Караван-рибат встречает их палящим солнцем, стоит только ступить дальше главных врат; Шер, привыкнув к подобной погоде, лишь хмыкает, но надёжнее поправляет накинутый на голову капюшон от белого плаща, сменивший накидку матры. Она редко появляется в этом городе — в пустыню можно попасть окольными путями, а в Караван-рибате слишком много наёмников, с которыми она раньше работала, но теперь — не пересекается в столице с ними, не получившими разрешение на посещение Сумеру.

      Сайно действительно любезно отпустил её и даже согласился присмотреть за Бандитом — Санера, обычно занимающаяся этим, так и не вернулась из пустыни, задержавшись из-за непредвиденных обстоятельств.

      — Ну и жара, — выдыхает Кавех, оттягивая ворот своей рубашки, — надеюсь, станет хоть немного прохладнее… ветерка бы…

      — Поверь, лучше жара, чем песчаные бури, — усмехается Шер, чуть щурясь, — а ещё ты так и не сказал, зачем тебе в пустыню.

      — Я получил новый заказ, — начинает Кавех, оглядываясь на Шер с улыбкой, — заказчик — любитель необычного, так что хочет, чтобы всё было обустроено в лучших традициях пустыни. Мне нужно вдохновение!

      — Ты… — начинает Шер, но сама себя обрывает, тяжело вздохнув и успокоившись. Сама виновата, что раньше не спросила о причинах внезапного путешествия. — Ладно, отлично.

      — Ты ведь знаешь красивые места в пустыне? — беззаботно интересуется Кавех, продолжая двигаться вперёд по улице, явно делая вид, что не заметил перемены настроения Шер. — Я бывал там в основном только по работе, так что… О! Я совсем забыл купить провизии в дорогу!

      — Откуда красивые места в пустыне? — бубнит себе под нос Шер, вновь вздыхая, но послушно следуя за Кавехом к лавкам.

      Пора смириться, что для него — даже пустыня нечто невероятное и вдохновляющее, хотя для неё — просто куча песка.

      Может, что-то да вспомнит? Было же…

      Размышления прерывает ребёнок, внезапно врезавшийся в неё — хоть он и ниже её, доходя лишь до плеча, удар выходит ощутимым, заставляя Шер неловко отступиться и удивлённо выгнуть брови. Малец тоже отшатывается, хватаясь за голову, которой затряс.

      — Всё в порядке? — спрашивает Кавех, оборачиваясь на них и уже собираясь подойти, но мальчишка резко вскинул голову.

      И Шер его узнала.

      — Давно не виделись, Шер! — хохочет мальчишка, подскакивая близко-близко — лезет обниматься, точно они взаправду давние приятели, которых несправедливо разлучило время. — Я та-ак скучал по тебе, сестрёнка!

      — Аббас, — сухо и холодно отвечает Шер, чувствуя моментально вспыхнувшее раздражение, которое она обязана скрыть, пока Кавех рядом, — отцепись.

      Мальчишка заливисто смеётся, но послушно отступает обратно на шаг и выставляет руки перед собой, словно пытаясь показать всю свою безобидность. Шер ему ни на мгновение не верит.

      Потому что на нём форма не их родного отряда, а искателей приключений.

      Краденая форма, семеро Архонтов, естественно краденая, чтобы его пустили за стену, как можно ближе к столице. Она знает этого мелкого шкета как облупленного. С их последней встречи он даже не подрос — всё такой же полторашка с вечно топорщащимися вверх песочно-светлыми волосами. Глаза — наглые и хитрые, абсолютно бесстыдные, — горят плавленным янтарём.

      Шер замечает, как Кавех бросает на них заинтересованные, но неловкие взгляды — чувствует себя неуютно, принимая за чистую монету кривляния малолетнего негодяя. Нужно срочно разлучить их.

      Почему ей настолько не повезло в первое же своё официальное появление в Караван-рибате?

