Дверь закрылась так же тихо, как и отворилась: без щелчка замка, без скрипа петель — мягко, плотно, в полном беззвучии. Не нарушив тишины и не вызвав подозрений у смолкшего Ви; не выдав вторжение постороннего, который самого себя разоблачить мог в любой момент одним лишь громким сердцебиением: глупый мышечный орган норовил выпрыгнуть из груди с минуты на минуту.

Пересекая собой однообразные линии следов сандалий, на пыльном полу отчётливо прослеживались отпечатки подошв грубых армейских ботинок — Неро различил бы их узор в мельчайших деталях, если бы оглянулся. Но оглядываться некуда, незачем: Ви сидел перед ним, сгорбленный, опустивший плечи и тихо дышащий — и только он имел значение. В прошлом. Сейчас.

Всегда.

Несмотря на нескончаемую ложь, тысячи недомолвок и лицемерие; несмотря на вереницу прегрешений, стелющуюся за ним второй тенью, переступить через него, через свои чувства к нему — легко, так же, как порог преодолеть, — невозможно. Слишком глубоко под рёбрами засел и кровеносными сосудами врос неотделимо; слишком поздним оказалось прозрение, и теперь дорога одна — вперёд. К нему, за ним — как получится и каким бы ни был итог.

Но сначала — откровение. Потому что по-другому, неискренне, Неро бы не смог.

А Ви вновь качнул головой, на этот раз молча, словно в согласии с чужими мыслями, и тяжело вздохнул; склонился ещё ниже. В швах его кожаного плаща серебрилась пыль, а на плече неаккуратными мазками поверх узорных чёрных линий виднелись бурые разводы — свернувшаяся кровь Неро. Некрасиво смотрится, грязно: как будто строительную краску нечаянно пролили на искусную иконную живопись.

Глотку закупорило тугим болезненным комом; Неро не проглотил, но скривился, пристыженно отвёл глаза на мгновение.

У них и цель одна, и кровь одна на двоих почти что: вот же она, на коже, под кожей, в полых сосудах, весь организм оплетающих сетью-паутиной, — но они не подходят друг другу, не соответствуют. Односторонняя совместимость. Односторонняя зависимость. В силу особенностей его утончённой натуры Ви подобного сродства не перенёс бы наверняка — заболел бы, зачах и угас беззвучно, а Неро при всём своем стремлении угодить не сумел бы измениться настолько разительно, чтобы стать ему опорой и идеальным дополнением; кем-то нужным и заслуживающим если не любви, то хотя бы обыкновенного уважения; кем-то, чья искренность ценилась бы, а не была корыстно и эгоистично использована «во благо».

Он — посторонний для Ви, не друг и даже не приятель; чужак; всего лишь боец, выполняющий свою кровавую работу. А бойцов — бьют.

Не любят.

Лишний здесь, в коридоре чьей-то покинутой квартиры, в жизни Ви и у порога его наглухо заколоченного сердца — он, Неро, и только он один.

Кожу послойно срезало осознание этой простой истины и прозрачными кристалликами сыпало на бисер капиллярного кровотечения, увеличивая концентрат соли. Безнадёжность, всепоглощающая, густая и агатово-чёрная, расправляла крылья-тени и бесшумно насмехалась над Неро.

Безвыходная ситуация. Путь в один конец без возможности вернуться, неожиданно завершившийся тупиком. И справляйся с этим сам, выживай как хочешь, как можешь; не можешь никак — ляг и умри, малодушно сдавшись и не дотянувшись до своей мечты.

Но где же ему, Неро, неотёсанному мужлану, дотянуться до Ви, этой утончённой красоты в тысяче вуалей, скрывающих истинный облик? Сорвать бы их все, содрать одну за другой в остервенении, мягкий шёлк между пальцами небрежно пропуская, чтобы удостовериться, что Ви душой красив так же, как и лицом. Чтобы увидеть его настоящим, без прикрас.

Неро здесь именно для этого, так и довольно посыпать голову пеплом и медлить.

Шаг.

Терять ему нечего. Его выигрышный билет — искусная подделка; знаки внимания Ви так же фальшивы, как и витиеватая кайма-вотермарка на краях плотного картона. Мерцающий перламутр — броская дешёвка, а взгляды проникновенные глаза в глаза, рука в руке и галоп сердец наперегонки — не более, чем рычаг воздействия на него, Неро; приманка для могущественной демонической сущности, таящейся в заурядном человеческом теле, — наследия великого Спарды.

Ещё один шаг, короче и медленнее.

Сделка состоялась, билет возврату не подлежит, а загнанное сердце не пригодно к восстановлению.

Утилизировать и то, и другое.

Избавиться от слабого человека, идущего на поводу у собственных чувств, и дать Ви то, чего он так жаждет — демона, убийцу, кровожадное всесильное чудовище. Если это сделает его счастливее хотя бы на мгновение.

Желваки болят от напряжения, омерзительно сухо во рту, а тугой ком в глотке распадается на мириады крошечных шипастых лепестков; режет податливую слизистую и сочится прогорклой клейковиной. Вплавляется, врастает каждым миллиметром периферии, растягивая тонкие мышечные стенки капилляров и заполняя их чернильно-чёрной кровью — односторонняя совместимость; односторонняя зависимость. Всё. Теперь уже точно всё. Окончательно. Безвозвратно.

И Неро наконец сглатывает горьковатую слюну и делает последний шаг.

Ви не вскинулся испуганно, даже звука не издал, когда механической рукой тот схватил его за воротник и вздёрнул вверх, вырывая из полудрёмы и уюта затёртого велюрового сиденья, а человеческой — зажал рот. Свалилась на пол трость, тихо загудев в укор, и с протестующим скрежетом отъехала к стене выбитая тяжёлым ударом ноги софа; покачнулась, оцарапав обои деревянной спинкой, и грузно встала на ножки. Поймав тусклый солнечный блик, мстительно швырнул его в глаза Неро подлокотник, изрубцованный крупными птичьими когтями — похоже, Ви частенько бывал здесь.

И впору задуматься: с какой целью? Не потому ли, что Клипот отсюда виден как на ладони и можно отслеживать его рост изо дня в день? Не потому ли, что взять передышку от докучливого влюблённого мальчишки порой хотелось непреодолимо? Или напомнить самому себе, ради чего и были затеяны все эти игры; чтобы, забывшись, не переступить черту; не поставить в пылу азарта на кон собственное сердце и не проиграть его? Но и об этом Неро вызнать успеет.

Времени у них двоих предостаточно.

Тишина вновь стала ватной и всеобъемлющей.

Не шевелился и не сопротивлялся Ви и, казалось, дышать перестал, но тёплый воздух щекотно оглаживал костяшки пальцев Неро — и тот надавил на губы чуть сильнее. Кожей ощущая их пергаментный рельеф и шероховатость мелких трещин, их сухость и жар. Так нужно: сдавить, ладонью прижаться плотно, не пересекая границ грубоватой ласки и не причиняя боли, — и не потому, что до дрожи хочется украсть очередное прикосновение, нет; не потому, что розгами подстёгивает осознание, что это, вероятно, последний раз, когда он может позволить себе дотронуться до Ви. Так нужно. Нужно.

Нужно.

О, как же этот треклятый проходимец нужен ему!

Со скрипом проскользнула между пальцами плотная кожаная ткань, и Неро сместил механическую руку вниз и перехватил Ви поперёк туловища; крепко прижал к себе спиной, грудью ощущая давление перекрёстов шнуровки его плаща и частое, почти воробьиное, биение сердца. Удар за ударом, удар за ударом, как крылья, длинными маховыми пёрышками задевающие жёсткий каркас прутьев-рёбер.

Попался.

