«Рикэ́льторп, он же Рики-эльто́рпифа, он же Рики-эльто́рпийя — предположительно потомок Мундуса в третьем-четвёртом поколении, второй принц — бла-бла, неинтересно, — теряет способность к передвижению, если, смотреть на него непрерывно [подчёркнуто жирным и несколько раз обведено в кривой овал] в течении семи секунд. NB! Не моргать. Перемещается тенями и сливается с ними [зачёркнуто], сливается с тенями и таким образом перемещается. Быстр, о выносливости судить сложно, но, крыса та ещё: предпочитает атаковать исподтишка, не попадаясь жертве на глаза. Два щупальца — стрекательные с парализующим ядом, имеют шип на конце, остальные — ложные, без шипа, но с пигментацией по средней линии…» — заезженной пластинкой читалось по десятому кругу. Спотыкалось на расставленных к месту и нет запятых, притормаживало на выделенных красным карандашом словосочетаниях. Сквозь пелену усталости буквы казались размытыми и ещё более танцующими, чем были в действительности; быстрыми, со скачка́ми — не уследить.

Неро морщил лоб, хмурился и сосредоточенно вникал в бег коротких и длинных фраз. Не слишком успешно: тревога, страх, жалящее холодом переживание за Ви, нехотя оставившие его после разговора с Грифоном, постепенно возвращались на прежнее место — в грудь, под сердце. Отвлекали. Ранили, точно шипастыми стрекательными щупальцами Рикэльторпа — как если бы Неро, решив не мелочиться и не тратить время на изучение противника, проглотил его целиком, не жуя, — перфорировали желудок, твёрдыми нитями прорывались через диафрагму и сдавливали и лёгкие, и ускоряющее бег вслед за почерком Тони сердце. Неро всего насквозь прорастали, как ядовитый Клипот — некогда Редгрейв.

В гостиной было душно, но слишком холодно для того, чтобы открыть окно и выгнать густой смрад надуманных и не очень переживаний, миазмы крови и Преисподней, намертво приставшие к плащу и оружию Данте. Утяжелённое грубыми пластинами правое плечо, ощущая близость полудемона, зудело. Информация из книги не шла впрок.

Коротко облизнувшись, в бессчётный попробовав бумажную пыль на вкус, Неро заставил себя перелистнуть страницу — и не посмотреть на лестницу. Не сделать лишнего и ненужного, не дать Клипоту в груди новой пищи, новой крови, приправленной концентратом адреналина. Лестница, как и в прежние минуты до текущей, окажется пустой. Ви на ней не обнаружится.

Конечное же, нет.

Прошло около часа с момента возвращения Данте, пятидесяти минут с момента, как Ви поднялся к нему, и тридцати — как Неро, разъярённый, изодранный когтями, в том числе и собственными по неосторожности, был спущен Грифоном с лестницы.

И больше ничего. До сих пор — ничего. Никаких изменений.

Неизвестность изматывала. Свербела в затылке ржавой шелухой; зудом под кожей отдавалась, как мелкий песок, набившийся под неплотную бинтовую повязку — Неро вычесал бы её ногтями вместе с кожей, освежевал бы себе и затылок, и плечи, и грудь, если бы это помогло.

Именно. Если бы это помогло.

За неимением альтернатив, чтобы не сойти с ума от длительного ожидания и не накрутить себя до предела, он попытался занять себя полезным. Так что за прошедшие полчаса успел избавиться от зловонного плаща Данте, разобрать оружие и сгрудить разбросанные по полу книги на диван. И шесть раз посмотреть на часы, поверяя, не приклеена ли к циферблату минутная стрелка. Но несмотря на вялое движение последней, убеждённости в обратном отчего-то было больше. Приклеена на что-то текучее и податливое: разжиженную мастику, забытое в холодильнике, просроченное на полгода, пиво или слюну Тени — но приклеена. Однозначно.

Ночь сгущалась, от искусственного света и долгого чтения глаза немилосердно слезились, и приходилось то и дело мотать головой, кое-как стирать кипящую влагу со щёк плечами. Получалось неловко, неприятно и довольно болезненно: рваная, с огрубевшими от засохшей крови швами, футболка царапала кожу и размазывала по мелким ранам солёное. Но делать было нечего, приходилось терпеть: поменять её без помощи Ви было сложно, к тому же чистые вещи находились в комнате на втором этаже, а Грифон, царственно развалившийся на своём излюбленном месте — музыкальном автомате, — хоть и делал вид, что старательно вычищает перья, на деле же продолжал следить за Неро. Его взгляд был практически осязаем: щекотными мурашками бегал по спине и плечам, царапал колюче, занозисто и ощущался слабым жжением, — блестел медным на периферии зрения, как забытой на автомате разменной монетой.

Фамильяр наблюдал за Неро, точно за неразумным младенцем, и отслеживал каждое его действие. И о подъёме на второй этаж не могло быть и речи. Не при таком тотальном до абсурда контроле.

Пернатого было даже немного жаль: навряд ли он был счастлив оказаться в роли няньки.

И столь очевидное недоверие Ви не могло не обижать, но, откровенно говоря, самому себе Неро также доверять не стал бы. Не в тех ситуациях, когда дело касалось Ви.

Так что пришлось остаться в испорченной футболке и, познав поистине библейское смирение — в кои-то веки Кредо мог бы им гордиться! — читать рукописное о демоне. Коротать время, вспоминая, нет ли у них растворителя для клея, а ещё — где поблизости можно купить нормальные часы; да, в третьем часу ночи, подумаешь! И ждать. Ждать. Ждать.

