Гордости, пыльной, кирпично-красной и отдающей дешёвым хвойным шампунем и тёплой кожей, едва ли хватило на пять минут.
Неро шёл за Ви. Прятал руку с саднящими костяшками в карман, а самого себя — в драный плащ, залитый кровью — и своей, и демонической, — точно от целого мира укрыться в нём пытался; мрачно хмурился и губу пожёвывал недовольно, но скорости ходьбы не сбавлял.
Медлить нельзя.
Ви ослаблен из-за призыва Кошмара — ему нужен отдых, нужен сон и покой, вероятно, тоже. И совсем не нужен Неро. Этот приставучий и вездесущий Неро, который наверняка уже достал его своими попытками привлечь внимание; достал своими чувствами и излишней эмоциональностью; достал, достал, достал до зубного скрежета, душу вынул и перекрутил на свой лад, да только напрасно время и силы потратил: хоть наизнанку её выверни, хоть на ленты изрежь и завяжи сложным узлом — невозможно заставить кого-то полюбить и распахнуть сердце.
Но с собой ничего не поделать.
И даже будучи отвергнутым, объятым пламенем обиды и оставленным истлевать в одиночестве, Неро не бросит его на произвол судьбы — увяжется следом; удостоверится, что ни один демон не польстится на обманчиво лёгкую добычу. Он и сам был таким же: наивно полагал, что Ви ему по зубам — опрометчивые, весьма опрометчивые мысли и решения, загнавшие его в тупик; в глубокую яму; в колодец с увитыми шипастыми стеблями стенами, из которого не выкарабкаться, не разодрав ладоней и не насытив острые наросты свежей кровью; не принеся себя в жертву.
Не выбраться целым и невредимым.
Да и живым — уже едва ли.
Это как выигрышный лотерейный билет, обналиченный проездным в один конец — на тот свет; как падение в бездну, когда страховочный трос внезапно оказывается бумажным и с хрустом рвётся меж пальцев, и всё, что возможно, это панически хвататься за мятые клочки и в немом ужасе следить за стремительно отдаляющимся спасительным краем; как приметить из ниоткуда возникший сгорбленный силуэт на подоконнике в палате госпиталя и оступиться сердцем.
Сорваться в эту самую пропасть со счастливым билетом в кармане и бумажным узлом-восьмёркой, завязанным вокруг карабина.
Воспоминания о собственной самонадеянности забавляли бы, если бы Неро был в силах насмехаться над собой. А ныне же отдавали горьковатой плесенью на кончике языка и тенями стлались на дне глаз, поглощая их былой блеск.
«Это моя вина, надо было давно тебе признаться».
А Ви коварен, хитрец каких поискать. Улыбается лукаво, кормит солёными металлическими поцелуями, поит размытыми намёками и лёгкие наполняет мягким тембром голоса, словно топлёным мёдом заливает, лишь бы удержать дистанцию, лишь бы Неро отстал; пригнул голову на время и не высовывался. Не лез. Не путался под ногами.
«Ты недостаточно силён. Ты мне не подходишь».
Эмаль зубов — самая твёрдая ткань в организме; кристаллическая решётка минералов и органики, пучки изогнутых призм. А Неро кажется, ещё минута — и она брызнет белой полупрозрачной крошкой, опалесцирующими лепестками облетит и изрежет язык острой кромкой. Жевательные мышцы в каменном напряжении, болит челюсть, болят виски, и где-то там, намного глубже и ниже, в клетке рёбер щерится шипами чёрный бархатный цветок. Пускает новые побеги сквозь миокард, вьётся тугими стеблями и прорастает в лёгкие, в диафрагму впивается и давит, давит изнутри; сворачивается когтистыми петлями и плотно, виток к витку, укладывается в груди.
Безжалостное чувство, испившее его досуха. Никуда от него не деться, не сбежать, не спрятаться — и собственный плащ не станет укрытием.
«И… наши пути должны разойтись».
Соскользнув с каменного осколка, нога на мгновение провалилась в пустоту, и Неро, неловко взмахнув руками, едва удержал равновесие. Голос Ви звучал в голове отчётливо, резонировал с сердцебиением, от мыслей эхом отражаясь, и гулко вколачивался в виски; бархатные лепестки невесомо колыхал: уже и туда добрались, всего его оплели повторно, как пепельно-алая демоническая вязь — узкие проходы во время битв или путы Уризена — жертв. Окружающего мира, съехавшего набекрень да так там и застывшего, не существовало — только Ви, цепочка его следов на рыхлой земле, усеянной щебнем и кирпичом, и голос. Твёрдый, собранный воедино из нескладных дребезжащих полутонов, скреплённый хищным взглядом и воспроизводящий одни и те же зацикленные фразы.
