– Альбедо, повтори, пожалуйста свои последние слова. – Глубокая складка прореза́ла лоб Джинн. Усталостью в голосе можно было обнимать, как пуховым зимним одеялом.

Шторы плавно покачивались, перебирая складками у пола, точно стеснительные дамы – юбками. В кабинете отчётливо тянуло сквозняком – не обычным, Анемо, – и Дилюк против воли поёжился.

Сказать по правде, вот так молчаливо стоя в кабинете Действующего магистра, от скуки потирая большим пальцем набалдашник трости, он не совсем понимал, для чего потребовался. Сокол доставил ему письмо с приказом немедленной явки, и Дилюк явился. Ни больше ни меньше. В кабинете он уже застал Джинн и Альбедо. И Кэйю, нарочито небрежно примостившегося у окна позади них. Он стоял скрестив руки на груди и хитро, с толикой заговора, поглядывал на Дилюка. Уже минут пятнадцать минуло, а он до сих пор оставался самым интересным, что могло здесь быть.

«До сих пор» – неверно, в самом-то деле: Кэйа был интересен всегда. Вполне возможно, Дилюк просто соскучился сильнее обычного.

С того злополучного вечера они больше не виделись.

Когда они закончили приводить гостиную в приемлемый вид, была уже глубокая ночь. Кэйа оставаться отказался напрочь и наскоро распрощался. Дилюк отдал ему свой сюртук, а Кэйа, благодарно поцеловав его в уголок губ, тотчас же отправился к себе. Пара кристальных бабочек, расправив крылья, зашуршали у Дилюка над ухом, но прогонять их он не стал. Пусть. Волнение как будто бы не терзало его, стало легче во всём – но уснуть удалось лишь к рассвету.

Полы всё же пришлось поменять. И избавиться от прогоревшего ковра. А ещё долго проветривать помещение, насквозь, казалось, пропитавшееся дымной прогорклостью. Аделинда – как и всегда – вопросов не задавала. Уточнила лишь с осторожным беспокойством, как поживает молодой мастер Кэйа, а Дилюк, неожиданно для самого себя, неловко усмехнулся, взъерошил собственные волосы и ничего не ответил. Он отвернулся быстрее, чем она успела бы заметить лёгкую красноту щёк. И улыбку, которая никак не желала сходить.

Кэйа признался ему. Некрасиво, вынужденно – но признался. И Дилюк ещё не до конца понимал, что ему делать с этим знанием, с этой благосклонностью, на которую он не рассчитывал, не допускал и мысли о её возможности; её существовать не должно – но она была.

Не верилось.

И тем не менее это многое объясняло.

А на следующий день Кэйа прислал ему письмо. Затем ещё одно. И ещё. Они вновь возобновили переписку, как пытались годы назад – но тогда это не могло считаться чем-то удачным: Дилюк был другим, он не нуждался в Кэйе так сильно, как сейчас; может быть, он так полагал или так заставлял его думать отец. Или он не был достаточно зрелым, чтобы простить и перелистнуть страницу. Неважно. Дилюк отвечал на письма, затрачивая на это времени больше, чем мог себе позволить, потому что каждое слово должно находиться на своём месте – а он всё же поднаторел по части деловых переписок, не личных. И с каждой неудачной строкой, с каждым скомканным листком или случайно сожжённым пером в груди как будто бы становилось тише, а в голове – более упорядоченно. Опасные темы избегались. Как и глубоко личные. Но сами письма, уже внушительной стопкой покоящиеся на краю стола, помогали принимать новую реальность, где он больше не был один.

Всё ещё не верилось.

А теперь Дилюк стоял в кабинете Джинн, бесстрастно взирал на неё, на спину Альбедо и, может быть, чуть теплее – поглядывал на Кэйю. Который то закатывал глаза, то высовывал кончик языка, то жестами имитировал зевок или падение в обморок от страшной скуки.

Больших усилий стоило не улыбаться в ответ на его ужимки.