Ви шумно сглотнул, губами прижавшись к ладони Неро на мгновение: ещё плотнее, бесстыдно и волнующе до крайности, как если бы целовал по-настоящему, за целомудренным прикосновением тая́ обещание чего-то большего, — и правда это, случайность ли, приукрашенная собственным воображением, или же очередной пунктик его грандиозного плана, никак не определить. Но Неро поддался на секунду, закрыл глаза и вслепую ткнулся носом в шелковистый затылок, выжидая, переживая пик собственного смятения и сглатывая что-то вязкое, липкое и, вероятно, чёрное на корне языка. Дыша пылью, тонкими нотами выветрившейся хвои и слабыми — пота; дыша самим Ви.

«Что нам делать, Ви? — И не мог надышаться, не в состоянии был утолить эту жажду, этот голод. — Что мне делать с тобой?..»

Вседозволенность и подкупающая пассивность Ви кружили голову, кровь разбавляли алкоголем, или полыхающим бензином, или смолистым дёгтем и под ноги вату словно бы подкладывали. Устоять тяжело и куда проще отступить к софе у стены, увлекая пленника за собой; смять ломкое костлявое тело в медвежьей хватке, сдавить, порошком втереть в себя по грану. Чтобы больше никакой лжи, никакого обмана — правда, правда, одна лишь правда, просеянная между пальцами мелким белым песком и в кожу мерцающими частицами вкраплённая.

А Ви вдруг завозился, захрипел и ногтями оцарапал бедро Неро: скользяще, безболезненно, слабо цепляясь за те складки джинсов, до каких сумел дотянуться; тёмные волосы волнами хлёстко ударили по лицу, и Неро опомнился. Ослабил хватку и левую руку опустил, освобождая Ви дыхательные пути, но не его самого: огнеупорная сталь и прорезиненный пластик по-прежнему накрепко вжимали его в грудь Неро.

— Значит, мне не показалось, — проскрипел Ви в перерывах между рваной одышкой и неожиданно хохотнул: высоко, звонко, на грани истерики. Неро пошатнулся и за собой его потащил машинально, но устояли оба. — Как много ты успел услышать?

— Всё.

Это даже приятно — лгать вот так ему в лицо; в затылок, если уж точнее. Не совсем ложь, полуправда, но по части обмана из них двоих Ви — неоспоримый лидер. Так и пусть понервничает, его черёд.

И будто бы в подтверждение чужих мыслей участилось биение воробьиных крыльев в костяной клетке рёбер, а Неро не сумел сдержать кривого смешка: то-то же. Левой рукой перехватил пленника так же, как и правой, заковывая в тесном объятии, точно в двойном стальном обруче — и трепет крыльев стал в разы ощутимее.

Не вырваться, не шелохнуться и вдоха лишнего не сделать.

Пусть Ви на собственной шкуре испытает ошеломляющую потерянность и скованность, подавленность, беззащитность до колкого внутреннего озноба и чего-то бесконтрольного, иррационально и саркастически смешного. Безоружность.

Беспомощность.

Всю ту бурю эмоций, что охватывала Неро возле него изо дня в день.

— И что думаешь? — Тёмная прядь щекотно мазнула по скуле Неро, а тугая шнуровка с нажимом проехалась по его груди и животу: Ви сполз чуть ниже, откинул голову назад и, уперевшись затылком ему в плечо, понятливо улыбнулся. — Уже распял меня мысленно?

Шипами Клипота вонзились под рёбра его вопросы. Иррадиация боли ветвисто затронула и сердце, и затянувшуюся рану на плече; обожгла хранящую ощущение чужих волос скулу, словно электрический разряд с намеренно увеличенным напряжением сквозь подопытного пустили, проверяя его остаточную жизнеспособность.

Нечего проверять: образец уничтожен — ни одной витальной клетки, ни одного нервного импульса, ничего. Гибель.

Некроз.

Всё так же кротко улыбаясь, Ви искоса поглядывал на Неро снизу вверх и даже не пытался оправдаться.

— Пока только задушил, — с натянутой усмешкой признался Неро. Вовремя отвести глаза от мягкого изгиба чувственных губ и сосредоточиться на разговоре удалось: свербение в подреберье перетягивало внимание на себя, отвлекало, отрезвляя болезненно, но эффективно.

Что удивительно, пленённый и обездвиженный, пойманный с поличным, Ви не терял присутствия духа и читал Неро как по буквам. Поразительные стойкость и проницательность.

— Всего-то? — слабо хмыкнул Ви, обмякая и понемногу сползая ещё ниже. — Я разочарован.

— Как будто когда-то было иначе.

— Неро…

— Нет, — резко оборвал Неро и, нахмурившись, сдавил грудь Ви крепче; удерживая его на месте и вынуждая замолчать. — Не начинай.

Обойтись без слов, вычурных и красивых, но пустых, как перламутром отливающий покров погибших эмпуз после обработки полирами Нико. С трепетом и охотой Неро выслушал бы Ви при любых других обстоятельствах — он же любит его, любит тем самым штопаным-перештопанным сердцем, той самой кроеной-перекроенной душой, и влюблённость эту не разрушить ни щелчком пальцев, ни бронебойной пулей Синей Розы, ни даже предательством, — но сейчас…

— Я помню, — вдруг снова подал голос Ви. А Неро прикусил язык, мысленно проклиная свой недостаток озвучивать мысли вслух в периоды глубокой задумчивости. — Когда ты сказал мне… в Фортуне… Знал бы ты, какими были твои глаза в тот момент.

Бархатный голос стал глубже, мягче и теплее — зазвучал томным грудным урчанием, заполняя собой опустошённую душу Неро и ласкающей слух вибрацией развеивая мрак в её уголках, — а узкая ладонь прошлась по бедру чуть вбок, поглаживая и успокаивая.

— Скажи, это всё… — Неро запнулся, зажмурился. Не сбиться с курса. Не польститься на вкрадчивые сладкие речи и приятное прикосновение. Озвучить интересующее оказалось сложнее, чем он предполагал: шипы-занозы в сердце досаждали, и вытащить их разом или загнать ещё глубже — выбор не из простых. — Исключительно для дела? Если бы на моём месте был, допустим, Данте, ты бы… Ты бы так же? С ним?..

Взмах воробьиного крыла-сердца — и ласка прервалась; ногти с силой вонзились в бедро, а Неро дёрнулся и зашипел от внезапной вспышки острой боли.

— Ты за кого меня принимаешь?! — оскорблённо процедил Ви и рванулся прочь, яростно лягнув Неро в голень.

— А за кого мне ещё тебя принимать?! — следом взорвался и Неро. Отнял человеческую руку от впалой груди и вцепился ею в горло Ви; ладонью надавил на кадык, заставив Ви коротко судорожно сглотнуть и ненадолго прекратить сопротивляться. — У тебя миллион возможностей был поговорить нормально — нормально, Ви! — Неро трясло, и пленник, крепко прижатый к нему всем телом, перенимал его дрожь; наполнялся его негодованием и своё собственное выплёскивал сдавленным шипением. — Именно так люди и поступают — разговаривают! — потому что, блядь, так положено: считаться с окружающими! И не превращать их в цирковых собачек ради своих ебучих планов, никому ни слова не сказав! А ты… Сука!

Ви низко зарычал и наступил на ногу своему пленителю, но утолщённый ботинок укус эмпузы выдержал в прошлом, что уж говорить о простом ударе тонкой подошвой, — а Неро, подстёгнутого, распалённого собственной обидой и обозлённого до крайности, проняло даже этим. Оскалился он хищно, недобро, не выпуская Ви из мощной хватки, и стиснул хрупкое тело гораздо немилосерднее.

Верно, терять ему нечего. Теперь уже бесспорно. И путь только один — вперёд, напролом через каменную стену тупика, лоб расшибая в кровь. Неро этим не напугать, он готов на любую жертву, к любым мытарствам: Ви закалил его не хуже адского пламени — да и в пламени, живом, пляшущем и кожу вздувающим уродливыми пузырями, он побывал также.

Хуже быть уже едва ли может.

Три удара птичьего сердца-крыла — и Неро решился.