«Я услышал тебя. Хорошо, будь по-твоему».
Неро мазнул тыльной стороной ладони по губам, словно это могло помочь избавиться от воспоминаний о произошедшем; стереть память о солоноватой горечи, о царапающей коже с мелкими трещинками, забитыми пылью и полупрозрачными кристалликами сукровицы, и ледяных пальцах, намертво приросших к воротнику и задевающих шею костяшками.
«Я услышал тебя. Хорошо, будь по-твоему».
«Хорошо, будь по-твоему».
«По-твоему».
«Хорошо».
Не помогало — губы покалывало жжением, как если бы Неро стесал их или опалил, или зубы Ви оказались острее, чем в прошлый раз. Так странно.
Тот сдался слишком легко, как будто безразличен был к тому, останется с ним Неро или нет; или не прочь был, чтобы его переубедили, надавили, продемонстрировали характер — о, на эмоции Неро не был скуп, Ви не на что жаловаться! Или же с самого начала всё предшествующее, даже там, в Фортуне, — цепь заранее подстроенных событий. Взгляд без илистой лжи, искренний, блестящий, как отполированное зеркало; вороватый, но страстный поцелуй на затравку, безнадёжно испорченный прогорклыми словами, которых век бы не слышать — каждый шаг Ви обдуман и выверен. Лёгкая поступь, едва ли оставляющая следы; сеть интриг, липкой паутиной оплётшая доверчивого Неро. И Ви сам — чёрная вдова, жестокая плотоядная королева, нашедшая свою добычу и хелицерами в горло впивающаяся; яд в тёмной склянке, одна капля которого способна убить.
Не убить, нет, Неро знает — парализовать. Обездвижить. Лишить воли. Испить сердце до дна и разместить в его камерах набухшие от влаги чернильно-чёрные бутоны.
«Так не поступают ради тех, кто безразличен», — шептала Кирие, лелея в ладонях разбитую любовь и печально улыбаясь Неро поверх осколков, изрезавших и кожу, и душу. И поверить ей тогда хотелось сильнее всего на свете.
Это ведь так заманчиво: приукрасить чувствами, которых нет, ряд самоотверженных действий. Дать себе надежду и надежды этой слепо держаться; замазывать ею дыры надуманной идеальной картинки, невзирая на то, что картинка — фальшь, подделка, ломко сыплющаяся цветом от малейшей встряски; рисунок на песке в час прилива.
Растрескавшееся сердце на пожелтевшей штукатурке.
Хорошо, что он не поверил.
Потому что Кирие ошиблась.
Вышвырнуть соратника-напарника-любовника-чёрт-знает-кем-он-его-считал на подступах к их общей цели — это ли поступок небезразличного человека?
«Ты недостаточно силён. Ты мне не подходишь».
— Да пошёл ты, — устало выдохнул Неро, приваливаясь к стене разорённого магазина спорттоваров и механической рукой разминая повреждённое плечо. Раневой канал затянулся — о его наличии свидетельствовала лишь дыра в плаще с бахромчатыми, напитанными свернувшейся кровью, краями, — но неприятная скованность ещё оставалась. — Ты же сдохнешь там без меня.
Он не покажется Ви на глаза: незачем. Проследит, чтобы тот добрался до фургона в целости и сохранности, а сам ещё минут двадцать будет околачиваться поблизости. Чтобы вернуться позже, когда Ви уже уснёт, и не встречаться с ним. Максимально небрежным жестом укрыть его одеялом и получить в спину ехидное, но беззлобное «любовничек» от Нико.
Неро невесело хмыкнул и деактивировал Плен Чувств. «Любовничек»… Да, было бы неплохо.
Вот до чего он докатился. Вот к чему всё пришло. Прятался от Ви, словно был виноват перед ним, и продолжал жить в скособоченном мире собственных перекрученных грёз.
Ви загнал его в угол, в клетку запер и выбросил ключ. Но даже самая прочная эмаль не выдержит закалённой стали прутьев — грызи, не грызи, не выберешься; подавишься мелкими осколками и крови наглотаешься. Без толку. Неро влюблён в своего мучителя, и холодный металл на языке — слаще мёда, а где-то там решётки глянцевито блестят от подкрашенной алым слюны — очередной знак победы сердца над разумом, торжество Ви над Неро, палача — над приговорённой жертвой, преклонившей колени.
«Чего ты хочешь на самом деле, Ви? — скрипнул зубами Неро и, рывком отстранившись от стены, продолжил путь. — Если доконать меня, то мои тебе поздравления!..»
И резко сбавил скорость, заслышав своё имя, произнесённое скрежещущим голосом Грифона. Зажав рот ладонью, замедлил дыхание; затих, затаился, среди рассеянных теней застыл одной точно такой же: неприметной мраморно-серой, статичной, угловатой. Выдать своё присутствие нельзя ни в коем случае: разговор ведётся явно о нём и о том, что произошло ранее, несомненно.