– Я сказал лишь, что случилась досадная неприятность, – подал голос Альбедо, монотонно и неестественно ровно, как если бы этот разговор давным-давно наскучил ему, но вежливость не позволяла развернуться и уйти. – В последние дни на Драконьем Хребте было несколько теплее, что едва ли можно расценивать как температурную аномалию или элементальное вмешательство извне, и, в свою очередь, данное явление могло спровоцировать таяние снега, покрывающего горные породы – особенно в местах более рыхлой и пористой структуры поверхностей, как, например, лишённые надкостницы кости; кости Дурина, если бы вы потребовали от меня конкретики, – в результате чего…

– Альбедо, Барбатоса ради! – всплеснула руками Джинн.

Кэйа привалился к окну, клюнул носом и демонстративно всхрапнул.

– …в результате чего сошла лавина и погребла под собой лагеря Фатуи.

– Неужели все? – впервые вмешался в разговор Дилюк и взволнованно шагнул вперёд. Новость так новость.

Альбедо повернулся к нему и бледно, безмятежно улыбнулся:

– Это была внушительных размеров лавина.

– Иными словами… – потёрла переносицу Джинн.

– Да, – вновь развернулся к ней Альбедо. – Не осталось свидетелей нападения мастера Дилюка на лагерь. Живых. Как не осталось и улик – в любом случае едва ли то, что могло уцелеть, сохранится до оттепели или раскопок.

– Какая досада, что именно сейчас свободными руками Ордо Фавониус не располагает, – насмешливо сощурился Кэйа и накрутил локон на палец. – А Фатуи придётся отступиться, потому что выдвигать обвинения без доказательств не станут даже они; они идиоты – но всё же не настолько.

– Капитан Кэйа, следите за языком, – раздражённо дёрнула плечом Джинн и вновь вернулась к Альбедо. – Альбедо, – обманчиво спокойно продолжила она и обошла стол, выступила перед алхимиком во всей своей внушительной серьёзности. – А не найдут ли они следы причины схода лавины? Скажем, доказательства диверсии?

– Не понимаю, о чём вы, магистр. – С неподвижной улыбкой Альбедо пожал плечами. Дилюк хмыкнул себе под нос и тотчас же заработал колкий предостерегающий взгляд Джинн. – Во время этого… происшествия я находился в таверне «Кошкин хвост». Путешественница пригласила меня сыграть в «Священный призыв семерых» – и я не мог отказать давнему другу. – Альбедо даже не скрывал, что лжёт. Он переминулся с ноги на ногу и взмахнул рукой в сторону выхода. – Что ж. Если у вас не осталось ко мне вопросов, то я предпочёл бы вернуться к своим исследованиям. Было бы крайне невежливо заставлять Сахарозу ждать.

И, не дождавшись разрешения, он прошёл мимо Дилюка и бесшумно закрыл за собой дверь. А Дилюк подумал, что должен обустроить ему лабораторию в лучшем виде и по последнему слову техники. И сходить с Люмин в Бездну столько раз, сколько она попросит – он и без этого не стал бы отказывать ей, но теперь всё изменилось. Теперь он был должен, должен им обоим. Вне всяких сомнений. Он поочерёдно обвёл взглядом и Джинн с неестественно расправленными плечами и заведёнными за спину руками – наверняка туго стиснутыми в кулаки; и Кэйю, рассматривающего кончик собственной пряди с таким интересом, словно там могли находиться все секреты Дилюка, до которых он ещё не успел добраться.

– Вы с ума меня сведёте, – одними губами произнесла Джинн и вернулась за стол. – Дилюк, тебе есть что добавить по этому поводу?

– Всю текущую неделю я безвылазно находился на винокурне, моё алиби может подтвердить любой сотрудник.

– О, нисколько не сомневаюсь!

– Действующий магистр Ордо Фавониус хочет мне что-то предъявить? – Пальцы дрогнули, пропуская между подушечками горячую искру. В ладонь болезненно впился гранёный узор набалдашника.

