Вторжению трёх охотников разом Клипот рад явно не был.

Он яростно защищался, отстаивая свою неприкосновенность, и намеренно путал противников, всё глубже увлекая их в непролазные хляби зловонного брюха. Смыкался за их спинами жёсткими ветвями, отрезая пути назад, и взрывался под ногами горячими кровавыми брызгами. Атаковал в открытую и коварнее, хитрее — исподтишка. Пытался добраться чужими когтями и зубами: разорвать, изгрызть и клочка одежды от незваного гостя не оставить.

Строил козни, сорняк-переросток, предчувствуя свою скорую погибель, и отсрочивал её как мог.

Узкие ребристые проходы вились горным серпантином, петляли и скакали вверх-вниз, словно мятую бумажную ленту встряхнул шквальный ветер, а некто, не побоявшись шторма и высунув нос на улицу в час страшнейшей непогоды, запечатлел её витки на фотографии и позже изготовил гипсовую модель на подобии. Щедро плеснул красной краской на своё творение, не ошкурив острым зерном наждачной бумаги его контур, так и оставил — уродливым, недоделанным.

Продвигаться по этой издевательской пародии на дерево было сущим испытанием.

Скалились хитрыми ловушками коридоры-лабиринты, щерились шипами и зияли глубокими провалами, как тела павших демонов — рублеными ранами после знакомства с Красной Королевой. Залы делились на секции, на крупные ячейки, каждую из которых отстаивали орды тварей, и кишкой устремлялись вниз, но на деле — вверх, к венцу адского древа.

У создателя-фотографа явно не всё было в порядке с воображением. Или с головой.

Конченый псих, больной ублюдок — им бы с Уризеном было о чём поболтать за чашкой кофе или бокалом чего покрепче. Неро не удивился бы, увидев за одним столом с ними и призрак Его Святейшества. Колоритное вышло бы трио.

Но вот позади осталось несколько серо-красных пролётов, кишмя кишевших демонами, как вспухший труп — мелкими снующими насекомыми, и гигантский хребет словно бы выровнялся; ствол дерева сделался прямее, у́же. До верхних ярусов было рукой подать.

Левой, в случае Неро.

Ею же он намеревался приветственно пожать Уризену шею, прежде чем всадить ему в грудь Красную Королеву по самую рукоять — и мстительно завести бензиновый мотор, всю свою ярость, каскад пламени, гудящий и взрывающийся рыжими жгучими искрами, обрушив на сердце врага прямиком через клинок. И чтобы Ви увидел. Самого себя наконец остановил и убедился, что всё кончено, что нет ему необходимости умирать вот так: бессмысленной жертвой, живой плотью и в агонии бьющимся сердцем, захлёбывающимся тёмной влагой и облепленным обрывками сосудов, как жёсткими лепестками дьявольских цветов, — на серебряном алтаре.

Для этого всего-то и требовалось настигнуть Уризена первым. И Неро, сплёвывая густое застоявшееся под ноги, сердито подгонял себя.

Пахло наверху в разы хуже, чем у подножья: высохшим помётом, кровью и разложением на разных стадиях — тошнотворно-сладко, насыщенно, тяжело и липко, как если бы ведро несвежих помоев, плотно облепленных жирными мясными мухами, вылили за шиворот. И похлопали по спине небрежно, словно бы в утешение, но на деле намеренно размазывая осклизлую комковатую массу и пропитывая ею одежду.

Избавиться от столь богатого амбре можно лишь вместе с кожей, грубой мочалкой ободрав всего себя до крови, до костей и жёстких жил плоть выскоблив; пострадавшие вещи — сжечь без сожалений. Иначе никак.

Завидев Неро, демоны поднимали головы, скалили чёрные крошащиеся зубы и распахивали пасти — и зловоние усиливалось в разы.

Неро выкашивал их не глядя. Он торопился. Нет, «торопился» — неверное слово; он отчаянно спешил, не прекращая подгонять себя. Быстрый и смертоносный, почти ловкий, почти не спотыкающийся на ходу и всего-то раз проверивший твёрдость платформы под ногами подбородком, он летел на дымных крыльях Превосходства не боясь вспыхнуть живым факелом, не вспоминая о возможных рисках, не думая о них — не думая ни о чём. Вдыхал пьянящие запахи битвы, выдыхал — этаноловый страх за Ви, как алкогольный перегар, но неприятный дух его старательно игнорировал. Благо перебить было чем.