Интересно.
— …щаешь творить херню, а я перестаю напоминать тебе каждый долбаный день, что изначально это был твой план! — ерепенился кошмар, попеременно переходя на пронзительный клёкот от переполняющего его негодования. Эхо насмешливо передразнивало его и долгими гласными отражалось от зданий, а Неро мысленно благодарил Грифона за вспыльчивость: каждое слово слышно было отлично. — Ты сдохнуть хочешь или что? Мы ради чего вообще всё это делаем?! Чтобы у тебя внезапно совесть проснулась и ты всё чуть не похерил?!
Не отнимая руки от лица, Неро присел на корточки и аккуратно выглянул из-за угла, оценивая обстановку и своё положение. В нескольких метрах впереди по проезжей части медленно брёл Ви — единственное контрастное пятно чёрного на фоне графитовой однотонности — и рассеянно поигрывал тростью, а над его головой коршуном вился фамильяр и громко отчитывал, точно ребёнка неразумного. Оба выглядели достаточно расслабленно, так что даже по сторонам не озирались. Никто из них не опасался слежки или засады.
Тем лучше.
Неро порядком надоели их секреты — он имеет право знать. Украсть кусочек правды, тонкий просвечивающий ломоть, инъецированный полупрозрачными капиллярами, себе и Ви во благо.
— Мы?.. — Ви перехватил трость и небрежным жестом закинул её на плечо. Полукольца волос живописно упали на тусклый исцарапанный металл, а Неро отвёл глаза и, процедив глубокий вдох сквозь крепко стиснутые зубы, бесшумно двинулся следом. — Я всё делаю один.
— О, простите, Ваше Величество, что не оценил по достоинству Ваш вклад в наше общее дело! — елейно пропел Грифон и, напыщенно выпятив грудь и распушив перья, склонил голову в манерном реверансе. — И что, ты предлагаешь и мне начать строить глазки мальчишке? Или котика научить флирту, а? — Золото радужек искрилось озорством в тени роговых наростов. Ядом и глумливой двусмысленностью сочился сарказм. — Но, заметь, чуть всё не проебал тоже ты один!
— Признаюсь, я сглупил, — нехотя выдавил Ви и отмахнулся от крыла, задевшего макушку. — Я становлюсь слишком мягким…
— Ага, везде, кроме одного места, когда речь идёт о пацане, — гоготнул кошмар и тонко взвизгнул, получив по лапе набалдашником трости.
А Неро беззвучно усмехнулся — топорно, но действенно сбивал Ви спесь с неугодного собеседника — и тотчас окаменел, враз обретя монолитную неподвижность. Медленно моргнул, раз, другой, запоздало осознавая услышанное, и с силой надавил ладонью на огнём запылавшие губы, словно удержать распространение хищных всполохов под кожей — в его силах. Но жар калил, пятнами алого расцветал на лице и шее, до неприличия ярко, обжигающе, почти неприятно, а уголки губ дёрнулись в нездоровом смешке.
Вот как, значит.
Некий план, «строить глазки» и Ви, незаметно поводящий плечами, будто стряхнуть налёт грязных шуток Грифона пытающийся. И, самое главное, животрепещущее и перемалывающее в щепу, — заинтересованный в нём, в Неро.
Понимание общей картины давалось с трудом, но тем важнее подслушать разговор, не предназначенный для чужих ушей. Его ушей. И пусть совесть смолкнет хоть на минуту: Ви и его крылатый спутник углубились в руины жилого массива, и слышно стало не в пример хуже.
— Так и что делать-то будешь теперь? — Грифон не унимался, щёлкая клювом над ухом носителя. — Снова морозиться от него, а? Он же чуть ли на стенку не лезет.
В точку. Улыбка расширилась, надломилась в уголках; искривилась, как на скорую руку приклеенный к потолку фургона стикер-смайлик. По правде говоря, Неро буквально слез с неё, стены, несколько минут назад. Но он так же, как и фамильяр, не отказался бы узнать, как поведёт себя Ви по отношению к нему.
Болезненное любопытство влекло непреодолимо — и Неро тенью скользил за Ви, держась укрытий. Перевёрнутые автомобили, нагромождения поваленных деревьев и обломки стен — сгодятся любые. Неприятным царапанием внутри напоминала о себе порядочность, но формально ничего плохого он не делал: всего лишь следил, чтобы Ви спокойно добрался до фургона и не попал в неприятности, а уж то, что тот попутно решил переброситься парой фраз с собственным фамильяром, не было его виной.
Но Ви не свернул к фургону.
