Аня не уверена, что поступает правильно, когда склоняется над своей спортивной формой, вытянутой из сумки.

Возможно, она делает ошибку — Аня выуживает из груды вещей свою спортивную куртку, прижимает к лицу и делает глубокий вдох.

В первый миг её скручивает приступом острой тошноты — у лица оказывается плечо куртки, как раз там, где прикасалась Этери Георгиевна. От резкого запаха лимонной цедры едва не выворачивает наизнанку. Аня запрокидывает голову, хватает ртом воздух, пытаясь отдышаться. И лишь спустя долгую паузу переворачивает ткань в руках, рискует прижаться к ткани лицом ещё раз.

От нового глубокого вдоха у Ани подгибаются колени.

Она чувствует горький аромат, но ей кажется, что она никогда в жизни не ощущала ничего слаще. От куртки исходит незнакомый, но манящий, пленительный запах древесного дыма от костра, и терпкой полыни, и едва уловимую более свежую нотку, будто бы похожую на мяту, которая только сильнее подчёркивает доминирующую тяжесть двух других запахов. У Ани голова кружится, и внизу живота завязывается болезненно жаркий, почти невыносимый узел желания. Аня оседает на кровать, продолжая прижимать куртку к лицу, и снова вдыхает оставшийся на ткани потрясающий запах. По ощущениям, смазка течёт водопадом, так, что простыни под бёдрами должны быстро стать мокрыми насквозь.

Альфа. Её альфа. Он по-прежнему существует, и он пахнет так, что Аня всей своей омежьей сущностью изнемогает от сокрушительного притяжения. Он был сегодня рядом, совсем близко и, кажется, даже держал Аню в руках. Он мог бы быть рядом и сейчас, мог бы остаться, если бы не проклятая метка. Мог бы прямо теперь всё так же держать Аню в руках — думая об этом, Аня всхлипывает и откидывается на кровати, опирается спиной на стену, бесстыдно разводя ноги. Одной рукой она продолжает сжимать куртку, другой же несмело начинает себя ласкать.

Пальцы влажно скользят по смазке, обводя горячие складки. Прикосновения приносят смутное удовольствие, постепенно разгорающееся, когда Аня думает, что ровно то же самое с ней сейчас мог бы делать её альфа, уверенно и властно. Может быть, даже не пальцами вовсе — Аня прикрывает глаза и чуть слышно скулит, представляя себе, как клитора касается горячий язык, и светловолосую голову между своих ног. Воображение машинально рисует перед мысленным взором последнего альфу, которого видела Аня, незнакомого юношу, к которому так тянуло в коридоре стадиона, добавляет жадный огонь зелёным глазам, дорисовывает скрытые от взгляда нижнюю часть лица и обнажённое тело. Аня сползает по стенке вниз, ложась на кровать, продолжает утыкаться лицом в куртку и шире прежнего разводит ноги перед тем, как несмело скользнуть внутрь одним пальцем и окончательно дать волю фантазии.

— Ты самая красивая омега, — мягко говорит альфа, склоняясь над ней. Его запах окутывает Аню густой пеленой, заполняет собой всё, как благовония, насыщенный и сложный. Хочется прильнуть к альфе, ласкать и вылизывать брачную железу на его шее, чтобы запах стал ещё сильнее и гуще, чтобы можно было вдохнуть и запомнить его весь, до последних нот. Древесный дым кружит голову и возбуждает, от терпкой полыни внутри всё дрожит и сжимается в горячем спазме нетерпения. Альфа пронзает Аню одним слитным движением, соединяется с ней легко — боли нет, есть только сладкое чувство облегчения и заполненности.

— Моя омега, — властно рычит он. Зелёные глаза темнеют, становятся бездонными и смотрят ещё жарче, пожирают Аню ещё более жадно. Движения внутри — размашистые, торопливые, рваные, Аню покачивает на одеяле в такт этим движениям, постепенно уносит волнами наслаждения.