      — Ты ведь хотел закупиться? — спокойно, насколько хватает её выдержки, произносит Шер, обращаясь к Кавеху. — Давай, иди. Я пока разберусь с делами.

      Кавех силится что-то ответить — раскрывает рот, но лишь сжимает губы в одну тонкую полоску, не решаясь произнести и слово. Чувствует что-то неправильное в этой ситуации — уступает, кивнув и развернувшись, чтобы уйти в сторону нужной лавки.

      — Эй! Не честно! Я хотел познакомиться! — начинает канючить Аббас, бросившись вслед за ним, но Шер резко тянет его на себя за локоть, махнув развернувшемуся Кавеху.

      — Попробуешь его тронуть — я тебе руки переломаю, ясно? — Шер наклоняется к нему, чтобы перейти на шёпот и не привлекать лишнее внимание. — И верни мой кошелёк, я прекрасно знаю твои трюки. Радуйся, что я согласна по доброте душевной отпустить тебя на этот раз.

      Аббас цыкает, недовольно скривившись, но незаметно передаёт Шер обратно её деньги. Получив их, Шер, не церемонясь, отпихивает от себя бывшего… младшего братца и скрещивает руки на груди, всем видом намекая, что она думает по поводу этой встречи.

      — Растреплешь главе…

      — Да-да, я знаю все твои угрозы, — без интересе перебивает её Аббас, брезгливо замахав рукой и показательно отворачиваясь, — ни разу не было ничего нового, сестрёнка. Ты мне лучше скажи…

      Шер смотрит, как маленький негодник снова лезет ближе, да привстаёт на цыпочках, чтобы хотя бы немного приблизиться к её росту — и смотрит в сторону Кавеха, ушедшего к близстоящим лавкам. Народа в Караван-рибате никогда нет, потому обзор хороший. Как и на них двоих — Шер просто надеется, что Кавех не посмотрит в ответ, потому что объясняться будет тяжело и муторно.

      — Ты где эту принцесску нашла, а? Из какого дворца выкрала?

      — В баре подобрала, — хмыкает Шер, отпихивая его от себя локтём, — не кривляйся. И не думай даже в его сторону. И… и….

      Впервые за то время, что она живёт в Сумеру, у неё от внезапно накатившей тревоги начинает не хватать слов, Шер осекается, и вся былая бравада сходит на нет — она помнит это наигранное ребячество Аббаса ещё с тех пор, как они вместе работали наёмниками, она помнит…

      Она помнит, что их всегда было трое.

      — Сефу с тобой?

      — Наконец-то вспомнила о нём? — Аббас резко вздёргивает подбородок, выдавая своё раздражение с её слов. — Был бы братец со мной — ты бы уже лишилась своего лживого языка, сестрёнка. Он никогда не простит твою выходку.

      — Я бы даже не стала просить прощения, — хмыкает Шер, неуютно поведя плечами, прежде чем бросить тяжёлый взгляд на Аббаса, — но… не говори ему, что я засветилась. Не говори, что сейчас в пустыне. Это всего на один день… после этого я больше не появлюсь на вашей территории. Можем договориться… за справедливую цену.

      Аббас улыбается ей со странным блеском в глазах — Шер прекрасно знает, что ему верить нельзя, он прирождённый лжец, пользующийся всем, что дала ему жизнь, чтобы обманывать и втираться в доверие. Однажды она попалась на это — ей хватило.

      Но, кажется, провела слишком долго времени в Сумеру и совершенно отвыкла от нрава пустынников — иначе как объяснить её наивную веру в то, что он сумеет сдержать язык за зубами?

      Кошелек перекочевал обратно из рук Шер к Аббасу, что довольно присвоил его себе. Денег не жаль — Шер на свои сбережения не жалуется, к тому же мора для неё… уже не так важна. Если с ней нужно расстаться, чтобы позволить Кавеху спокойно побродить по пустыне в поисках странного вдохновения… пусть так.

      Аббас смотрит довольно, чувствуя тяжесть чужой моры, но после его выражение лица неуловимо меняется — в привычной ухмылке чудится что-то на грани с грустью и разочарованием.