Ждать.

Изнемогать от длительного ожидания и посредственного чтива. От дотошности мистера Редгрейва, законспектировавшего все, даже совершенно незначительные, мелочи, и его наверняка кривых пальцев, неспособных вывести образцовые или хотя бы приемлемо читабельные буквы. От Данте и Ви, увлечённых друг другом и всё ещё не пожелавших закончить или прервать беседу.

О чём они разговаривали? Неужели до сих пор о том, кто кому залез в штаны первым — Неро Ви или Ви Неро? Почему так долго?

Смёрзшаяся тишина давила на виски, искусственный свет, изредка угасая и тотчас вспыхивая нервным тиком, окрашивал страницы в неприятный жёлтый цвет; разбегаясь чёрными тараканами, в глазах рябили буквы. А в груди сжималось — тяжело и болезненно — сердце. Исходилось глухими ударами, неритмичными патологическими спазмами. И вместе с его неровным биением рушилось внутреннее спокойствие, сминалось и отметалось, как если бы бегемот, вырвавшись из цепей, в грудь вгрызся зубастым рылом и стесал его гигантским языком вместе с мягкими тканями. Избавил Неро от последней защиты — рёберной решётки. И от него же, спокойствия.

Сужались, беззвучно схлопывались и скользили по наклонной стены. Агентство чужое, недружелюбное и негостеприимное — так странно, но Неро осознал это лишь сейчас; поднял взгляд, окинул облитые всё тем же нервным светом поверхности, перила и выцветшие обои — и всегда было чужим. Нет, это не агентство, это он: чужак, который никогда не был здесь своим — ни он, ни Ви. Но они привыкли жить в этих стенах, в этих комнатах в мире и спокойствии; забили шкафчики и тумбочки своими мелочами, переложили одежду Данте на отдельную полку как память или мусор, выбросить который ни у кого не поднялась рука; избавились от его зубной щётки и просроченного шампуня, навели порядок в комнатах и кое-где переставили мебель. А испортив рабочий стол, не потрудились заменить его на новый тотчас же. Ещё и спорили, какой выбрать, как будто самолично пользоваться им собирались. И в целом жили так, словно агентство было им домом, словно так будет всегда. Свили любовное гнёздышко в чужом жилье, не подумав, что однажды всё закончится — и закончится намного быстрее, что им двоим могло показаться.

Так и вышло.

Данте вернулся — и никто не оказался готов к его появлению; никто не был ему рад. Вот же скотство. Старик явно заслуживал большего, чем два ошеломлённых недоверчивых взгляда, устремлённых на него. Неро хотя бы руку ему пожал, а вот Ви, казалось бы, родная кровь, и вовсе предпочёл прильнуть к любовнику, нежели крепко обнять единственного брата, которого — на минуточку! — мог никогда больше не увидеть. И сам Данте хорош, под стать: у тела Уризена Неро искренне полагал, что судьба брата ему небезразлична, но теперь не был уверен уже ни в чём — от обоих настолько ощутимо веяло холодом и напряжением, скрытой угрозой, что стены агентства чуть ли не инеем покрылись. Да и на него, Неро, после длительной разлуки тот даже толком не взглянул. Обидно.

Но учитывая, что они буквально вычеркнули его из своей жизни, — вполне заслуженно.

Похоже, давняя вражда сыновей Спарды, как сахарно-ажурная любовь в романах Кирие, прошла испытание и временем, и расставанием, и смертью, и осталась всё так же сильна. Счастливого воссоединения родственников не случилось.

Узы этой семьи прогнили насквозь.

Понурив голову, Неро угрюмо нахохлился, шмыгнул носом. У него с Ви всё будет иначе: он костьми ляжет, чтобы не допустить разлада в их отношениях. Сохранит их во что бы то ни стало; если потребуется — будет драться за своё счастье. Запросто. Да хоть сейчас! И, может быть, со временем уговорит Ви помириться с Данте: вражда враждой, а родственниками направо и налево не расшвыриваются, какими бы те ни были. Ведь это же семья; не собратья по оружию, друзья или кто-то, с кем можно делить постель — семья. Настоящая.

У самого Неро никогда её не было.

И решение, простое и отчётливое — с таким и строптивый внутренний голос не поспорит, — нашлось сразу же: для начала нужно найти новое жилище, желательно в другом городе. Переждать. Дать Данте время на осмысление и принятие и самим выдохнуть свободно. Потому что здесь слишком тесно для трёх охотников. Слишком тихо, душно и холодно.

Слишком давят стены.

Потеревшись влажной щекой о плечо, Неро вернул внимание книге. Взглядом пробежался по строкам наискось.

«Так. Семь секунд не моргать… Тени, два стрекательных щупальца, что там ещё?»

А Ви по-прежнему не появился, как не появился и Данте. Не случилось бы чего дурного — гарантом был Грифон: его здоровый эгоизм и безразличие явно давали понять, что спешить на помощь к Ви не стоит. Он справляется. Они оба справляются.

И без него, Неро.

Шумно засопев, скрипнув зубами, Неро рывком перелистнул страницу. Надорвал уголок и беззвучно чертыхнулся.