— Альфа, — зовуще и жалобно всхлипывает она в потолок, лаская себя всё яростнее, так, что почти становится больно. Аня стремительно теряет грань между фантазией и реальностью. Она перестаёт понимать, по-настоящему ли альфа втрахивает её в матрац или это просто собственные пальцы так неистово долбятся внутрь, — понимает только, что этого мало, до невыносимого мало. Тело требует большего, и собственных неумелых ласк, жалких попыток удовлетвориться остро не хватает. Аня теряет счёт времени и даже приблизительно не имеет понятия, сколько длится мучительное наваждение. Пальцы двигаются внутри почти механически, пытаясь ослабить жгучий жар желания, нежная плоть саднит и ноет, а Аня настойчиво, упрямо продолжает, пытается выдолбить из себя течку — пока наконец собственное тело не сдаётся, не захлёбывается протяжной сладкой судорогой.

Когда её отпускают долгие жаркие волны и Аня приходит в себя, ей в первую очередь становится ужасно стыдно. За свою непристойную позу, за то, как она цеплялась за пропахшую неизвестным альфой куртку, словно это важнее жизни. За перепачканную в густой смазке ладонь и за промокшее, испорченное бельё. Стыдно перед незнакомым юношей за то, что она позволила себе использовать его лицо в грязных фантазиях. Аня стягивает с кровати постельное бельё, выбрасывает его в стиральную машину вместе с хранящей остатки горького запаха курткой, а сама опять забирается под душ. И долго стоит под холодной водой, пытаясь остудить раскалённое тело, привести в порядок спутанные мысли. Какой ужас. Сколько в ней, оказывается, животной грязи, которую течка вскрыла самым позорным образом. Аня старательно трёт кожу мочалкой, пытается стереть с себя все следы течки. Ничего. Скоро ей привезут блокаторы, о которых говорила Этери Георгиевна, они подействуют, и всё закончится. Нужно только потерпеть.

Аня что есть сил терпит два дня. Невыносимо ноет брачная железа на шее, источая призывный запах. Аню ломает и тянет прочь из квартиры — искать своего альфу. Он есть где-то там, за стенами дома, совсем рядом, в пределах катка. Он способен погасить мучительное желание, подарить Ане спокойствие, дать её телу желанную разрядку. Всего только и нужно, что найти его и позволить сделать с её изнывающим телом всё, что ему захочется.

Хорошо, что она успела постирать куртку. Иначе эхо дразнящего запаха за два дня свело бы её с ума.

На третий день течка измучивает её окончательно, а на пороге дома наконец появляется курьер с небольшой коробкой. В коробке — несколько упаковок с блокаторами; одну Аня немедленно вскрывает и глотает белые капсулы. Какое-то время ей кажется, что и эти блокаторы не работают — тело продолжает гореть и изнывать, и навязчивые мысли об альфе не отступают. Потом, постепенно, очень медленно жар начинает спадать. И наконец Аня, скорчившись на кровати, может просто наслаждаться нахлынувшим облегчением: её телу становится спокойно. Томительное желание внутри стихает, инстинкты перестают вопить, требуя вожделенного альфу. Эдак совсем другое дело. Теперь можно и побороться за приличные места в сезоне.

Успокоившись и окончательно придя в себя, Аня внимательно читает инструкцию к блокаторам. Её неприятно режет длинный список противопоказаний, а ещё цепляет слово «передозировка». Оказывается, если сидеть на этих блокаторах постоянно, то действующее вещество накопится в организме в избытке, и это плохо кончится, как минимум отравлением. Аня полагает, что будет принимать таблетки только во время течки и на соревнованиях, для перестраховки; потом ещё раз перечитывает инструкцию и понимает — нет, как раз такое количество таблеток и тянет на передозировку. Какие-то течки придётся или всё так же терпеть, или проводить… ну, естественным образом. Получается, альфа всё-таки нужен. Аня думает об этом с неуютным трепетом. Вопреки тому, как ноет жаждущее прикосновений тело, память подсказывает: с альфой больно и унизительно.

Впрочем, терпеть течку в одиночестве лишь немногим приятнее. Ане нужно на что-то решаться, если она не хочет, чтобы отрава, в которую может постепенно превратиться лекарство, выжгла её изнутри.