      — И всё же… ты правда… матра? Как про тебя говорят?

      — Что-то вроде того.

      — Все думали, что ты наша, — задорный голос сменяется на обвинительный, хотя Аббас продолжает улыбаться, — пустынница. Гордая львица. А ты продажная крыса.

      Шер не сдерживается — прыскает от смеха, а после и вовсе хохочет в голос. Пытается отсмеяться, а после — резко притягивает недрогнувшего Аббаса ближе, переходя на угрожающий шёпот:

      — Не тебе называть меня продажной. Никто из вас не имеет на это право. Ясно тебе?

      Аббас агрессивно стряхивает её хватку с себя, гордо поправляет ворот и задирает голову.

      — Пустынники всегда получают то, что им полагается, сестрёнка. А ты очень давно задолжала нам — с тех пор, как перестала быть одной из нас.

      Шер хмыкает, наблюдая за тем, как Аббас ловко скрывается за углом одного из немногочисленных домов Караван-рибата. Всё внутри свербит от неутихающего раздражения — хочется догнать его, чтобы, воспользовавшись положением матры, арестовать и увести, но…

      Это испортит момент. Весь день пойдёт насмарку, если она начнёт разбираться с проблемными… братьями из прошлого. Тревога и необъяснимое предчувствие худшего до сих пор присутствуют, сгрызая её изнутри беспокойством, не оставляя возможности спокойно вздохнуть.

      Она ещё может выследить его.

      Шер взглядом находит Кавеха, уже расплачивающегося с одним из торговцев — удаётся переключиться с беспокойства на насмешливую мысль о том, что он, вероятно, спокойно мог переплатить за ту маленькую сделку, которую успел заключить.

      И Шер надеется, что это продолжит оставаться её главной проблемой.

      Она возвращается к Кавеху, позволяя маленькому стервятнику скрыться в тени.

      И перед тем, как покинуть Караван-рибат, Шер заскакивает к Бригаде Тридцати, прекрасно зная, что у них есть посыльные птицы, способные быстро доставить письмо в нужное место.

🌟🌟🌟

      Двулезвийная глефа резко пробивает насквозь подобравшегося слишком близко скорпиона, что посмертно свернулся калачиком, подняв песок. Шер хмыкнула. Количество убитых обнаглевших пустынных хищников уже давно перевалило за несколько десятков — тогда же она и перестала считать. Заходя в пустыню, она надеялась, что будет проводить время… чуть продуктивнее.

      И не ожидала, что Кавех будет… слова даже не подбираются.

      — Ты там живой вообще? — на всякий случай спрашивает Шер, оглядываясь на Кавеха, плетущегося позади; они практически сразу поменялись ролями ведущего и ведомого.

      Он бросает на неё туманно-раздраженный взгляд, оттягивая ворот рубашки. Дыхание у него тяжёлое, и сам он выглядит так, словно на грани смерти. И всё же он упрямо не признаётся в этом — отворачивается, упирается руками в бока, делая вид, что рассматривает пейзажи пустыни, хотя более чем очевидно, что он просто скрывает раскрасневшееся от жары лицо. Светлые волосы собраны крабиком вверх, оголяя блестящую от пота спину. Шер мажет по ней взглядом, хмыкая. Видит, что румянец перекидывается с щёк на шею и плечи — будет плохо, если он ещё и обгорит. Шер уверяет себя, что не хочет слышать его нытьё из-за этого, но сама же знает правду — банально не хочет, чтобы он чувствовал дискомфорт.

      — Ненавижу солнце.

      — Сам позвал. Просто напоминаю.

      — Я… — раздражённо начинает Кавех, но, глубоко вздохнув и прикрыв глаза, успокаивается, — я думал, что будет… чуть проще.

