Кран мелко подрагивал, блестящая поверхность мутнела из-за тонкой плёнки конденсата, постепенно проступающей на его металлическом хребте. Гудела вода. Включенная на полную мощность, она толстым нестройным столбиком вреза́лась в гладкое дно раковины и разбивалась на искрящиеся осколки, на полупрозрачную мерцающую пыль. Напор то усиливался, сотрясая струю и прерывая её грубыми плевками, то пропадал — увитый кружевом ржавчины излив кивал ему в такт.

Слив глотал воду жадно. Давясь пеной и утробно урча, он вбирал в себя мелкие светлые частицы, подкрашенные красноватым: те, что остались и не были пойманы им ранее; те, что были содраны жёсткой мочалкой с ладони вместе с кожей. Остервенело. Жестоко. С невытравимым отчаянием и желанием пройтись плетёной синтетикой по кровоточащей линии жизни ещё раз — и ещё, и ещё, до тех пор, пока не забелеет кость, а мир перед глазами не расколется от боли.

До тех пор, пока не отпустит.

Отражаясь от бортиков раковины, яркий неестественный свет дробился мозаикой и слепил. От холода немели пальцы. Разодранная ладонь горела, сочилась сукровицей и мазала красным.

Отложив мочалку, Неро склонился к крану и подставил под ревущую струю затылок. Обжёгся ледяным, тотчас отшатнулся и слипшиеся от влаги пряди зачесал назад пальцами. Деревянными, непослушными — как гребнем или тем же Бичом Дьявола. Тяжёлые капли застучали по плечам, срываясь с кончиков волос, и узкими струйками заскользили по спине и груди. Кожу защекотало мурашками. Ладонь вспыхнула новой болью, запульсировала.

Неро напряг плечи, выдохнул и сделал воду горячее. Настенную плитку тут же окатило паром. И зеркало, и круглые вентили побелели, стали мутными, как если бы оказались покрыты исцарапанным стеклом или порошком тающего инея — Неро следил за поволокой оседающей влаги рассеянно, размыто; практически не следил.

Трудно было сосредоточиться на чём-либо.

Беспомощность и отупляющее раскаяние двоили рассудок, перемалывали в песок, в пыль, в полупрозрачные частицы — такие же, как те, которые Неро старательно отскребал от ладони минутой ранее. Забивали глаза, нос, уши — голову и мысли, беспорядочно развешенные цветными витражными стёклышками на тонкой шёлковой нити.

Под прерывистое гудение воды пар клубился причудливыми силуэтами, насыщал воздух и затруднял дыхание. Где-то в груди, уронив налитые кровью бархатные бутоны, согнулись надломленные стебли. Шипы, венчающие их, ощерились веерно и больно, дотянулись до сердца и врезались в беззащитную мякоть.

Неро поморщился.

Не отпускало. И легче не становилось.

Оперевшись локтями о края раковины, он накрыл голову руками и слепо уставился на струю. Не на своё отражение в запотевшем зеркале. Не в свои глаза.

Неспокойная вода бурлила, поднималась и опадала мелкозернистой пеной, а под ней угадывался слив, нечёткий, чёрный. Четыре симметричных отверстия. Два выстрела Синей Розой в висок — будут такие же, разве что крупнее, а вместо разогретого прозрачного — чистый насыщенный багрянец.

Криво улыбнувшись, Неро ткнул себя в висок пластиковыми пальцами. «Ба-бах!» Устало покачал головой и наконец поднял глаза на зеркало. Ладонью провёл по прохладной глади и стёр мутное, оставив расплывчатую кровавую полосу взамен. Всмотрелся.

Увиденное едва ли удивило.

Зализанные, местами нелепо торчащие отдельными прядями, волосы и лоб с рябью мелких морщинок у переносицы. Хмурый излом бровей. Щёточки светлых ресниц, склеенные водой, а под ними — воспалённые глаза с сетью тончайших капилляров; несколько узелков лопнувшие, в бледно-красном облачке. Тёмные полулуния, отливающие густым генцианом, кричащие, отчётливо заметные на побледневшей коже, — под веками. Ниже — подрагивающие крылья носа и губы, непривычно яркие, с подсохшей багровой корочкой у уголка, припухшие и зацелованные неуместно. Незаслуженно.

Ни дать ни взять — нездорово зависимый, прогадавший с дозировкой; хватанувший лишнего или же нужного не добравший и мучимый абстинентной болью — с первого раза не определить. Ощущалось невнятно, на два состояния разом.

Зачерпнув рукой клокочущую пену, Неро плеснул себе в лицо, фыркнул и встряхнулся, зубами лязгнул от боли: обжёгся.

Пора было брать себя в кулак и решать уже, как поступить дальше. Как быть с Ви и с собственным неблагородным бегством; как стесать стыд, сгладить углы и сошлифовать шероховатости, вернуть прежнюю благосклонность Ви без риска ранить его вновь. Без страха потерять контроль над собой и, сорвав намордник с мифического внутреннего демона, позволить себе то, что позволять ни в коем случае не следовало.

Отыскать бы в себе сил на необходимое.

Трудно.

Единственное, что Неро знал наверняка, так это то, что он не покинет ванной комнаты — не сразу и не быстро. Может быть, и не этой ночью: нужно дать и себе, и Ви время. Подготовиться. Сплести верёвочную лестницу и по ней шатко перебраться на другую сторону — к примирению; не задев гордости Ви и не подтолкнув его к безрассудству, к бездне. Потому что правды тот не примет и наверняка решит, что Неро считает его слабым, что дело исключительно в этом: в брезгливости, в пренебрежении, в невысказанном желании отыскать себе кого-то лучше и сильнее — в том, чего на самом деле не было и быть не могло.

Оскорбления серьёзнее для Ви не существовало.

А его нынешние бессилие и уязвимость могли стать благодатной почвой для сомнений.

Любое неосторожное слово — подожжённая спичка, способная воспламенить его и выжечь дотла; закоптить фарфор, раскалить его до глубоких трещин, разломов и расплавить нежный воск, склеивший фрагменты.

