и пробежка по лестнице не остались без последствий: раны снова открылись. Дилюк в сомнении оглянулся: но так и есть, кровавые отпечатки подошв вели от дверей собора к его местоположению неровной цепочкой; должно быть, он изрядно напугал прихожан и монахинь своим внешним видом. Да и Бездна с этим всем, где Розария?! Почему так долго?! Голова кружилась, на горло давила тошнота, и страх теснился в груди неспокойной пойманной птицей.

Сколько времени прошло? Минута? Десять?

Сколько времени оставалось у Кэйи?

Цепляясь руками за камень позади себя, Дилюк попытался подняться, но цепкий хват за плечо вернул его на землю. Розария молча бросила ему на колени бинт. И, поджав губы, ушла. В руках у неё Дилюк успел рассмотреть белый бумажный стаканчик с миловидной витой розовой трубочкой.

Кажется, где-то он уже видел подобное.

Но головокружение усиливалось, и что-то ещё, что-то важное Дилюк словно бы упускал из виду. Протерев ладонью взмокший лоб, он закатал штанину и распечатал бинт.

Размышления могли подождать. Были дела поважнее.