Кровь канонадой грохотала в ушах, звуча в унисон с рёвом мотора и предсмертными криками гибнущих тварей; из-за сильной отдачи Синей Розы гудело запястье и простреливало болью при резких движениях, словно шальная пуля застряла между мелкими косточками, вклиниваясь в сочленение дополнительной, металлической. А частицы пороха намертво въелись в пальцы, так что Неро раз за разом машинально вытирал кончики о полу плаща. Ткань пачкал, а кожа чище не становилась: стрелял часто, так же часто перезаряжал — живыми стенами, гладкими и блестящими из-за выставленных щитов, преграждали путь отряды скудо анджело под прикрытием крылатых эмпуз.

Но каким-то чудом в этом невообразимом шуме улавливались и далёкие насмешки Данте над поверженными врагами, и едкий хохот Грифона, и совсем тихо — рокот Тени и мягкий шелест голоса Ви. Охотники, все трое, похоже, шли вровень, отсечённые друг от друга клейкими слоистыми стенами. Вспорешь такую, проделаешь крупную брешь — и увидишь знакомое лицо.

Так и подмывало подсмотреть, как там Ви: цел ли, способен ли ещё сражаться и не нуждается ли в помощи, — но медлить Неро не решался. Ему бы успеть раньше всех, настойчиво повторял он себе, первым ворваться к Уризену и закончить начатое на своих правилах.

Но раньше отчего-то не получалось: то ли опыт Данте сказывался и лёгкий танцующий шаг не уступал юношеской прыти Неро, то ли Ви проявлял удивительную для своего самочувствия ловкость, избегая мощных атак и тенью проскальзывая вперёд до того, как те настигнут его; а может, это сам Неро оттормаживался неосознанно, сильнее, чем слышать Ви поблизости, — страшась однажды не услышать его. Потерять в рукавах зловонных коридоров и их тупиковых ответвлениях; в липком прожорливом нутре Клипота.

И больше никогда не найти.

На широкую платформу приземлились все трое почти одновременно. Переглянулись. Та не дрогнула, но заскрежетала осыпающимися кусочками и смрадно дохнула влажной пылью, негодуя, — выдержала. Не выдержала, стоило охотникам сделать шаг вперёд, и грянула под их ногами крупнооскольчатыми фрагментами; раззявив чёрную пасть, жадно проглотила — и разделила их окончательно.

Падение долгим не было.

Неро услышал приглушённый вскрик Ви в отдалении, сам отделался ушибленным коленом и сломанным Бичом Дьявола. Данте же сгинул беззвучно.

«Вот же блядство!» — Теперь ещё и об этом переживать.

Но рёвом двигателя, утробным рокотом, больно бьющим по ушам дребезжащим эхом, перетянул внимание на себя из ниоткуда возникший фургон — и едва не снёс Неро с ног, завалившись боком и задними шинами вычертив на полу идеальный полукруг. Нико оказалась тут как тут. Как знала, что снаряжение на ладан дышит, а боезапас нуждается в пополнении. И «спасибо» сказать уместно, и вроде бы «да иди ты на хуй, я чуть концы не отдал!» — тоже вполне себе.

Неро предпочёл второй вариант, отшлифовав его чем-то более приличным:

— В чём, блять, твоя проблема? Ты смерти моей хочешь?!

Ну, или попытался отшлифовать.

Нервы шалили, совсем ни к чёрту сделались за последний месяц, а с Нико всё как с гуся вода. Он и не такое ей на голову вываливал — что уж там, за примерами далеко ходить не нужно, — так что одним словесным укусом её не выбить из колеи.

— Хочешь поворчать — все претензии к Леди. — И точно — не смутить. Ткнула большим пальцем в сторону водительского сиденья и широкой улыбкой чуть ли не ослепила. Неро бы её непосредственность, сейчас пришлась бы как нельзя кстати. — Это она за рулём.