Права на ошибку нет.

Но все объяснения и извинения — на завтра.

Неро устал, он вымотан, измучен собственным телом и тревогами; сложного разговора ему не выдержать. Да и определиться не помешало бы с тем, что сказать Ви при встрече лицом к лицу.

— Что думаешь? — неловко подмигнул Неро отражению, но оно не ответило. Некрасиво кривя губы, продолжило сверлить его немигающим больным взглядом. Едко. Неприятно. На грани с укором — и Неро поёжился, смахнул каплю воды с кончика носа.

— Да-да… Ты прав.

Стоило быть честным хотя бы с самим собой: под давлением взгляда Ви он не сумеет связать и двух слов; не сумеет правильно начать разговор и затянуть его крепким узлом, чтобы ясным сразу стало, что настрой у него самый что ни на есть серьёзный. Никакого секса до тех пор, пока Ви не поправится окончательно, сколько бы времени на это ни потребовалось. Неро готов ждать. Долго. Сколько нужно. Да хотя бы и целую вечность.

Ви же, похоже, истосковался настолько, что готов растерзать его за каждую минуту промедления.

Дёрнув головой, отражение беззвучно усмехнулось. Крупная капля конденсата скатилась по зеркалу, перечеркнула левый глаз и исказила уголок губы.

Забавно жизнь поменяла их местами. Завертела, закрутила и запутала; друг с другом переплела, как разноцветные нити на длинных металлических спицах, так что не разобраться, где чья вязь, где чей узел и где чьё сердце. А может, попросту перетряхнула и наизнанку вывернула. Обнажила нутро, красным маркером отметила первостепенное: для Неро — любимый человек, здоровый и защищённый, рядом, под боком, в тепле и в безопасности; для Ви же — кто-то, перед кем можно сломать собственную баррикаду и распахнуть наглухо заколоченное сердце, пустить внутрь, в пыльный склеп, полный призраков прошлого; через невысказанное, обличённое не в слова, но в не поддающиеся сомнениям действия: через искренние откровенные прикосновения — через постель.

Смазав полуулыбку, распрямившись и тяжело оперевшись ладонями о бортики раковины, Неро приник к зеркалу вплотную. Пристально всмотрелся в своё лицо. И понял вдруг отчётливо, что не поднимется наверх, к Ви, больше никогда — в ближайшем обозримом будущем. Отныне каждую ночь он станет проводить на первом этаже, на том самом неудобном диване у холодильника; один или с Тенью в обнимку — неважно. Ведь кому угодно можно соврать, но не собственному отражению, заглядывающему прямиком в душу и её же нараспашку выставляющему в мутном ободе водяной взвеси: втайне он жаждет, мечтает о том, чтобы Ви его уговорил и убедил во лжи; в том, что ничего плохого не случится, если они немного побудут вдвоём. Чтобы Ви нашёл лазейку в ответных доводах и избавил его от выбора. Взял ответственность на себя.

Чтобы можно было прикоснуться к нему — и не думать о том, что он хрустнет, переломится как тонкий цветочный стебель и рассыплется белой пыльцой. Не думать о том, что когда-нибудь он исчезнет. Из-за Неро.

Тени под глазами отражения наслоились контрастом, сделавшись глубже, резче и чернее. Ресницы затрепетали мотыльковыми крыльями, пряча покрасневшие глаза, и мелко дрогнул подбородок.

Болезненно сощурившись, Неро намеренно растянул губы в широкой ухмылке и показал самому себе язык — отражённый Неро ответил тем же. Выходит, вот какой он на самом деле: ничем не лучше Уризена, всего-навсего обыкновенный эгоистичный мудак, думающий исключительно о себе и явно не головой.

Но довольно. Пора с этим заканчивать.

Да и хорошо бы всё же извиниться перед Ви и удостовериться, что он не пострадал; не сильно, не так, как мог бы, если бы за крепко стиснутыми зубами сдержал болезненный выдох. Поглощённый происходящим, Неро же мог не расслышать его, и тогда…

Прекратив дурачиться, отражение нахмурилось, скривилось в страдальческой гримасе и отвело взгляд — Неро потерял самого себя из виду. Закрутил вентиль. Укрылся сгустившейся тишиной как мягким белым плащом и застыл в ней; имей та капюшон — натянул бы по самый нос и спрятался в невесомых складках, словно в чужом нежном оперении.

Глотнул тёплого парно́го воздуха.

Совсем скоро он выйдет, поднимется по лестнице, крепко держась за перила, и остановится у двери в спальню. Мысленно сосчитает до пяти и постучит по лакированному дереву костяшками пальцев, аккуратно, негромко, чтобы не разбудить Ви, если тот всё же решил не дожидаться его и уснул. Постучит на выдохе, так же, на счёт: «раз-два-три-четыре-пять», — и сам же приоткроет дверь, снедаемый лёгкой тревогой и взбодрённый адреналином. Заглянет внутрь.

Всё получится. Ну не съест же его Ви, верно?

Причин для волнений не было и нет.

Неприятно потянуло живот, но возбуждение уже схлынуло, как остатки горячей воды в раковине. Прикосновений больше не хотелось. Слабая опустошающая боль прошлась по телу заблудшим сквозняком, цепляясь за мышцы и суставы, — Неро испытывал её не раз и научился понемногу игнорировать, но отчего-то ухватился за неё сейчас, сосредоточился на знакомых ощущениях.

Постепенно отпускало; бутоны раскрывались и устремляли кружевные головки вверх, а внутренние шипы прятались, втягивались, как сточенные когти Тени в мягкие круглые пальцы. Становилось легче.

— Неро, открой немедленно! — вдруг грохнуло в дверь. Та затряслась, задребезжала в такт частым ударам и натужно заскрипела ссохшейся древесиной.

Неро дёрнулся, отшатнулся от раковины и выронил скользящее невесомое — с трудом отвоёванное у самого себя спокойствие. Сердце зачастило под горлом, забилось и затрепетало, как если бы Ви в горячую мышцу кулаком ударял, а не в деревянное полотно.