— А знаешь, — с трудом подавив натиск собственных эмоций и обуздав гнев, обманчиво ласково пропел он на ухо Ви. И как по щелчку пальцев тот прекратил рваться прочь и застыл в ожидании. Одно лишь сердце его продолжало беспокойно биться в груди, сминая тонкие пёстрые перья. — Мне тут одна сорока на хвосте принесла, что я, вроде как, нравлюсь тебе. Но врёшь ты как дышишь, так что я даже спрашивать не стану, а проверю по-своему… — Короткая пауза, секунда на осмысление для Ви; для Неро же — возможность перевести дыхание, собраться с силами и нарочито медленно протянуть, не теряя нужной интонации: — Как он там сказал: «Ковать железо, пока горячо»? Я ничего не напутал? Уверен, это отлично впишется в твой план!

— Что? — со свистом втянул сквозь зубы воздух Ви, каменея в удерживающих его руках.

И Неро с мрачным удовлетворением ощутил, как заполошно заколотилось сердце пленника, ускоренное в разы адреналином; крылья ломались, перья бесшумно оседали на диафрагму мокрыми окровавленными лепестками. Мышечный орган Неро дробью рассыпался не менее часто и гулко, но Ви, к счастью, слишком поглощён был осознанием своих дальнейших перспектив, чтобы обратить на это внимание и слабость Неро к себе использовать против него же самого.

Нахмурившись и сардонически искривив губы, Ви выдохнул ровно, без страха в голосе:

— Нет, ты этого не сделаешь.

— О, именно это я и собираюсь сделать! — Неро отчаянно блефовал.

Раздробленная ударом Кошмара челюсть восстановится к вечеру, а что насчёт перелома основания черепа?.. Ви не успел отдохнуть и восполнить силы, так что вмешательство каменного голема в ближайшие часы исключено, а прочих фамильяров призывать он не станет: им не справиться с Неро; к тому же, это только между ними двоими — и нынешнее щекотливое положение Ви явно не стоит делать предметом сальных насмешек Грифона.

Припугнуть Ви, этого лжеца, проучить, отомстить за себя — давно пора. Игра стоила свеч. Главное, не зайти слишком далеко; остановиться вовремя, напоминая себе ежесекундно, что это лишь постановка, как одна из тех, которые устраивал перед ним Ви, не более.

Не более.

«Всё могло сложиться совсем не так: ты бы ни о чём не жалел, ничего не боялся и хотел бы этого не меньше, чем я — я бы постарался, клянусь, выложился бы для тебя на полную, — но теперь… — Кипела и всплесками токсичного горючего выталкивалась из раскалившегося сердца почерневшая кровь, по сосудам обжигающе циркулировала и ударяла в голову; к Ви устремлялась по смежным сосудам-капиллярам, отравляя и окисляя и его также. — …Прости меня».

Человеческие пальцы расслабились, отпуская чужое горло. Приоткрыв рот, Ви рвано вдохнул, ещё и ещё, словно дышать моментально разучился и с жадностью ловил спёртый воздух и комнатную пыль, не представляя, что делать с ними и как использовать. Но тут же закашлялся хрипло: левой рукой Неро мимолётно скользнул по его груди и животу, задел бегло холодный прямоугольник пряжки ремня кончиками пальцев и грубовато, бесстыдно сдавил ладонью ширинку. И Ви лязгнул зубами, превратив долгий выдох в сцеженное шипение, запрокинул голову и мотнул ею, намереваясь не то сломать Неро нос, не то всего лишь припугнуть его и вынудить отступить. Но Неро был готов — отклонился назад и успел сцапать зубами тёмную прядь.

— Не дёргайся, — пророкотал он негромко, без злости, не выпуская волос изо рта, и мягко потянул ухваченный локон на себя. — Больно не будет.

И будто бы в подтверждение слов ногти дразняще оцарапали жёсткий шов мотни, и складки ткани заломились из-за давления ладони, с требовательным нажимом двинувшейся кверху; металлические черепа на цепочке звякнули поощрительно, а в висках Неро звон стоял куда громче и раскатистее. Ви же отрицательно качнул головой, задышал реже, медленнее и глубже; заёрзал на месте, самого себя в грудь Неро вминая, отираясь о его пах неосознанно, и звон в висках стал оглушительным. Сам того не замечая, Ви только всё усугублял. И ему бы следовало остановится немедленно…

Или же не останавливаться до самого конца.

— Вдруг моей демонической сущности это понравится? — нежно проворковал Неро, увещевая, зубами подхватывая ещё одну смоляную прядь и вновь оттягивая к себе. Теряя нить между выдуманной фальшью и искренностью, идущей из глубин сердца и продиктованной вспыхнувшим влечением.

А Ви вздрогнул, плечом повёл, точно смахнуть налёт приставших к коже слов пытаясь или пробуя втереть их ещё глубже — под кожу, игнорируя несовместимость и ответной зависимостью страдая, принимая и грубоватую ласку Неро, и его отвратительный флирт, и недостойное поведение; всего его — целиком и полностью, — и всем весом навалился на Неро. Тонкие скрюченные пальцы вяло цеплялись за джинсы и полы плаща, скорее рефлекторно, чем для дополнительной опоры, а ноги будто бы ослабли в коленях и перестали держать тело в вертикальном положении.

Ви собственному телу не доверял или же полагался на Неро сильнее, чем тот подозревал, и осознание этого под дых ударяло, в солнечное сплетение ввинчивалось тупым спиральным лезвием, а сердце наделяло такими же трепещущими воробьиными крыльями, какими обладало сердце Ви.

Шагнув назад, к стене, в поисках спасительной опоры Неро, поудобнее перехватил Ви Пленом Чувств и языком вытолкнул влажные от слюны пряди изо рта. Ви, средоточие чувств Неро, пленён Пленом Чувств. Ирония потрясающая — и одним невесомым крапчатым пером сорвался с губ Неро нервный зажёванный смешок.

Но не отвлекаться, следить за собственной интонацией, за словами и заплетающимся языком; не выпустить Ви и не облажаться, не сейчас. Только не сейчас.

— Или… — сглотнув коротко, продолжил Неро; ладонью повёл теперь уже книзу, медленно, неторопливо исследуя, ощущая каждую складку ткани и контур проступающего члена Ви. — Тебе?

— Ещё не поздно остановиться… — Голос Ви снизился до почти беззвучного шелеста. И Неро передёрнуло: Ви точно его мысли минутной давности прочёл и умышленно уколол своей осведомлённостью, — но раскаяние тут же вытеснилось следующей же репликой: — Это ведь не то, чего ты хочешь на самом деле.

— Пф-ф, ну да, тебе, конечно, виднее, чего я хочу! — Ладонь вжалась в пах сильнее, грубее и резче, и в грохоте собственного пульса в висках потонул прерывистый выдох Ви.

Новый прилив раздражения обдал Неро горячими брызгами густо и болезненно — как если бы Превосходство за его спиной вновь взорвалось, и стену позади разрушив, и половину тела Неро разворотив, — по сосудам заструился вскипевшей смолой, такой же чёрной, такой же клейкой и пузырящейся, как разбавленная реактивами демоническая кровь в колбах Агнуса. Цветными картинками в памяти отпечаталось, как они лопались во время пожара в лаборатории: разлетались пылающими каплями расплавленного стекла, под подошвами шипели и похрустывали слабо, а попав на кожу, тотчас прикипали болезненными перламутровыми бляшками. А теперь из Неро самого препарат сделался один в один, но, увы, бракованный получился, нестабильный. И хрупкие крылышки, едва-едва распушившие воздушные перья, слиплись и безжизненно повисли где-то под рёбрами тяжёлыми переливчато-смольными каплями.