– Что ж, раз всё так дивно разрешилось, мы, пожалуй, пойдём! – с развесёлой ухмылкой вклинился Кэйа и тотчас же оттеснил Дилюка к выходу.

Одной рукой взявшись за дверную ручку, второй он вдруг небрежно поправил волосы, так что длинные пряди хлестнули Дилюка по плечу. А Дилюк дёрнул уголком губ, расплескав подкатывающее раздражение смешливым, и проводил его взглядом. Коротким, жадным и многообещающим. Селестия, он ведь действительно соскучился! Кэйа же хохотнул и дверью отсёк собственное краснеющее лицо от лица Дилюка.

А Дилюк тяжело опёрся о трость и обернулся к Джинн. Как бы ему ни хотелось поскорее уйти, разговор ещё не был закончен.

– Не знаю, кто из вас за этим стоит, но, Архонты!.. – Она не смотрела на него. Одной ладонью бессмысленно ворошила бумаги на столе, а второй тёрла лоб, словно ощущая признаки неумолимо накатывающей мигрени.

– Я рад, что ситуация разрешилась дипломатически с минимальными потерями, – бесстрастно бросил Дилюк.

– С минимальными, – покачала головой Джинн. – Дилюк, столько человек погибло!

– Фатуи.

– Да, Фатуи, но…

– Хорошего дня, Джинн.

И он покинул кабинет, закрыв дверь чуть менее тихо и вежливо, чем это сделали Альбедо и Кэйа. Поджав губы, решительно направился в библиотеку.

Задерживаться в штабе хотя бы ещё одну лишнюю минуту было в тягость, но поступить иначе Дилюк не мог – среди высоких-широких стеллажей и мерцающих золотом частиц пыли он без особого труда отыскал Лизу. Своего удивления, полного лисьей насмешки, она скрывать не стала. А Дилюк, светски пожимая её ладонь, невзначай обронил, что только что беседовал с Действующим магистром и вид у неё был крайне утомлённый; много работы, мало рабочих рук, на которые в действительности можно рассчитывать – её положению не позавидуешь; Дилюк настоящий счастливчик, что сумел избежать этой должности и этой участи – пустое, Лиза, не нужно соболезнований; что же, он рад был повидаться и как же жаль, что уже пора уходить – дела-дела, сама понимаешь, у кого их нет? нет-нет, больше никаких книг об алхимических и кхемических созданиях Тейвата, точно не в ближайшее время, но спасибо за любезное предложение.

И лишь после этого, вымотанный коротким, бурным и таким же пустым разговором, Дилюк удостоверился, что на двери библиотеки теперь висит табличка с аккуратно бессрочным «вернусь через 5 минут». Что означало, что Джинн не осталась один на один с собственной мигренью, а он мог с чистой совестью покинуть штаб.

Шаг за порог ощущался выходом из тёмных коридоров Бездны. В груди затрепетало от глубокого вдоха. Солнце плеснуло в глаза белым, порезало до слёз, а когда Дилюк проморгался, то с удивлением заметил, что на ступеньках у выхода его ждал Кэйа – этого он мог ожидать, вполне, но чего не ожидал, так это того, что рядом с ним окажется и Альбедо.

– Рад видеть вас в полном здравии, Дилюк, – кивнул ему Альбедо. – Мне жаль, что я не сумел как следует поприветствовать вас: беседа с Действующим магистром несколько увлекла меня.

– Разумеется, – ответно сыграл в вежливость Дилюк. – Пусть и как сторонний наблюдатель, я нашёл ваш разговор крайне… увлекательным.

– Вы ужасны. Вы оба, – вперил руки в бока Кэйа. – Немедленно прекращайте или я возвращаюсь в штаб.

– Сопроводить тебя к кабинету? – Он преодолел ступеньки, стараясь не слишком заметно опираться на трость, приблизился – и легко тронул его лодыжку металлическим навершием; задел украшение и надавил на выступающую косточку.