— Не заставляй меня её выламывать! — Стук усилился, сделался чаще и громче. В голосе Ви — битое стекло и стальная стружка, изорвавшие привычный бархат. — Открывай!

Остатки спокойствия Неро — прошитый пулемётной очередью белый флаг, реющий на ветру, а каждый удар Ви в дверь — новое сквозное отверстие.

Вновь взъерошив волосы и машинально зачесав их назад, Неро неуверенно подошёл к танцующей на петлях и замке двери. Взялся за ручку и удивился дрожи своего запястья. Глубоко вдохнул, попытался изобразить непринуждённую улыбку, заранее, на пробу, но облажался: как-то не выходило, вкривь и вкось ползло — Ви ни на мгновение не усомнится в её недостоверности и лицемерии Неро, — и прекратил себя мучить. Стиснул зубы, продолжая бессмысленно буравить взглядом проступившие петли вен вокруг костяшек пальцев.

Может, так даже лучше: не придётся откладывать разговор на неопределённое «позже» и планировать фразы, каждая из которых в итоге будет забыта или вставлена ни к месту. Может, никаких объяснений и вовсе не потребуется: Ви ворвётся в комнату, вмажет кулаком ему в скулу — и будет прав. На том и порешат.

Пластиковый палец поддел язычок щеколды. Щёлкнул механизм.

Не откроет — не узнает.

— С-слушай, я на самом деле не… — неловко засмеялся Неро, стараясь выглядеть максимально беспечно — и задохнулся, получив резкий толчок ладонями в грудь.

Ви влетел в комнату всклокоченной чёрной фурией, отбросил Неро к стене легко, как тряпичную куклу. Глазищами потемневшими, недобрыми, сверкающими одержимо и искристо, весь свет из комнаты словно бы поглотил. Дохнуло тьмой, дохнуло жжёной яростью, а под рёбрами защекотало тревожным волнительным предвкушением — Неро изумлённо ахнул, цепляясь за швы плитки позади себя искусственными пальцами, и вжался лопатками в холодную керамику.

Настолько обозлённым Ви не выглядел даже в Фортуне, когда он ляпнул лишнее не подумав. «Ты же на ногах едва держишься! — Ой, да кто бы говорил!» Тогда на одну предательскую секунду Неро показалось, что Ви ударит его, сейчас же — что вопьётся зубами в шею, сорвёт пласт кожи; вместе с подлежащими тканями вывернет грубо и страстно и оставит истекать кровью, точно пойманную добычу, распятую на собственных костях.

Не то чтобы Неро был против отдаться во власть дикого необузданного желания Ви. Не то чтобы он был против отдаться Ви.

Вероятно, будь Уризен чуть умнее и правильно оцени силы противника изначально, испытывал бы нечто подобное, зная, что Ви идёт за ним. И на какой-то головокружительный миг Неро ощутил остро, как на кончике ножа, глубокий укоренившийся ужас, граничащий с восторгом, при мыслях о том, что сделает Ви, когда — не «если» — доберётся до своей нынешней цели.

Доберётся до него, Неро.

А Ви замер у порога, с трещиной на локте, тёмным лицом и сгорающими звёздами в глазах. Обнажённый, выточенный из искусственного мозаичного света и собственной злости; чёрно-белый, контрастный, расправивший невидимые вороньи крылья и сбросивший красную шёлковую нить — больше не приручённый, не ручной. Непредсказуемый. Он всмотрелся в лицо Неро тяжело, пронзительно, и скользнул взглядом выше, задержался на прибитых влагой волосах — и тонкая угольная бровь вдруг дрогнула, изумлённо поползла вверх.

По красивому лицу промелькнула рябь растерянности, словно чешуйчатые волны на воде, но исчезла быстрее, чем Неро успел рассмотреть её и сообразить, что стало её причиной.

Странный нечитаемый взгляд и догорающие хвосты комет на дне широких зрачков — последнее, что он увидел, прежде чем ослеп и потерял самого себя в темноте. Ви ударил ладонью по выключателю, и комната погрузилась в плотный непроницаемый мрак.

Тишина обрушилась на голову подобно обветшалому потолку, оглушила.

Из коридора потянуло свежестью и насыщенным цветочным ароматом, холодом укололо босые ступни и снизу вверх пробежалось по телу им же, вызвав в Неро крупную непроизвольную дрожь. Мелкие волоски на коже встали дыбом — не из-за сквозняка, но из-за чужого дыхания, обманчиво ласково тронувшего висок и шею. Преодолев разделяющее их расстояние бесшумно, крадучись, в одно мгновение Ви ухитрился оказаться близко настолько, что Неро расслышал его сердцебиение, гулкие удары, по громкости способные соперничать с его собственными, и влажный звук — и догадался, что тот означает, лишь когда кожи коснулся чужой язык.

Длинное скользящее движение по шее, от ключицы до линии челюсти, — и несколько капель воды оказались собраны им, языком, согретые теплом тела Неро, но охлаждённые долгим выдохом Ви. Кровь ударила в лицо; кипятком окатило изнутри пах желание и Неро всего шипящим клубящимся паром словно бы наполнило. Вместо мышц — размягчённая глина, податливая и текучая в умелых руках скульптора, вместо голоса — сиплый скулёж, зажёванная в ком мольба, из которой ни слова не вычленить. Стыдная, невнятная, почти как щенячий визг или тонкий звенящий всхлип.

Коротко отстранившись и прежде, чем снова прильнуть губами к шее Неро, Ви самодовольно хмыкнул; в темноте померещился тусклый проблеск его глаз. Мотнув головой в вялом протесте, Неро попытался ускользнуть в сторону, спасая остатки собственной гордости, собственной решимости.

Но кто бы позволил ему.