«Наушники обязательны: является разновидностью Банши. Барабанные перепонки — в хлам, восстановятся чёрт знает когда. Не рисковать! [обведено] Единственное уязвимое место — правое подреберье, на стыке пластин по серому шву; бить — колющим ударом в верхнелевом направлении, в идеале на вдохе: рёбра раскрываются, проще попасть; при резком выдохе может заклинить меч и выбить атакующему запястье. Уколоть и вынуть оружие — сразу. СРАЗУ, ТОНИ. Запястье восстанавливаеться дольше слуха. Лучше всего подойдёт рапира или…»

Неро тихо хмыкнул: этот Тони, похоже, был бесшабашным, но славным парнем. Они бы поладили. Нужно как-нибудь выспросить о нём у Данте: тот наверняка должен знать словоохотливого автора-авантюриста лично.

Если Данте будет в настроении вести диалог и не вышвырнет их на улицу сегодня же.

Не должен бы. Стыдно признаться, но в их разношёрстной троице сработать грубо и неуклюже мог только Неро, и ожидать стальной жёсткости, отстранённости и недружелюбия от Данте было невозможно. Невообразимо. И всё же… Он однозначно не был рад их видеть; во всяком случае не после того, как Ви прижался к Неро и обозначил их личные границы. Может, как предполагал Грифон, Данте многое пережил, одичал и озверел в Нижнем мире, так что был готов бросаться на всех подряд по поводу и без; может, всё было куда серьёзнее, чем предполагал уже сам Неро, и дело было не столько в его отношениях с Ви, сколько в чём-то ещё. В чём-то более глубинном и важном, доступ к чему для Неро был закрыт по обоюдному молчаливому сговору братьев.

«Вот же предатели! — С тихим шелестом надорванная страница оказалась перевёрнута, являя взору неуклюжую карандашную зарисовку пальмы. Или демона, ощерившегося истинными и ложными щупальцами. Или всё-таки пальмы. Да. Определённо пальмы. — Как глотки друг на друга драть — так враги номер один, а как что-то от Неро утаить, смотрите-ка, какая удивительная слаженность! Хорошо сработались, парни, пять баллов! Браво!»

А вот Ви мог бы и пойти на уступки и разрешить Неро отправиться с ним: не чужие же друг другу, Неро всегда был, есть и будет на его стороне; он прикроет и заступится, за словом в карман не полезет, а случись что — и за револьвером. Или хотя бы держал свою пернатую ищейку при себе, позволив Неро подслушать под дверью — и при необходимости выломать её. Что за важность и таинственность?

Ах, ну да, он же говорит о Ви!

Однако при мыслях о нём в груди немного потеплело, распогодилось — как будто луч бледного солнца прорезал светло-голубой воздух, вспорол клубящуюся изморозь и облил её розовым золотом. Просветил глыбы льда насквозь и распался цветным спектром. Заискрил. Если Грифон не солгал и намеренно не насочинял небылиц, чтобы отвлечь Неро от штурма комнаты, то Ви переживал о нём — и задолго до того, как они по-настоящему сблизились, и сейчас. Принуждал углубляться в литературу не из вредности и мстительности, а потому что не хотел повторения событий в Редгрейве; основательно готовил Неро к сложной битве: уже было ясно, что этот Рикэльторп не из простых и кое-что из снаряжения придётся докупить, а собственную тактику «беги, стреляй и бей, прежде чем получишь люлей» — основательно пересмотреть.

Острым бутоном, как наконечником стрелы, пробила морозную крошку сомнений благодарность, распустилась и густо зацвела ярко-красным. Неро был несправедлив к Ви с самого начала — и ему стоит извиниться и начать понемногу ослаблять хватку, позволять Ви ходить на задания. Он не может продержать его взаперти вечность, как бы ни хотел. Певчие птицы в золотых клетках не льют сладкие трели. Они гибнут.

А гибели своей дивной птицы Неро никогда бы не допустил.

Можно начать с чего-то попроще. Чтобы у Ви была возможность быть рядом и видеть его, а у Неро — сосредоточиться на задании, будучи полностью уверенным в том, что демона он спокойно прикончит в одиночку и без помощи Ви или его фамильяров. Что Ви не подставится, а если заскучает и вздумает геройствовать — Неро будет начеку. Может быть, даже позволит ему нанести смертельный удар, якобы замешкавшись на периферии.

Или попробовать что-то совсем уж простое, невинное и безобидное: вытащить его на прогулку в город — Неро вскинул голову, приоткрыл рот, поражённый тем, как эта простая мысль не приходила ему в голову прежде. Держать Ви за руку, греть холодные пальцы в своей ладони и лучиться счастьем, белым, незаметным в снежных декабрьских полутонах. Ломать корку наста подошвами, чем громче, тем лучше, дышать свежим уличным воздухом полной грудью и присматриваться к реакции Ви на окружающее: что ему понравится, что заинтересует и где стоит задержаться, а откуда лучше увести чуть ли не силой, придерживая уже не за руку — за локоть.

Конечно же, не дотерпеть до возвращения домой и затащить его в безлюдный проулок, дерзко улыбнуться в ответ на лукавый взгляд с прищуром — и понять, что мысли Ви идентичны его собственным. Потянуть за подбородок, языком собрать с губ привкус сливочной пенки от недавно выпитого кофе — и крепко поцеловать. Затеряться в вихре мелких колючих снежинок, в тепле чужого дыхания и холоде рук, в трескучем, как лютый мороз или бушующее пламя, необъятном счастье.