      Шер наклоняет голову, разминая шею. Она давно привыкшая к палящему солнцу пустыни — половину жизни по пустыням скиталась ведь, в таких условиях трудно не приспособиться, и всё же прекрасно понимается состояние Кавеха. Во времена, когда она была наёмницей, её часто нанимали нежные, тепличные цветочки из Сумеру — они умирали от жары, и не пройдя половины пути, и приходилось за ними присматривать. Тогда — из-за того, что ей платили, сейчас — потому что она сама этого хочет.

      — Я видела руины неподалёку, — спокойно произносит Шер, повертев глефу в руках, прежде чем убрать её, убедившись, что поблизости нет другой потенциальной опасности, — передохнём в тени. Ты долго не протянешь иначе.

      Кавех не оборачивается, лишь бросает взгляд на неё — Шер только видит, как он поджимает губы, точно подбирая слова, чтобы опровергнуть необходимость в привале. Вряд ли он способен сейчас на что-то осмысленное.

      — Я в порядке.

      — Это нормально, что ты плохо переносишь солнце, — спокойно начинает Шер, мотнув головой, — не геройствуй. Будет хуже, если словишь солнечный удар или потеряешь сознание.

      Шер смотрит, как Кавех прикрывает глаза, точно пытаясь мгновенно прийти в себя и отогнать накатившую усталость и головокружение от жары — не выходит. Он опускает руки и плечи, вздохнув, всем видом выдавая, что готов пойти за ней куда угодно, лишь бы не оставаться на солнце.

      Убежище находится быстро — небольшие руины укрывают их в тени своего полуразрушенного потолка. Внутри — пыльно и ото всюду сыпется песок; Шер хмыкает на очевидные следы недавней трапезы падальщиков и предлагает остановиться ближе ко входу, чтобы после — быстро вернуться к намеченной цели. Кавех устало падает на раскрошившиеся ступеньки лестницы, ведущей вверх, к возвышению. Шер стоить чуть поодаль, потягиваясь так, что в спине что-то неприятно хрустит, чуть хмурясь, а после — снимает плащ, набрасывая его на плечи Кавеха, и передаёт ему флягу с водой. Он смотрит виновато и хмуро на неё, но принимает. Прежде чем пригубить, бросает тихое:

      — Прости.

      — Не извиняйся, — ровно отвечает Шер, — ничего страшного не произошло.

      Кавех рвано выдыхает, явно раздумывая о чём-то своём — Шер остаётся только надеяться, что он не слишком упивается своими самоуничижительными мыслями. Больше не рискует даже в шутку напоминать о том, что этот поход был его идеей, вместо этого — садится рядом, тоже отпивая воду. Повисает молчание — неприятное, заставляющее захотеть его развеять, но Шер прекрасно знает, что любое сказанное слово будет… личным. Нежеланным. И всё же не затыкает Кавеха, когда он спрашивает:

      — Тот мальчик… Аббас, кажется? Кто… кто он тебе?

      — Не брат, — сходу отвечает Шер, прикрывая глаза и чуть вздыхая, — у меня вообще нет братьев или сестёр. Аббас просто… совсем мелким попал к наёмникам. Прицепился ко мне, потому что всегда хотел сестрёнку. До сих пор, как видишь, зовёт меня так.

      Шер надеется, что этого будет достаточно — она не хочет рассказывать больше. Ничего уже не поделать с тем, что было сделано в прошлом — она не вернёт обратно ни единой капли крови, пролитой по её вине, и всё же она может попытаться забыть об этом. Сделать вид, что этого не было — хотя бы ради Кавеха.

      Ему совершенно не обязательно знать подробностей.

      — Ты… скучаешь по тем временам?

      Сдавленный смешок срывается с губ. Лишь Кавех серьёз мог спросить её о подобном. Шер откидывается на руки и мажет взглядом по напряжённой спине Кавеха, сидящего чуть сгорбившись. Не смотрит на неё, пытаясь отвлечься разговорами — Шер не может отказать ему в этом.

      — Нет, — честно отвечает Шер, — вообще нет. Пусть я всё ещё не могу принять то, что я больше не наёмница, но… в этом не было ничего хорошего. Просто привычнее, чем сейчас — быть матрой.