По коже точно наждачной бумагой полоснуло: Ви вцепился в его плечи, ногтями наверняка оставив вдавленные полулуния, и сердито встряхнул; к стене припечатал лопатками повторно, на месте удерживая решительно и жёстко. Его горячий язык жадно мазал по шее, груди, в то время как пальцы стискивали плечи всё сильнее, больнее и нетерпеливее; Ви царапался. Если бы он обнажил клыки и укусил, Неро не удивился бы, но подставился под кровавый поцелуй и стерпел разлитой муки столько, сколько сумел бы.

О, он был готов на многое! Он так долго об этом мечтал.

Ви же, прервав настойчивую ласку, вгрызаться в открытое горло и приправлять происходящее металлический солью не спешил.

У него были иные планы.

Вскинув голову, сверкнув глазами с азартом и странным тревожащим предвкушением — словно удостоверившись, что всё внимание Неро приковано к нему, — он сглотнул. Громко, отчётливо, неожиданным звуком вспоров рябую тишину как ножницами, — проглотил воду, собранную с кожи любовника. И, спрятав глаза за теряющей плотность теменью и завесой волос, влажными губами прижался к выемке над ключицей. Тихо засмеялся. Кончиком носа размазал оставшиеся капли по шее Неро как ни в чём не бывало.

Затылок врезался в сырую плитку, боль обожгла и охладила разом: запрокинув голову в изнеможении, Неро сцедил воздух сквозь стиснутые зубы и зажмурился. Не эмпуз с ножницами ему нужно было считать этим вечером, не щенков-котят-прелестных курчавых овечек на зелёной лужайке, а минуты до своей погибели. Вот же она, погибель, во всей своей красе — укутанная во мрак, пахнущая сандалом и настурцией, ломкая и крошащаяся, — льнула к нему языками дьявольского пламени. Ластилась, ласкала и ранила, доводила до агонии ошеломляющим контрастом ощущений. Нетерпеливая и охочая до нежности. И изголодавшаяся по любви настолько, что сердце щемило при мысли о том, как же крепко прижал её — его — Неро, так что довёл до подобного.

Так что в итоге прижатым оказался он: в прямом смысле, к стене, в насыщенной клубящейся влагой ванной комнате, зашоренной тьмой.

Без единого шанса уцелеть.

Руки Ви дрогнули, смяли глиняные плечи и Неро всего из дурманящего полузабытья будто бы вырвали; вытряхнули целиком, как из фургона на полном ходу он порой выскакивал сам, завидев демонов и не желая дожидаться остановки. И всплеском адреналина обдало расплывчатое осознание, запоздалое понимание, какими же похожими они оказались на деле.

Потому что останавливаться и дожидаться его Ви также не собирался.

Его дыхание заметалось, заполоскало надушенный воздух и в шею партнёра врезалось горячими порывами; губы впились в горло, вобрали кожу, и режущей болью прошлась по зажатой складке кромка клыков. Неро тряхнуло — «не съест, да?..» — он и без того уже разбивался на составные элементы, на атомы, стуча зубами не то из-за холода плитки, не то из-за раскаляющего жара чужой страсти. Проминался и поддавался. Крошился надрывным дыханием, колотящимся сердцем и чем-то невыразимым, томящимся внутри и бросающимся навстречу жёсткой ласке Ви, как навстречу копьям, слепо и яростно: свирепым демоном или же шквалом чувств, вспененным и принявшим форму крупной крылатой нечисти; или и тем, и другим одновременно — поди разбери.

Взмокла ладонь, ссадину защипало солью, и Неро заелозил ею по плитке, оглаживая мелкие сколы — не Ви, ни в коем случае не Ви — и почувствовал, как чужая одержимость постепенно просачивается в него через поры кожи, впитывается через тонкостенные капилляры альвеол и трещинки в горящих из-за неслучившихся поцелуев губах.

Как, сейчас, в этот самый момент, Ви овладевает не только его телом, но и рассудком.

О, Ви очевидно старался! Оставив шею любовника в покое и склонившись ниже, зубами он задел затвердевший сосок — и острое удовольствие тысячей электрических разрядов пронзило тело Неро, разветвляясь невидимым зубчатым рисунком, и устремилось в пах. Свернулось тяжёлым комом колючей проволоки; разворотило и раскурочило вместилище окончательно, так что разлитая распирающая боль, ширясь, заполонила вставший член. Резинка боксёров сделалась невыносимо тугой, режуще надавила на головку.

— Какой же пиздец… — против воли вырвалось шипящее сдавленное. Неро толкнулся навстречу Ви, пахом потёрся о его бедро, крупно вздрагивая от волнами накатывающего наслаждения, от потрясающего ощущения, граничащего с томной мучительной болью.

А Ви распрямился и с готовностью прильнул к нему, твёрдым горячим членом ответно вжался в пах, в живот, и тело Неро откликнулось: воспламенилось, заискрило синим и голубым — на стенах заплясали бледные отсветы, огранились в круглых каплях конденсата как микроскопические драгоценные камни.

Под шум рвущихся на короткие всхлипы дыханий и трения тел разбавлялась сапфировым тьма; смягчалась, рассеивалась и окутывала плечи любовников нежной мерцающей шалью. Вырезала их из реальности и запечатывала в осколке ночи, как в сувенирной склянке с якобы магическим содержимым; смолисто сплавляла каждого из них с собой, каждого из них — друг с другом. Остывшим паром. Слоистой, жемчужно-белой и лентами-обрывками струящейся, нежностью.

Взаимной страстью.

У Неро горло драло из-за глубокого дыхания ртом и сиплого скрежещущего стона: когда успел разомкнуть зубы, как успел потерять над собой контроль и в какой момент рассыпалось удерживающее железо воли, а пенный шквал гудящим порывом снёс с ног — сплошной провал в памяти; но провал матовый, чёрный, усыпанный сияющим сапфиром и насыщенно пахнущий увядающими цветами. Отпусти самого себя, руку протяни в мягкую парну́ю темень — отыщешь все ответы, натолкнувшись пальцами на чужую тяжело вздымающуюся грудь.

