В ночном клубе La Java — довольно посредственном бюджетном заведении, не лишённом при этом собственного шарма — было душно, шумно и очень тесно. Помещение оказалось до отказа заполнено танцующими, пьющими и откровенно веселящимися подростками и людьми постарше.

Микс-композиции в стиле техно, панк и рок и электронная музыка звучали оглушительно громко, а яркие вспышки неона и лазера слепили глаза и скользили по стенам и потолку разноцветными полосами; лентами света вплетались в волосы девушек и отражались в улыбках заигрывающих с ними парней сияющими полумесяцами.

Маринетт щурила глаза, потерянная в этом средоточии хаотичных движений, ритмичных дробных звуков и всплесков искусственного света, и, прижимая к груди сумочку, почти на ощупь следовала за Альей, уверенно ведущей её куда-то вниз. Миновав аркаду, девушки спустились на самый нижний уровень здания, к танцполу и обширному бару с достаточно демократичными, по словам Сезер, не раз бывавшей в этом клубе, ценами.

Но Маринетт ни веселиться, ни заводить новых знакомств, ни уж тем более напиваться не планировала. Она хотела встретиться с Нино, немного побыть вместе с друзьями и из вежливости оценить тот самый многообещающий танец Альи, а затем придумать какой-нибудь липовый и ничего не значащий предлог и уехать домой.

Чтобы с чистой совестью и впредь отказываться от подобных авантюр.

— Подожди меня, я схожу поищу Нино! — громко, почти что крича в ухо, воскликнула Сезер, но Маринетт всё равно едва услышала её из-за царящего вокруг шума и лишь потерянно кивнула. Алья же решительно подтолкнула подругу к барной стойке, а сама, ловко лавируя в толпе, тотчас скрылась с глаз. — Никуда не уходи, я сейчас!

— Хорошо, только давай поскорее!

Устроившись на высоком стуле, неловко оправив так и норовящий задраться выше допустимого подол платья и положив сумочку на колени, девушка растерянно осмотрелась. Она сама до сих пор не понимала, как позволила себе согласиться на поход в La Java, да ещё и так глубоко за полночь, но сожалеть было поздно: все мосты оказались сожжены, и ей ничего не оставалось, кроме как постараться хоть немного расслабиться. А бармен — щуплый улыбчивый парень с невообразимой розово-фиолетовой причёской, — словно подслушав её мысли, вдруг подмигнул Маринетт и пододвинул к ней небольшой стакан-рокс с коктейлем нежно-сливочного цвета, отдающим приятным кофейным запахом.

Девушка благодарно улыбнулась и отрицательно покачала головой, так и не притронувшись к напитку, но юноша лишь послал ей очередную обаятельную улыбку и тотчас вернулся к своей работе.

И Маринетт, задумчиво опустив глаза, поймала на запотевшем стекле бокала свой утомлённый взгляд. Посеревший, тусклый и угасший, казалось, навсегда; не стало насыщенных голубых оттенков и живого огня внутри, исчезли былой запал и азарт, а тёмно-синяя окантовка радужек при более внимательном рассмотрении выглядела грязной, точно почерневшее низкопробное серебро, выцветшей и обледенелой — одна сплошная трещина идеально круглой формы. И если глаза были зеркалами души, то глаза Маринетт были вдребезги разбиты. А может, была разбита её душа, и потому томящаяся в сердце боль затеняла некогда прекрасный лучистый взгляд налётом отсыревшего пепла.

Девушка понурила голову и, вдруг махнув на всё рукой, поднесла к губам рокс, коснулась холодной кромки стекла и, задержав дыхание, опустошила его одним глотком.

Горло мгновенно обожгло незнакомой прежде горечью, и даже приятный привкус кофе со сливками не смог сгладить общий эффект — и Маринетт, схватившись за шею, хрипло закашлялась и с трудом перевела дыхание. Её лицо горело, а воздух в клубе ощущался раскалённым паром; на глаза тут же навернулись слёзы, и во всём теле появились странная лёгкость и тепло: коктейль оказался алкогольным, и последнего в стакане было явно с избытком.

— Ч-что, что это? — вцепившись в столешницу до побеления костяшек пальцев, разом осипшим голосом поинтересовалась девушка у бармена.

— «Белый русский», — любезно улыбнулся тот. — Русская водка, кофейный ликёр и сливки со льдом. Повторить?

— Нет, не стоит, я просто… — поначалу отказалась Маринетт, но, оглянувшись на танцпол и так и не заметив среди заполонившей его разномастной публики ни Альи, ни Нино, передумала и решила немного скрасить своё ожидание коктейлем-другим. От пары бокалов ничего плохого не должно случиться. — А, впрочем, давайте.

***

Сезер по-прежнему возмутительно запаздывала. А Маринетт, незаметно для себя самой, хмелела всё сильнее и сильнее. Ей стало теплее, уютнее и даже немного веселее. К щекам прилила кровь, а в глазах вновь появился озорной блеск, пусть и ненастоящий, навеянный алкоголем, но всё ещё донельзя очаровательный. Бармен не скупился на коктейли, а девушка пробовала их один за другим, убеждая свою некстати проснувшуюся совесть тем, что она уже давно не расслаблялась, и ещё от одного — последнего, в этот раз действительно последнего! — бокала хуже уж точно не станет.