      Кавех чуть ведёт плечами, напрягась ещё больше. Опять думает о чём-то своём, давящем и неправильном, с чем Шер не может помочь — банально не знает, как, потому что он ничего не говорит вслух. Лишь продолжает спрашивать:

      — Как ты вообще оказалась с ними?

      — В шестнадцать сбежала из дома, — беззаботно, хотя внутри всё ноет и сдавливается от нежелания говорить, отвечает Шер, запрокидывая голову так, чтобы посмотреть на потолок, покрывшийся трещинами, — в Караван-рибате впервые осмелилась на кражу, когда была настолько голодной, что готова была на прохожих бросаться. Из всех умудрилась выбрать главаря «Падальщиков». Так и прибрали к себе.

      Кавех впервые оглядывается на неё за этот разговор — взгляд неверящий. Он может и наивен, но знает, какие жестокие нравы бывают у народа Пустыни. Самое неприятное для Шер — видно, что Кавех переживает за неё, словно она делится не тем, что произошло около десяти долгих лет назад, а только что и ей всё ещё угрожает опасность.

      — Так просто?

      — Я намеренно пропустила часть с тем, где мне дали выбор между расправой и работой.

      Кавех сглатывает и нервно отворачивается, а Шер вздыхает и выпрямляется, машинально потерев запястье. Тогда она… была здорово напугана. И ситуацией, и новой семьёй, и своим туманным будущим. Даже не верится, что сейчас её самая большая забота это Кавех.

      Приятная, впрочем, забота.

      Её вновь одолевает привычная двойственность, не дающая спокойной жизни; Шер отчаянно не хочется оттолкнуть его правдой, предпочитая молчать, и всё же желает, чтобы он принял её вместе со всем прошлым. Чтобы доказал, что он рядом с ней не из-за собственного комфорта и желания погреться подольше в чужой заботе о нём. Шер хочет почувствовать правдивость его слов — хочет почувствовать взаимность, тепло, принятие. Он заботится о ней, конечно же заботится, Шер ни за что не станет отрицать этого — но не испарится ли это всё, когда Кавех… поймёт, с кем на самом деле связался?

      Он отрицал тот факт, что она в прошлом могла быть плохим человеком. Что станет с его искренними чувствами, если он всё осознает? Если перестанет идеализировать её не до конца ясный образ?

      И Шер самой же становится мерзко от этих мыслей.

      Кавех ей ничего не должен. Ничем не обязан. Её прошлое должно и дальше быть похороненным под песками без возможности повлиять на её текущую жизнь. Это не имеет значения. Больше не имеет.

      Нет необходимости ввязывать в это Кавеха.

      К тому же, ей нравится заботиться о нём — чувствуется нечто совершенно правильное и необходимое в возможности отдавать своё тепло кому-то другому.

      И совершенно унизительное и вожделенное в том, что она всё же хочет того же в ответ.

      — Продолжим идти? — спокойно, вопреки раздраю на душе, произносит Шер, поднимаясь на ноги. — Я вспомнила неплохое местечко неподалёку. Там раньше жило одно племя, давно перекочевавшее в другую часть пустыни, но постройки остались. Город небольшой, но, может, понравится. Вдохновишься.

      Кавех смотрит на неё уже с тёплой улыбкой — доволен таким предложением, уже чуть отдохнувший и сбросивший с себя последствия палящего солнца. Шер приподнимает уголки губ в ответ, не имея возможности сопротивляться этому желанию, и протягивает Кавеху руку, без слов предлагая помощь. Он принимает ладонь, обхватывая её своей — Шер мимолётно гладит тыльную сторону своим большим пальцем, позволяя себе насладиться мягкостью его кожи, являющейся полной противоположностью её собственной. Впрочем, это не кажется важным — Кавех поднимается, отряхивает свои штаны и послушно кутается в предложенный плащ. И произносит мягкое:

      — Я рад, что теперь у тебя действительно есть выбор. Как и возможность быть счастливой.