Но отпускать самого себя нельзя, как нельзя позволять Ви глубже вторгаться под кожу, к сердцу, к цветущему бархатному кружеву; нельзя заходить дальше, чем они оба уже успели зайти.

Но куда уж глубже.

Куда уж дальше.

Кончиком языка тронув пересохшую губу, Неро медленно сполз по стене вниз, машинально цепляясь за швы плитки человеческими пальцами и совершенно утратив контроль над механическими. Ви же дёрнул его наверх, удержал; зубами хватанул за шею повторно. Укусил. Глубоко и болезненно, именно так, как нужно; так, чтобы заискрило перед глазами, а из центра солнечного сплетения линиями-всполохами, повторяя сошедший рисунок Увертюры, прокатилась волна ошеломляющей, незнакомой прежде, силы.

Пробрало до кончиков пальцев — и Неро, отлепив влажную ладонь от плитки, наугад, на ощупь потянулся к волосам Ви; рука мелко тряслась, не слушалась и цепляла воздух. Поймал. Некрепко, но как смог, как получилось, сжал скользящий и рассыпающийся на тонкие нити шёлк и притянул лицо Ви к своему.

Нашёл его губы в темноте.

— Я не… Ты должен понимать… — Бестолковое бормотание скомкалось и раздвоилось во влажном звуке поцелуя. Покусывая губы Ви, Неро вздрагивал от остроты его ногтей на своих плечах, рёбрах, животе — с каждым новым беспорядочным прикосновением сжимая волосы на его затылке всё крепче, всё сильнее и жёстче.

Длинные прохладные пальцы оттянули резинку белья, ладонь накрыла налитый возбуждением член, надавила — Неро дёрнулся, подался к ней, уплотняя прикосновение, и зачастил словами быстрее и невнятнее. Напрасно: понимать Ви не хотел. Он словно бы не слышал его, полностью погрузившись в происходящее и тяжестью своего желания заставляя Неро погрузиться вслед за ним, утонуть в пенном водовороте греха и разбавленной лихорадочной нежностью тьмы; утонуть в нём. И Неро покорно тонул, выронив всё, что когда-то удерживало его на плаву в прошлом, и полностью отдавался во власть чёрных неспокойных волн.

Отделившись от стены, он шагнул вперёд вслепую, по памяти, увлекая Ви за собой.

Сухая ладонь тёрлась о тонкие складки кожи, кое-где болезненно ущемляя их, и причиняла муки столько же, сколько и наслаждения. Ви целовал его, Ви мазал о его живот своим членом и ласкал его, Неро, — и от одного понимания этого шквальным огнём стучала в висках кровь. Сознание, спутанное в тугой неряшливый узел, якорилось за одну-единственную дребезжащую витражным стеклом мысль: в гостиной был диван.

О, дьявол, в гостиной же был диван!..

Успеть бы к нему.

Планы летели в пропасть, с треском ломалась решимость держаться от Ви подальше — или это Ви с треском стаскивал с него бельё, в хаосе прикосновений, влажных мазков языком и тихого бархатного смеха не разобраться; уже не расслышать своего обезумевшего сердца, не то что мыслей.

Склонив голову набок, Ви игриво задел зубами его ухо, и Неро предпочёл остаться оглохшим, оглушённым.

Выпутавшись из скользких прядей, он сместил руку ниже — властно, с нажимом, пройдясь по позвоночному изгибу, ладонь легла на поясницу Ви; легла удобно, точно там и должна была находиться, точно там ей самое место. Ощутив твёрдый рельеф проступающей кости, Неро надавил подушечками пальцев — и Ви неровно выдохнул, отпустил его член, вцепился в бёдра и толкнул на себя.

Они не дойдут до дивана, откуда-то издали подумалось Неро, залпом глотающему дыхание любовника и обнимающему покатые плечи уже и механической рукой, не успеют.

И словно бы в подтверждение — грубый удар спиной об угол, продольная, рассекающая надвое боль, и остаточные мысли рассыпались битым стеклом, звоном отдались в ушах и перед глазами заискрили ярко, слепяще, как осколки взорванного солнца. Врезав его спиной в косяк двери, Ви зафиксировал Неро на месте, гибко и требовательно прижался к нему всем телом. Каплей вязкой влаги, тающим теплом — по животу.

Ошеломительно.

Тихо гудел Плен Чувств и елозил по острым лопаткам, вминался в нежную кожу щекочущей вибрацией; под человеческими пальцами — уже не поясничный изгиб, но упругая ягодица, а Неро, разламываясь от боли, от желания, от неутолимой жажды, утопал в мгновении и целовал, целовал, целовал Ви. На грани с помешательством, бегло и жадно, он прижимался губами к ямочке на его щеке, смещался к уголку губ — и ниже, к подбородку; дразнил Ви и раззадоривал самого себя, путаясь в ответных ищущих прикосновениях. Задевал его губы и язык своими, тёрся лицом о скулы и кончик носа — и будто бы гигантские распахнутые крылья за спиной ощущал.

Сколько раз он прикасался к этому лицу взглядом, ласкал светлую кожу мысленно, столько же раз хотел вернуть задолженное настоящими прикосновениями. С процентами. С пожизненными процентами.

Вторая попытка добраться до дивана — шумный вздох Ви, недовольного лишними движениями, и неверный заплетающийся шаг в направлении гостиной.

Ну же, терпение, Ви! У Неро и самого кровь огнём горит, кипит радужным перламутром и мощными всплесками туда же — к колотому витражу в голове, к частящему сердцу и мотку колючей проволоки в паху. Хочется всего и сразу, но не здесь, не в ванной комнате у стены, впотьмах и чёрт знает как.

Не так.

Запах цветов усилился, стало чуть светлее.

Заплетаясь в своих и чужих ногах, медленно, не без труда Неро преодолел порог; напряжённый, разогретый и жаждущий продолжения, весь из себя оголённый провод, брошенный в чёрную воду — как его не замкнуло, не закоротило ещё, не осыпало жгучими искрами, неясно. А сердце Ви колотится близко-близко, часто-часто, так что вслух считать можно — о, не будь губы заняты другим!

