Шер перебирает золотые пряди Кавеха, чувствуя себя так, словно в её руках разлитый солнечный свет, пробирающийся в комнату сквозь неплотно закрытые шторы. На ощупь — безумно мягкие, ровно настолько же, насколько и кажутся. Под боком — миллиард заколок-резинок, в которых Шер успела запутаться уже на моменте объяснений Кавеха, каким образом это всё используется — с собственной одной единственный резинкой, которая у неё на все случаи жизни, управиться куда проще.
Она не уверена, почему начинает свой выходной именно с попытки заплести пожизненно лохматого Кавеха, даже не подумав отказаться, но это кажется приятным началом дня.
Он ворвался в её комнату как раз в тот момент, когда она уже хотела начать собираться, чтобы заняться делами; успешно выучив стабильный и неизменный режим сна и распорядок дня Шер, Кавех прекрасно знал, когда вмешиваться в её план, чтобы настроить на ленивое времяпровождение.
Не то чтобы она против.
— Криво же получится, — спокойно предупреждает Шер, заранее снимая с себя все обвинения, параллельно расчёсывая волосы, — как чучело будешь выглядеть.
— Тогда я буду самым очаровательным и милым чучелом.
Шер усмехается с уверенности Кавеха в своей неотразимости, но даже не допускает мысли о том, чтобы оспорить его слова. По крайне мере сейчас, пока они оба — в домашней одежде, только недавно проснувшиеся, и настраивающиеся на уютную, беззаботную атмосферу.
Всё время, что они знакомы, Шер была уверена, что Кавех тратит не больше пяти минут на то, чтобы собрать волосы в привычную небрежную причёску, но сейчас осознаёт всю свою неправоту. Это нечто необъяснимое — как можно настолько усложнить процесс и при этом остаться настолько неряшливым? Шер, имеющая лишь две опции, — либо собрать свою гриву в хвост, либо оставить распущенной, — явно никогда его не поймёт.
— Прогуляешься со мной сегодня? — тихо спрашивает Кавех, пока Шер заплетает небольшую косичку сбоку, прежде чем вплести её в подобие его привычного хвоста. — Хочу сходить на базар за тканью. Ты советовала мне отвлечься от чертежей, так что… отвлекусь на шитье и прогулку.
— Значит, шить ты тоже умеешь? — хмыкает Шер, отворачиваясь от него, чтобы найти на кровати заколки.
— Умею, — беззаботно отвечает Кавех, — люблю отвлекаться на шитьё игрушек, если надоедает работа и рисование.
— Как и все остальные увлечения.
— Верно, — поддакивает Кавех, пока Шер молча заканчивает с заколками, а после, поняв что не так с этим разговором, неуютно ведёт плечами, — всё нормально? Я знаю, что я так и не выполнил своё обещание, потому что зациклился на своей работе, но…
— Всё отлично, не переживай по пустякам, — Шер небрежно хлопает его по плечу, усмехнувшись, — готово. Пошли собираться на базар.
Шер уже собирает встать с кровати, чтобы не возвращаться к этой теме, которую сама же случайно напомнила своим настроением, но Кавех ловит её за руку, не позволяя уйти — от него, от разговора. Он не встречается с ней взглядом — продолжает сидеть к ней спиной, смотрит куда-то вбок, поджав губы, параллельно поглаживая большим пальцем по тыльной стороне ладони.
— Поговори со мной.
Шер вздыхает, думая, что окружающие люди стали требовать от неё слишком много откровенных разговоров, как только она по собственной глупости дала понять, насколько много у неё собственных глупых переживаний. Впрочем… разговоры ни разу ни к чему плохому не привели, несмотря на то, как часто Шер избегала их в прошлом.
И всё же вместо слов — обнимает его за плечи и утыкается носом в светлую макушку. От Кавеха пахнет солнечным светом и сладкими падисарами — становится в сто крат лучше, если не обращать внимание на то, как сдавливает грудь от собственных неоднозначных чувств.
— Всё точно нормально?
