Порой Шер искренне интересно понять, каким образом работает человеческая привязанность. Это что-то из разряда умных исследований таких же умных учёных Академии — то, что Шер не интересует и не должно, и всё же… трудно не думать о том, что заложено в самой сути её природы.

      Однажды она ловила учёного, который исследовал человеческую психологию. Умное название его исследовательской работы Шер не запомнила, но он настолько долго и упорно пытался заболтать её и сбежать, что что-то да запомнилось. Не слишком много — больше собственные размышления, вызванные односторонним разговором.

      И всё же… человеческие взаимоотношения странно устроены. Порой за плечами столько пережитых вместе событий, видели друг друга уязвимыми, и вроде бы всё ведёт у тому, чтобы сблизиться, и всё равно что-то, что-то не так. Хорошие знакомые, возможно, друзья — можно поболтать вечером в таверне, пошутить на патруле, но доверять всю свою душу не захочется.

      А порой встретится человек — вроде и дуралей последний, и первая встреча совершенно нелепая, и сам он, чёрт побери, нелепый донельзя, а что-то да есть в нём такое, что стоит всех тех вместе пережитых событий.

      Поделать с этим, может, и можно что-то, но не хочется.

      И всё же Шер пересиливает себя — и собственного спокойствия, и благоразумия ради.

      — Почему ты начал жить у меня? — прямо спрашивает она, как только они остаются одни. Санера недолго радовала своим присутствием, светя довольно-хитрой улыбочкой и отвлекая от давно повисшего между ними вопроса.

      Кавех сразу же раскрывает рот, чтобы ответить — и в следующее же мгновение сжимает губы в тонкую полоску, отводя взгляд, в котором промелькнула отчетливая обида. Шер заинтересованно наклоняет голову, неуверенная в том, что сказала что-то, на что можно обижаться. Задеть Кавеха — проще простого, особенно ей, не следящей за словами, сколько раз уже такое было за короткую неделю, проведённую вместе, и всё же сейчас… дело явно не в ней.

      — Я могу… — начинает Кавех, но явно через силу, так и не посмотрев ей в глаза, — платить арендную плату.

      — Я не это имела в виду, — на всякий случай примирительно произносит Шер, чувствуя себя слишком ответственной за него и зная, что ему, любящему придавать сакральный смысл тому, что ничего не значит, безумно важно сказать всё прямо, — мне не нужны деньги, которых у тебя даже нет.

      Кавех сначала отворачивается, а после и вовсе встаёт и собирается уйти — в каждом жесте читается отчетливая обида и неловкость. И всё же он сам замирает, пройдя несколько шагов — Шер складывает руки на груди, наблюдая за ним, чувствуя уже себя нелепо. Ей казалось, что она привыкла к его драматизму, но… но что сейчас пошло не так? Одно ясно — на что-то повлиял приход Санеры, но она не из тех людей, что будет использовать… что-то компрометирующее — было ли в той ситуации действительно нечто подобное? — против собственных друзей

      Ответ, кажется, знает только расстроенный Кавех, который не собирается хоть что-то объяснять ей, иначе он не бросил бы отрывистое:

      — В таком случае… что тебе от меня нужно?

      — Ничего? — хмыкает Шер, чувствуя, как раздражение медленно поднимается в ней. — Сядь, поговорим нормально.

      — Тогда почему ты позволила мне остаться? — Кавех оборачивается на неё с влажной обидой в глазах, игнорируя вторую её фразу. — Чтобы сейчас, когда я решил, что всё в порядке, напомнить мне, что мне нигде нет места?

      — Кавех, — тяжело вздыхает Шер, массируя переносицу, — успокойся, я ничего подобного не имела в виду.

      — В самом деле?

      — Не смей закатывать мне истерику, — Шер закатывает глаза, давая волю раздражению. — Мы знакомы от силы недели две, а тебя удивляет, что я спрашиваю, почему ты решил поселиться у меня?

      — Просишь ответы с меня, но сама так и не ответила, почему до этого не имела ничего против, — Кавех фыркает, складывая руки на груди, — как обычно виноват только я, да?

      — Кому-то стоит меньше истерить и научиться нормально с людьми общаться, — раздражённо шипит Шер, хмурясь, — или думаешь, раз гений, то все будут терпеть твой несносный характер?

      Шер видит, как Кавех удивлённо и уязвленно распахивает глаза и силится ответить — но может лишь беспомощно хватать воздух ртом, прежде чем, ничего не ответив, развернуться и всё же уйти, показательно хлопнув дверьми.