Книга накренилась, выскользнула и шлёпнулась на пол, уголком ударив Неро по пальцам ног. Отрезвление оказалось на удивление неприятным, несравнимым с воображаемыми картинами. Шикнув от боли, раздосадованный и взбудораженный, Неро подхватил её, разложил на коленях и агрессивно зашуршал страницами, отыскивая место, на котором остановился. Уродливую пальму-демона; до такой даже Роршах не додумался бы, вероятно, или кто там эти жуткие пятна придумал. Про Тони Р. однозначно следовало спросить у Данте.

Тихий тактичный кашель отвлёк, прошёлся по позвоночнику искристыми нитями электричества и стеганул, точно кнутом, напоследок — Неро подскочил на месте. Не услышал, как Ви спустился и приблизился к нему, как уплотнилась и застыла толстым стеклом тишина; не почувствовал, как чужой взгляд срисовал с его лица отпечаток грёз о холодных руках и сладких кофейных поцелуях — и как долго Ви находился здесь? Как долго смотрел на него?

Для чего?

— Что он сказал? О чём вы говорили? — подорвался на ноги Неро. Отбросив книгу на сиденье, он в два шатких шага приблизился к Ви, зачем-то взял его за руку, отпустил и похлопал по плечу, по груди, бегло тронул локоть; засуетился неловко и бестолково, словно проверяя, не проступит ли на одежде кровавый след от скрытой раны. — Он что-то сделал с тобой?!

Ви покачал головой. Его лицо было непроницаемо. Белое, анемичное, с ужасающими неестественно яркими губами: измученными, истерзанными; не от поцелуев — от нервозных укусов обладателя, — оно притягивало к себе взгляд, но не восхищало утончённостью черт, как это бывало прежде, нет. Напротив — пугало мраморной неподвижностью и бледно-фиолетовыми полулуниями под веками. Мазками сливовой краски, которых лучше бы не было, на чистом сухом холсте.

Фарфоровой хрупкостью.

Внутренняя дрожь пробрала морозным крошевом. Давние кошмары возвращались и обретали форму, видимую, осязаемую, под стать фамильярам Ви: Неро слишком хорошо было знакомо это выражение лица, и он надеялся никогда больше не увидеть его; не увидеть Ви таким. Молчаливым и полностью безэмоциональным. Статичным. Неживым. И выдержать столкновение с прошлыми страхами, с прошлым Ви, внезапно, без подготовки, способен не оказался — растеряв весь энтузиазм и пламенный запал, съёжился, сгорбился и руки на груди скрестил бы, если бы мог — если бы имел вторую руку, — в глупой и необъяснимой попытке защититься.

В очередной раз истерически мигнув, свет впустил тьму, свою давнюю противницу, в гостиную и тотчас жестоко скрутил её бело-жёлтой сетью; разрезал и изничтожил, забив оставшиеся клочья в углы. Тени от ресниц Ви удлинились и вернулись к исходному размеру — как кошачьи когти, неосторожно выпущенные гладкошёрстным хищником, но ловко спрятанные в мягких круглых пальцах при виде потенциальной добычи. Мнимо спокойно. Обманчиво безопасно: «нет никаких когтей, никакого умышленного подвоха, ну что же ты, глупый, ничего не бойся!»

Тяжестью в желудке, стылой горечью — разливающаяся тревога. Дробное недоверие.

Неро замутило: перед ним словно бы в действительности стоял другой Ви. Тот, прежний, разрушенный и опустошённый Ви из разрушенного и опустошённого Редгрейва. Ви, который жестоко и расчётливо вытаскивал из Неро демона через сердце; Ви, который недоговаривал, лукавил и бережно, в глубинах-коридорах-лабиринтах собственной тьмы, хранил секреты один к одному; Ви, который умер вместе с Уризеном и которого он, Неро, не сумел спасти, кажется, но который каким-то немыслимым образом спасся сам — и стал совершенно другим. Мягким, шутливым и спокойным, требующим внимания и снисходительным к проколам Неро. Улыбчивым. Своим, родным до сердечного сбоя и всеобъемлющей теплоты в душе.

Неро, как и обещал, будет драться за него до последней капли крови.

Понять бы только, с кем.

Неужели с Данте?

А Ви, тот призрачный Ви-из-Редгрейва, вдруг протянул руки, и Неро шарахнулся, отступил на шаг, упёрся в диван и чуть было не сел; чудом удержался на ногах. Поведение Ви пугало. От его спокойствия веяло арктическим холодом; наигранное, оно сидело на его плечах как плохо подогнанный доспех, скрипело при каждом движении, но не металлом — фальшью.

Он, словно отражение в зеркале, шагнул к Неро — и запустил руки ему в волосы; зачесал пряди назад и плотно прижал к затылку. Так и остался стоять, жадно всматриваясь в лицо и будто бы видя Неро впервые. Медленно повернул его голову в одну сторону, затем, поколебавшись, в другую; заставил немного запрокинуть подбородок и подставиться под свет. По глазам резануло плотным белым — и Неро скривился, непроизвольно зажмурился. Жгучими уколами, сыпучим льдом — оживший чужой взгляд. Кожей едва ли ощущалось, как Ви забегал глазами, цепляясь взглядом за линию роста волос, царапая скулы и форму губ — но у Неро лицо взволнованно вспыхнуло, зацвело яркими пятнами красноты в местах чужих неосязаемых прикосновений. Приоткрыв глаза, он коротко взглянул на Ви — и вздрогнул, широко распахнул веки и крепко схватил Ви за запястье.

Удержать. Защитить. Неизвестно зачем. Неизвестно от чего.

