Тягучую полуденную тишину нарушал лишь отдалённый шум дороги. Весенний ветерок легонько колыхал тонкую штору на запылённом стеклянном окне. В полусонный мозг закрадывались мысли о том, что стоило всё же наградить себя за усердную ночную работу над курсовой, к которой Илья не прикасался весь семестр. Может, сходить за пивом или присоединиться-таки к пьянке с однокурсниками… Хотя лучше уж гордое одиночество, чем бесконечный трёп о том, кто кого нагнул — в любых смыслах этого слова, — о том, кто с кем встречается, кто уже не встречается, а кто собирается. Лучше, чем шутки, сплетни и странная атмосфера всеобщего веселья, на чью частоту Ливнев никак не мог настроиться.

Значит, пиво. Но позже. Илья прикрыл веки, прислушиваясь к размеренному гудению старенького общажного холодильника, кочевавшего с комнаты в комнату не одно поколение студентов. В конце концов, дрёма поглотила и этот звук.

Но раздавшийся в дверь стук — который раз за день! — тут же согнал пелену безмятежности. Челюсти невольно сжались. Выпустив сквозь зубы воздух, Илья поднялся с кровати — игнорировать было бесполезно.

Ну кто бы сомневался — за дверью стоял Лев собственной персоной. За прошедшую учебную неделю его сияющее бодростью и задором лицо уже въелось Илье в подкорку мозга.

— Добрейшего времени суток! Как я вижу, курсовой ты больше не занят. Тогда, может, по баночке светлого? — В непримечательном сером пакете, болтающемся в руке Льва, многозначительно звякнуло. Хотел пива — получи пива, Илюша! Бойтесь своих желаний, как говорится. — Холодненькое.

— Крайнов. — Тот радостно поднял брови, мол, да, эт я! — Что мне нужно сделать, чтобы ты наконец отстал от меня?

Лев сделал шаг вперёд и привалился плечом к косяку двери. Ливнев предупреждающе клацнул зубами. Он едва ужился с соседом, благо, тот был бетой и в комнате появлялся не то чтобы часто. А здесь и вовсе какой-то незваный гость вторгается на его территорию! Как будто не знает, как остро альфы реагируют на подобное беспардонное отношение. Как будто сам не альфа, честное слово…

— Просто скажи, что я тебя не интересую, — пожал плечами Лев, послушно отступив на полшага назад. — В романтическом плане.

— Естественно, ты меня не интересуешь! — взорвался Илья. — Ты ведь альфа, чёрт возьми!

— Так себе аргумент, — хмыкнул Лев. — Поубедительней причин не нашлось? Я тебя не тороплю, можешь подумать.

Ноздри вдруг защекотал чуть слышный горьковатый цитрусовый аромат. У Ильи потемнело в глазах. Мгновение — и он, сжав в руке тонкую ткань затрещавшей футболки, рывком затащил незваного гостя в комнату. Толкнул не очень-то сопротивляющегося Льва спиной к стенке и, прижав, прорычал:

— Хватит относиться ко мне, как к омеге.

— И в мыслях не было, — заверил его тот. В чёрных же глазах плясали бесенята. Сложившаяся ситуация его, кажется, крайне забавляла. Ну конечно, о чём можно было беспокоиться, когда природа одарила тебя столь внушительной тушей.

— Любой на моём месте воспринял бы это как оскорбление. — Лев поднял руку, но, прежде чем он успел что-то сделать, Илья перехватил её. Ногти впились в упругую смуглую кожу предплечья. — Тебе так нравится издеваться надо мной? Нравится чувствовать своё превосходство? Думаешь, раз я комплекцией не вышел, буду терпеть все твои выходки, пока ты не наиграешься?