Молча миновал поворот, ведущий на объездную трассу, где на парковке у круглосуточного супермаркета и ждала их Нико; обогнул парковую зону, развороченную кем-то явно немалым — застарелые рытвины пестрели бледно-пурпурными и бордовыми соцветиями неприхотливых дьявольских растений, — и вышел на широкий проспект Верден. Он направлялся к центру города: Неро, тайком крадущемуся позади, разветвлённая вершина Клипота бросалась в глаза уже отсюда.
Что странно, Грифон не препятствовал Ви и новых вопросов не задавал: либо знал, куда они движутся, и подобные вылазки происходили не впервые, либо эту часть разговора Неро пропустил.
И чем ближе они подходили к адскому дереву и насыщеннее становились тени, отбрасываемые им, тем гуще колосилась тревога; сетью расширенных сосудов врастала под кожу и свербела в заживающей ране колким зудом.
Опасное место, дикое, неспокойное. Ви и в своей лучшей форме не должен был здесь находиться, что уж говорить о нём в его нынешнем измождённом состоянии.
— Уже не имеет значения, — наконец ответил тот, когда казаться стало, что об изначальной теме разговора он позабыл.
По кромке обойдя широкую лужу свежей крови и не запачкав подошв, он бегло оглянулся на неё. Та лаково блестела, по краям темнея подсыхающей коркой, а в центре синим перламутром сияло оброненное маховое перо. Неро затаился за мусорными баками и пригнул голову, позволяя Ви отдалиться: неаккуратно выдать себя отражением он не собирался.
— Времени почти не осталось, — продолжил Ви и тяжело вздохнул. — Но он по-прежнему злится, потому что не получает то, чего хочет. И… это придаёт ему сил.
Обыкновенная фраза — секунда на осмысление. Вторая — медленнее, вдумчивее; сообразить, что не так, почему не идёт из головы, какое из слов крючками-коготками в сознание впилось, точно кровососущий паразит в кожу, и не отпускает. Здесь же и вскользь упомянутый неизвестный план в начале, и «строить глазки», и скабрезные шпильки Грифона — то ли запах помоев дурманит разум, то ли Неро всё-таки потерял слишком много крови и бредит, никак не понять.
Третья.
Четвёртая.
Пятая синхронно с ударом сердца — и переломный момент, зыбкое мгновение на краю бездны под затихающий шелест перьев и шаркающие шаги, перемежающиеся тонким перезвоном трости.
Бумажные канаты воспламеняются в руках и клеймом впечатываются в оплавленную кожу; выигрышный билет якорем тянет на дно, да вот только дна — нет: под ногами разверзается каменная пасть прозрения. И вместо голоса Ви в ушах посвист ветра стоит, как будто Неро уже там — сорвался, летит вниз, распахнув объятия своей погибели.
Сила. Вот оно.
Дно не находится, не встречает ударом, выбивающим дух, и падение не прекращается. Но мозаика — уродливый рисунок, чья-то жестокая насмешка над искусством — та самая, сложная, неразгаданная и оставленная «на потом», мигом обретает целостность, словно недостающий фрагмент ловко вставили; словно утерянную шестерёнку приладили на место и древний заброшенный механизм заработал. Не натужно, без скрипа, шороха и рыжей стружки ржавчины, нет, — в пугающей тишине. В ней, безликой, молочно-белой и безмолвной, и происходило самое страшное.
Гибель надежд и крах лелеянной мечты, дорогой сердцу.
А Неро зажмурился и лбом приник к заскорузлому крашеному металлу; сглотнул вязкую влагу, не распознавая её вкуса, и глубоко вдохнул кислый запах лежалых помоев. Отхлынул от лица жар, и холод коснулся губ, скул и кончиков пальцев — невесомый поцелуй отчаяния; ласковое прикосновение его любовной неудачи в утешение.
Это ведь так просто, с самого начала — проще некуда, что до слёз хохотать тянет. Как же он сразу не догадался?
Единственное, чего, кого, хотел Неро — это Ви.
И тот знал об этом и, как выяснилось, использовал его влюблённость; вертел ею, как занимательной игрушкой-головоломкой, разгадывая спрятанный внутри секрет. Всё это время. Всё это долгое время, что Неро искал к нему подход, полный благих намерений, Ви бессовестно копался в его душе. Побуждал заходить всё дальше и дальше, провоцировал, чтобы тотчас оттолкнуть и намеренно причинить боль; в глотку затолкать чувство вины и раскрыть жёстким зонтом. Снова. И снова. И снова — до тех пор, пока тот не достигнет своего предела, не изничтожится и не восстановит себя из праха — ради него, Ви, неизменно ради него, — чтобы быть растоптанным вновь.
Пока не закалится и не станет сильнее.