Потому что Ви, поджав губы, мрачнел с каждой секундой всё сильнее; ломал маску неподвижности и выдавал себя: страхом, ужасом, жёстко проступающей в чертах лица слоистой затравленностью. Наконец-то проявлял оттенки эмоций — и ни одна из них не нравилась Неро. Спроси у Ви «кто такой Вергилий?» месяцы назад, помаши книгой с выведенным детской рукой именем перед его лицом — и реакция будет и в половину не такой же острой. Не такой же неоднозначной.

Кто такой Ви?

«И что с тобой случилось?»

«Что с тобой не так?!» — Кажется, прежде и об этом Неро его спрашивал, если не вслух, то мысленно уж точно. И ни разу не добился ответа.

Может быть, получится в этот раз. Может быть, лучше бы не получилось.

— Значит, мне не показалось… — Стать бледнее было уже попросту невозможным — Ви сумел. Неро заморгал и трудно сглотнул, против воли загипнотизированный его страхом и парализованный им. Ви же отзеркалил глоток, продолжая цепко вглядываться в его лицо.

И ничего другого на ум не пришло, кроме как выдохнуть, точно боясь спугнуть Ви одним неосторожным действием или чрезмерно громким звуком:

— Что?..

Аккуратно добиться пояснений. По-другому никак: молчаливая неопределённость сводила с ума, кажется, их обоих.

Но Ви промолчал.

Оборвалось сердце, тупой болью отдалось в груди, тянущим и под конец — хлёстким, как лопнувшей струной. А Неро, умоляюще заглянув в зелёные глаза, сухие, проржавевшие красным венцом капилляров, сжал запястье Ви крепче. Оборванное-надорванное-разорванное, сердце гулко грохотало, билось и дробилось. Дорывалось. Происходило нечто важное, о значении чего Неро не догадывался и близко. Ни подсказки, ни намёка. Казалось, скажи Ви хоть слово, и Неро рассыплется перед ним: сам изойдётся трещинами и тяжёлыми обломками рухнет — у Ви никогда не было трудностей со словами, и его длинные паузы пугали.

Ви же, кусая губу, подбирал ответ.

Так нехарактерно для него и так отвратительно долго.

— Что? Что? Что?.. — в такт биению пульса шептал Неро, стихая с каждым новым вопросом и уже почти не надеясь на разъяснения.

Поцеловать запястье Ви, губами мазнуть по стучащей жилке — жив, Ви всё ещё жив; о, разумеется, но какое же облегчение убедиться в этом лично! И жадно выискивать новые эмоции на его лице, хотя бы одну. Быстро разочароваться: безрезультатно. Ви как будто окончательно превратился в фарфор, потерял и подвижность, и слабый живой проблеск в глазах, а его запястье в руке Неро — ледяное. У Неро в животе такие же глыбы ворочались, сминая и вспарывая внутренности острыми надколотыми гранями; холодные, твёрдые, они истязали его, как когтистый хищник павшую жертву, блестящий слюной и клыкастый — тот самый, который однажды уже вцепился в Неро, стоило Ви свалиться в воду вместе с ржавым мостом, и не разжимал свирепой хватки до тех пор, пока Ви не пришёл в себя.

Жаль, старое решение не применишь, как не наложишь использованный пластырь на свежую кровоточащую рану. Не укроешь Ви пледом, не разотрёшь окоченевшие лодыжки полотенцем — не вернёшь происходящее к начальной точке, к желанному «до». Не вернёшь прежнего Ви.

А вместе с ним и самого себя.

Запершило в горле; от бессилия и растерянности хотелось выть.

Нужно что-то другое, что-то абсолютно другое, о чём Неро не имел ни малейшего понятия. А Ви, замкнувшись в себе, подсказок по-прежнему не давал. Нахмурившись, Неро прихватил выступающую косточку запястья зубами, попытался растормошить Ви — ноль реакции, тот даже не шелохнулся. И ознобом, хвостом ледяного змея — вдоль позвоночника. Грубо. Больно. Колюче холодно. Будь здесь Нико или Кирие, они наверняка знали бы, что сделать, как быть и как поступить правильно. Но их не было: Неро сам виноват, это не они, а он отдалился от них по собственной инициативе. Но он обязательно исправится — когда-нибудь позже.

Сейчас же справляться приходилось одному.

Данте не в счёт: Неро спросит с него, но позже; и весь мир, и Данте, и Равиолли-как-его-там, и всё остальное, что не Ви, — позже.

Под кожей зудело мёрзлым; если Неро не сделает что-то правильное, не подберёт нужных слов, он потеряет Ви. Оттолкнёт, отдалит от себя — и знать совершенно не хочется, обратимыми ли окажутся изменения в их отношениях. Потому что стоит их личному миру лопнуть хрустальным шаром, неосторожно задетым локтем и сброшенным на пол, зацепить осколками и ослепить, то раненый, взбешённый болью, Неро взорвётся катастрофой. Сметёт на своём пути всё и всех — Ви в первую очередь как самого близкого. Похоронит осколки хрусталя под ледяным градом собственной несдержанности; поступит ужасно и непоправимо. И осознание нынешнего Неро ничуть не поможет ему будущему, разъярённому до белой пелены перед глазами, усмирить свой норов и остановиться вовремя. За мгновение до чудовищного «после».

Отвратительно.

И страшно. Ошибиться страшно. А промолчать, сделав вид, будто нет никакого разговора, тягостно повисшего между ними конгломератом будущих слов, струсить и оставить Ви один на один с его мыслями — ещё страшнее.