К тренировкам у неё получается вернуться без блокаторов. Аня вкалывает изо всех сил, старательно отрабатывает сложные прыжки и до изнеможения повторяет свои программы, пока мышцы не начинают подводить от усталости. Она должна доказать, что решение Этери Георгиевны дать бестолковой омеге шанс не было ошибкой. Что Аня стоит потраченных на неё сил и ресурсов, что она способна приносить взамен победы и золото. И доказывать это нужно незамедлительно, на ближайшем же национальном чемпионате. Бороться против Саши, которая делает очень много четверных, против Камилы, которую уже сейчас называют будущей олимпийской чемпионкой. Это сложно, и нечестно, что Аня ослаблена всем произошедшим с ней, что она по умолчанию отстаёт от соперниц на несколько шагов. Но с другой стороны — как здесь прийти к честности? Как уравнять шансы? Заставить Сашу с Камилой тоже пройти через подобное мучительное унижение? Невозможно. Аня крепче сжимает зубы и продолжает впахивать на тренировках — это единственное, что может приблизить её к пьедесталу.

— Мне нравится твоё рвение, — говорит ей Этери Георгиевна после очередной тренировки. И коротко кивает: — Молодец. Продолжай в том же духе, и будет неважно, что ты не смогла выступить на контрольных прокатах.

Аня думает, что, возможно, она выбрала неподходящее время для того, чтобы разделяться на несколько задач и отвлекаться от подготовки. Но всё же пробует, когда осторожно напоминает: — Этери Георгиевна, насчёт контрольных прокатов… Вы случайно не помните, кто уносил меня со льда?

— Нет, — качает головой Этери Георгиевна. И отрезает: — Какая разница? Забудь об этих прокатах, они прошли. Думай о тех, которые предстоят. И не повторяй больше подобных ошибок.

Аня обещает не повторять.

Она всё-таки пытается выяснить ещё хоть что-то. Пишет Саше, пишет Алёне, обращается к Камиле — и всем задаёт один и тот же вопрос.

>Ты не помнишь, кто уносил меня со льда, когда я грохнулась в обморок на контрольных прокатах?

Ей не удаётся добиться ничего определённого. Камила и Саша отвечают односложно — «какой-то парень». От Алёны приходит чуть более развёрнутый ответ. Сперва Аню это радует, но, прочитав сообщение, она понимает, что и здесь помощи особенной нет. Алёна успела отметить, что парень был «высокий и симпатичный» — как она только успела разглядеть сквозь маску, что симпатичный? — но и от этих уточнений легче Ане не становится. Мало ли на том стадионе было высоких парней. Мало ли кого из них Алёна может посчитать симпатичным.

И тем не менее. Алёна его хотя бы подробнее разглядела. Это уже зацепка. Аня решается продолжить с ней диалог и осторожно пишет:

>Ты сможешь его узнать, если ещё раз увидишь?

>Например, на нацчемпе?

>да хз, Ань

>ну может быть

>а зачем он тебе сдался?

>у тебя к нему претензии или что?

Аня кусает губы, размышляя, стоит ли довериться Алёне. Не разболтает ли она о проблеме Ани всем вокруг? С другой стороны, не откажется ли она помогать, если почувствует, что её только используют и не хотят разговаривать с ней напрямую? Аня колеблется и наконец, решившись, откровенно пишет:

>Я думаю, что он, возможно, мой альфа

>Хочу его найти

>Но по запаху не смогу, я от запахов альф могу опять в обморок упасть, меня тошнит от них

>Ты мне поможешь?

Алёна вместо ответа бомбит вопросами:

>подожди, ЧТО?

>ты падаешь в обморок из-за того, как пахнут другие альфы?

>серьёзно?

>как так?

>ты должна от запаха _своего_ альфы падать в обморок от восторга, а не от других и от тошноты!

>что не так?

>как так вышло?

Это слишком личные вопросы, это в шаге от Аниной унизительной тайны, и Аня начинает изворачиваться, пытаясь уйти от ответа.

>У меня комбо

>От своего теку от восторга, а от чужих падаю в обморок от отвращения

>Тошнит от кофе, цитрусов, цветов и мускуса

>Я не могу рассказать, почему, это очень личное

>Ты поможешь мне?

>Алёна, пожалуйста

>Я не хочу сидеть на таблетках всю жизнь

Она боится выглядеть жалко, даже несмотря на то, что умалчивает про изнасилование. И Алёна, похоже, действительно её жалеет, продолжает бомбить сообщениями.

>блин, Анюта

>но это же жопа

>ты самые частые запахи называешь

>и не выносишь их?

>как ты живёшь вообще?

>бедняжка

>разве есть альфы, у которых в запахе ничего этого нет?

>чтобы ни кофе, ни мускуса, ни цветов с цитрусами

>как ты с Этери на одном катке уживаешься?