— Ты ведь даже ни разу не спросил у меня! — продолжал захлёбываться праведным негодованием Неро, не прекращая распускать рук и с противным визгливым скрипом царапая кожаный плащ пластиковыми пальцами. Ви выслушивал не морщась; терпел, и его показное спокойствие воспламенившимся горючим за шиворот Неро лилось и жгло, жгло, жгло, мучительно выжигало кожу между лопаток. — Правильно, а зачем?! Этот бестолковый Неро только и может, что мечом размахивать и материться через слово, какие у него вообще могут быть желания, да?! Пожрать, выспаться, потрахаться, как животное, — разве есть место в его тупой башке для чего-то ещё?! — Большим пальцем левой руки решительно поддев конец ремня, Неро высвободил его с треском, почти вырвал из шлёвки, и расстегнул ставший лишним предмет одежды Ви — хоть какой-то плюс был в том, чтобы жить с одной рукой, не полагаясь на вторую. — А чего на самом деле хочешь ты, а, Ви?! Какой-нибудь возвышенной хрени, для которой у меня ума не хватит?! Или Уризен — это всё, что тебя парит? А дальше что? Дальше — что?!

— Когда же ты научишься слышать меня, Неро? — блёкло рассмеялся Ви и утомлённо покачал головой, виском на мгновение прижавшись к шее Неро: быстро, но мягко, почти доверчиво и будто бы в слабое утешение. Кончиками пальцев разгладил залом джинсовой ткани на его бедре и руку тотчас отнял, не настаивая на долгом прикосновении. Не оправдываясь, по-прежнему не оправдываясь, но обрушенный на себя гнев принимая с покорностью и подчёркнутым достоинством. — Твои самоуничижительные домыслы не имеют ничего общего с реальностью. К тому же…

«Ничего общего?..» — И огонь погас, а злоба отступила мгновенно, схлынула смольной волной, липкие разводы чёрного после себя на душе оставляя. Неро уже никогда не отмыться от них.

Он самого себя проклял, решившись переступить порог этой квартиры, сам измарался с головы до ног. Но, вопреки всему, что-то невесомое и светлое расправлялось вокруг его сердца с каждым новым словом Ви; не чёрное, не бархатное и лишённое заострённых шипов, наносящих невидимые увечья, нет, — мягкое, воздушное, пёрышко к пёрышку складывающее.

Ви не пытался высвободиться, воспользовавшись заторможенностью Неро, не пробовал вывернуть запястье и перехватить его руку, всё так же давящую на пах через одежду — одни глаза лишь прикрыл, то ли отрекаясь от самого себя и не желая видеть происходящее, то ли сосредотачиваясь на собственных ощущениях; прислушиваясь к переменам и внутри Неро, и, вероятно, внутри себя.

И обронил лаконичное на выдохе, как жирную точку поставил:

— Я ведь уже говорил тебе, Неро. Я просто хочу жить.

— Что тебе мешает? — Расслабив ладонь и ногтем большого пальца поддев прохладную пуговицу ширинки, Неро замер, мысленно до десяти отсчитывая и ожидая ответа; дальнейшей реакции; знака, что пора остановиться и отпустить Ви, бросив напоследок наигранно циничное и безжалостное «понятно всё с тобой», как и планировалось с самого начала.

Но внутреннее чутьё подсказывало, что язык не повернулся бы сказать подобное и по-скотски отнестись к Ви, сколько бы прегрешений тот ни совершил и чем бы ни заслужил соответствующего обращения. Имелись границы, которые Неро никогда бы не пересёк; моральные установки, против которых никогда бы не пошёл, и унижение Ви — одно из их числа — под негласным категоричным запретом.

Жаль, окончательное осознание этого наступило лишь сейчас, когда всё, что могло случиться — уже практически свершилось и дошло до точки невозврата. И решить бы, как выбраться из этого смольного, вязкого и топкого с наименьшими потерями.

— Я сам, — вымученно улыбнулся Ви, не подозревая, что только что решалась его участь, и добавил туманно: — Исправить собственные ошибки оказалось сложнее, чем я предполагал. Мне жаль, что я… втянул тебя в это, но по-другому никак. И да… — Он стиснул руки в кулаки, бегло оцарапав кончиками пальцев бёдра Неро; плечи напряг. — Ты был прав: я действительно намеренно обманул тебя. Ты — не слабак. И без тебя мне не обойтись.

Ви говорил ровно, размеренно; не лгал, но и не был до конца откровенен. Странно было бы, ответь он как-то иначе, а Неро разочарования не испытал, не смог попросту: выгорел эмоционально, — и его не хватило даже на короткий ответный кивок. Расплавленные чёрные сгустки и растрёпанные перья в клейкой плёнке облепили изнутри густо и тяжело; в кожу въелись сильнее, чем фамильяры в кожу Ви. И не то сожалением это было, не то раскаянием в собственных словах и поступках, не то неудовлетворённостью прошедшим разговором: Ви обыграл его, не раскрыв собственных козырей; вновь оставил в дураках и в утешительный приз наградил собственным снисхождением.

— Ясно. — Не ясно. Ничего не ясно.

А Ви завозился вяло, выпрямился и волосами неаккуратно встряхнул, задев их кончиками лицо Неро: и мягко, и колко немного, и лёгкий синтетический запах шампуня, того самого, хвойного, из мотеля, нос защекотал, — и как-то вдруг не до вопросов стало совсем, не до обид. Навряд ли Ви поделится чем-то ещё: он же проклятая неразрешимая загадка без подсказки и логичного ответа; чёрное и белое на чистом нейтральном холсте — никаких лишних цветов, никаких переходных оттенков. Интересно, какого цвета станет его душа, опусти её Неро в растворитель?.. И носом уткнуться в густые локоны, вдохнуть полной грудью знакомый будоражащий запах и губами мазнуть по мокрым от своей же собственной слюны прядям кажется непреодолимым искушением. Прижаться плотнее, хотя ещё секунду назад чудилось, что плотнее уже невозможно, подбородком небрежно отодвинуть высокий воротник кожаного плаща и надавить на него, чтобы не топорщился и не мешался, а затем…

На высокой ноте всхлипнул Ви и резко голову в плечи вжал; качнулся назад и окончательно завалился на Неро, всем телом бесстыдно вжимаясь в него, и каждый шов его плаща, каждый перекрёст шнуровки на коже обоих отпечатался, должно быть: у одного — на спине, у другого — на груди; как одной толстой нитью сшитые, единой сосудистой сетью проросшие друг в друга и омытые одной и той же кровью изнутри.

Нет между ними такого понятия как несовместимость.

И не было никогда.

— Выбирай, — жарко выдохнул Неро на ухо Ви и вновь приник губами к его затылку, к узкой полосе обнажённой кожи шеи и свежему розовеющему отпечатку собственных зубов. — Какой рукой?

— Ты серьёзно? — зажмурился Ви и губы торопливо облизнул; вцепился в брюки Неро повторно, а воробьиное сердце частило в груди суматошным биением. — Не думал, что у тебя хватит смелости.

— А у тебя самого-то хватит? Знаешь, пару часов назад ты казался более сговорчивым, — лукаво усмехнулся Неро, человеческой ладонью лаская его промежность и с каким-то диким ликованием ощущая недвусмысленную бугристость под плотной тканью. Только бы Нико не узнала, как он предложил Ви использовать одно из её изобретений. — Выбирай.

А Ви глухо застонал, вновь ослабевая и сползая книзу; голову запрокинул к Неро, и по контуру его приоткрытых губ тускло заблестели влажные блики, а в уголках — бордовая пудра спёкшейся крови из застарелых трещинок. Чарующе смотрится, необыкновенно, как если бы на чистый пергамент порошок красного перца высыпали, внося в привычный монохром новый контрастный цвет. И взгляда отвести невозможно от этого восхитительного в своей порочной утончённости лица, от полных губ, жаждущих ласки, и кристалликов крови в их уголках, — а под собственным языком уже копится слюна, тяжёлая, жидкая и пресная, как дождевая вода, так что одного глотка, чтобы избавиться от неё, недостаточно. И собрать бы багровые частицы языком и толкнуться им внутрь, зубы Ви задевая неаккуратно — лаская его, но раня — себя, — и поделиться с ним пикантным привкусом металла и соли; поделиться собственным безумием и утолить мучительную жажду обладания, ослабить зверский голод, день ото дня лишь усиливающийся.