– Лучше к твоей спальне, – поддавшись щекотке, дёрнул ногой Кэйа. – Ладно, ладно! Не смотри на меня так! – И с задиристым смешком тут же отскочил, увернувшись от более весомого тычка тростью. – Я умираю с голоду. Альбедо, ты не мог бы побыстрее?

– Может быть, Альбедо хочет присоединиться к нам? – склонил голову набок Дилюк. – Слышал, сегодня в «Хорошем Охотнике» подают особенно удачное медовое мясо с морковкой. Я угощаю.

– Нет-нет, благодарю, – отмахнулся Альбедо и для чего-то отряхнул безупречно чистые полы плаща. Помедлил. – Сахароза и в самом деле ждёт меня. Но если у вас найдётся свободное время, Дилюк, загляните на Драконий Хребет. У меня для вас найдётся… кое-что полезное. Разумеется, – он невзначай качнул головой в сторону Кэйи, – если вы ещё не решили вопрос другим, гм, способом. Капитан Кэйа уже избавился от фляги, как я вижу.

– Я в завязке, – фыркнул Кэйа и независимо скрестил руки на груди.

Вот же щегол. Дилюк почти был готов поцеловать его прямо здесь, перед входом в штаб, перед Альбедо – неважно, хоть перед вратами в Витую Бездну или судом Селестии.

– Спасибо тебе, Альбедо. За всё. – Он протянул руку для пожатия. – Думаю, в ближайшее время на Драконьем Хребте мне делать нечего. Я разберусь… со всем. Сам.

– Верное решение. – В уголках лазурных глаз проступили мелкие морщинки, хватка ладони была крепкой.

– Если тебе что-то будет нужно…

– О, не беспокойтесь. Ордо Фавониус вполне неплохо спонсируют мои исследования. Но я буду иметь в виду. Всего хорошего. И вам, капитан Кэйа. Ещё увидимся.

– Не сомневаюсь, – скучающе пропустил волосы через пальцы Кэйа, даже не взглянув на него.

И Альбедо неспешно удалился. Дилюк проводил его взглядом, удостоверился, что тот отошёл на достаточное расстояние, а затем поманил за собой Кэйю и направился в сторону «Хорошего Охотника». Они шли также неторопливо: не хотелось догонять Альбедо и принуждать себя к неловкому продолжению разговора, который и без того исчерпал себя, или очутиться у ресторана запыхавшимися и взмыленными. К тому же нога мерзостно поднывала, и Дилюк щадил её. Кэйа, может быть, заметил его крепко стиснутые на набалдашнике трости пальцы, но ничего не сказал по этому поводу.

Но было и кое-что ещё.

Дилюк намеренно завернул к отелю Гёте: так идти было дольше, но он посматривал по сторонам с определённой целью и наконец заприметил то, что искал. Когда он оглянулся на Кэйю удостовериться, что тот не отстал, то кончик трости вдруг крайне неудачно вонзился в трещину камня. А сам Дилюк запнулся, с шипением припал на повреждённую ногу и схватился за лодыжку. Кэйа ойкнул и тотчас же подскочил к нему – попался! Хищным броском Дилюк сцапал его за запястье. С лёгкостью выдернув трость из камня и поднявшись на ноги, он протащил его вперёд. Втолкнул в узкое пространство и собой закрыл ближайший путь к отступлению. Заблокировал его в переулке, где когда-то Донна признавалась ему в чувствах; как она – его.

Кэйа растерянно охнул и широко распахнул глаз. И лишь лопатками врезавшись в камень стены, он как будто бы всё сразу же понял – удивлённо приоткрытый рот сомкнулся в плотную линию лукавой улыбки, а глаз предвкушающе вспыхнул.

– Это ты подал им идею, как избавиться от Фатуи? – забросил трость на согнутую в локте руку Дилюк.

– Ах. – Кэйа словно бы сразу сник, и Дилюк нахмурился.

Он тоже всё понимал.