А из Леди, конечно, тот ещё водитель. Либо Неро ей в чём-то насолил и она решила свести с ним счёты, замаскировав личную вендетту под несчастный случай, либо руки у неё росли оттуда же, откуда и у Нико. Впрочем, обнажённые руки Леди он видел. И то место, откуда предполагаемо они могли расти, — тоже. Всё было на своих местах.

Ушам стало предательски горячо, а Леди, крайне не вовремя высунувшись из окна, одарила Неро невинной улыбкой и кокетливо помахала рукой, явно издеваясь. Ещё одна «всё как с гуся вода». Превосходно. Команда мечты. Но отчего-то вместе с ушами наивозмутительнейшим образом потеплели и щёки; лёгкая краснота тронула виски, залила шею остатками — и неровными пятнами лёг на кожу плотный жар. Похоже, не будь Неро в силках Ви, по рукам и ногам связанный своими чувствами к нему, как шёлковой нитью — жемчужно-чёрной, тонкой, до крови врезающейся в кожу, — и не знай он Кирие, пришлось бы ему спешно выхватывать своё сердце из наманикюренных ноготков Леди, с медлительностью, по-особенному эстетичной, на грани с эротикой, пережимающих раструб аорты.

Затолкав неуместное смущение куда подальше, к нервозной склочности и нетерпению, Неро встряхнулся, раздражённо фыркнул себе под нос и покачал головой, избегая лукавого прищура разноцветных глаз. Опомнился, одумался, в чувства себя спешно привёл.

Остыл.

На Леди повышать голос он, конечно, не стал бы: не настолько они близки — а та не хуже него знала об этом и, вовсю пользуясь своей неприкосновенностью, продолжала бессовестно улыбаться; они с Нико — вдвоём, отзеркаливая друг друга.

Остроугольным камнем застрял в горле тяжёлый вздох — но так и не вырвался наружу. Неро сглотнул его трудно, отвернулся от Леди, Артемиды, её сердцевины без русалочьего хвоста и вставок блестящих хитиновых пластин, и смотреть на неё больше не стал. Эти женщины хуже гарпий: съедят и не подавятся. Но до Ви им по-прежнему бесконечно далеко, как до луны верхом на колченогой эмпузе: почётный кубок «Нервотрёп года» тот получил вполне заслуженно; из Неро столько жил вытянул, что вполне мог соткать из них себе парадный плащ, сплести нарядный венец и круглым ковриком под ноги приспособить обрезки, а на остатках — подвесить Неро к потолку как трофей; полюбуйтесь, мол, я и швец, и жнец, и на дуде игрец, всё сам, моих рук дело — каково, а?

И не сказать чтобы Неро был против оказаться в личной коллекции Ви экспонатом. Лучшим. Любимым.

На меньшее он уже не согласен.

Но довольно отвлекаться: у Нико необходимое снаряжение, а Неро нужно спешить — Ви и Данте ждать его точно не станут. А Нико, словно мысли его прочитав, хлопнула в ладоши и поторопила сама:

— Ладно, не тяни резину! Что тебе нужно?

Горячий душ с жёсткой мочалкой. И пива холодного, светлого, такого, чтобы мелкие прозрачные капельки по запотевшему стеклу скользили и точечно касались пальцев влажной прохладой. И дремлющего Ви под боком.

Но можно и без пива, честно говоря. И без душа. А вот без Ви — нет, нельзя.

Но после паром исходящих тугих водяных струй, толстого махрового полотенца, которым до красноты и лёгкого жжения в спине растереться захочется всласть, и с освежающим солодовым было бы совсем идеально, не придраться.

Подавив неуместный мечтательный вздох, вместо ответа Неро красноречиво взмахнул покалеченной Увертюрой и пошевелил пальцами, прогоняя между ними искру. Не закоротило бы только. Иначе Нико, громко хохоча и вытирая проступившие слёзы, внесёт позорные корчи из-за удара электричеством в список его проколов и до конца дней будет припоминать вместе с десятком других, подобных этому. А если ещё и Ви узнает… Нет, это однозначно унизительнее просмотра детских фотографий. Или воспоминаний о том, как он трусливо сбежал, обнаружив, что наболтал лишнего Нико в присутствии ещё одного слушателя; позже — в живой факел превратился, подорвавшись на собственном мече, герой. Или о том, каким был его первый секс. О… Хотя нет, с сексом он погорячился, конечно. Что такое шарахнуть себя своим же Бичом Дьявола в сравнении с запачканными штанами, до ширинки которых даже толком дотронуться не успели?..