      Вот теперь, теперь она точно сказала то, что не следовало.

      Выход лишь нервно потрепать волосы, вздохнув. Может, это и было у неё на уме, но знала ведь, что стоит держать язык за зубами — Кавех до этого ни слова дурного ей не сказал и был… приятным соседом.

      Стоило ли просто молчать и оставить всё так, как было?

      Шер тяжело вздыхает.

      К черту.

      Одной тоже… неплохо.

🌟🌟🌟

      Кавех заходит в таверну. Ламбад, пусть приметил и его, и долгое для него отсутствие, хохотнул, но не стал расспрашивать, слишком занятый своими крайне важными барменскими делами.

      В отличие от компании, которую он совершенно не рассчитывал встретить, но… так лучше, чем одному. Пусть даже за столик его зовёт именно Санера, вновь отсвечивающая своей по-кошачьи довольной улыбкой.

      Натянуть беззаботную улыбку не выходит — даже день, потраченный на прогулку по окрестностям Сумеру не помог. В своих попытках избавиться от излишне навязчивых и выводящих из себя мыслей, Кавех успел дойти даже до Гандхарвы, а после развернуться и уйти обратно в столицу. Пересекаться с Тигнари не хотелось, пусть даже была уверенность в том, что он приютит горе-друга, но он обязательно стал бы спрашивать причину визита, а врать ему… не хочется.

      В голове давно уже созрело осознание, что он действительно был не прав в ситуации с Шер — даже обижаться на её несдержанные, но честные слова не выходит. Сам выместил на ней разочарование в самом себе — сам теперь пожинает плоды.

      В конце концов… кто виноват в том, что он сам себе всё надумал, решил, словно между ними есть нечто сакральное и возвышенное, а после не сумел смириться с напоминанием о том, что он по-прежнему чужой для неё человек?

      — Не скажу, что рада твоему возвращению в таверну, но всё же счастлива возможности снова провести время вместе как раньше, — Санера улыбается ему, навостряя уши, всем видом выдавая своё приподнятое настроение — явно не только из-за встречи, но и из-за расслабленного вечера в окружении близких друзей и алкоголя.

      — Я почти оскорблён, что вы не позвали меня, — Кавех вяло хохотнул, обмениваясь с Сайно привычными молчаливыми кивками вместо приветствия, — уже закончили патруль, значит?

      — Шер взяла на себя вечернюю смену, — отвечает Сайно, качнув бокалом с вином, — знаком с ней?

      Кавех косится на Санеру, что своим бокалом прикрывает донельзя довольную ухмылку. Понять, разболтала она обо всём или нет — невозможно, потому он нейтрально кивает, не углубляясь в объяснения. В попытке отвлечься от вновь накативших неприятных мыслей, Кавех переводит взгляд на третьего присутствующего человека. Девушка, про которую он раньше не видел, но очень многое слышал, улыбается ему — тоже узнала ожившую легенду из слухов.

      Уроженка Мондштадта, но на поясе — дендро Глаз Бога, а кожа отливает бронзой из-за долгих экспедиций в Натлане. Лиловые глаза блестят, точно в предвкушении, а зелёные волосы коротко подстрижены — касаются лишь оголённой шеи.

      Азалия Гринберг вернулась к истокам, значит.

      — Наслышана о тебе, — она протягивая ему руку, — приятно познакомиться.

      Кавех пожимает руку в ответ, — ладони у неё тёплые и чуть шершавые, — и отвечает улыбкой на улыбку. Он впервые пересекается с лучшей подругой Санеры, про которую наслышаны абсолютно все, но уловить её не представляется возможным в обычных условиях; Азалия Гринберг училась в одно время с Санерой и Тигнари, вечно находила себе развлечения вне стен душных аудиторий, а после, не слишком задерживаясь в Академии, по окончанию переехала куда-то в Натлан. Одним словом — воплощение свободного ветра её родных краёв в Мондштадте. Двумя словами — личный кошмар таких людей, как Сайно, что чтят заветы и правила, любят порядок и последовательность, ведь таковых понятий нет в жизни Азалии.

      Удивительно увидеть их за одним столом.

      Пожалуй, все были наслышаны про то, насколько не ладили Сайно и Азалия во время её обучения. Впрочем, это было больше односторонней неприязнью — Азалии, ищущей новую возможность повеселиться, было не до негатива. Куда больше она была занята выпуском из Академии и написанием работы про эволюцию плесенников в дикой природе и их взаимоотношения.