— Скучаешь? — раздался над ухом незнакомый хрипловатый баритон, и на столешницу рядом с локтем Маринетт легла мужская рука: тонкие длинные пальцы, неаккуратный маникюр и примечательное кольцо с кошачьей мордочкой, инкрустированное драгоценными камнями.

Девушка вздрогнула от неожиданности и осоловело заморгала, пытаясь сфокусироваться на рубине в массивном украшении незнакомца, а тот, приняв молчание за негласное разрешение, подсел к ней и угостил очередным коктейлем. И Маринетт, всё больше отключаясь от реальности, загипнотизированная переливами граней драгоценного камня и смущённая столь неоднозначным вниманием, возражать не стала.

— Симпатичное, — осмелев, томно улыбнулась она и кивнула в сторону кольца.

— Нравится? — как-то странно усмехнулся парень и опустил голову к своему бокалу. — Можно сказать, подарок отца.

— Фамильная драгоценность?

— Что-то в этом роде, — не слишком уверенно отозвался он и вдруг с силой сжал рокс, так что по толстым стенкам поползла сеть мелких трещин.

— Да, нравится… — мгновенно отвернулась Маринетт и спрятала отчего-то задрожавшие руки под стол.

Несмотря на свой уже почти не поддающийся контролю разум, она поняла, что эту тему затрагивать не стоило.

Перед глазами всё плыло, язык почти не слушался, и пальцы сами вцепились в плечо незнакомца, стоило ему после пары новых напитков утянуть её с собой на танцпол. Его дыхание ощущалось всё ближе и жарче, а ладонь, неизвестно как оказавшаяся на её талии, понемногу сползала ниже и ниже, не встречая препятствий. Вокруг них колыхалась толпа — двигалась быстро, ломано, беспорядочно, — и девушка, чувствуя себя отколовшейся щепкой в этом сумасшедшем потоке, вцепилась в партнёра ещё крепче и запрокинула налитую свинцовой тяжестью голову в тщетной попытке рассмотреть его лицо.

Полумрак помещения и слепящие всполохи неона не давали ей и шанса.

Но её сразу же замутило от обилия ярких красок, и Маринетт закрыла глаза и безвольно приникла щекой к плечу парня, запоздало отмечая, что даже не спросила его имени и не назвала своего. Она позволила себе отключиться от происходящего и просто наслаждалась плавными, так отличными от тех, что вытворяли молодые люди вокруг, движениями танца и почти не ощущая беглых, постепенно приобретающих всё большую откровенность и интимность, прикосновений.

Ей хотелось обмануть себя и хотя бы на жалкие доли секунды почувствовать себя нужной и любимой: как было с Адрианом и как не будет уже ни с кем и никогда. Хотелось раскрепоститься и позволить себе побыть немного наглее и развязнее, чем девушка привыкла себя преподносить. Пусть она и знала, что всё происходящее было фальшью, всего лишь игрой с заранее оговоренными правилами и к настоящей любви никакого отношения не имело, но её измученное бесконечной тоской сердце наперекор всему пьянело от чужой близости сильнее, чем от избытка алкоголя, и требовало своё.

И когда ставшие ватными ноги заплелись в очередной раз, и Маринетт вновь тяжело навалилась на партнёра, тот мягко отстранил её от себя и предложил выйти на воздух освежиться.

— Моя подруга, она, наверное, ищет меня, — путаясь в словах, попробовала было запротестовать девушка, но предложенную руку парня послушно приняла. — Я должна вернуться к ней.

— Если бы искала, уже давно бы нашла, — собственнически приобнял её за талию незнакомец и тут же доверительно шепнул на ухо: — Пойдём, я знаю одно неплохое место здесь неподалёку.

И Маринетт, всё больше слабея от чрезмерного количества выпитого алкоголя, смогла только потерянно кивнуть.

***

Дальнейшее она помнила смутно. Тяжесть пальто на своих плечах и поддерживающую руку, всё ту же, с замысловатым кольцом; отрезвляющий зимний воздух и пьянящий привкус алкоголя на чужих губах; небольшой неприметный мотель в одном квартале от Le Java, широкую двуспальную кровать и короткое «не будем включать свет»; почти ледяные, явно замёрзшие мужские руки под своей одеждой и остаточный запах кофе и сигаретного дыма на чужой коже.

Незнакомец не был ласков и времени на чувственные прелюдии не тратил, но и боли ей не причинял — и Маринетт, судорожно сминая пальцами складки простыни и дрожа не то от холода, не то от волнения, чувствовала себя лишь одноразовым развлечением, униженной, использованной грязно и безвкусно и опущенной на самое дно. Но отчего-то всё ещё позволяла своим рукам тянуться к его груди, расстёгивать пуговицы рубашки, а затем, запутавшись в петлях, просто грубо сорвать её с плеч под недовольное ворчание любовника.

И запоздало сожалеть и думать, прикусывая солоноватую кожу на его шее и глотая невыплаканные пьяные слёзы, о том, как же низко она пала.