Поэтому замена Бича Дьявола прошла крайне быстро, так же быстро пополнился барабан револьвера и бензобак Превосходства — и едва-едва отошедший от неприятной красноты Неро устремился вниз, вновь готовый приступить к своей кровавой работе.

Шумная Нико, с её едкими издёвками, шутками и спиральными завихрениями выдыхаемого сигаретного дыма, как и по-змеиному очаровательно улыбающаяся Леди, осталась позади. А игла в затылке, жестоко и умело вогнанная Грифоном накануне, вдруг напомнила о себе ноющей болью, тихой пульсацией. И ввинтилась будто бы глубже, перфорируя кость до мозговых оболочек, а следом — и их же. Вонзаясь во что-то жизненно важное, выдёргивая Неро из шаткого спокойствия, из собственного разгорячённого тела — и тут же бросая в ледяное крошево тревоги.

Потому что сколько бы он ни прислушивался, сколько бы ни напрягал слух — ни Ви, ни Грифона больше не слышал. Каким-то образом он потерял их. Потерял его.

«Нет-нет-нет! Да что за пиздец!»

И он заторопился, вновь срываясь на быстрый шаг, на бег; уделяя демонам внимания не больше, чем досадным препятствиям на пути, обойти которые, не уничтожив, никак не получится. Надеясь нагнать и Ви, и Данте, в считаные минуты.

Если нагонять ещё было кого.

Наставительное, но неосуществлённое «присматривай за ним» белыми морозными клубами окатывало внутренности, на зубах хрустело солёным и затылок оцарапывало больно и холодно, как когтями бафомета. Подгоняло заиндевелыми розгами, пусть, казалось бы, смысла в этом никакого не было: Неро и без того выжимал из себя всё, что выжималось, а что не выжималось — выбивал насильно. Нещадно. Зверски жестоко. Сам травил себя, душу свою травил, так что даже отдалённые мысли о передышке казались крамольными и злили, возводя ярость в абсолют.

Он бежал.

Бежал. Бежал. Бежал как от своры церберов, как если бы скрывался от их слюнявых оскаленных пастей в погоне — хотя преследователем был он сам. Наносил удары — пропускал удары, запинался и обрушивался в липкую грязь, поднимая фонтаны мутных брызг, но вскакивал тотчас, вытирал лицо небрежно — ещё более запачканной ладонью, запястьем, просто отплёвывался и смаргивал с ресниц тяжёлые блестящие бусины-капли, скрадывая, экономя малейшие доли секунд, — и снова частил шаги, перемежая их широкими скачка́ми.

Сердце рвал, испепелял лёгкие и всего себя выхолащивал в демонической крови, но внутреннего успокоения, удовлетворения, не ощущал. Словно не делал всё, что мог, словно мелкую халтуру допускал где-то и сам же глаза на неё закрывал. Непростительно вёл себя по отношению к Ви.

Непростительно.

Беспокойство настигшим цербером терзало изнутри. Вгрызалось в плоть и кости со вкусом, с яростным удовольствием, и мучило нещадно. Голосовые связки до сиплых выдохов царапало, их струны перебирало грубо, дёргано и намеренно боль причиняя. Щерблёные когти вонзало под кожу и нервные окончания защемляло ими, дьявольщина. Заставляло тело работать на износ.

И Неро работал, старался; не роптал, не протестовал — гнал себя вперёд, молчаливо кляня всё на свете.

Вынужденная остановка заняла всего-то минут пять от силы, но по ощущениям — будто бы это он, а не Данте, месяц провалялся в топком бессознательном; будто бы он упустил всё, что ни в коем случае упускать не должен был. И потерял Ви.