      Многие говорят, что она выбрала подобную тему на спор. Тигнари, который выпускался из Академии с работой про пользу галлюциногенных грибов, намёками дал понять, с кем именно она спорила.

      — Обычно у вас третьим человеком идёт немного другой учёный, — Кавех бросает взгляд с Сайно на Азалию и обратно, присаживаясь к ним за стол, — где Тигнари потеряли?

      — У него дела в лесу, появилась подозрительная активность плесенников, — спокойно отвечает Сайно, складывая руки на груди и бросая очевидный взгляд в сторону улыбающейся Азалии, — а редких гостей невежливо встречать без гостеприимства.

      — Как мило с твоей стороны, — смеётся Азалия, подхватывая бокал с вином, — рада, что мы с тобой поладили.

      Санера бросает на них взгляд — что-то между её привычным миролюбивым видом довольной кошки и напоминанием о том, что она на самом деле пустынный хищник. Кавех не удивлён, что Сайно ни слова не сказал хихикнувшей Азалии, лишь хмыкнул и отвернулся, как и она — не стала подначивать дальше.

      — Я удивилась, что Шер сама предложила обменяться сменами, — Санера отвлекается от своих близких, всем телом поворачиваясь к Кавеху с явным интересом, — случилось чего?

      Кавех, вздохнув, ерошит волосы и отводит взгляд. Было наивно решить, что последствий не будет. Становится совершенно без разницы уже, кто сидит с ними — желание напиться и забыться перевешивает. Возможно, тот факт, что его взяли под крыло именно те друзья, которых с лёгкостью можно назвать его сослуживцами по клубу главных сплетников, действительно к лучшему — присутствие посторонней девушки ничем не омрачает ситуацию.

      — Всё в порядке? — аккуратно интересуется Санера, подсаживаясь к нему ближе и касаясь плеча в отчётливой тревоге — Действительно что-то случилось? Расскажешь?

      Пока Санера вновь переходит в режим излишне заботливой мамы-кошки, Сайно, без лишних слов берёт нетронутый до этого бокал и наливает выпить, оставляя разговоры на тех, кто больше в этом заинтересован.

      — Научно доказано, что не стоит держать всё в себе — если ты выговоришься, то тебе непременно станет легче… к тому же, мы определённо сможем тебе помочь как минимум советом, — Азалия подсаживается со второй стороны, заинтересованно наклоняя голову, когда Кавех роняет лицо в ладони.

      — Проснулась склонность к альтруизму? — хмыкает Сайно, ставя перед Кавехом вино.

      — Я многое переосмыслила после возвращения в Мондштадт, — Азалия смеётся, похлопав Кавеха по плечу, — к тому же, у меня всегда была предрасположенность к искренне-добрым поступкам, просто не было причин давать ей волю!

      Кавеха это не обнадёживает, но он принимает и предложение — и выговориться, и выпить. Сами спросили.

🌟🌟🌟

      — Я никому не нуже-е-ен, — Кавех пьяно всхлипывает, держась за голову, безнадёжно растрепав и без того трудноукладываемые волосы, — никому-у! Даже Шер меня… в-выгнала! После всего что было!..

      Не потребовалось много времени, чтобы самый трезвый участник заседания клуба сплетников стал самым пьяным — пока остальные были заняты выслушиванием причитаний, Кавех, тем временем, запивал каждое сказанное слово.

      Пока Кавех продолжает что-то лепетать, прикрывая раскрасневшееся лицо ладонями, Сайно наклоняется к Санере и тихо шепчет:

      — Они давно вместе?

      Санера отвечает ему неопределённым взглядом, прикусывая нижнюю губу в размышлениях, прежде чем произнести:

      — Я не уверена, что они вообще были вместе.

      Сайно недоуменно наклоняет голову, тоже размышляет пару мгновений.

      — Тогда что у них там было?

      — Я… понятия не имею. Они, вроде бы, жили вместе? Недельку или около того?

      Сайно откидывается на стуле, складывая руки на груди, больше ничего не отвечая. На Азалию, что молча сидит, прикрыв заинтересованную улыбку ладонью, не обращается внимания. Шер он хорошо знает, как и Кавеха — понять, каким образом они сошлись, не удаётся. Ему они кажутся настолько разными, насколько же и солнце с луной; леса Сумеру с пустыней; зяблик с тигром ришболандом.

      Нетрудно догадаться, кто из них зяблик.

      Куда труднее догадаться, почему они начали… жить вместе?