Под механической ладонью вдруг заскрипело, зашелестело едва слышимо мелкое крошево и под ноги осыпалось колким. Выдох Ви надорвался, отголоском сдерживаемой боли прокатился по щеке Неро и рассеялся во тьме; следом незамедлительно — второй. Передёрнув плечами, Ви тотчас потянул любовника на себя, увлекая его из комнаты с неаккуратной поспешностью. Наступил на ногу, неловко усмехнулся:

— Ну же, не стой истуканом!

Но Неро не поддался.

Замерев у порога, с прямой окаменевшей спиной, деактивированным погасшим Бичом и сердцем, молотящим в горле на разрыв, он бегло прижался губами к взмокшему виску Ви. И прежде, чем тот успел среагировать, оттеснил от себя — и с силой вытолкнул в коридор. Захлопнул дверь прямиком перед его ошарашенным, искажённым негодованием, лицом.

Холостым выстрелом револьвера — щелчок щеколды.

Зажав пылающие губы ладонью, Неро в изнеможении опустился на пол, спиной прижался к двери и слепо уставился в темноту. Обесцвеченную, безликую, утратившую синеватый отлив и остаточный запах Ви. Машинально поправил резинку трусов; ткань мокрая, похоже, успел кончить и сам того не заметил — стыд-то какой! А дыхание тяжёлое, ревущее, фрагментарно дробящееся на громовые раскаты — практически рык. Как если бы заострённого металла глотнул вместо сырого воздуха, как если бы кроме громкого хрипа ничего из себя выдавить не был способен. Шее холодно, мокро — и на этом всё.

Оглушительная пустота, звенящая соборным колоколом. Вакуум, похожий на поглощение Спасителем; одно цельное необъятное ничто.

— Неро, какого дьявола?! — тихо угрожающе зашипело из-за двери.

Зашелестело, зашуршало и заскребло ногтями — у Неро по коже мурашки, точно Ви по его позвоночнику пальцами провёл с нажимом, не по деревянному полотну.

— Я… Я не знаю. Давай как-нибудь потом.

Вот и поговорили. Вот и разобрались во всём — в главном, — обозначили границы и договорились с Ви не трогать друг друга до тех пор, пока тот окончательно не поправится. Конструктивным и содержательным диалог получился, ничего не скажешь.

Браво, Неро!

— Поиграть вздумал? — Голос Ви потяжелел.

— Ага. Пасьянс сейчас буду раскладывать, — нервно хохотнул в темноту Неро и обхватил себя за локти. — Колоду не подашь?

— Подам, — тут же подхватил Ви, меняя заточенную сталь на текучий медовый сахар. — А ты откроешь дверь?

Кажется, он тоже сел на пол: заскрипели половицы, источник голоса оказался где-то на уровне затылка Неро. Рокочуще, вкрадчиво протянулось певучее:

— Не-е-еро?

— Под дверь просунь.

— Грифон советует просунуть под дверь… Ладно, забудь. Даже в мыслях это звучит отвратительно. — Но Ви всё равно сдавленно фыркнул, и Неро представил, как тот наверняка тряхнул волосами и исказил уголок губы в косой полуулыбке, придающей его лицу очаровательную брезгливость. Неро был влюблён в эту улыбку.

А потому улыбнулся Ви ответно, пусть они не то что друг друга — самих себя не видели, запертые во мраке по обе стороны дверного полотна.

— Сделай одолжение: не перенимай его стрёмные шутки. Тебе не идёт.

— К сожалению… Даже не знаю, что послужило тому причиной — о, нет, не имею ни малейшего представления! — скорбно вздохнул Ви и щёлкнул пальцами по дверной ручке — та дрогнула над головой Неро. — Но в последнее время он мой единственный собеседник. Досадно, не находишь?

Неро потянулся к ручке со своей стороны, стукнул по ней пластиковыми пальцами, возвращая эстафету. А с ответными словами не нашёлся; помрачнел, шумно засопел и губу пожевал, буравящим взглядом врезаясь в неясный силуэт раковины во тьме. Да, он облажался, да, прокололся: заработался, забегался, а после шарахаться от Ви как от холеры начал, боясь навредить ему. И Ви, конечно, имел полное право сердиться и обижаться на него — о, на его месте Неро сорвался бы уже давным-давно!

Выходит, он, Неро, благими намерениями сам же вырыл себе яму, обширный подвал с гостиной, двумя спальнями и маленькой террасой, окнами выходящей на смольное озеро с бесхитростным названием «Так будет лучше», и заперся за семью замками. Но чего он не учёл, так это того, что с недавних пор каждое его действие отражалось не только на нём одном — Ви оказался погребён под чередой его ошибок и наглухо заперт вместе с ними. Не с ним, Неро, — с ними. Незаслуженно страдал из-за чужих решений, из-за чужого выбора и томился в вынужденном одиночестве. Ему было явно тяжелее, чем Неро. Проклятье!

Это Неро виноват, он прокололся. Снова.

Тяжёлый вздох сорвался с губ каменным обломком, грянул в темноту и пустил по ней невидимые круги, как по водной глади.

Крыть было нечем. Правда — всецело на стороне Ви.

— «Но, миг проморгав подходящий, — не мучай себя: нет причин для отчаянья»*, — вдруг мягко прошептал Ви у самой двери, точно уловив вкус чужой горечи. Ладонью погладил полотно — Неро услышал смазанный шорох, затылком потёрся о то же самое место. Прикрыл глаза в немой благодарности.

Повторный стук костяшками в дверь: тихий, осторожный, не желающий спугнуть и словно бы граничащий с робостью. Так непохоже на Ви и так похоже одновременно.

— …и их станет ещё меньше, если ты откроешь мне.