Затупленная игла в затылке проворачивалась, ныла, как если бы медицинской спицей являлась, а теперь оказалась потревожена, сбита — и фрагменты кости скрежетали, смещаясь. Это не кости, это зубы его скрежетали, Неро знал, — потому как жевательные мышцы каменели и болели от напряжения.

И в каждом неясном промельке на периферии, в каждой вспышке лилово-красного света он различал дорогой сердцу силуэт; в посвисте мечей и скрипе чужих когтей слышал знакомый шёпот и отвечал ему, зная, заранее зная и принимая с отупевающей горечью, что ответа ему не получить. Воображение зло глумилось над ним, а демоны наступали рьяно и бесстрашно, всеми силами стремясь не пустить Неро к цели. Не пустить его к Уризену. Не пустить его к Ви.

Как же, как же, ублюдки. Пода́витесь.

Несмотря ни на что, он успеет. Успеет — не как в забитом пылью и заваленном гнутым металлом помещении подземной парковки; не как у ржавого моста и холодных-голодных волн прорвавшегося водостока, не желающих отпускать свою бессознательную жертву; и даже не как в тёмной спальне среди лезвий лунного света, полосующих чужую кожу, покрытую испариной дурного сна-воспоминания. Нет. В этот раз он успеет и не позволит случиться непоправимому.

Успеет. Однозначно.

Отыщет Ви, а в нём самом — напуганного мальчишку со сбитыми коленками и покрасневшими глазами, отчаявшегося, не надеявшегося на спасение; ни на что, кроме долгой смерти в окружении врагов. Улыбнётся ему широко, ободряюще, так, чтобы понятно сразу стало, что теперь всё хорошо будет, что кошмары закончились, что прошлое — это всего лишь прошлое, которому его уже не достать. И протянет ему руку.

Иначе для чего это всё?..

Узкий проход, изрисованный кругами-рунами и мягко подсвеченный фиолетовым, открылся взгляду совершенно внезапно; выскочил и сам словно бы бросился под ноги, а следом — уже не выдумка, не реалистичный самообман, который до колкого озноба хочется принять за правду, — зазвучал тяжёлый медлительный топот. Грохнул однократно шаг, раскатистое эхо забив в поры стен, чтобы спустя пару секунд грохнуть вновь. Снова. И снова, и снова, и снова.

— Лазутчик забрался? — И завывание злобное, довольное; строенный голос, как когда радио в салоне барахлило, помехами искажая голоса ведущих однотипных передач. Неро всегда выключал его на таких моментах.

Похоже, ещё один самоуверенный высший демон обнаружился. Неро пальцев рук не хватит — спасибо, блядь, Уризен! — чтобы пересчитать, сколько их пало от его клинка. А если же там Ви, если обозначенный лазутчик — это он, то…

Игла в затылке взорвалась стальными осколками, рвущей болью отозвалась и толкнулась в виски учащённым пульсом. Кровь прилила к щекам, обожгла кожу раскалённой решёткой капилляров — и что-то ершистое, злое и колючее по позвоночнику прокатилось к пояснице, моментально вызвав внутреннюю дрожь. Отвратительное ощущение — Неро стряхнул его резким движением плеч.

Раскрыв пасть на Ви, тварь только что подписала себе смертный приговор.

— Я иду-у-у…

— В жопу ты идёшь, — с чувством сплюнул себе под ноги Неро, перезарядил револьвер и решительно шагнул внутрь.

***

Данте уже ждал их.

Стоял широко расставив ноги, тяжело дышал и улыбался беззаботно и спокойно. Расслабленно. Показательно искренне настолько, что явным становилось сразу же, что он лжёт и улыбка его — фальшивая насквозь. Во взгляде — непроницаемая весёлость, за которой могли таиться какие угодно глубины и какие угодна чудовища скрываться в их пучине.

Неро глянул вскользь, всматриваться не стал: свои бы склоку не затеяли и не обглодали до крепежа нейроконнектора, тут уже не до чужих, — поправил лишь руку Ви, слабо сжимающую его плечо, и подтянул одеревеневшее тело ближе. Поморщился из-за пугающе молчаливой пассивности Ви, но заставить себя проглотить обеспокоенность сумел. Немного уже осталось.