Но нельзя, нельзя терять контроль над собой и позволять Ви манипулировать им, и Неро с трудом отвёл глаза, не поддавшись на провокацию. Вести будет он, и трезвый разум нужен как никогда. Но мелко потряхивало, электрическими разрядами колко пробирало каждую мышцу, а может, это Ви дрожал, и биение его сердца отдавалось под рёбрами Неро рикошетящими ударами, — значения уже не имело. Если в это же мгновение земля разверзнется и явит портал в Нижний мир, если Уризен пресытится силой и город по кирпичику разбирать начнёт или пару-тройку новых Клипотов вырастить решит, Неро и с места не сдвинется, не дождавшись ответа Ви и не осуществив свою сладкую угрозу.

Вот только не на бездействие партнёра рассчитывал Ви, очевидно, совсем не на него — и, ловко выдернув руку из-под пластиковых пальцев, он обхватил Неро за шею и на затылок ему надавил, насильно склоняя к себе. Лишая выбора, даже призрачной иллюзии его.

Вновь единолично решая за них двоих.

Тихо заскрипел браслет на узком запястье, соскальзывая ниже, а кольцо оцарапало кожу затылка и болезненно зацепило пару волосинок, и сила воли дала слабину, лопнула по швам, как и остаточное благоразумие — и Неро покорился. Впился в губы Ви с жадностью, чуть ли не с рыком, нетерпеливо языком толкаясь. Ощущая и солоноватый металлический привкус, которым сопровождался едва ли не каждый их поцелуй, и мягкость губ Ви, и его тёплое влажное дыхание на своей коже. А Ви не уступил под натиском, не прогнулся — в волосы на затылке вцепился с силой, не позволяя Неро отстраниться и красноватые отметины ногтей на его коже наверняка оставляя, но крупно вздрогнул, стоило механическим пальцам крепко сжать плащ у него на боку.

— Да-прекрати-ты-елозить-чёрт-тебя-дери, — процедил Неро, самого себя толком не слыша из-за чужого — или своего, уже не разобрать, не отделить одно от другого, — тяжёлого глубокого дыхания; морщась из-за распирающей боли в паху и Ви, словно бы намеренно трущегося о его окаменевший член.

Практически полностью обездвиженный, Ви с ума его сводил, а что будет, дай он ему больше воли и свободы действий? Прижми он его лопатками к дивану и отпусти вторую руку также?.. Объятыми пламенем крыльями бьётся в опустевшей голове соблазнительный образ, трепещет внутри, рыхлые хлопья пепла роняя, но Неро шевельнуться не может, и шага к предмету мебели сделать: выпустить Ви из своих объятий-захвата — что-то невыполнимое, запредельное, находящееся за гранью его возможностей; и поменяй он положение, ослабь давление хоть на секунду и отстранись от губ Ви — таким же невесомым пеплом рассыплются оба.

— Только если этим чёртом будешь ты, — дёрнул уголком губ Ви, точно сноп трескучих искр на смольные разводы щедро высыпав, а Неро ответный ход не оценить не сумел. И за шорохом расстёгиваемой «молнии» и влажным звуком возобновившегося поцелуя не сразу различил смазанное: — …твоей.

Но раскалённым паром окатило изнутри пах, обильно, мучительно приятно до содрогания и почти болезненно, когда ответ таки достиг задымленного и горячим пеплом растравленного сознания. Остановиться невозможно, да и смысла нет никакого: разрешение получено и направление чётко определено.

Ви захотел Неро; прикосновений его кожи, не мягкого пластика, наверняка способного доставить необычайное своеобразное удовольствие, и сам словно бы с Неро тактильными ощущениями поделиться хотел сполна; дать ему больше, чем тот мог бы получить, воспользуйся Бичом Дьявола.

Так лучше всего, намного, намного лучше. Не таким уж закоренелым эгоистом оказался Ви, и беглая улыбка, затронувшая уголки губ Неро, оказалась тотчас растёрта по пергаменту и с порошком красного перца смешана; смята чужими алчущими губами и необходимостью в ответной ласке искажена.

Неохотно разорвав затянувшийся пряный поцелуй, Неро отнял человеческую ладонь от паха Ви, разогретого ею же, под разочарованный вздох последнего; кисть ко рту поднёс и, зубами ловко поддев застёжку-липучку, стянул перчатку. Перехватил её, в карман сунул не глядя и под томным прищуром потемневших зелёных глаз языком по нижней губе провёл с нажимом, избавляясь от неприятного привкуса промасленной ткани; не отрывая взгляда от разомлевшего Ви, застывшего в волнующем предвкушении и из-под полуопущенных ресниц взирающего на Неро.

И тёплая тяжесть давит на сердце и воздушное оперение согревает при виде его, такого, ещё не Неро принадлежащего, но уже и не своего собственного, а возбуждение горячими стеклянными шариками внизу живота копится. И те бьются, толкаются округлыми глянцевитыми боками и эхом в виски отстукивают; отдаются в поясницу тупыми ударами и вдоль позвоночника крошевом осколков жалят; будоражат и бодрят. А Ви льнёт доверчиво, безо всяких «почти» и «едва», и ластится к Неро изголодавшимся по ласке бездомным котом; пальцами складки его брюк нетерпеливо перебирает, тянет, швы ногтями царапая с шорохом, как если бы ткань насквозь протереть пытался и до обнажённой кожи добраться хотел, другой рукой же ерошит волосы на затылке Неро и взглядом, разморённым, плавким и затянутым мутной поволокой, гипнотизирует. А в уголках его глаз мелкие морщинки паутиной раскидываются и приглушённо сверкает набежавшая влага, накрытая кружевной тенью ресниц — и Неро облизнулся повторно; безотчётно. И не из-за остаточного дурного привкуса на языке.

Отнюдь не из-за него.

Ви же повторил его жест и подбородок выше запрокинул, блестящие увлажнённые губы для нового поцелуя подставляя, и с беззвучным хлопком раскололись стеклянные шарики внутри Неро: раздробились по линиям глубоких трещин и брызнули раскалённой пылью, сотней мурашек по коже срикошетив.

Разве можно удержать себя в узде и не сорваться? Оставить Ви в томлении ещё хотя бы на мгновение?

Отказать ему?..

Сами собой находят тёплое и мягкое губы, сами собой по красной кайме губ Ви ведут, аккуратно, без чрезмерного давления и натиска, без грубоватой требовательности — точно страшатся тонкую плёнку влаги повредить и смазать хотя бы один блик. Нежность — не про него, но Неро очень старается. А Ви целомудренный поцелуй принимает с благодарностью и ответной чувственностью и глаза прикрывает, будто бы успокаиваясь; тает и перламутром сыплется, словно бы не замечая, какой эффект на Неро оказывает, словно бы не зная, сколь соблазнителен сам, — но Неро поделится с ним своей правдой и позволит Ви увидеть самого себя его, Неро, глазами.

Потому что чувства переполняют и выплёскиваются в беглых и не очень прикосновениях и поцелуях, делая их импульсивнее и страстнее, но неосторожнее, топорнее, чем они могли бы быть; душат медленно, до постыдного приятно, сгущают краски и предательским румянцем заливают щёки и шею — хорошо, что Неро позади и Ви почти не видит его лица.

Потому что словами объяснить этот сердечный коллапс, эту внезапно налетевшую неистовую бурю во время штиля, возможным не представляется.

Ви должен знать, что Неро влюблён в него, и не только услышать об этом, но и прочувствовать во всей гамме, по оттенку разобрав и пресытившись каждым из них. Неро очень бы этого желал. А Ви, уж если он не лгал и в действительности хотел просто жить, навряд ли отказался бы эту самую жизнь сделать чуть ярче и красочнее.