Но вот так целовать его или признаваться в чувствах он точно не намеревался. Кэйа был достоин лучшего, а Дилюка в данный момент интересовал отнюдь не вкус его губ; и он в том числе, конечно же, но к этому он вернётся позже.

– Расслабься, Дилюк. – Кристальная бабочка сорвалась с губ, расправила длинные, заострённые на концах крылья и плавно закружила над задорно закрученным иссиня-чёрным вихром.

Тающая фантомным мысль: когда Донна плакала здесь же, бабочки были разнообразными, как подброшенная в воздух горсть различного номинала монет, – оттого ли, что её чувства были такими же незрелыми, пестрящими и лёгкими, без твёрдой кристальной уверенности и режущей глубины? Интересно, как будут выглядеть его собственные – он ведь никогда не задумывался над этим, никогда не видел, как они выглядят, не будучи мёртвыми и размозжёнными в неприглядного вида кашицу. Но всему своё время.

Забавно, а ведь тогда Дилюк стоял на месте Кэйи, а Донна – на его. Как же удивительно жизнь порой меняет местами людей.

– У меня болело горло, помнишь? – Кэйа же взмахом руки потревожил воздух рядом с бабочкой; испуганно затрепетав крыльями, та взмыла, роняя светящуюся пыльцу ему на макушку. Дилюк машинально проследил за ней взглядом. В собственной груди распирало, шумно скреблось, но и с этим ему предстояло повременить. – Я решил собрать немного горной мяты, подышать свежим воздухом, знаешь, для здоровья, у меня даже есть справка с рекомендациями от сестры Виктории! А из кармана – ой-ой! – случайно выпала прыг-скок бомба. Как же я мог забыть, что Кли оставила её мне на сохранение? Пустая моя голова!

– И она упала именно в нужное место, – шагнул к нему Дилюк. Набалдашник трости лёг в ладонь как влитой. – Ещё и сдетонировала.

– Совпадение, достойное быть увековеченным в летописях, – легкомысленно пожал плечами Кэйа и одним плавным движением сбросил с себя накидку, удержал её на сгибе локтя. – И Альбедо, конечно же, не подсказал мне, в каком месте должна разорваться бомба, чтобы лавина погребла под собой всех.

– Для чего спектакль со «Священным призывом семерых»? – Кончик трости коснулся лодыжки, но уже с внутренней стороны; повёл выше, требовательно и властно, с нажимом, который невозможно было не ощутить; очертил колено – и Дилюк перехватил трость, сменил остриё на закруглённый твёрдый набалдашник.

– Альбедо был и остаётся главным подозреваемым, – облизнулся Кэйа. Он набросил собственную накидку Дилюку на плечи и ладонями схватился за её края; не за плечи. Потянул на себя. И продолжил ломким, растрескавшимся голосом: – Я всего лишь его обезопасил.

– Фрагменты бомбы не будут найдены? – Дилюк покорно сократил разделяющее их расстояние. Набалдашник двинулся выше, неспешно потираясь о внутреннюю поверхность бедра. – У Кли не будет сложностей?

– Кли в это время была на пикнике с Фишль и Моной, я порекомендовал им прекрасное место – как-нибудь вытащу и тебя туда, не сомневайся. Тогда же я забрал прыг-скок бомбу, чтобы никакая досадная случайность не испортила им отдых. А насчёт фрагментов… Люмин собрала все. И… – Кэйа подавился продолжением и трудно вздохнул, когда металл дотронулся до паха; с давлением прошёлся рельефными гранями по контурам твердеющего члена, и остался – всё с тем же ощутимым давлением. Кэйа вцепился Дилюку уже в плечи, но тут же отпустил их, будто обжёгся. Сместил ладони на талию. – И, кхм, удостоверилась, что выживших не осталось.

– Удостоверилась или помогла выжившим перестать таковыми быть? – Дилюк склонился к его виску, носом тронул завиток волос у уха. Зубами звякнул о серьгу и мягко прикусил мочку.