— Посиди так ещё немного, — глухо произносит Шер, прикрывая глаза, — хотя бы минутку.
Кавех ничего не отвечает, но Шер знает — если она захочет, они проведут так весь день, и от этого становится смешно. Он обнимает её за руки, продолжая гладит по ладоням, и кажется единственным, кто нужен ей. Сейчас или в целом — не имеет значения.
Кавех — общественное достояние, каждый желающий может отхватить себе кусочек от времени солнечно-золотого мальчика, готового жизнь положить за искусство. Про такого — будут учить следующие поколения, ставя в пример его непревзойденное мастерство, которое будут называть талантом, гениальностью, за обезличенными и сухими фактами биографии пряча правда о том, сколько сил — чаще всего бессмысленных, — было вложено в каждую его работу. Такие, как он, живут после смерти, избавляясь от всех ненужных переживаний — ни в одном из учебников не расскажут, до какого состояния он напивался в тавернах из-за разочарования в самом себе, чтобы идеализировать образ для юнцов, только ступивших на скользкую дорожку архитектурного ремесла. И всё же вот он весь — рядом с ней. Добровольно выбрал остаться, добровольно напросился стать частью её жизни. По утрам просит заплести волосы; по дню каждым своим жестом выпрашивает внимание, а если не выходит — захватывает в любвеобильный плен беззащитного Бандита; по ночам бесконечно ворчит до тех пор, пока она не усмехается с него и не укладывает спать, как ребёнка.
Ей уже трудно представить свой обычный день без присутствия Кавеха, что всегда разбавляет пусть привычный и комфортный, но приевшийся распорядок дня. День, когда они познакомились, определённо можно считать началом одного из самых ярких событий в жизни Шер.
И вряд ли это же можно сказать про жизнь Кавеха.
— Я скучная, — тихо произносит Шер, бездумно поглаживая его плечи, — и искренне не понимаю, почему ты так охотно проводишь со мной время, хотя у тебя куча увлечений.
— Ты? Скучная? Я и не заметил, — беззаботно отвечает Кавех, игнорируя остальные слова, и чуть откидывается назад, прижимаясь ближе и явно наслаждаясь объятиями, — тогда я — раздражающий.
Шер усмехается и не может понять — она настолько устала уже переживать по этому поводу или это просто из-за влияния Кавеха ей уже не хочется думать ни о чём плохом? Она лишь шуточно произносит:
— Я заметила.
— Ты должна была тоже поддержать меня! — мгновенно надувается Кавех, хмурясь, но не отстраняясь.
Он складывает руки на груди, выглядя обиженным ребёнком, и ещё больше откидывается назад, всем видом выказывая своё негодование, которое, очевидно, можно исправить лишь любовью и лаской. Шер смеётся с него и мажет губами по щеке, словно извиняясь. Кавех реагирует моментально — чуть оборачивается на неё, машинально облизывая губы, прежде чем бросить неуверенное, но нуждающееся:
— Поцелуй меня.
Шер на мгновение задумывается, словно всерьёз не уверена в том, что стоит исполнять его маленькую прихоть. На деле же — просто дразнит нетерпеливо ёрзающего Кавеха. Плевать уже на то, что их отношение — нечто крайне непонятное для них же самих. Это совершенно не важно. Именно поэтому Шер чуть отсаживается, — обернувшийся Кавех смотрит на неё, как на предательницу в этот момент, — чтобы сесть удобнее, прежде чем действительно поцеловать, уловив губами его улыбку.
🌟🌟🌟
— Я вам ещё раз говорю, что эта ткань светло-тицианового цвета, а мне нужно именно тицианового!
Шер вздыхает, оглядываясь на прохожих, чтобы хоть чем-то себя занять, пока Кавех… спорит за цвет ткани с продавцом этих самых тканей, который, кажется, сам уже не рад, что открыл свою лавку.
— Нет у меня другого цвета! — уже не сдержавшись, продавец отвечает на повышенных тонах, зло постукивая пальцами по прилавку. — Нужно — бери! Не нужно — не бери!