Переступив с ноги на ногу, Неро нервно сглотнул. Наморщил лоб. Он никогда не был хорош в словах. Это словно игра, где один неверно выбранный ответ тотчас перекроет путь к квесту. Только это не игра. Ошибка, пусть самая нелепая, случайная и глупая, единственная, — и не будет ни автосохранения, ни «press F»; ни рука в руке, прогулок по городу и кофейного поцелуя в клубах пламенного мороза-морозного пламени. И уровень сложности не поменяешь: «V» — значит «very hard», и навряд ли существует что-то другое.

Ничего удивительного. Он знал, на что идёт и кого выбирает.

Глыбы льда продолжали свой круг, и, кроша их кромки, голодно щёлкала зубами невидимая тварь. Глядя на мраморную статую перед собой, Неро мучительно ломался изнутри, рушился и ссыпа́лся, и не пытался это остановить. Не знал как.

Отстранив одну руку Ви от себя, он позволил ей повиснуть плетью — и бережно взялся за другую. А Ви неожиданно «ожил».

— Что… с тобой? — Только теперь он посмотрел на Неро осмысленно. Заморгал часто и озадаченно нахмурился. Налитые воспалённой краснотой губы дрогнули в улыбке, её искажённом подобии. — Неужели подрались?

— Нет! — подскочив на месте, синхронно с Грифоном воскликнул Неро. Обернулся: паршивец невозмутимо укладывал перья на груди, индиговым веером расправив хвост на стекле автомата. — Я с лестницы упал. Неудачно, — помявшись, добавил уже сам.

— Когда-то падал удачно?

— Ты мне скажи. — Нервно фыркнув, Неро страдальчески скривился: время для издёвок было самое что ни на есть неподходящее. Он ещё поговорит с Ви об этом. — В последнее время я падаю исключительно вместе с тобой. На кровать. Или на диван. Или… ну, знаешь, куда ты меня уронишь.

Но поговорит после того, как они обсудят нечто другое, куда более важное.

Их.

Ви же здесь именно для этого, верно?

— «Она упала на ложе бурное его… — Ви задумчиво коснулся кончиками пальцев рваной футболки, тронул следы когтей на плече, но к теме больше не вернулся. — И воплем гром пронзила». Надо поговорить. Точнее, мне нужно признаться.

Опустив глаза и бросив на меловую кожу длинные сереющие иглы-тени ресниц, он скользнул в сторону. Обошёл Неро, не коснувшись его, и аккуратно сел на диван, на самый его край. Выпрямив руки в локтях, упёрся ладонями в колени и замер монохромным, чёрно-белым. Живым напряжением. Неживой статикой. А Неро следил за ним неотрывно и дышал настолько тихо, насколько мог, — и молчал. Ждал продолжения.

Начала конца.

— Не думал, что когда-нибудь скажу это, но… Данте прав, — заскрипел Ви трудно, ржаво, точно каждое слово выбивал из древнего механизма, пару сотен лет как не пригодного к использованию. — Это будет честным по отношению к тебе. — Горькая усмешка остроугольным комом бумаги в лицо, как обидным жестом или намеренным ударом, — и Ви отодвинул книги, хлопнул ладонью рядом с собой. — Лучше сядь.

Неро не шелохнулся.

Это ловушка — он знал, он видел: у Ви взгляд метался, неспокойно скакал с предмета на предмет и избегал лица Неро; сам же Ви — сгорбленный, растерянный и раздавленный, с сухими жилистыми запястьями, изломанный, как птица с перебитым штормом позвоночником, — всем своим видом не внушал доверия. И разговор завёл издалека отнюдь не с целью отвлечь Неро и сказать ему не то, что следовало — обмануть его, запутать в клейких серебристых нитях полуправды, — нет. Впервые он хотел быть предельно честным. И вывалить на голову Неро что-то. Что-то, что не понравится Неро; что-то, что уже не нравилось ему самому, а Данте и вовсе привело в подобие скрытого дьявольского бешенства. И Неро уже не был уверен, что оно того стоило. Что ему нужно это откровение — такой ценой.

Почему Ви отводил взгляд? Как же так вышло, что всего один разговор с братом измучил его, опустошил и выкрутил наизнанку; перебрал винтик за винтиком — и сломал вместо того, чтобы починить? Так что Ви даже говорить нормально перестал?

Разве не могло быть так, что Неро глупит и напрасно накручивает себя, а Ви вот-вот скажет что-нибудь смешное и ничего не значащее, что-то настолько обыденное и предсказуемое, что они покатятся со смеху — оба? Возможно ли это?

В коленях ватная слабость и деревянная тугоподвижность одновременно — Неро сел на пол перед Ви, не рядом с ним. Заглянул ему в глаза — и отыскал на их дне ответ прежде, чем Ви откинулся на спинку дивана, застывшим взглядом ударился о потолок. «Нет, невозможно». — Бумажные пальцами крепко стиснул колени; Неро накрыл их ладонью — Ви тотчас высвободил руки. Жгучим холодом скрутило сердце, плетёной проволочной петлёй: самое главное начиналось с прелюдии, с игры в кошки-мышки, где кошка — затравленный грызун в полосатой маске с длинными усами и острыми треугольными ушками. Не знающий, что ему делать, и насильно втиснутый в чуждую ему роль. Заведомо проигравший.

И похоже, что они оба — в масках. Оба безнадёжно проигрывают друг другу.