Не любовь — можешь выбросить её на помойку, Неро, благо, вот она, у тебя прямо перед лицом! — а сила была нужна Ви. Исключительно сила.
Шестерни запущенного механизма дробили, перемалывали кости застрявшего меж их зубьев человека, и Неро вгрызался в металлическое запястье и протестующе мотал головой, не издавая ни звука. Терпел. Глотал правду крупными непрожёванными кусками и задыхался от боли и нехватки воздуха, когда особенно крупные части вставали поперёк горла.
Так не бывает. Это какое-то недопонимание, чудовищная ошибка, Ви никогда не поступил бы так с ним!
— Его демоническая сущность просыпается, я чувствую её всё отчётливее. Вот уже совсем немного — и она полностью явит себя. — «Замолчи. Замолчи. Замолчи!» Неро не желал слышать ни слова. Он бы выскреб ненавистный звучный голос из головы и вырвал с корнями-артериями чёрные ростки, если бы имел возможность. Он жалел, о, как же он жалел, что втянулся в это! Жестоко и глупо прокололся, полагая, что сумеет извлечь из подслушанного разговора выгоду для всех. — И тогда у нас наконец появится шанс.
Неведение было спасением, но он лишил себя даже этой сомнительной соломинки. Сам виноват, сам, кругом — он сам. И неизвестно, как теперь вести себя с Ви; как добиваться его внимания, если тот именно этого и ждёт, вооружённый очередным заранее заготовленным отказом. Ни одно оправдание для Ви, пусть самое никчёмное, прозрачное и хрупкое, не придумывалось. Ни один предлог для того, чтобы подняться на ноги и не остаться здесь, среди гниющих объедков, навсегда, не находился.
— Смотри не перестарайся, — хмыкнул Грифон, — однажды он уже чуть было не сгорел из-за твоего «придаёт сил». — Изогнутые когти со свистом рассекли воздух, изображая кавычки. — Он нам нужен, так что сбавь обороты.
Мир не съезжал наискось — он рушился, крошился щебнем и мраморными разводами истекал, как сердце Неро — кровью.
Расплывчатым воспоминанием проносились перед глазами длинные узкие коридоры с высокими потолками в лаборатории Агнуса; на полках гигантских застеклённых шкафов — рядами стоят диковинные препараты в банках. И Неро там же, среди них: третья полка снизу, седьмое место, — он почти явственно видит поблёскивающие пузатые стенки своего вместилища. Он ведь такой же, один в один, как прочие объекты исследований: словно формалином залит, насквозь пропитан прозрачной жидкостью с резким запахом, а сверху — плотная притёртая крышка.
Но не покойный Агнус, а Ви опыты на нём ставит, исподтишка препарирует его сердце и выцеживает демоническую эссенцию; верит в свой эксперимент и надеется, что в Неро есть нечто большее, чем ускоренная регенерация и нечеловеческая сила. И пока Нико ночи не спала, травилась никотином и продумывала усиленные Бичи Дьявола, Ви вёл свою тайную деятельность. Разбирал Неро по органам, по слоям тканей рассекал и столбиками клеток раскладывал на предметном стекле; рассовывал полученный материал в банки с бумажными этикетками, чтобы позже собрать из него нечто новое, более сильное и мощное.
Издевался над ним.
Раззадоривал мимолётной лаской и тотчас упархивал недостижимой Синей птицей из детских сказок.
Дурманил разум и плёл замысловатые узлы из полос искромсанной им же души.
Увлекал за собой.
Обольщал, сволочь.
Не Неро был непростительно плох в их отношениях и ломился туда, куда не следовало, а Ви. Не Неро был виновен в том, что пропасть непонимания между ними день ото дня ширилась, а Ви. Не Неро был инициатором их ссор, а Ви.
Неро всего лишь любит его, ему не нужно многого — он смирился, смирился, смирился; почти убедил себя в том, что рассчитывать ему не на что, — только дозволение рядом быть, а Ви…
Трещал во рту пластик, а перед крепко зажмуренными глазами пестрели цветные всполохи: мелкие кляксы, длинные извилистые линии и петли оранжево-красных оттенков — узор татуировок на плечах Ви воспроизведён с фотографичной достоверностью. По ощущениям для Неро одна дорога — в петлю, подобную этим.
И грубой верёвкой, холодной, заскорузлой от въевшейся крови бессчётных приговорённых, в шею врезается понимание, что Ви умышленно избрал этот путь ради достижения своих целей и свержения Уризена — но не ради него, Неро.
К чему думать о Неро? К чему заботиться о благополучии инструмента? Даже если у этого инструмента сердце есть и оно досконально изучено под микроскопом, окрашенное и разочарованием, и злостью, и обидой, и надеждой — у Ви палитра на зависть любому лаборанту-гистологу.