Кавех уязвлено хмыкает, задирает голову и складывает руки на груди, всем видом давая понять, что он думает про этого некомпетентного продавца, не способного предоставить покупателю ткань, помилуй Архонты, тицианового цвета. Шер всё же бросает взгляд на них, убеждаясь, что этот спор не зайдёт слишком далеко.
Лично для неё — оранжевый как оранжевый. Возможно, её заинтересованности в оттенках хватит на то, чтобы сказать, что это тёмно-оранжевый, но не более того.
Удивительно как человек, что был с утра таким ласково-податливым, может спустя пару часов так яростно спорить из-за оттенка ткани. Видимо, она недооценила дотошность Кавеха.
И наконец-то поняла, зачем ему сто увлечений разом — иначе он бы успел возненавидеть каждое из них. А заодно и всех окружающих. Абсолютно взаимно, судя по взгляду продавца, который он бросил на неё, явно умоляя забрать своё бедствие. Шер усмехается, поторапливая его:
— Решай быстрее. Нам ещё за продуктами зайти надо.
Кавех пару мгновений продолжает откровенно злиться, едва не ногой притопывает в раздражении, но после — сдаётся и соглашается на покупку недостаточно тициановой ткани. Продавец вздыхает с облегчением, а Шер не может не фыркнуть в насмешке.
— Зачем тебе вообще эта ткань? — спрашивает Шер, отвлекая его от спора, когда они отходят достаточно далеко, продолжая пытаться закупиться и не рассориться параллельно со всеми продавцами.
Кавех молчит, внимательно рассматривая ткань в своих руках, а после заметно косится на Шер, проходясь взглядом по её собранным в хвост волосам, и вновь отворачивается, словно смущённый своей же идеей. Шер машинально проводит по волосам, неуверенная, как расценивать этот жест.
— Хочу сшить плюшевого львёнка.
Шер обдумывает его признание, поначалу искренне не понимая его жестов и реакций, а после наконец-то осознаёт. И не может не рассмеяться, вгоняя Кавеха в краску и заставляя его отвернуться, чтобы скрыть смущение.
— Не обязательно же было настолько заморачиваться с цветом, — с ухмылкой мотает головой Шер, всё ещё посмеиваясь, — но это… мило, признаю.
— Цвет — самое важное, — обиженно бубнит Кавех, упрямо поджимая губы, — в чём иначе вообще смысл? Зачем мне светлый, если именно с тёмным связаны все приятные ассоциации? Это всё равно, что пытаться подсунуть человеку ярко-зелёный цвет, хотя его любимый — мятный.
Шер уверена, что не заметила бы разницы между этими двумя цветами — для неё зелёный останется зелёным, а приятное у неё ассоциируется скорее с ощущениями или воспоминаниями, но то насколько Кавех ответственно подходит даже к таким мелочам… искренне умиляет. И всё же она не может не подшутить над ним:
— Какой же ты голубь, оказывается.
Кавех кажется искренне удивлённым, оглядываясь на неё, мигом растеряв всё своё смущение.
— Голубь? — неуверенно переспрашивает, словно подумав, что ему послышалось. Шер откровенно забавляется с его реакции, не имея возможности удержаться от поддразнивания.
— Один учёный, которого я арестовывал, рассказывал что голуби… сколько-то там оттенков различают, намного больше людей, — поясняет Шер, наслаждаясь тем, как Кавех недоумённо сводит брови к переносице, — он убеждал меня, что они — сверхсоздания. Так что это комплимент, правда. А ещё я уверена, что будь ты голубем, то был бы тем ещё засранцем.
Кавех резко останавливается, явно потеряв от зашкаливающего возмущения дар речи — он широко распахивает глаза и хватает ртом воздух, силясь что-то ответить на такое заявление, но может лишь воскликнуть:
— Не разговаривай со мной больше!
Шер упирается руками в бока, расхохотавшись с его, стремительного ушедшего прочь, реакции, абсолютно игнорируя людей, недоуменно оглядывающихся на них.
Потрясающий день, однозначно.