Облегчённый смешок вырвался сам собой, Неро заулыбался, расслабил плечи; от сердца отлегло. Ви — один в один кошка, просящаяся в комнату. Когда-то в юношестве у него была такая: покормил бездомную, пожалел тощую колченогую доходягу и за крапчатым ухом почесал — так и подружились. Она была смешная, с надорванным хвостом, деловито поднятым чёрно-рыжей антенной, — трёхцветная боевая Её Святейшество Санктусетта (для остальных — Маркиза); не давалась никому, кроме Неро, и даже Кирие с её ласковыми руками обходила стороной. Важно топорщила усы, не боялась демонов и шипела на них, а порой бросалась на мелкую нечисть наравне с натасканными боевыми псами.

Жаль, как и всякая кошка, вскоре покинула человека, напоследок познакомив Неро с тремя возмутительно рыжими котятами.

— Не откроешь, значит… — проурчала его нынешняя «кошка», слабо стукнув кулаком в дверь.

— Мне и здесь хорошо.

— Одному?

— Ну… типа того.

— Лучше, чем без меня?

— Ви, кончай, — поморщился Неро.

— О, — завозился Ви за дверью, зазвенел тонким смехом. — Так вот во что ты хочешь поиграть!

— Нет! Я не это имел в виду! — Стыд обжёг, а воображение частыми штрихами туши тут же изобразило Ви, раскрепощённого и томного, медленно ласкающего себя по приказу Неро. Но следующие же слова вернули Неро в реальность, стесали смущённо-ошарашенное выражение с его лица и ударили больнее пощёчины.

— Ты лишил меня всего, Неро, — неожиданно серьёзным голосом начал Ви. — Моего тела, моей силы, моих возможностей. Ты сделал меня тем, кем я не хотел быть ни минуты своей жизни.

— Чёрт, прости, я…

— А теперь, — упрямо гнул своё Ви, проигнорировав его, — ты лишил меня даже себя. Что-то мне подсказывает, что, если бы Нико не нашла нас тогда — в Редгрейве, помнишь? — ты не стал бы прятаться от меня за закрытой дверью. Поправь меня, если я ошибаюсь, но… ты бы выломал её первым, не так ли?

Верно. Выломал бы, и одну, и две, и десяток — и целое здание по кирпичику разобрал бы, и город с землёй сравнял, — а отказ Ви едва ли стал бы тем последним и единственным, что могло остановить его. Что могло хотя бы ненадолго сдержать стихийный поток страсти, обиды и ярости, окативший Неро с головы до ног, ошпаривший до алых пятен перед глазами.

Но тогда на кону не стояла жизнь.

А Неро не знал, каково это: держать в своих руках её неумолимо угасающий огонь и не иметь возможности разжечь его ярче. Не знал, каково это, когда Ви умирает.

— Что изменилось? — с неясной тоской и чем-то ещё, громоздким и неуместным, прячущимся за её сетчатой вуалью, вздохнул Ви. — Ты меня больше не… Я перестал быть тебе интересен? Ты понял, что… — Он смолк. Глотнул воздуха, прежде чем продолжить, а у Неро сердце сжалось уже до того, как он услышал последующие слова. — Это всё — не твоё?

Змеиным брюхом скользнул по позвоночнику озноб; горло сдавило спазмом, тугими кольцами с чешуйчатыми боками — Неро передёрнуло. «Это всё» — вот как Ви называл себя, вот кем себя считал. Из-за Неро. Из-за его ошибки, из-за того, что тот не дослушал Ви и поднял на Уризена руку первым; уничтожил будущее Ви, уничтожил таким, каким тот хотел видеть его сам.

Возврата к исходной точке нет; извинения — пустой звон слов.

Но «это всё» — недопустимо, вне рамок и чётко обозначенных границ. За гранью позволительного. Брось подобное выражение в сторону Ви кто-то другой — кто угодно — Неро не поскупился бы на доходчивую разъяснительную беседу, вдумчивую и продуктивную; такую, после которой травматологи будут тихо переговариваться и озабоченно качать головами, сосредоточенно и не без труда собирая болтуна по частям.

Нужно переубедить Ви.

Доказать, что он заблуждается и нет никакого жалкого «это всё», что настоящее «это всё» — настолько огромно и необъятно, что Ви, при всём его богатом воображении, не сумеет представить; что для Неро это значимее, чем воздух, пульс или безграничная тяга к жизни, что Ви — и есть жизнь. О, он знает, о чём говорит: однажды Неро уже потерял её — его, — и собственную жизнь, и Ви, проснувшись поздним утром и обнаружив постель пустой. То жуткое опустошающее чувство он запомнил навсегда: механическое существование, лишённое красок, запахов и вкусов; картонная симуляция — едва ли лучшая альтернатива смерти.

Больше подобного он не допустит.

Не допустит.

Осознание грохнуло громовым раскатом, дрожащим эхом прокатилось по телу и закончилось мелким тремором кончиков пальцев; сердце прошило длинной иглой с тупым зазубренным кончиком, прибило, пригвоздило к позвоночнику, словно ржавым китобойным гарпуном. Протестующе скрутило желудок. Неро замер, широко распахнул глаза, парализованный и конечно уничтоженный мыслью, к которой пришёл.

Нет.

Переубеждать Ви не нужно.

Вот же оно. Решение. Выбор, который нужно сделать. «Да». Просто сказать ему «да». Ни слова о слабости Ви, о хрупкости его тела: «ты сделал меня тем, кем я не хотел быть ни минуты своей жизни» — и ни единого намёка на то, что Ви может попросту не выдержать. Иначе он воспримет запрет как вызов, попытается доказать Неро его неправоту делом, как попытался доказать сейчас, — и сделает хуже им обоим. Навредит себе руками Неро; разрушит себя, обратит в прах, в сверкающую звёздную — прекрасную, но мёртвую — пыль. Позволить случиться подобному нельзя ни в коем случае.

Любой ценой — не позволить.

Разве не с этой мыслью он сбегал от Ви и запирался в ванной комнате? Не с этой мыслью соскабливал с ладони осыпающиеся частицы чужой кожи вместе с обрывками собственной и не эту же мысль обдумывал, корча рожицы своему отражению? И так легко отступился от неё, стоило Ви ворваться в комнату и прикоснуться к нему, опалить своим желанием? Нет уж. Пусть Неро расширит свой подвал с ошибками, выстроит настоящую подземную крепость и запрёт себя в её темнице, но поступит по совести, так, как должен.