– Прекрати – ах! – занудствовать, ты портишь мне аппетит! Желаю цыплёнка в медовом соусе! – Отделившись от стены, Кэйа притиснулся к нему всем телом, потёрся пахом уже не столько о набалдашник, сколько о руку. И желал он, безусловно, не одного лишь ароматного цыплёнка.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы подвергали себя риску из-за меня. – Дилюк отпустил его ухо и сомкнул зубы уже на шее. Свободной ладонью устроился на его пояснице и преднамеренно уколол жгучей искрой. – Я разобрался бы с ними самостоятельно.

– Никто из нас троих не отсутствовал долго. – Кожа Кэйи покрылась мурашками. Он отпустил талию Дилюка, обеими ладонями зарылся в его волосы и оттянул, заставил отстраниться от шеи; заглянул в лицо. Его глаз сверкал влажным, щёки малиново пылали, а губы подрагивали в жадном предвкушении. Сердце болело оттого, как невозможно он был красив и желанен. – Одному человеку ни за что не успеть всё сделать за столь короткий срок, а заподозрить троих… кого? На каких основаниях? У каждого есть алиби.

– Кроме тебя. – Сдавшись, Дилюк прикрыл глаза и потянулся к его губам своими. В груди бушевало и крошилось, шепчущими волнами наваливалось на рёбра раз за разом.

– Я писал тебе письма, находясь в штабе, – пробормотал ему уже в губы Кэйа, с готовностью подаваясь навстречу. – Если не веришь, Хоффман подтвердит: он помогал мне с ними.

– Хоффман. – Дилюк остановился в нескольких миллиметрах от неслучившегося поцелуя. На голову словно крыша винокурни рухнула, стало и холоднее, и злее, и обиднее, проклятье! Весь настрой как метлой Аделинды смело. – Прекрасно! Нет, прекрасно! Знаешь, есть вещи, о которых я предпочёл бы не знать – и это очевидно одна из них. – И он рывком отстранился, сорвал с плеч накидку Кэйи и не глядя протянул ему.

– Что? О… Нет-нет! – Ужас в голосе Кэйи был настолько слышим, что Дилюк на мгновение дрогнул, но тут же стиснул набалдашник в ладони и разлитой тупой болью вернул себе крепость духа. – Я сказал ему, что пишу письма больной бабушке!

– Бабушке. – С каждым словом Дилюк щетинился всё сильнее. – Ты не делаешь лучше. Нисколько.

– Поверь, мне нужно было завалить тебя письмами! – Таки выхватив накидку, почти умолял Кэйа и расстилался перед ним искристой метелью. – Уверен, ты наверняка старательно отвечал на каждое из них! И раньше, чем разобрался бы со всеми, из винокурни не вышел… Скажешь, я не прав? Можешь не благодарить за безупречное алиби, кстати.

– О, да ты всё предусмотрел, – скрипнул зубами Дилюк. – Или мне стоит благодарить Хоффмана?

Не дожидаясь ответа, он развернулся к выходу и с досадой ударил тростью о камень под ногами. Высеченная искра мигнула жёлтым и тотчас погасла под подошвами, но этого Дилюк уже не увидел: быстрым шагом он направлялся в сторону торговой площади. Лицо пылало. Под кожей кололо и крошилось унижение, как россыпью пепла догорало. Довольно с него шуток и розыгрышей Кэйи.

Больной бабушке. Нет, в самом-то деле!

– Но я же должен был спасти тебя и получить свою награду, верно? – совсем тихо раздалось вдруг сзади.

– Идём, пока свободные столики ещё остались.

Тяжело вздохнув, Кэйа всё же с небольшим запозданием последовал за ним. Всю дорогу к «Хорошему Охотнику» он заламывал руки и демонстративно трагично жаловался на скверный характер Дилюка – и совсем-совсем не видел, что Дилюк жмурился от солнца и скупо, молчаливо улыбался. Щёки ещё краснели угасающим гневом. Бабочки трепетали в груди неспокойным и запертым.

Но на сердце вопреки всему было легко и свободно.