Но Ви, вывернувшись из-под поцелуя и беспорядочно разметав смоляные локоны по плечу Неро, дрогнул и воздух ртом хватанул, а мышцы его впалого живота сократились рефлекторно, на пике неожиданности и острого удовольствия выдав чрезмерное волнение обладателя: кончиками пальцев коснулся Неро обнажённой кожи у кромки его брюк. Рука горит, или это кожа Ви пылает под прикосновениями, понять невозможно, но скользящие поглаживания своевольно узор татуировок перечёркивают, дорисовывают новые незримые петли к уже имеющимся и горячими следами кожу будто бы метят. Ласкают мягко, ласкают грубовато — характер прикосновений сменяется один другим, — а Ви дышит всё чаще, всё громче, и, губу терзая зубами, зажёвывает надорванный стон и сглатывает его вместе со слюной тяжело и шумно. Поддаётся и раскрывается; плавится в объятиях Неро, чёрно-белые тона тёплыми оттенками разбавляя.

Никакого растворителя не нужно, чтобы его истинную натуру отмыть от эмалированной фальши: Ви весь — оголённый нерв, возбуждённый и электролитами насыщенный, отпрепарированный и лишённый толстого слоя глиальной оболочки. Искренний в своём желании быть обласканным одним конкретным человеком, на четверть демоном; своенравным мальчишкой, таки добившемся своего.

И самолюбие тешится пониманием, что Неро ещё даже не прикоснулся к нему так, как мог бы; там, где мог бы и где обязательно прикоснётся.

Поддеть плотно прилегающую, несмотря на расстёгнутые ремень и ширинку, ткань и скользнуть под неё — самое время. Подушечками пальцев с лёгким нажимом провести по атласу кожи и тонким жёстким волоскам, слишком неторопливо, слишком размеренно, чтобы Ви нетерпеливо мотнул головой и скривился; брови заломил и на Неро взглянул раздражённо, почти зло, и намеренно бедром на его пах надавил: толкнулся назад мстительно, провокационно, в своём сомнительном положении пленника находя безотказные точки воздействия на пленителя.

— Нарываешься… — прорычал сквозь крепко стиснутые зубы Неро, жмурясь и от пляшущих искр перед глазами избавляясь, и ответно о Ви членом потёрся. О его отвратительно скрипучий кожаный плащ, скользкий, даже сквозь одежду ощутимо скользкий, и о тугой перекрёст шнуровки, и содрогнулся от приступа приятной боли, стоило жёстким петлям врезаться в ширинку и задеть чувствительную область головки.

Ви то ли сипло выдохнул, то ли усмехнулся надломленно, а Неро поддел мочку его уха языком, провёл по мягкому полукругу кверху и губами прижался к виску, к пульсирующей жилке, впитывая беспокойное биение тока крови и проступившие бисерины пота.

И рукой двинулся ниже, чтобы тотчас коснуться горячей головки и вязкую каплю на её кончике смазать; чуть надавить на живот, проскальзывая под член и подушечками пальцев ощущая упругую плотность напряжённых мышц живота, а костяшками — твёрдый изогнутый ствол. В узких штанах тесно, слишком тесно для каких бы то ни было манипуляций, и Неро изогнул запястье, отодвигая ткань и высвобождая член Ви; и себя, и Ви обеспечивая большей свободой действий.

Вот только Ви не помогал, ни в чём ему не помогал, мерзавец, и единолично наслаждался этой сладострастной пыткой. А Неро отомстил бы ему, обязательно придумал бы способ, соответствующий пикантности ситуации и вносящий новую остроту, если бы не был на взводе и соображал чуть больше, чем никак.

Но вот ненавистные штаны наконец приспущены, а пальцы обхватывают основание члена, и Неро замирает на секунду недвижимо, игнорируя тихое шипение партнёра: хватка слишком сильная или терпение того подходит к концу — сладкая, изощрённая месть, кажется, удалась сама по себе. Тонко звенит металлическая цепочка и более громкими ударами вторят ей сталкивающиеся черепа: Ви дрожит, в Неро вжимается всем телом намеренно, словно растормошить его стараясь, и хмурится вновь.

— Неро, проклятье… — Даже истерзанные припухшие губы кривятся неровно, конвульсивно, а ладонь в кожаной перчатке давит на бедро Неро и вверх-вниз елозит, до красноты кожу, должно быть, растирая.

Непередаваемо.

Но осуществлять обещанное-навязанное Неро не торопился. На сухую действовать нужно аккуратно, без спешки и чрезмерного давления, и всё пройдёт гладко. Ви не будет разочарован: имелись неоспоримые плюсы в том, чтобы одинаково хорошо владеть обеими руками, — и Неро щекой о скулу Ви потёрся, не зная, как можно унять этот плотный жар под кожей и существуют ли способы для этого. Ви же наверняка не мог не подумать о том же самом: как Неро ласкал себя, мечтая о нём; какие фантазии в голове прокручивал и как в мыслях его образ в мельчайших деталях воссоздавал, ладонь спермой пачкая. Ту самую ладонь, которой касался теперь и его.

И Неро признался бы ему, на ухо интимно нашёптывая слово по слову, что из воображаемого понравилось ему сильнее всего, если бы Ви спросил. Но тому было явно не до разговоров. Его глаза, уже едва ли зелёные, но чёрные, насквозь чёрные, точно разжиженной топлёной смолой изнутри залитые или кровью каинов, и от влаги сверкающие полированным жемчугом, полыхали затаённой яростью и алчным сладострастием отсвечивали; не молили, но обещали скрытую угрозу: «Сколько ещё ты собираешься медлить, несносный мальчишка?..» И в горле тотчас пересохло, а глоточные мышцы сократились быстро, коротко, непроизвольно — рефлекс, спастические движения, не способные помочь, потому что Неро не состоянии проглотить это всё; не в силах выстоять против столь откровенного взгляда и его обладателя, красным перцем и синтетической хвоей осевшего и на губах, и под рёбрами.

Смочить бы ладонь остатками слюны и пальцы облизать, наградив Ви этим провокационным зрелищем, и приступить, наконец — ещё один глоток, шумный, судорожный и такой же бесполезный и сухой, как и предыдущий, — к делу. Но ротовая жидкость сотрётся быстро — не лучший вариант, ненадёжный. А других нет, к сожалению: никто из них не был готов и не планировал совместное приятное времяпрепровождение, — но о том, чтобы отступить из-за этой досадной мелочи и перенести всё на бессрочное «позже», и речи не шло.

Если только не рискнуть и не избрать иной путь — пламенной краснотой окатило щёки при одной лишь мысли об этом, — не развернуть Ви лицом к себе и, поменявшись с ним местами, не втиснуть его в стену. А затем опуститься перед ним на колени…

Пьянит и дурманит собственная вскипевшая, забродившая кровь, а Ви, спиной льнущий к груди и животу Неро, в его окаменевший пах вжимающийся бедром и медленно трущийся о характерное выпирание — нетрезвый, такой же нетрезвый, взвинченный и неудовлетворённый, как и Неро, — дышит уже ртом и ничуть не помогает с принятием решения.

Неро бы лишнюю пару рук заиметь, чтобы удерживали Ви за предплечья и не позволяли ему вмешиваться и своевольничать: увы, утраченное доверие Ви придётся заслужить заново; его отзывчивость и покорность всё ещё не служили доказательством искренности. Или стянуть эти изящные запястья ремнём для надёжности, чтобы обездвижить Ви и ввергнуть его в полное подчинение — мурашки на спине множатся и жалят точечно, по стержню ломаются в груди растрёпанные крапчатые перья, — но на это также потребуется время. Слишком долго. Слишком волнительно, так что дух захватывает и сердце спотыкается и места найти себе не может. У Неро никаких внутренних сил не хватит выдержать столь широкой свободы действий: он уже, он, кажется, уже предельно близок к тому, чтобы облажаться и кончить с минуты на минуту.

