Маришка была какой-то неправильной ведьмой – патлы выбеленные, с черными котами не водилась и кровавые ритуалы не проводила.

Но привязала меня к себе этой своей ебучей улыбкой в обрамлении красной помады и без всяких приворотов.

Говорили мы долго, сначала у все той же школы орали друг на друга непонятно за что, высказывая все претензии, накопившиеся за счет недомолвок и общих обид.

Мы обе потоптались на нервах и сердцах друг друга, а теперь плевались желчью, пока наконец не выдохлись. Как я и говорила – в этой истории змеями и крысами были все. Потому что эта история – жизнь.

И наше чертово младшее поколение, топчась на осколках разбитого стекла, ни разу ничего не склеивало, только разъебывало в искристую стеклянную пыль.

- Я тебя люблю, Резникова, - вдруг спокойно сказала я, падая на все тот несчастный бордюр.

Марк и Фэш, я и Маришка, да даже ебаная Захарра Драгоций, о которой я и не знала ничего толком, но видела – все мы еще более разбитые и сломанные, чем те, что замутили весь этот хаос.

- Я знаю, - она приземлилась рядом с несчастным видом. – Я тебя тоже. Но мать и Елена в один голос убеждали меня, что это пройдет.

Пройдет. Мы обе это знали. Рано или поздно все проходит, но не так, как представляли любовница моего отца и мать Резниковой.

Это не блажь. Вот мой отец понимал – понимал и, оказывается, уже почти восемнадцать лет носил на могилу одной рыжей девчонки цветы. И убирался. Сам.

Это не блажь.

- Но я так не могу, - едва слышно выдохнула я. – Я не могу просто брать всю чертову ответственность на себя, понимаешь? Мы в этом дерьме обе.

Потому что в нашем обществе такое не принято. Любить – не принято.

А мы просто маленькие дети, что рвутся к свету.

И мы боимся не сгореть, мы боимся навечно погаснуть.

* * *

Отец смотрел на меня долгим пронзительным взглядом. А потом обнял.

- Я устала быть сильной, - наконец выдала я то признание, которого добивался отец с самого начала неших посиделок у него в кабинете. И вдруг добил меня:

- Я тоже.

Я прижалась щекой к серому отцовскому джемперу и впервые за несколько месяцев заплакала.

Не так – навзрыд в истерике и с полнейшим охуеванием, а тихо – глотая эти ебучие соленые слезы и почти задыхаясь, как в детстве, когда Марта Михайловна, не в силах совладать с моим сложным характером, запирала меня в холодной комнате с выключенным светом.

А потом душещипательный момент нагло прервал самый наглый и самоуверенный из Драгоциев – с ноги открыв дверь, влетел с горящими щеками и счастливым взглядом.

- Они согласились подписать контракт!

И теперь Драгоций – целевик. В МГУ, какими бы высокими не были его баллы, он бы по-другому не поступил. Только если за дядюшкины деньги.

А дядюшка сам сейчас ежом на сковороде вертится, чтобы выбить для сыночка срок поменьше.

Фэш больше не боялся быть наглым, не боялся брать и делать. И хотя отец мог просто устроить его в свою компанию вне зависимости от того, какой вуз тот закончит, Драгоций хотел оправдать проявленное доверие.

Фэш просто брал и делал.

Дохуя самоуверенными, как будто, стали мы все – результатов экзаменов ждать еще месяц, но накрыло нас уже. Ощущение свободы окрыляло и пьянило, особенно когда отец умело закрывал глаза на вечерние пьянки (всего два раза) и огромную толпу в гостиной (мы собрались так тоже всего раза три… ну, пять). Захарра Драгоций больше в нашей тусовке не мелькала.

Оказалось, та хуйня, которая должна была всколыхнуть местные СМИ, оказалась лишь грязной статейкой о том, что моя мать преступница, грязная мошенница и проститутка.

А толку? Человека все равно уже нет.

А нам всем теперь это расхлебывать, но нашего мнения особо никто не спрашивал.

- Выходит, сколько мне ждать помощника для своей преемницы? – отец по-доброму усмехнулся.

Это мы обсуждали тоже. Теперь я понимала, что это место – мое по праву.

Потому что если бы не моя мать – всего этого дохуя успешного бизнеса и не было бы. Не было бы роскоши, светских приемов, огромного особняка.

Но была бы жива моя мать. И вот хуй знает, что было бы лучше. Если так гадать, можно свихнуться.

- Ну, - Фэш неловко улыбнулся, падая в предложенное кресло. Я все также стояла в обнимку с отцом, и мне было совершенно похуй, как по-детски это со стороны выглядит. На мнение окружающих я, кажется, научилась забивать. – Четыре года учебы плюс пять лет работы на фирму по договору. Не так уж и много.

- Как раз и Василиса окончательно ума наберется, - задумчиво протянул отец.

- Эй! Лучше бы уж меня ведению бизнеса учили.

- Да чему тебя учить, рыжее бедствие? Ты, будучи ни разу не подкованной во всех этих вопросах, уже вокруг себя какой звездный коллектив собрала.

И правда. Фэш – самый верный и умный из всех Драгоциев, Маришка – будущее светило отечественной (и не только) науки, Марк – самый крутой наебщик и (в будущем) финансист в мире, брат с сестрой, которые, так или иначе, в семейный бизнес когтями вцепятся и сделают все, чтобы он процветал.

И Лешка – он был константой.

В любой шторм он был рядом, чтобы подать руку и помочь выплыть. И это было куда ценнее всех его многочисленных талантов.

Мне бы хотелось сказать, что это все не я, они сами меня какого-то черта выбрали, привязались, вгрызлись, но я подняла взгляд на, наконец, искренне улыбающегося Драгоция, что молча покачал головой.

- Это и правда талант, Огнева, - усмехнулся он.

Я не знаю, что будет дальше, кем буду я и что заплачу за то, чтобы этим кем-то стать, но одно я знаю точно.

Ошибок отца я не допущу.

Я их, всех этих до дрожи в ебучих коленках родных и близких, не отпущу.