— Всё куда проще, — улыбнулся Лев. Илья чувствовал, как спокойно вздымалась и опускалась под рукой мощная грудь. — Ты просто изумительно пахнешь, когда бесишься. Кедр и что-то пряное, вроде шафрана…

Крайнов попытался высвободить руку, но Илья сжал ещё сильнее. На долю секунды они встретились взглядами, и Ливнев наконец отпустил измятую и растянувшуюся футболку. Освободившийся кулак тут же полетел в сторону лица. Лев, мгновенно среагировав, накрыл его ладонью. В голове Ильи мелькнула шальная мысль, которую тут же поддержало взбудораженное тело. Зубы без промедления вонзились в тугую мышцу чуть ниже локтя.

— Отпусти, — выдохнул Лев, тут же растерявший всю свою весёлость.

Илья замотал головой, из-за чего Крайнов болезненно скривился. Ещё чуть-чуть — и под резцами выступит кровь. По комнате прокатился глухой рык, от которого по спине пробежалась волна мурашек, но Ливнев остался непреклонен — из этой борьбы он проигравшим ни за что не выйдет.

— Отпусти, — куда грознее повторил Лев. — Илья. Не хочешь? Ну раз так…

От пронзившей основание шеи боли Илья едва не вскрикнул. Но сдержался и на волчий манер затряс головой из стороны в сторону. Собственное рычание слилось с рычанием Льва. Рот наполнил знакомый ещё с детства металлический привкус. Инстинкты возликовали, а человеческое же сознание испуганно заметалось — чужую кровь он последний раз пробовал ещё в старшей школе, когда драки для него были чем-то вроде ежедневной рутины.

Пока Илья решал, ослабить хватку или же напереть сильнее, что-то успело измениться. Вместо острых зубов его кожи вдруг коснулось нечто совершенно другое, мягко-шершавое. От пришедшего осознания к щекам тут же прилилась кровь. Осторожно прошедшийся по укусу и задевший ворот джемпера влажный язык заставил Илью удивлённо разжать челюсть. Лев тут же опустил руку и, разогнувшись, размял затёкшую от неудобной позы шею. Затем снова опустил голову до уровня Ильи, который хватал ртом воздух, не зная, как реагировать.

— Беру свои слова обратно, — шепнул Лев ему в губы, — возбуждённый ты пахнешь куда изумительней.

И без каких-либо предупреждений — если не учитывать различимое во взгляде животное желание — накрыл его собой, отрезая от остального мира, словно гигантская морская волна, обрушившаяся на побережье.

Не то чтобы Илья много целовался, однако определённый опыт у него имелся. В основном с омегами, но случалось и с бетами. Поцелуи с ними бывали всякие — с привкусом помады, кофе или сигарет. С приятными цветочно-медовыми ароматами или с нейтральным парфюмом, который предпочитали некоторые беты. Мягкие, нежные, страстные. По большой любви, по пьяни или под влиянием момента.

Но никогда его бёдра не сжимали сильные руки, никогда его губы не сминали одновременно так настойчиво и бережно. Никогда поцелуй не отдавал вкусом крови, никогда его не окутывал запах примешавшегося к грейпфруту мускатного ореха. Никогда кровь не вскипала настолько, что в груди от неё становилось тесно до рвущегося наружу воя.

И потому, очнувшись от небольшого ступора, Илья сделал то, чего до этого момента мог ожидать от себя меньше всего, — углубил поцелуй. Он и не подумал начать рычать, кусаться, царапаться. Он принял новые условия игры, и всё, что его теперь заботило, — вытолкать чужой язык и протолкнуть свой, пройтись по зубам, теперь не казавшимся такими острыми, по дёснам и нёбу. Перетянуть инициативу на себя, прижаться всем телом и не вздрогнуть, когда руки на бёдрах начнут двигаться вверх, закрадываясь под джемпер и оглаживая бока. Когда Лев начнёт тереться пахом — начать тереться сильнее него. Зарыться пальцами в густую жёсткую гриву и целовать-целовать-целовать, не давая себе отсчёта в том, что было раньше и что будет после. Отдаться крышесносящему порыву без остатка.