«Экспериментатор, сука, доморощенный». — Неро презрительно оскалился в прокушенное запястье и вжался лбом в липкую стенку бака сильнее.
Схватить бы его за шею, оторвать от земли и впечатать в стену. Давить на горло прорезиненными пальцами Бича Дьявола, не причиняя ощутимой боли, и заставлять контролировать дыхание, отсчитывать вдохи и выдохи, секунды томления в плену жёсткой хватки. Выпытывать правду настойчиво — как он к этому пришёл? Когда и с чего всё началось? Каким будет итог?
Но не получить в ответ ничего — лишь оскорбительный плевок в лицо, потому что до Ви, живого, настоящего, неподдельного и готового к откровению, ему никогда не добраться.
Если Неро сорвётся, распустит руки и выместит ярость на нём, значит, Ви уже победил. Доказал, что внутри Неро не человек — беспощадный зверь, которого можно и нужно вытаскивать наружу для борьбы с другим таким же, возомнившем себя повелителем Нижнего мира.
Только Ви ошибается. Неро не один из них — не чудовище и не кровожадный монстр, жаждущий отмщения, — это ложь, это всё не про него! Неправда! Пожалуйста, пусть это окажется неправдой!
Клыки сминают мягкий пластик, вредят обшивке протеза, а плавные изгибы и линии под веками сменяются красными искрами боли; понемногу отрезвляют. Неро выравнивает дыхание и ослабляет хватку — и на Биче Дьявола, и мысленно — на шее Ви.
Может быть, не всё настолько удручающе. Может быть, он сгущает краски, а Грифон не на ровном месте посмеивается над Ви, и тот действительно симпатизирует образцу на секционном столе. Но если и так, что будет после того, как Уризен погибнет и необходимость в «экспериментах» отпадёт? Ви ответит на его чувства? Или продолжит использовать в своих целях? Или вышвырнет, как ставшую бесполезной вещь, отслужившую своё?
— Я не думал, что всё зайдёт настолько далеко, — горько хмыкнул Ви, точно отвечая на несколько вопросов разом. Рассмеялся, тяжело, давясь этим смехом, как будто он причинял ему боль и в горло колючками впивался; или внутри него цвёл такой же бархатистый цветок, увенчанный шипами, давно уже вышедший из-под контроля и пустивший корни по всему организму.
Но сочувствия в душе ни капли: Неро не верил ему ни в чём. Больше нет.
— Ха! Серьёзно?! Ты разве не видишь, как он на тебя смотрит? Мальчишка уже у твоих ног, проснись, Спящая Красавица! По-моему, надо ковать железо, пока горячо, если ты понимаешь, о чём я, — грязно хохотнул Грифон и, судя по глухому звуку, фамильярно хлопнул Ви по плечу крылом. Было что-то унизительное в том, с каким пренебрежением он говорил о чувствах Неро. Тот язык ему охотно укоротил бы тут же, не будь необходимости прятаться. — Потому что потом он тебя точно возненавидит и ручки целовать, как раньше, уже не станет.
— Ты считаешь? — В голосе Ви звенело сомнение.
Неслыханная наглость, он ещё спрашивает!
Ударившись об антагонисты, тихо лязгнули зубы. Неро агрессивно ощерился, забыв сделать очередной вдох, и украдкой выглянул из-за укрытия.
— Ну, а как же, — со знанием дела закивал Грифон, грузно взмахивая крыльями и поднимаясь выше. — Только представь, как он озвереет, когда поймёт, что… — Треск электричества заглушил последующие слова: мелкая нечисть оказалась не в том месте и не в то время. Сказал бы кто Неро, что однажды сродство с низшим демоном прочувствуется им остро и во всей гамме, он бы расхохотался и пальцем у виска покрутил. А ныне и сам ощущал себя едва ли лучше, чем существо, получившее высоковольтный разряд — до пробирающего жжения под кожей отвратительно. — …ыл тем типом, который… — Стальным отзвуком ответила трость, и низкий рык сменился горловым булькающим стоном. — …ато и оставил его подыхать в луже собственной крови.
Пользуясь заминкой, Неро торопливо сменил укрытие: кисло-сладкий запах разложения вызывал рвотные позывы и, казалось, пропитал плащ насквозь. Мутило нещадно. Но не только зловонные испарения желудок горячим жгутом скручивали и желчь к горлу проталкивали, нет, — обломки правды вставали костью поперёк глотки, раздражая мягкое нёбо и отдавливая корень языка. Сотрясая Неро в сухих болезненных спазмах.