Может быть, однажды Ви поймёт и простит его.

Может быть, нет.

В груди рвётся, сминается в отторжении и гремит медными змеиными хвостами. Игла дрожит, гудит как струна и поёт низко и длинно. От боли трудно дышать, а ногти сами скребут грудь, точно до неё, узкой металлической, добраться пытаются. Это несложно. Всего-то и требуется, что правильно подобрать слова и донести до Ви, что дело в нём, Неро, а не в Ви, и не позволить тому презирать себя ещё сильнее. Пусть ненавидит Неро — не себя.

Никогда себя.

— Да! Да! Именно! — взвыл Неро и пальцами врылся в волосы на макушке, крепко сжал у корней. — Всё так и есть!

Воображаемая верёвочная лестница примирения вспыхнула седым огнём, закольцевалась и рассыпалась на пепельные пласты. Глаза заволокло мутным, дымным. Пути назад нет.

Как нет и вперёд.

Больше нет.

— Ах, вот как! — Ви за дверью вскочил на ноги; скрипнули половицы, сердито звякнуло чем-то стеклянным. — К чему тогда это всё?! — Под дверь внезапно сунулся длинный цветочный стебель и воткнулся Неро в зад.

Дёрнувшись от неожиданного укола, Неро вынул из-под себя стебель, рассеянно покрутил в руке и сдавил тугой розовый бутон. Несрезанные шипы вонзились в кожу, разбередили ссадину на ладони. Облегчения боль не принесла.

— Мне… — Отбросив смятый цветок в сторону, Неро стряхнул кровь; слизнул оставшееся. Вдохнул глубоко и крепко зажмурился, как перед прыжком в воду. — Мне просто было скучно.

Ойкнул и подскочил на месте, когда в зад воткнулось ещё три.

— Ясно, — после непродолжительной паузы ядовито и отчего-то удовлетворённо фыркнул Ви. — Тогда спокойной ночи. Не скучай.

Стихающие звуки его шагов тупой пульсирующей болью отдавались в висках, в раненой ладони и разветвлялись под кожей жгучим красным, как неизвестным ядом, как смертельно опасным заболеванием демонической природы. Неро прислушивался к ним, прижавшись щекой к двери. Ждал. То ли того, что Ви окончательно уйдёт, то ли того, что усмирит задетую гордость, соберёт её заново из остроугольных раздробленных осколков и вернётся — и не знал, на что надеется сильнее. Не знал, на что ему ещё можно надеяться.

Тишина растекалась чёрной водой, ровной гладью без малейшей ряби, без тревожных кругов, и заполняла собой агентство — весь город, казалось, и весь мир. А Неро всё сидел и сидел на холодном полу, увязший в ней, утопший в ней, катающий на языке привкус собственной крови и не имеющий сил пошевелиться. И бессловесно считал эмпуз — по привычке, чтобы забить мысли хоть чем-то, зациклить себя на монотонном однообразии и найти в душе мнимое успокоение.

Но не находил. Потому что количество демонических насекомых, коряво перелезающих через низкое ограждение, перевалило за пятьсот, а Ви так и не вернулся. Он не вернётся к Неро, конечно же, нет.

Не вернётся.

Сплавившись с сердцем, зазубренная игла прочно укоренилась в груди; больше не пела, не звенела, молчаливая и мёртвая, предательски неподвижная. Остыла.

Что ж, вот всё и разрешилось.

Неро молодец, исполнил задуманное, нашёл способ удержать Ви на расстоянии от себя. А заодно и испортил всё. Для надёжности, видимо, чтобы уж наверняка, чтобы как с Уризеном: сначала сделать, а уже позже осознавать последствия и ужасаться их масштабности. Но под сердцем зрела обида, затапливала тошнотворно-тёплым и в глаза сыпала сухой солью: Ви так легко ему поверил, так охотно принял за правду на ходу придуманную ложь — и не без его же собственной подсказки, между прочим! — что выть хотелось, броситься за Ви следом и, перехватив его за руку, круто развернуть на месте, заставить взглянуть в глаза Неро. Встряхнуться оскорблённым «да ты в своём уме?!» — и выплеснуть накопленное.

Тьма стала холоднее, злее и гуще. Он получил, что хотел, к чему теперь фонтанировать яростью?

Время позднее, нужно отправляться спать.

Кое-как поднявшись на ноги, Неро подобрал разбросанные стебли, уцепился за дверную ручку и шатнулся в рассеянную темноту коридора. Замерев ненадолго, с таким же замершим сердцем осмотрелся и с невнятным полуоблегчением-полуразочарованием не обнаружил Ви. Предсказуемо, но на душе отчего-то стало тяжелее, глуше; и пусто-пусто — разве пустота могла давить, распирать изнутри до боли, до микроразрывов и трещин, и душить арканом? Сделаться всеобъемлющей, почти осязаемой, почти неподъёмной? Как оказалось, эта — могла. Силуэты мебели, облизанные блёклым лунным светом, смотрелись острее и жёстче, чем в действительности, и угрожающе сверкали белым в сторону Неро. Вяло скривившись, не то улыбаясь, не то скалясь, он показал им язык. И эти туда же.

Что ж, бессонница была гарантирована, но следовало хотя бы попытаться уснуть, и Неро, устало поведя плечами, шагнул по направлению к дивану.

С оглушительным треском дверь ванной комнаты захлопнулась за его спиной, дрогнула на петлях.

— Ну наконец-то! — донеслось сзади глухое торжествующее. — Я уж думал, придётся всё-таки выламывать её.

Вывалившись из разом ослабевших пальцев, розы ударились о пол с тихим стуком; покатились по крашеным половицам, роняя нежные лепестки и словно бы тонкую фигурную дорожку после себя оставляя.

Неро медленно обернулся.