      Шер отворачивается, решая молча покинуть руины. Слова для ответа не находятся — что ей ему сказать, кроме того, что он незаконно-добрый?

      Даже с ней.

🌟🌟🌟

      Пески купаются в заходящем солнце; Шер наблюдает за Кавехом, мерящим шагами периметр бывшего лагеря племени кочевников. К ночи пустыня остывает, укрытая в тени, и потому становится проще дышать, что отражается в вернувшейся гиперактивности Кавеха.

      Шер не чувствует его воодушевления к окружающей их крепости; возможно из-за того, что множество раз посещала её, а может потому, что сама по себе не предрасположена к… прекрасному. Даже если «прекрасное» в их случае это светлые дома, выстроенные своеобразным полукругом; от построек с маленькими окнами и дверьми в форме арок веет заброшенностью и тоской из-за чувства покинутости этого места, и всё же Кавех… доволен. Значит, всё в порядке.

      — Это просто удивительно, как кочевники обустраивают свой быт, — с довольной улыбкой произносит Кавех, — я до этого, когда сам отправлялся в пустыню, имел возможность пожить вместе с одним племенем… незабываемый, потрясающий опыт.

      — Да уж, — хмыкает Шер, садясь на низкий, каменный забор, устав весь день мотаться по пустыне, — меня как-то раз Санни позвала за собой, когда решила на время вернуться к семье… уверена, ты был бы в восторге от жизни племени барханных котов.

      — Надо будет поговорить с Санерой об этом, — смеётся Кавех, явно воодушевлённый этой идеей, а после щёлкает пальцами, проявляя в свете от Глаза Бога… чемодан?

      Шер чуть наклоняет голову, наблюдая за тем, как чемодан преображается — меняет форму, обнажая сенсоры, на которых загорается подобие умилительной мордашки.

      — Что это за штуковина? — всё же спрашивает Шер. — Похоже на древний механизм времён царя Дешрета. Ты в руинах его нашёл, что ли? Удивлена, что ты смог заставить его работать.

      — М? Да нет, я сам его собрал. Это Мехрак, кстати, — спокойно отвечает Кавех, пока Мехрак сканирует местность, освещая её мягким зелёным светом, — мой набор инструментов. Он помогает мне с проектированием и картографированием.

      Мехрак на мгновение останавливается и замирает, а после — выводит перед собой уменьшенную копию просканированного здания; Кавех лёгким взмахом руки направляет свой простой набор инструментов, повертев изображение перед собой — а после довольно кивает, получив в ответ отражение собственной улыбки на сенсорах Мехрака.

      Шер отводит взгляд и неловко ерошит свои волосы, чувствуя себя… глупо. Ужасно глупо. Она настолько привыкла к мысли, что Кавех… дурной, но очаровательный; излишне эмоциональный, но искренний, что совершенно забыла об остальном. Он невероятно талантливый. Автор легендарного Алькасар-сарая, лучший архитектор последних десятилетий, Светоч Кшахревара… чем больше она начинает вслушиваться, тем громче становится восхваление Кавеха со всех сторон.

      Она видела достаточно учёных, пытавшихся отыскать наследие времён царя Дешрета — такие достаточно платили ей, чтобы получить надёжную защиту в руинах. А после… даже если находили — не могли разобраться, как заставить их работать.

      Кавех собрал подобное устройство собственными руками и говорит об этом так, словно это… пустяк.

      Шер вздыхает громче, чем того хотела, и нервно потирает лицо ладонями, пытаясь согнать непрошенные сомнения и неприятные мысли. Но возвращается тревога, до этого утихнувшая благодаря постоянной болтовне Кавеха — он замечает её перемены в настроении и оборачивается, позволяя Мехраку исчезнуть.

      — Всё хорошо?