Но реальность дала о себе знать слишком быстро. Лев, отстранившись, хищно облизнул покрасневшие губы. Поправил футболку, годившуюся теперь разве что в половые тряпки, и потёр уже переставший кровоточить укус. Отодвинул озадаченного Илью в сторону и, кивнув на валяющийся на полу пакет, небрежно бросил:

— Пиво-то выпей. Или в холодос поставь — потом вместе выпьем.

И, сверкнув на прощание полуулыбкой-полуоскалом, был таков.

На минуту взгляд Ильи завис на закрывшейся двери. Постепенно вернулась и саднящая боль в надплечье, и шум дороги за окном, и мерное гудение холодильника, и до рези в глазах яркие солнечные лучи, пляшущие по комнате вместе с тенями деревьев. А злость не вернулась.

Илья заторможенно поднял пакет и достал оттуда жестяную банку. Плюхнулся на кровать, щёлкнул крышкой и сделал несколько больших глотков. Отчего-то он не чувствовал себя ни победителем, ни проигравшим. Он лишь чувствовал, что чего-то в этой жизни не понимал.

***

Оторвавшись от созерцания пейзажа — довольно скучного, надо сказать, — из открытого окна, которое до этого момента как минимум сотню лет не открывалось, Ливнев обернулся на вошедшего в комнату Колю. Тот, втянув веснушчатым носом воздух, заметил:

— Как-то странновато пахнет… — Он не глядя закинул джинсовую куртку, пестрящую нашивками, в шкаф. — Ты мыло варил, что ли? У меня сестрёнка недавно мыловарением увлеклась, дома знатно благоухает.

Илья мрачно сдвинул брови. Раз уж даже бета заметил, значит, дело было плохо. Свой запах альфа, может, и не чувствовал толком, зато заполонивший всё воздушное пространство мускатный орех с нотами грейпфрута и душистого сена никак не хотел выветриваться.

— Лучше бы мыло варил, — вздохнул он и закрыл окно: по ночам ещё всё-таки было холодно. С деревянной рамы посыпалась сухая краска, которую Илья смёл в уголок подоконника. Потом уберёт. Если вспомнит.

Коля приземлился на свою кровать и, подтянув худые ноги, уселся по-турецки.

— Что, хреновая неделя?

Илья с подозрением покосился на соседа. Чего это он вдруг? Обычно их общение ограничивалось редкими «привет-пока-сегодня-твоя-очередь-убираться». Но всё же, устроившись напротив, Ливнев ответил:

— Типа того.

— Я это к чему… — Коля неловко потёр шею и отвернулся к окну, за которым уже не было видно ничего, кроме света фонарей. Затем перевёл взгляд обратно на Илью и неожиданно ободряюще улыбнулся. — Можем поговорить, если хочешь. Ну, о Льве.

Ливнев удивлённо вскинул брови.

— Он тебя попросил, что ли?

— Нет, конечно, что за глупости! — возмутился Коля. — Мы что, не можем просто поговорить?

— Можем… — пробормотал Илья. — Но с чего это вдруг?

В ответ лишь пожали плечами.

— Ладно. — Он улёгся на спину и вытянулся во весь рост, подтолкнув под голову подушку. И вдруг впал в ступор — а что говорить-то? Илья не мог даже вспомнить, когда в последний раз разговаривал с кем-то. Не огрызался, не шутил, не юлил, а просто разговаривал. Наверно, года полтора назад… А потом расстался с Дариной и всё окончательно пошло наперекосяк.

Коля выжидающе уставился на Илью, и тот решил начать с того, что всю неделю вертелось на языке:

— Я вообще не понимаю Льва, вот честно. Чего он, блин, добивается? Позлить меня хочет? Развлекается? Или всё вместе? Нет, ну ты видел, как он улыбается, а? Будто больше всех на свете знает. А что он в четверг вытворил? Я думал, что прибью его!