— Что? — разлепив ссохшиеся губы, хрипло усмехнулся Неро. Потормошил Ви за колено. — У тебя всё-таки есть жена и трое детишек, о которых ты забыл мне рассказать?

Ви резко выпрямил спину, как если бы с потолка на него обрушился Ямато, длинным лезвием вытеснил перебитый позвоночник и на его место встал как положено; не сгибаясь, не позволяя двинуться в сторону. Стальной отлив в глазах и сам взгляд, нечитаемый, заострённый, похожий на укол лезвия, — на Неро. И дрожью в кончиках пальцев, прохладной влагой на ладони откликнулась тревога — Неро вытер её о штанину Ви, смазал сырое и неприятное; давящую петлю с сердца сорвать не смог: не дотянулся, не ослабил — нечем. Ни крючка, ни зацепки. Ничего оптимистичного.

И ему не по себе.

Неужели угадал?

— Видишь ли, однажды я уже посетил Фортуну, давно, ещё задолго до встречи с тобой… — негромко заскрежетал Ви, а Неро понял быстро и отчётливо, с ясностью, какой у него прежде никогда не водилось: он не хочет знать.

Если это трудно для Ви, если Ви не хочет открываться и вымучивать из себя правду, то и он также не желает пытать его и вникать в причину его разногласий с Данте. Их, Неро и Ви, отношения начались с чудовищной недосказанности, с недопонимания, фальши и картонной кошачьей маски, надетой чуть ли не вверх тормашками, — и ничего страшного не произойдёт, если они намеренно допустят ещё одну подобную ошибку. Неро переживёт. Он справится.

Он закалён прошлым на целую жизнь вперёд.

— Подожди, — решительно перебил он Ви, подтянулся к нему выше и требовательно надавил на колено: — Сначала скажи: по итогу твоей наверняка охуительной истории ты бросишь меня или нет?

— Что?.. — Ви удивлённо приоткрыл рот, но ответил после паузы. Короткой, едва уловимой, в два удара сердца — а Неро прочувствовал её всем нутром, всем собой; гудящим Клипотом, проросшим его насквозь, каждой его ветвью, налитой мгновением тяжёлой тишины как густой венозной кровью: — Нет, нет-нет.

— А я тебя?

Растрескавшиеся багровые губы плотно сжались. Сморгнув сталь из глаз вместе с чем-то блестящим, плёночно-влажным, Ви нахмурился и опустил голову. Крупная прядь прокатилась по его щеке, наверняка щекотно тронула уголок губ спирально завитым концом — Ви, дрогнув лицом, вжал голову в плечи и не поправил её.

И ответ стал очевиден.

— И я должен об этом знать?! — злобно сплюнул Неро, крепче стиснув чужое колено. — Вот прям должен?!

— Как я уже говорил, это будет честным, — устало выдохнул Ви и вскинул на Неро сухие воспалённые глаза. — А ты ценишь честность, так что…

— Это Данте тебе так сказал?!

Ви вновь сжал губы и взглядом заскользил в сторону, съехал по наклонной гладко и уже почти привычно. Обнял себя за локти и ссутулился. А Неро был готов вскочить на ноги, метнуться наверх — и сломать Данте челюсть; вернуться к Ви… и за малым не сделать то же самое. Потому что они — они! оба! — не вправе решать за него. Потому что они обязаны хоть мало-мальски уважать Неро и позволять ему самому совершать ошибки; проживать жизнь так, как он того хочет. Потому что это его жизнь! А Данте и вовсе не имел права давить на Ви и заставлять его говорить Неро то, что тот якобы должен услышать. И никто не имеет права заставлять Ви делать против его воли хоть что-либо.

У Ви для этого есть Неро — и их минутно-просроченный нечестный поцелуй на нижних этажах торгового центра; в далёком прошлом, и всё же. Этого более чем достаточно.

Неро не боится правды, не боится разочароваться в Ви: не существует такой причины, из-за которой он отказался бы от него. Но его страшит другое, до тремора нервозного доводит.

Сам Ви.

Нынешний Ви.

Безынициативный и покорный. Уже заведомо решивший, что он знает, как поведёт себя Неро и что нет других вариантов исхода; продумавший сто ходов наперёд и сам же в них запутавшийся. Смиренный. Сдавшийся.

И хорошего же он мнения о Неро!

— Я… да блин! Там, в Редгрейве, я жутко бесился из-за того, что не мог разгадать тебя! — сердито скрипя зубами, процедил Неро. Ви качнулся к нему и открыл было рот, но Неро коротко дёрнул плечом, призывая к молчанию. — Ты постоянно — постоянно, боже! — о чём-то умалчивал, что-то не договаривал, а эти твои улыбки вместо прямого ответа — клянусь, я на стену лез!

Бесцветная неровная улыбка Ви — плеском бензина в занимающееся пламя. Напоминанием о былом и щепотью соли в раскуроченное наболевшее, в нежную кровоточащую мякоть. Сыпучим и невероятно болезненным. Крошился, тяжело и сухо взрывался внутренний лёд — и Неро доламывался вместе с ним. Становился катастрофой. Бедствием. Терял контроль над собой и не мог остановиться, уже не мог, отдалённо помня, что прежде опасался именно этого.

По правому плечу пробежалось голубоватое пламя, ударило фантомной болью по несуществующим пальцам — Неро едва ли обратил на это внимание.