      Его голос звучит искренне и обеспокоенно — Шер нервно ведёт плечами, пытаясь сбросить накатившее раздражение, но не удаётся. Она поднимается на ноги, немного отходит — наступающие на пустыню холода не остужают голову. Спиной чувствуется встревоженный взгляд Кавеха, явно не понимающего, что случилось. Шер упирается руками в бока и глубоко вдыхает, прежде чем медленно выдохнуть. Желанный покой на душе не устанавливается.

      — Что ты… что ты вообще забыл со мной? — Шер пытается говорить спокойно, но напряжение отчетливо проскальзывает в тоне.

      Дура, думает Шер, крепче стискивая руки, дура. Дура. Дура. Хотела этой поездкой убедить себя, что больше не связана с пустыней, а в итоге потеряла веру в единственное, в чём была уверена.

      — Стой, стой… — Кавех резко мотает головой, подходя ближе, — давай… нормально поговорим. О чём ты? Почему ты вообще об этом подумала? Всё ведь… всё ведь нормально было?

      Было, мелькает в мыслях. Действительно было. Шер вновь пытается успокоиться и в этот раз это работает — она надеется, что это просто последствия невысказанных переживаний после встречи с Абассом.

      Если она поделится с ним всем, что у неё на душе… он ведь поймёт?

      — Я просто…

      — Просто наконец-то поняла, что ты никто вне пустыни, дорогая Шер?

      Оба резко оборачиваются на внезапно прозвучавший за спинами голос — Шер машинально призывает глефу. Костяшки пальцев сжимаются до побеления, когда из тени соседнего здания к ним выходит Аббас в сопровождении незнакомого для Кавеха, но хорошо известный для Шер парень. Аббас — скалится, семенит позади высокого, широкоплечного Сефу, в котором намного проще признать наёмника. Тёмноволосый, короткостриженный — загорелая кожа затронута шрамами, а в серых глазах стальной отблеск. Оба — в форме их отряда; чёрно-красная одежда мало отличает их от обычных жителей пустыни, для этого всегда хватало лишь алой повязки с чёрным символом расправившего крылья стервятника.

      Когда-то лишь эта повязка внушала страх и была повязана на её собственном предплечье. Шер знает — она же и похоронила славу их отряда в своё время.

      Иначе они бы не вернулись за ней.

      — Мелочно с вашей стороны преследовать меня четыре года, — спокойным, тихим голосом произносит Шер, делая шаг вперёд, подбросив копьё, прежде чем крепче перехватить его, — удивлена ещё, что весь отряд не созвали… Не заслужила такой чести?

      — Правильно мыслишь, — холодно смеётся Сефу, вынимая из ножен изогнутый клинок, — нас двоих вполне хватит, чтобы поквитаться с тобой. Ты ведь не думала, что сможешь откупиться от нас грошами? После того, как лишила нас жизни без забот, чтобы самой устроиться поудобнее? Надеюсь, ты довольна своим нагретым местечком в столице.

      — Более чем, спасибо, что продолжаешь переживать за меня, — хмыкает Шер, ухмыльнувшись.

      Кавех переводит взгляд с неё на наёмников — с лица отчетливо считывается тревога и абсолютное непонимание ситуации. Нужных слов не находится — любое покажется совершенно неуместным, и всё же… и всё же он хватает её за запястье свободной руки, наклоняясь ближе и сходя на шёпот:

      — Мне… мне вмешаться?

      — Нет, — спокойно отвечает Шер, не сведя взгляда со своих бывших братьев, — я сама разберусь.

      — Как думаешь, братец… — хихикает Аббас, ловко через плечо снимая арбалет, висевший до этого на спине, — сколько заплатят за её принцесску? Смазливая мордашка. Не генерал Махаматра, но…

      — Я с огромным удовольствием устрою вам встречу с вашим обожаемым генералом Махаматрой, — хмыкает Шер с откровенным раздражением, перебивая наёмника, — как и обеспечу достойным конвоем до тюрьмы.

      Кавех отходит на шаг.

      Ему абсолютно не нравится сложившаяся ситуация. Именно об этом она его предупреждала?..

      Он очень надеется, что у неё есть план.