— Да-а, цветы точно были лишними. — Коля не удержался от короткого смешка. — А между прочим, красные розы символизируют глубокую страстную любовь. Особенно в таком количестве. Стоит задуматься.

— Клоун он, блин, каких ещё поискать надо. Что тут ещё думать.

Браслеты на Колином запястье мелодично звякнули, когда он, зевнув, потянулся.

— Я, конечно, не могу знать наверняка, что у него на уме, но…

— Но? — навострил уши Илья.

— Такое уже как-то было. Ты тогда из-за подработки в универе не появлялся, поэтому не знаешь. — Ах да, та самая подработка на первом курсе, откуда его выгнали за грубое отношение к посетителям. Посетителей же за грубое отношение к сотрудникам почему-то не выгнали. — А трепаться об этом быстро перестали — кое-что поинтересней произошло, и дело забылось. В общем, он уже ухлёстывал за кое-кем. Ну, за альфой одним.

Илья приподнялся на локтях.

— Правда, он уже отчислился. Но не из-за Льва, конечно, ты не подумай. Это так, к слову пришлось.

— Рад слышать, — буркнул Ливнев. В груди засело какое-то неприятное чувство. Не то злоба, не то грусть… Разочарование? Но что же именно могло его разочаровать, если он изначально не очаровывался и не возлагал никаких надежд на моральный облик Льва? — И чем всё кончилось?

— Да ничем, — пожал плечами Коля.

— В смысле?

— Тот сказал, что у него уже есть кое-кто. И Лев сразу же отстал.

— Что, вот так просто? — удивился Илья. — А ко мне он тогда чего прицепился?

— Чего не знаю, того не знаю. Но я на твоём месте попробовал бы серьёзно поговорить с ним. Лев, может, с виду и кажется напыщенным засранцем, но до отбитого ему далеко. Он вообще часто выручал меня, когда я, — Коля поморщился, — влипал во всякое. Лев совсем не плохой парень. Ой, не смотри на меня так.

— Пока что у меня складывается о нём ровно противоположное мнение. Не без его помощи.

— Может и так, — согласился Коля. — Но иногда при более близком знакомстве люди открываются с совершенно другой стороны. Мы вообще поразительно мало знаем об окружающих нас людях. Ты, кстати, тоже неплохой парень, кто бы что ни говорил. — Подумав, добавил: — Ну, кроме тех случаев, когда рычишь на меня.

— Да когда такое в последний раз было? — возмутился Илья.

— Вчера утром, когда я пытался разбудить тебя, чтобы ты не опоздал на пару, — фыркнул бета.

— Считай, что я разговариваю во сне.

— Вот как?

— Именно так, — кивнул Илья. — А если буду кусаться, значит, лунатить начал.

Бета заливисто рассмеялся и, вытянув ноги, поднялся.

— Будешь кусаться — выгоню ночевать ко Льву. На него скалься сколько влезет. — Он приблизился к шкафу и, скрипнув дверцей, принялся рыться на своей полке. — Так вы с ним, это, подрались всё-таки?

От воспоминаний щёки обожгло огнём. Илья невольно потянулся к ноющему месту, которое удосужился лишь промыть холодной водой. Придётся поискать в своём скудном гардеробе одежду с воротом повыше.

— Да хрен его знает, — вздохнул Илья. — Скорее да, чем нет.

Хотя червячок сомнения подсказывал ему, что драки обычно не вызывают жгучего желания расстегнуть ширинку. Причём не только свою.

— Ну, буду надеяться, что вы друг друга не поубиваете. — Коля наконец вынырнул из глубин шкафа с охапкой одежды. — Чур я первый в душ.

— Окей, — махнул рукой Илья. — Свет только выключи.

Когда дверь в ванную комнату закрылась, он заворочался в кровати и, сложив руки на груди, уставился в потолок, безуспешно пытаясь разогнать роившиеся в голове мысли.

Просто отказать, да? Звучит легче лёгкого.