И хотелось бы услышать, как изменится ритм дыхания Ви, какой звук тот издаст, если надавить пластиковой ладонью на обнажённый живот и включить зудящую вибрацию, первый режим из трёх; если языком плотно прижаться к мягким тяжам уздечки под головкой и слабо прикусить тонкую кожу, придавливая её к стволу краями резцов; губами обхватить подрагивающий член и принять его глубже. Покориться. Позволить управлять собой, невзирая на собственную первоначальную инициативу и перекрёст ременных петель на чужих запястьях.

«Ты победил. Ты слышишь? Ты видишь?.. — Только бы Ви глаза в тот момент не закрыл и дал возможность заглянуть ему в лицо; разрешил прочесть его как открытую книгу до самого конца и добровольно приподнял завесу тайны, последнюю из защитных вуалей. И обнажил перед Неро душу. — Ты чувствуешь?..»

А рот вновь наполнился слюной, губы пылают, точно перцем, тем самым, красным, натёртые, и мысль опуститься на колени и решить всё иначе уже не кажется неподходящей случаю.

Но ставшая привычной тяжесть на затылке вдруг исчезла: Ви отнял кисть, кольцом с приятной болезненностью оцарапав кожу напоследок, и перехватил человеческую руку Неро за запястье; надавил властно и требовательно, направляя её и возвращая Неро к реальности. К той восхитительной реальности, вернуться в которую было сладостнее грёз.

Он и впрямь чрезмерно увлёкся пикантными размышлениями, в то время как Ви изнемогал в его объятиях. И свою вину Неро искупит сполна, вниманием к партнёру компенсирует медлительность и наверстает упущенное время.

Упущенное — не только сегодня.

Каждый день, каждый час, каждую минуту, что каплями ледяной воды точили каменную выдержку их обоих; высокую стену, разделявшую их.

Под собственной тяжестью расстёгнутый ремень вывалился из шлёвок и упал на пол с глухим стуком, до неприличия громко потревожив металлические черепа, — и камня на камне от неё, стены-выдержки, не осталось.

— Значит, мягким везде, кроме одного места, когда речь идёт обо мне? — довольно проурчал Неро, крепче сжимая основание члена Ви и носком ботинка аккуратно отбрасывая ремень в сторону, чтобы не наступить на него случайно.

— О, нет, прошу, — мучительно застонал Ви, кривя губы явно не от наслаждения. Но на его щеках и скулах проступил неровный румянец, и Неро улыбнулся широко, торжествующе, не сдержав ни тихого смешка, ни нот ликования, украдкой просквозивших в голосе. — Твои способы вести допрос оставляют желать лучшего…

Зажмурившись, Ви запрокинул голову сильнее, неосознанно выставляя на обозрение плавный изгиб шеи. Не прячась и не пробуя закрыться. Не стыдясь собственного уязвимого положения, но задетый, явно задетый к месту ввёрнутой шпилькой. И, разрушь Неро хрупкость момента и спугни Ви более неосторожным взглядом-словом-прикосновением, заставь его смолкнуть и обиду затаить в неприязненной усмешке и её затихающих отзвуках, этой оплошности он не простил бы себе никогда. Поэтому от дальнейших комментариев предпочёл воздержаться.

А Ви говорил о чём-то ещё: тускнели блики на подвижных подсыхающих губах, роняющих слова, и бархат голоса мягко обволакивал Неро, пусть нет-нет да и царапал остриём недовольства, — но клык-кулон верхушкой касался впадинки между ключицами, наложив на неё рассеянную тень, а тонкие линии отметин фамильяров подчёркивали скульптурный рельеф адамова яблока, и Неро потерял нить разговора, засмотревшись. Жаль, губами не дотянуться, не приласкать Ви везде, где хотелось бы, не выпустив его из тесного объятия и не разомкнув этот порочный круг — градацию чувств от сдержанных чёрно-белых до вызывающих карминно-красных, заполнивших сердце насыщенными цветами до капли, — где действия одного, ведомого острым желанием и взаимным влечением, распаляли другого и побуждали того на ответные меры.

И Неро с лёгким сожалением прикрыл глаза и поцеловал Ви в висок, уловив напоследок заключительное:

— Так что даже думать об этом не смей.

— Ещё как посмею, — непокорно хмыкнул он, не подавая виду, что добрую половину из сказанного прослушал. Человеческими пальцами осторожно прихватив нежную кожу члена партнёра, Неро мягко оттянул её к головке. — Ты сам захотел по-плохому.

— По-плохому, — враз осипшим голосом усмехнулся Ви, ногтями впиваясь в запястье Неро и замедляя его. — Как же тогда по-хорош-ш-шему…

— Ты можешь узнать об этом в любой момент. — Неро послушно приостановился, приноравливаясь к более неторопливому темпу, и вновь губами мазнул по виску Ви; вдохнул запах его волос и давление ладонью усилил тотчас. — Достаточно всего лишь ненадолго прекратить быть мудаком.

Ви рассмеялся беззлобно и тут же затих, поперхнувшись смехом и до кровавых отметин в руку Неро ногтями впившись неосознанно; прервал самого себя и зашипел сквозь стиснутые зубы. Крылья точёного носа дрогнули, а брови нахмурились, гладкий лоб у переносицы испещряя глубокими морщинами: похоже, Неро отыскал нужный ритм; подобрал идеальное сочетание нежности и напористости, не пренебрегая первым и не бросаясь в крайность второго. И по ускорившемуся сбивчивому дыханию партнёра догадался, что экспериментировать и дразнить его непостоянством и переменчивостью не стоит. По крайней мере, не сейчас.

Каким бы острым и всеобъемлющим ни было желание свести его с ума.

Склонившись к открытой шее Ви, зубами Неро прихватил полупрозрачную солоноватую кожу где-то сбоку от отпечатка предыдущего укуса, ничуть не заботясь о том, что Нико наверняка заметит характерные следы и на ехидные комментарии не будет скупа.

Не имело значения.

Пусть хоть сарказмом изойдётся, хоть пальцем у виска покрутит и Неро развращённым маньяком назовёт, ничто не остановит его в неуёмном стремлении добиться желанного и сделать Ви своим. Не по-дружески, нет, совсем не по-дружески, а так, как он по-настоящему хотел с самого начала. Удовлетворяя свою эгоистичную потребность в безграничном обладании и все усилия прилагая к тому, чтобы ни на секунду Ви не пожалел о сделанном выборе. Чтобы давился хриплыми стонами, как сейчас, не то тщетно пытаясь утихомирить самого себя, не то не справляясь, попросту не справляясь с вожделением — тяжёлым и душным, приторно-сладким, но с привкусом красного перца на губах, захлестнувшего их обоих с головой, насквозь пропитавшего и из окружающего мира вырезавшего по неровному трафарету, — и по-кошачьи скрёб запястье Неро, оставляя на коже белые полосы с розовеющим контуром. Метался, скованный и обездвиженный, в тесноте собственной одежды и плену чужой ласки, и шептал едва различимое «да… вот так».

И Неро прикусил его шею, стиснул зубами сильнее, кончиком языка мазнув по зажатой ими складке кожи; лаской и щекочущим прикосновением смягчая собственную нетерпеливую жёсткость. И подушечкой большого пальца надавил на горячую головку. А Ви выдохнул протяжно, с грудным стоном, и скривился мучительно, но его губы дрогнули в слабом подобии улыбки, и хищный оскал влажной белизной мелькнул на мгновение. Блестящей влагой копилось в уголках его глаз удовольствие и таилось в гримасе нескрываемого наслаждения — и Неро вбирал его, Ви, по линиям, изгибам и заломам; запоминал текстуру тонкой кожи и расточался в неторопливой нежности; отыскивал, отчего его лихорадочной дрожью пробирает до самого нутра, и в памяти откладывал бережно, как плавно замедлиться стоит, доведя ладонь до середины члена, а после оттянуть прихваченную кожу с тёмным рельефным рисунком вен обратно к основанию, обнажая головку, чтобы у Ви дыхание спёрло, а сердце зачастило быстро-быстро и восхитительно взволнованно.