Знать бы ещё, до чего.

Но позже. Он разберётся с этим позже.

Уризен — высший демон, Вергилий, кровный брат Данте, как его ни назови, — лежал перед ними в луже собственной крови, отражённый от небесного зеркала и умноженный в зубцах его мелких осколков сотней закатившихся воспалённых глаз; разбитый, неподвижный — почти как и Ви сейчас. Поверженный. На ладан дышащий. Не мёртвый, нет, но уже и не жилец.

Павший гигант, несостоявшийся Владыка двух миров — он выглядел жалким, ничтожным, раздавленным, как гигантское насекомое под чьей-то массивной подошвой. Верилось с трудом, что всему причиной, началом и концом, был он.

— Данте! — Собственный голос показался чужим, ненастоящим, как и неподатливый под пальцами бок Ви.

Взгляда последнего Неро старался избегать всеми силами. Потому что, в отличие от почти полностью утратившего подвижность тела, тот не был остановившимся. Цепкий, жёсткий, как загнанный в горло стальной крюк, взгляд Ви перетряхивал, драл невидимыми зазубринами и Неро наизнанку выворачивал. Внутрь проникал грубо и остро, насквозь прошивал невысказанной горечью и чем-то графитовым, сточенным, смутно похожим на изуродованное ненавистью к себе отчаяние.

Двух секунд хватило, чтобы напороться на его шипы и тотчас резко отвернуться, не отыскав в себе сил на противостояние.

А его голос, его, Ви, каркающий, охрипший до неузнаваемости голос, как если бы тот кричал громко и страшно, с надрывом, словно в ночь в мотеле возвратившись в одночасье, бил по ушам эхом воспоминаний. Как и просьба, почти мольба, и последовавшие за ней откровения. Ошеломляющая правда об Уризене и, может быть, немного — о самом Ви.

Неро так и не определился, как относиться к услышанному.

Идти было трудно, долго; не с ним — не с таким. И он повернул бы назад охотно, утащил Ви с собой сразу же, как только увидел его после изнуряющей битвы с крикливой Малфас, — тот не смог бы оказать ему достойное сопротивление, не в том состоянии находился, — но Ви не простил бы ему самоуправства. И Неро нехотя покорился, мысленно сцеживая концентрат ругательств.

Бо́льшую часть пути преодолели в тишине. Сосредоточенный на дыхании, Ви шёпотом считал шаги, как когда-то раненый Неро — по его указке. А тот тянул его, вытаскивал из полузабытья, из тёмных коридоров древесного нутра — и поддерживал. Неизвестно откуда раздобытым Бичом Дьявола, который Ви сбросил ему сверху во время сражения, пребольно стукнув по затылку.

Рэгтаймом.

Острым. Угловатым. Для поддержки не предназначенным.

— Припозднились вы, уже заканчиваю, — усмехнулся между тем Данте, закинув меч на плечо, и повернулся к Неро.

Если это и было попыткой задеть самолюбие младшего охотника, то успехом она не увенчалась — Неро напряжённо хмыкнул, не желая размениваться на большее, и аккуратно выпустил Ви. Перебросился парой фраз с Данте для отвлечения, но взглядом неотрывно буравил сухощавую спину, вгрызался им, ввинчивался, будто бы собственное тело к атаке готовил, к прыжку; к хищному броску не-человеком, на четверть демоном, при малейшем признаке опасности.

Ви же торопливо ковылял к павшему демону, с трудом волоча ноги. Не оборачивался: сил на это простое действие потребовалось бы наверняка больше, чем он мог позволить себе расточить, — и Неро стиснул зубы, выдохнул шумно и зло. Трещины на сгибах фарфоровых пальцев углублялись, темнели не то выступающей кровью, не то первородной тьмой прямиком из глубин души Ви — и чувствовалось, словно бы сердце Неро такими же остроугольными линиями испещряется и сыплется кровавым песком; штукатуркой.

Нанёс-таки защитный слой, успел, а когда — и сам не понял.