Услышал он достаточно, чтобы с чистой совестью вернуться к Нико, потребовать завести двигатель и укатить из этого города навсегда безо всяких объяснений. Вычеркнуть Ви из жизни, оставив ему в прощальный подарок своё иссечённое сердце, поросшее гибкими стеблями: «Подавись! Оно твоё, уже неживое, ты же этого так добивался!» — но тогда никто не поможет пропавшим охотникам и они будут обречены, как и единицы выживших; никто не остановит Уризена и не уничтожит плотоядное дерево. А Ви… Ви точно погибнет без него. Рассыплется белым перламутром чешуек, как в особенно реалистичных кошмарах; сгинет, по ветру развеется, словно прах тёмного ведуна после сожжения — так, как того, вероятно, и заслуживал.
Но нет.
Сердце обезвожено и формалином залито, связаны руки, и грудь, зияющая кровавым оскалом распиленных рёбер, перетянута широким ремнём, а под лопатками — ледяная стерильная сталь: у Неро долг — Ви жизнь ему спас, и он не может его бросить. По крайней мере, не сейчас. Он же обещал, обещал многое — «Пообещай, что, когда всё закончится, мы не станем врагами», и это в том числе; клялся, губами на пергаменте кожи отметины своей преданности вычерчивая, точно лично под каждым словом подписывался.
Ви, должно быть, втайне ликовал, слушая его искренние признания: Неро прогибался и ломался, перекраивая себя и меняясь в нужную тому сторону.
Поводок укорачивался и становился жёстче. Увеличивалась в числе личная коллекция препаратов. План работал как надо.
«Сволочь…» — Но даже так это сильнее него. Он не готов, до сих пор не готов; не в состоянии разорвать их связь-поводок, не в состоянии уйти не оглядываясь и не пожалеть об этом.
Невозможно разлюбить в одно мгновение. Невозможно бесследно выжечь бархатный сорняк концентратом злости и обиды, сильнейшим из любовных гербицидов; вырваться из клейковины прозрачной паутины и расправить крылья: у Неро их нет — Ви ошибается, в нём нет ничего особенного и никогда не было. Уризен отнял его Адскую Длань, и на этом всё закончилось, а Ви напрасно тратит время и впустую хирургический инструментарий раскладывает, готовясь к очередной экзекуции.
Пора взглянуть правде в лицо.
Неро — это просто Неро.
И таким Ви никогда его не полюбит.
Стало как будто бы холоднее; сухой ветер остро царапал кожу поднятыми в воздух песчинками, и Неро пригибался, обхватывал себя за плечи, продолжая сотрясаться крупной неконтролируемой дрожью, и боролся с тошнотой. Дышал поверхностно, часто и скрипел пылью на зубах. Держался, цепляясь за самого себя.
Ничего другого ему не оставалось.
А слова Грифона разносились ветром обрывочно, красным перцем сыпались на свежую рану и растравливали мучительное любопытство. Что-то ещё, что-то крайне важное упустил Неро, но в этот раз зацепок никаких: заторможенное сознание не реагирует на раздражитель. Ви же из огненного ада, кишащего голодными тварями, его чуть ли не на руках выволок и не отходил ни на шаг; не оставлял истекать кровью и не обрекал на смерть — и не мог со столь неприкрытой убеждённостью утверждать обратное фамильяр.
Или речь шла о чём-то другом?
Кутаясь в плащ и носом зарываясь в пропахший гнилью воротник, Неро хмурился и бездумно плёлся вперёд, гадая, сколько секретов припасено у Ви — ему целой жизни не хватит, чтобы узнать их все. А сердца недостаёт уже, чтобы вынести даже малую их часть.
— Может, оно и к лучшему. — Голос Ви затихал, истончался и мягкой кошачьей вибрацией исторгался из груди. Веял покорностью и печальным смирением. — Чувства — это слабость.
— Определись уже, философ, то ты третируешь этими чувствами мальчишку, чтобы он стал сильнее, то заявляешь, что это слабость. По-моему, где-то в твоей логике затесалась огро-о-о-омная дыра.
И впервые Неро был солидарен с Грифоном.
Они добрались до относительно целой многоэтажки, одной из десятка однотипных в квартале: серый кирпич, изуродованный кислотными граффити, проросшая массивным корнем стена и плоская крыша, царапающая хмурое небо жестяными рогами дымоходов. А Ви, помедлив у входа, наскоро оглядевшись и, очевидно, не обнаружив ничего подозрительного — отличным укрытием сослужил Неро обрушенный рекламный щит; на этот раз обошлось без зловонных отбросов, хоть что-то хорошее, — углубился в перекошенный обвалом зёв подъезда.
— Может быть. Однако не припомню, чтобы раньше тебя волновала моя логика. — Эхо сквозняком гуляло по пыльным углам лестничных пролётов.
Выбирая, куда поставить ногу, чтобы не издать шума, Неро механически следовал за Ви.