      Шер не кажется Сайно плохим человеком — пусть она выполняет лишь необходимый минимум от работы, но её она делает со всей ответственностью, на которую способна. Она просто… другая. Не стремящаяся к знаниям или искусству. Приземленная.

      Может, потому и сошлись? А может, он просто не так хорошо знает их? Иначе как объяснить тот факт, что он понятия не имеет, что заставило Кавеха искать приюта у посторонних людей? И, что самое обидное — нужные и правильные слова, чтобы обо всём тактично спросить, не находятся.

      Как и не находятся у Санеры, что поднимается из-за стола — Кавех не реагирует на это, позволяя ей выйти из таверны. Сайно проводит её взглядом, не останавливая, а после оглядывается уже на Азалию.

      И вздыхает.

      — И не думай, Гринберг.

      — Я обязательно послушаю тебя… в другой день, — с хитрой улыбкой отвечает ему Азалия, разливая вино и для себя, и для Кавеха, подсаживаясь к нему ближе, — уделишь мне время, Кавех?

      Кавех отделяется от стола, на котором уже успел распластаться — зареваный, раскрасневшийся, смотрит на Азалию с надеждой, словно она последнее, на что он надеется. Сайно уже заочно его жаль.

      — Видишь ли, жизнь очень непредсказуемая вещь, к тому же сравнительно мало изученная, несмотря на все попытки учёных опровергнуть этот факт, — начинает Азалия, и Сайно знает, что ничем хорошим это не закончится, но не вмешивается, когда она ободряюще хлопает Кавеха по плечу, давая, кажется, тысячный бокал в руки, — и с этим не нужно смиряться, но нельзя и игнорировать. Нужно стремиться к тому, чтобы самостоятельно изучить мир, и подобный опыт — часть из твоего личного исследования, которое будет длиться всю твою жизнь, понимаешь?

      — Нет, — не думая, отвечает Кавех, шмыгнув.

      — Ладно, давай чуть прямолинейное, — кивает сама себе Азалия, смочив горло вином, — какие у тебя и Шер отношения?

      — Я… — Кавех снова шмыгает, прибавляя драматизм в голосе, — не зна-а-аю!

      Азалия заинтересованно хмыкает, прикладывая ладонь к губам в размышлениях. Не слишком долгих — к сожалению Сайно, она продолжает говорить:

      — Я поделюсь с тобой одной историей. Так вот, однажды я спросила у своего брата, любил бы он свою невесту, если бы она оказалась ожившим кактусом, — рассказывает Азалия, стойко игнорируя вздохнувшего Сайно, что приложил ладонь к лицу, — и он ответил мне, что он любит её не за то, кто она, а за то, что она сделала для него, понимаешь?

      Кавех широко распахивает глаза, всем видом давая понять, что на него сошла всемирная мудрость и осознание всего сущего, не меньше — влажный блеск сменился на проблеск надежды. Сайно надеется, что Кавех уловил смысл, заложенный в словах Азалии, а не начнёт размышлять о том, как бы он относился к Шер, будь она кактусом. Зная его…

      — Мне… мне нужно поговорить с ней!..

      Попытка встать не увенчалась успехом; количество алкоголя в Кавехе уже давно превысило приемлемое количество, потому он споткнулся об ножку стола, толкнув его, но сумел вовремя ухватиться за его край, чтобы удержать себя на ногах.

      — Сядь.

      Момент, когда к их облюбованному столику вернулась Санера в сопровождении главной звезды последних обсуждений, упустился всеми тремя; Кавех послушно садится обратно, почувствовав настойчивую хватку на своём плече, а после в изумлении оглядывается на Шер.

      Всё в ней до сих пор отдаёт утренним холодом, на котором они закончили разговор — и то, как она не смотрит на него, обращая всё внимание на улыбнувшуюся Азалию, и как ухмыляется в ответ на добродушное приветствие.

      В этот момент Кавех как никогда остро осознаёт, насколько хочет вернуться к их странным, непонятным, но тёплым отношениям. Хочет снова таскать к ней домой растения и тискать её кота. Хочет… извиниться. Потому что всё это перетекает в мысли, которые ему подкинула Азалия — он готов попробовать объясниться с ней и упорядочить свои размышления по поводу их… взаимодействий. Кавех хочет снова выпить с ней одной, а после получить случайный поцелуй, которому в следующий раз обязательно придаст значения, не позволив сделать вид, словно это ничего не значило — значило, ещё как, даже в тот сумбурный вечер.

      Вопрос лишь в том, позволят ли ему это всё сделать.