Крупная капля крови скатилась по подбородку Неро, две другие — под воротник Ви скользнули алыми бусинами.

Рывком отстранившись, Неро растерянно провёл языком по зубам, слизывая соль, и охнул от неожиданной боли: вместо зубов — зазубренные лезвия, моментально рассёкшие слизистую; облизнулся повторно — нет, показалось, зубы как зубы, гладкие, привычные, даже крошечный скол на верхнем правом клыке на месте. Но свежие отметины на шее Ви — глубокие, набухшие от крови и сочащиеся ею, как будто не человек кусал — демон, хищная тварь. И Неро губами коснулся воспалённых следов, невесомо, больше выдыхаемым воздухом, чем кожей, извиняясь и раскаиваясь в своей несдержанности, и тут же размашисто собрал кровавые бисерины языком, ощущая шероховатость мурашек на сухой шелушащейся коже.

— Ах, Неро, что ты?.. — всхлипнул Ви, проглатывая окончание вопроса и пальцами одной руки впиваясь в бедро Неро, другой же — в его запястье. Жёлто-фиолетовым цветом растекающиеся отметины останутся наверняка и там, и там. Жаль, ненадолго.

— Ты знаешь, что я…

И улыбку, искривлённую, порочную и полную мрачного удовлетворения, Неро успел уловить прежде, чем Ви отвернулся от него, уставившись куда-то в сторону и явно пряча лицо.

Но жарко, как же жарко в запылённой комнате, так что мысли плавятся и одежда неприятно липнет к взмокшему телу. А Неро весь — не в себе, но на кончиках собственных пальцев. Ласкает, приноравливается и подстраивается, подбирая подходящий темп, и тут же нарушает его; дразнит Ви непредсказуемыми перепадами скорости и давления. Чужое дыхание давно не отличить от своего: шумное, горло сухостью царапающее и опаляющее кожу жаром. Ви рычит негромко и плечи напрягает: ему не нравится, очевидно не нравится, что Неро оттягивает сладостный момент разрядки и продлевает его головокружительно приятную агонию; ему слишком хорошо, чтобы сделать замечание или оттолкнуть чужое запястье и закончить самому. И однократное рубленое и слух задевающее «Неро!..» — единственное, что он позволяет себе.

А Неро смотрит на него неотрывно: на гибкую изящную шею со смазанным кровавым потёком и спутанные волнистые пряди, напитавшиеся багровой жидкостью и прилипшие к коже; не на лицо, нет, потому что Ви всё так же отворачивается, упрямец, — потому что смотреть куда-либо ещё невозможно. И мысленно благодарит Ви обрывочными и бессвязными фразами: с Пленом Чувств, не со своей рукой, всё было бы не так, совсем не так не только для Ви, но и для него самого.

Это важно.

Обостряются чувства, трение шероховатой плотной кожи о кожу более нежную возбуждает и горячит, а на задворках сознания маячит мысль, расплывчатая и затуманенная, отливающая тревожной серостью, что Ви заслуживает лучшего, чем это всё: громоздкое, несуразное и так по-глупому начавшееся из мелочного желания отомстить и проучить, — но они оба зашли слишком далеко, чтобы остановиться и переиграть сначала.

А Ви вдруг головой мотнул и повернулся к партнёру. Глаза распахнул широко, непроглядно-тёмные, глубокие и тускло блестящие, размыто отражающие лицо Неро, в обрамлении чёрных ресниц — и сердце пёстрые крылья сложило, на мгновение замерев. Заломило тяжело в паху, болезненно и туго, а Ви разомкнул губы и к Неро подался, но застыл на полпути тотчас и выдохнул рвано, судорожно, хмурясь и губы поджимая. По пальцам Неро потекли тёплые капли, а пульсация в ладони стала ощутимее, значительно ощутимее.

Ох, проклятье!.. Как бы проявить чудеса выдержки и собственные брюки позорно не запачкать, когда вот же они, самые смелые фантазии, границу реальности пересекают и в унисон с Ви дышат отрывисто и громко; на пол бесшумно падают, белесоватыми жемчужными каплями срываясь с кончиков пальцев?

— Неро, — позвал Ви, и его голос странно раздвоился: низкий шёпот, сумбурный, задыхающийся, и что-то ещё, хриплое, не менее запыхавшееся и… явно женское.

— Неро! — повторно окликнула Нико, грохоча подкованными каблуками по ступеням и взбираясь, вне всяких сомнений, на их этаж. — Ты здесь?! Ради твоего же блага надеюсь, что это не ты, а твой полуобглоданный труп, который уволокло в своё гнездо что-то зубастое и голодное. Потому что если это ты, то тебе предстоит потрудиться объяснить, какого хера ты слинял на другой конец города и заставил меня переться за тобой пешком, в то время как ещё с утра ты обещал мне протестировать мою новую малышку?!

Неро нервно сглотнул и беспомощно переглянулся с Ви. Конкретно сейчас с разъярённой Нико встретиться лицом к лицу он был готов меньше всего. Вот же дьявольщина! Он совсем забыл о её новом изобретении, которое «Неро, это просто пушка! Зацени! Эта крошка демонам задницы на раз-два разрывать будет!»

«Это? Ты прикалываешься?! Спешу тебя расстроить: клизму уже давно изобрели. И… Эй, это не из неё только что два шурупа вывалились, нет?.. Может, тест-драйв замутим хотя бы? Без обид, но это полная жесть».

«Во-первых, уж не знаю, насколько тяжёлым было твоё детство и что тебе там в задницу пихали, но это не клизма, а портативная лазерная установка. А во-вторых, тестируй сам и сколько влезет — кхе-кхе — но только после полной предоплаты!»

«Отлично, я ещё и платить должен за эту хрень, которая может меня убить!»

«Эй, сам ты хрень! Он не хотел тебя обидеть, моя хорошая… Ну так что, тестить будешь? Так и быть, первый экземпляр за полцены отдам! Давай, соглашайся!»

«Да буду, господи, буду, не тычь мне её в лицо! Чуть позже!»

«Ловлю на слове!»

Поймала-таки.

— Чёрт, почему сейчас?.. — недовольно простонал Неро, размыкая объятия и выпуская обмякшего Ви.

А тот моментально сполз на пол, лишившись удерживающей его опоры, и Неро, чертыхнувшись повторно, подхватил его на руки и, проигнорировав замутнённый, но уже вполне себе убийственный взгляд а-ля «ещё раз так сделаешь — угрозы Нико покажутся тебе цветочками», сгрузил Ви на софу. Путаясь в ногах и прогоняя в уме собственный матерный словарный запас, Неро торопливо вернулся за ремнём, подхватил его с пола и метнул в Ви не глядя, зная, прекрасно зная, что тот с закрытыми глазами поймать сумеет — кто бы мог подумать, что опыт совместной командной работы окажется полезным в столь щекотливой ситуации.

И привалился к стене, потому что ноги держать отказывались напрочь. Левую в колене согнул и подошвой упёрся в стену позади себя, чтобы хоть как-то скрыть собственный внушительный стояк. Запахнул плащ и спрятал руку, испачканную в сперме, за спину в тот момент, когда раскрасневшаяся и запыхавшаяся Нико ввалилась в комнату.

— Неро, мать твою! Я жду объяснений!

Бросив короткий настороженный взгляд на Ви, Неро с облегчением отметил, что привести одежду в порядок тот успел. А Ви, украдкой покосившись на разгневанную незваную гостью, расслабленно откинулся на спинку дивана и уткнулся в книгу с возмутительно скучающим выражением лица.

Предатель.

Неро мысленно выругался. Помощи от него ждать явно не придётся.

Вернув внимание к Нико, чьи локоны, казалось, вот-вот готовы были приподняться на концах, высунуть крошечные раздвоенные языки и хищно зашипеть, а взгляд — обратить его в камень, Неро сглотнул ком в горле и постарался выдавить из себя беспечную улыбку.

Что ж… это будет непросто.