— Он уже еле дышит, как я погляжу. — Улыбка Ви неживая, приклеенная, но бархатного яда в ней столько, что Неро невольно сглотнул, давясь ему не предназначенным, предназначенным не ему, и взглядом вновь по узкой неизящной спине пробежался, по мятому шву плаща и проступающему контуру острых лопаток.

Что-то происходило в голове Ви, что-то он задумал, к чему-то шёл и стремился. Рассказав правду об Уризене, о самом себе он предпочёл умолчать, отделавшись парой абстрактных фраз, — и тогда это едва ли казалось удивительным. А сейчас вдруг насторожило. Холодом шею окатило, хватануло заиндевелыми зубами настигшего цербера и в позвоночник проникло парализующим укусом. Новой иглой. Смертельной инъекцией.

Секрет Ви пугал. Неро хотел узнать его чуть ли не с момента знакомства с чудаковатым парнем, но впервые так же сильно, как узнать, пожелал и не узнать — никогда-никогда не узнать и забыть о самом факте его наличия. Слабохарактерно понадеяться, что Ви позволит ему эту маленькую слабость. Потому что за неразгаданной таинственностью невидимым шлейфом вилась скорбь — о прошлом ли, о настоящем или, может быть, о… проклятье, ответь же, Ви! — и удавкой на шее затягивалась поверх ледяного укуса.

— Ты… — А Уризен узнал его.

Нет, не Уризен — Вергилий. Имя на последней странице книги, аккуратно выведенное детской рукой. Имя, которым Ви просил «пока не забивать себе голову», — теперь оно звало его голосом своего обладателя. Рокотало тихим презрением, давящей неприязнью — Неро на собственных рёбрах ощутил их силу, познал собственной искалеченной рукой. И для Ви подобного даже в приступе горчайшей обиды не пожелал бы.

«Ты» — не размениваясь на формальности, не утруждаясь назвать Ви по имени и произнести одну-единственную букву. Как плевок в лицо.

Ненависть Вергилия была сильна.

Как мог брат Данте быть таким?..

Невольно вспомнился Кредо, его белый мундир в свежих цветущих потёках металлического красного, и Неро передёрнуло, но глупый порыв обхватить себя руками подавить он сумел. Давно с ним такого не случалось.

— Ви! Назад, не то запачкаешься, — пренебрежительно хмыкнул Данте и взмахнул рукой, а стойкое желание обнять его, не себя, вдруг захлестнуло с головой. Обнять. Притянуть старика к себе, сжать крепко-крепко и сказать что-то бестолковое и необходимое о том, что он понимает, что нет необходимости держать осанку ровной, а улыбку на губах — такой же чистосердечно лживой.

Да, он убил своего брата. Сделал то, что должен был, а не то, что, быть может, хотелось ему самому.

Потому что так было правильно.

— Нет, прошу. — Ви выставил ладонь. — Позволь мне… хочу сделать это собственными руками.

Но один короткий шаг — и лодыжка подвернулась, а его всего повело в сторону, чуть ли не обрушило на залитую багрянцем траву. Вскинувшись моментально, как гончая, взявшая след, Неро подался вперёд, сжал руку в кулак — но Ви впился в трость и удержал равновесие сам. Его локоть дрожал, плечи сотрясались, точно Ви заходился в приступе сухого беззвучного кашля. Тесьма плаща билась о голени. Остекленевшими глазами Неро следил за беспокойными нитями, мечущимися у ног Ви, и не мог избавиться от гнетущего ощущения надвигающейся катастрофы.

Знать бы, что было правильным для него, Ви. А что — для самого Неро.

Удерживаться долго Ви не смог — упал снова, наверняка сбив колени и ссадив ладони. И Неро, чертыхнувшись сквозь зубы, сорвался на бег. Грубо оттолкнул потянувшегося к нему было Данте, нагнал Ви, под локоть его схватил и притянул к себе, не сопротивляющегося, рассыпающегося в руках, но — о, Неро отлично знал этот взгляд! — по-прежнему не желающего чужого вмешательства, не нуждающегося ни в чьей помощи.

— Хватит. Ви, хватит! — остервенело зашептал на ухо, касаясь губами волос, и стиснул локоть сильнее, чем мог бы. Ощутил сыпучий прах под пальцами — и чуть было не отдёрнул руку; отделался дрогнувшим уголком губ. — Забей на это дерьмо, ты не обязан!.. Я всё сделаю. О’кей? Слышишь?