— А меня и сейчас не волнует, — парировал фамильяр. — Просто забавно наблюдать за тобой: мне ты говоришь одно, а потом втихаря глазеешь на пацана, пока он свою Королеву полирует. Готов поспорить, ты представляешь на её месте кое-что дру… Аргх!
Металлический лязг, горловой вскрик и частое хлопанье крыльев прервали ехидную издёвку. Неро опустился на колени и приник к стене, не желая выдать себя промельком светлого плаща или макушки.
— Ты чокнутый! — Грифон клокотал, словно давился чем-то твёрдым. — Конченый псих! Если б я знал, что ты настолько отбитым станешь, ронял бы тебя пореже!
— Признаюсь, мне давно было интересно, отрастёт ли у тебя язык заново, если его вырвать.
Плотная ткань едва ли приглушала хрип — Неро подавился воздухом и надрывно закашлялся в рукав. Ви — что?..
— Я же твой кошмар, забыл? Конечно, отрастёт! Ненормальный…
— Я пошутил.
— Пацану своему пальцы в рот суй, а не мне! — уязвлённо огрызнулся Грифон, когтями задевая стены узкого прохода — поднимаясь выше, Неро отметил глубокие протяжённые полосы на крашеной штукатурке. — Уверен, уж он это оц… Ауч! Да кончай уже!
— Тише, — строго одёрнул Ви, и Неро также задержал дыхание и замер, хотя, по его примерным подсчётам, Ви находился в двух этажах над ним и увидеть его никак не сумел бы. — Мне кажется, мы здесь не одни.
— Сгонять на разведку?
Неро сглотнул желчный ком в горле, искривил губы и машинально отступил. Сейчас Грифон обнаружит его, в эту самую минуту, без промедлений. И он предстанет перед Ви, этим лживым ублюдком-манипулятором, в котором так неосмотрительно растворился до последнего вздоха, до последней капли крови, и… посмотреть ему в глаза не дрогнув не сумеет. Выше его сил. Глубже его веры в собственную стойкость. Страшнее прикосновения шершавой верёвки к шее за секунду до свершения приговора.
Неро нахмурился и бегло осмотрелся, ища укрытие надёжнее; позже, он даст о себе знать позже, по своим правилам. Сожжёт сердце Ви в отместку, предаст жадному пламени — и голыми руками тотчас полезет вытаскивать, коря себя за импульсивность; спасёт своего мучителя, невзирая ни на жар, ни на копоть, ни на каление металла и плавление кожи, — кого он старается одурачить?
Ви не страшен огонь до тех пор, пока у него есть Неро.
Неро не страшна боль до тех пор, пока у него есть Ви.
— Нет… Не думаю, что это кто-то, кто может быть опасным. Идём. Не хотелось бы заснуть прямо здесь.
Грифон недовольно фыркнул, Неро облегчённо перевёл дыхание и расслабился, а Ви — неожиданно — зазвенел ключами. Шумно отворилась входная дверь, и скрежет несмазанных петель утих спустя мгновение: Ви не заперся изнутри и закрыть ту как следует не утрудился. Непростительная беспечность.
Выждав пару минут, заинтригованный Неро поднялся выше и, глубоко вдохнув и задержав дыхание, аккуратно потянул на себя единственную приоткрытую дверь на этаже.
Будто в поощрение распахнулась та без скрипа.
Квартира была покинутой и нежилой — на мебели, насколько хватало скупого освещения, чтобы увидеть, лежал толстый слой пыли; все двери, кроме одной, ведущей в гостиную, были плотно закрыты. А Ви сидел спиной ко входу на ветхой софе и медленно массировал виски. В одиночестве. Грифона поблизости не наблюдалось, что не могло не радовать: Ви, очевидно, также устал от его общества.
И под тяжёлым взглядом Неро тот открыл книгу и, небрежно перелистнув пару страниц, захлопнул и отложил в сторону. Руки нашли трость и рассеянно огладили гранёный набалдашник, но вот и аксессуар оказался не у дел. Ви словно места не мог себе найти: обхватил себя за плечи и тут же отпустил; взъерошил волосы и спрятал лицо в ладонях.
Выдохнул долго, протяжно.
— Неро, Неро… — печально, как-то укоряюще пропел он в пустоту. Как будто разом постарел лет на десять; как будто последние силы иссякали и изнеможение незримой тяжестью гнуло его к полу. — Что же мне с тобой делать?
Раньше надо было задаваться этим вопросом.
Глаза жгло обидой и разочарованием; влюблённость крупноосколочно дробилась в груди под натиском приглушённой ярости или это сердце так сумасшедше колотилось — никак не разобрать. Неро поправил Красную Королеву и бесшумно переступил порог.
Он подскажет.