А Ви вдруг заёрзал на диване. Некрасиво искривил губы и дёрнул коленом, и Неро запоздало опомнился: разжал хватку, отпустил его ногу и не без усилий сорвал с себя дымное-удушливое, припорошенное серебром колотого льда. Остановился на краеугольном «до», сделал глубокий размеренный вдох — и осознанно шагнул вперёд.

— Но я пережил тот месяц! И кое-что понял. — Вскочив на ноги, он стряхнул с пальцев дрожь и протянул руку; тронул Ви за подбородок, грубовато, неаккуратно — и решительно заглянул в обескровленное лицо. Ви же нехотя поднял глаза. Тускло сверкнуло виной и более ярко, проблесками, точно рассыпанными блёстками — зарождающимся интересом. — Я могу так жить. Да, могу! Не хочу — но могу! Поэтому…

— Неро, послушай меня, пожалуйста, это очень…

— Нет! — рявкнул Неро и топнул ногой, угрожающе нависая над Ви. А тот не вжался в спинку дивана в испуге, нет — неожиданно расправил плечи и, с жадностью хватая каждое его слово, посмотрел в ответ более открыто, бесстрашно. Словно набрался от Неро сил, словно чужой всплеск гнева напитал его вместо того, чтобы уничтожить. — Не надо.

И подушечками пальцев Неро прижался к его губам.

Время застыло, окончательно приклеившись к циферблату сгустившимся клейстером. Стучало сердце — одно или два, под звук сломанной секундной стрелки или же само по себе, — и громче этого звука ничего не могло быть. Широко распахнув глаза, Ви замер. Не двигался и Неро, примёрзнув к нему намертво, казалось: взглядом к взгляду, кончиками пальцев — к шершавой красной кайме губ. Они как будто вернулись назад на несколько месяцев — в пыльное, раздробленное и удушливо пахнущее кровью прошлое — и поменялись ролями, оружием и одеждой. Самими собой. Как будто Неро в грудь ему вогнал острое, а где-то на периферии доламывался музыкальный автомат и догорали павшие демоны с багровыми спинами и длинными лезвиями на лапах.

— Поэтому. Мне. Наплевать, — раздельно прошептал Неро, каждым выдохом боясь развеять момент и расколоть стеклянную неподвижность Ви. — О чём бы вы ни говорили — слышать не хочу. Как-нибудь обойдусь без шокирующих признаний. Договорились?

Ви покачнулся, тряхнул волосами и долго выдохнул — не наждачной жёсткостью, а гладким шёлком по костяшкам чужих пальцев провёл, — и к его лицу вернулся прежний цвет. Он расцвёл, расслабленно опустил плечи — и за спиной Неро сама собой распахнулась массивная синева.

— Договорились, — ломко улыбнулся Ви и потянулся к Неро.

И загремели, разбиваясь, толстые ледяные стены. В ужасе разлетались невидимые демоны, а вместе с их исчезновением усыхал и Клипот в желудке и груди, отпускал корень за корнем и сердце, и лёгкие, и прорешечённую диафрагму — и следа от его вмешательств не оставалось. Жуткая тварь внутри, захлопнув пасть, одиноко скулила и давилась голодной слюной — погибала. И даже разбавленный жёлтый свет лампы, казалось, выравнивал оттенок.

А Неро, бережно обнимая острые плечи, вдруг подумал, что, чем бы это ни было, между Ви и Данте это останется навсегда. Тем лучше. Он, Неро, и Ви — они больше этого, намного больше; их отношения, их близость — то, ради чего он готов пожертвовать всем, в том числе и честностью, за которую цеплялся чуть ли не всю свою жизнь. Пересмотреть свои взгляды. Переломить себя надвое или надорвать как бумажную страницу наискучнейшей книги по демонологии.

Оно того стоит.

Ви того стоит.

Вот что по-настоящему важно.

Целовались жадно, быстро и неаккуратно, словно обкрадывали друг друга. Взгромоздившись на диван, Неро потянул Ви на себя и обнял ещё и крыльями; укутал и его плечи, и худую спину сияющим перистым плащом, мощным, непробиваемым — укутал и закрыл от всего мира.

И впервые за прошедшее время с момента возвращения Данте почувствовал себя по-настоящему умиротворённым.

Такими, вцепившимися друг в друга, целующимися, как в последний раз, их и застал Данте. Громко нетактично кашлянул и протопал к столу, нарочито шумно шаркая подошвами. Поморщился, увидев крупные царапины и зарубки на ребре столешницы. Поскрёб их ногтями. Увиденное улучшению его настроения явно не способствовало; навряд ли он ожидал застать Ви в объятиях Неро, а может, мизинец всё ещё болел — Неро предпочёл никогда об этом не узнать.

— Всё разворотили, — хмуро проворчал Данте себе под нос, пальцем провёл по особенно крупному дефекту. — Прибью обоих.

Закусив уголок губы, Неро заговорщицки переглянулся с Ви — а тот уже зажал рот ладонью, уткнулся лицом ему в шею и задрожал плечами. Тихо всхлипнул раз, другой, едва сдерживаясь, готовый рассмеяться в голос в любой момент. А Неро скромничать не стал: обмяк на диване, обнял Ви крепче — и расхохотался так, что задрожали стены.

***

Колющий удар Ямато в верхнелевом направлении, в пространство между арочно разошедшимися рёбрами — и Неро, снаряжённый герметичными наушниками и прибором ночного видения, разделался с потомком Мундуса за семь минут, не проронив ни капли своей крови.