И отстранился рывком быстрее, чем дождался ответа; бросился к Уризену, намеренно проигнорировав мажущее прикосновение холодных пальцев к запястью, и выхватил меч. Ви не остановит его. Никто его не остановит — и пусть Данте до конца дней считает его слабаком и балластом, пусть Ви что угодно о нём думает и ненавидит столько, сколько ему вздумается, но желание уничтожить Уризена уже давным-давно стало нечто большим, чем застарелой местью и намерением покрасоваться.

Раз и навсегда он разделается с ублюдком, терроризировавшим город и его жителей в течение долгого месяца. Покончит с ним, не оставив и следа. Самолично. Вот что было правильным. Вот в чём он должен был успеть — и он успеет.

Но сделает это не для себя.

— Нет! — с прорезавшимся ужасом в голосе взвыл Ви. — Я сам!.. Я должен!..

Он сделает это для Ви.

— Неро, нет! — в унисон с Ви закричал Данте и ринулся к нему — звуки тяжёлых ударов подкованных каблуков о землю врезались в спину, забарабанили по пояснице.

А Неро вспрыгнул на грудь Уризену и, металлической рукой цепляясь за хитиновые наросты на плечах демона, крепче сжал рукоять меча — человеческой. Заглянул твари в глаза и осклабился широко, криво. На прощание.

Никому из охотников его не нагнать — не Ви уж точно, а Данте придётся застрелить Неро, если он жаждет остановить его и самолично разобраться с братом. Долго думал, решался ещё дольше — и Неро возьмёт эту грязь на себя, изгваздается в ней по уши, утопится в ней, потому как дела ему никакого нет до семейных дрязг; потому как его дело — позади него на сбитых коленях, обессилевшее, немощное, простирает к нему руки и мечет взгляды-молнии, так что мурашки кожу пробирают электрическими разрядами.

Под громкий рокот ожившего мотора клинок облизнулся языками огня, затрепетал на ветру дымными космами — и врезался в обсидианово-чёрную грудь. Пробил жёсткий покров с влажным хрустом, глубоко ушёл, по самую рукоять — и застрял в костях и тугих сухожилиях. Вспышка пронзительно-белого света ударила по глазам, и Неро машинально отнял механическую руку и закрылся ею; пошатнулся, но удержался на груди демона, скользкой от крови и слёзной жидкости.

И зашептал онемевшими губами, ни для кого, но для себя, для своего упокоения: «Всё закончилось, закончилось, закончилось…» — и не поверил самому себе.

Но Уризен тлел, опадало его мощное тело, лишённое жизни, а Неро увязал в пластах рыхлого пепла, объятый плотным жаром, и морщился из-за густого смрада палёной плоти — как уж тут не поверить? Застеклённое иллюзией небо темнело от столба дыма, и короткими вспышками огненно-красного перемигивались его осколки. А гигант оседал, ломался, как выжженная дочерна кость, и поворошить сыпучие угли сам словно бы просил. Чтобы выбить пару искр напоследок и удостовериться, убедиться, что демон и впрямь мёртв. Что кошмар действительно закончился. И не без наслаждения Неро вырвал Красную Королеву из тесного плена распадающихся тканей и замахнулся повторно, примеряясь к новому удару.

Обернулся к Ви, ошалело довольный собой, улыбающийся, наверняка в саже перемазанный с головы до ног — и встретился с неподвижным змеиным взглядом и перекошенным от ужаса лицом. Остолбенел. Замер и открыл в немом изумлении рот, как удар под дых неожиданно получил, как размашистую пощёчину. И Красную Королеву в ослабевшей руке едва-едва удержал.

— Что ты наделал… — одними губами прошептал Ви, а в следующее мгновение согнулся, как если бы надломился хрупким иссушенным стеблем, как Уризен — костью, но тонкой, полой и полупрозрачной, и спрятал лицо в ладонях.

Возле него стоял Данте и хмуро смотрел себе под ноги, скрестив руки на груди. Больше не улыбаясь.