>она же вся лимонная насквозь

Аня заливается краской. Её немножко убивает и сочувствие Алёны, и её неуёмное любопытство. Но нельзя же совсем ничего не дать Алёне в обмен на просьбу о помощи. И Аня честно старается отвечать на вопросы, насколько может.

>С Этери Георгиевной — нормально

>Если очень глубоко не дышать)

>Когда у меня нет течки, а альф рядом мало, двое-трое, то всё хорошо

>Вот на контрольных прокатах всё плохо совпало

>А один подходящий мне альфа точно есть

>Возможно, единственный в мире)

>И мне кажется, именно он уносил меня тогда с катка

>У меня вся куртка была в его изумительном запахе

>Мне нужно его найти

>Ты поможешь?

Алёна присылает вразнобой несколько смайликов — то смеющихся, то заворожённо слушающих, то рыдающих. Аня терпеливо пережидает этот поток картинок. Ей кажется неловким продолжать подгонять Алёну. И спустя некоторое время её терпение всё же вознаграждается — закончив перебирать смайлики, Алёна пишет:

>ну раз такое дело!

>то конечно

>из меня тот ещё свидетель, но помогу, чем смогу

>на нацчемпе буду смотреть в оба!

>если твой альфа там появится, то он от меня не уйдёт)))

В ответ Аня забрасывает Алёну торопливыми словами благодарности. Ей гораздо легче теперь, когда она знает, что на нацчемпе уже может всё наладиться. Что Алёна ей поможет, и вместе они всё исправят.

Но потом Алёна начинает массово сниматься со стартов. И с нацчемпа — тоже. Она присылает извинения и обещает посмотреть трансляцию на случай, если понять что-то получится по ней. Аня в ответ пишет, что ничего страшного, шлёт дежурную благодарность и особо не верит в то, что у Алёны что-то получится. Одно дело, если бы она смотрела на соревнования изнутри, видела всех на стадионе, могла посмотреть поближе в любом удобном ей ракурсе. А теперь, если гадать по обрывочным кадрам из трансляции… ну, вряд ли из этого что-то выйдет. Перед нацчемпом Аня пьёт блокаторы и старается выкинуть из головы все несмелые мечты о своём альфе. Ей сейчас не до этого. Нельзя отвлекаться.

Она выкладывается изо всех сил и с боем выгрызает нацчемп, вырывает у Камилы победу. После двух отчаянных прокатов Аня ощущает себя выжатой, почти разбитой. Но это не важно. Она отдохнёт, восстановится и будет снова готова к борьбе. Главное сейчас — золотая медаль, которая горит у Ани на груди. Доказательство Аниной силы, которое оправдывает все данные ей шансы.

— Молодец, — роняет в её сторону Этери Георгиевна. Аня задыхается, но светит ответной счастливой улыбкой. Она справилась. И справится снова, столько раз, сколько потребуется. Блокаторы словно замораживают её изнутри, наполняют категоричной уверенностью в том, что ей по силам всё.

Даже справиться с неловкостью и стыдом, которыми Аню обжигает в Стокгольме, когда она видит в сборной знакомого юношу. Зелёные глаза, упрямый лоб, растрёпанные светлые волосы — Аня столько представляла их себе во время течки, что теперь узнает из тысячи. Она не знает, как смотреть юноше в глаза, и ей не легче, когда юноша подходит к ней сам.

— Я рад, что ты отобралась на мир, — говорит он и смотрит на Аню тепло и ласково. — Тебе лучше? Я боялся, ты начнёшь со стартов сниматься, как Алёна, — а ты вон как. Всех порвала. Настоящая чемпионка. Поздравляю!

Аня смущённо отводит взгляд. Её напрягает сразу всё: и воспоминания о собственных непристойных фантазиях, и понимание, что юноша явно знает о ней куда больше, чем она о нём. С первым уже ничего не поделать, а вот второе исправить ещё можно. Это Аня и пытается сделать, когда говорит, заливаясь румянцем: — Давай хоть познакомимся как следует, что ли. А то ты за меня волнуешься почему-то, а я даже не знаю, как тебя зовут. Так неправильно.

Юношу зовут Женя — и Аня ему очевидно нравится, но он подчёркнуто корректен и вежлив с ней, только и всего. Метка на Анином плече держит его на расстоянии, обозначает границы, которых Женя не переступает. С ним на удивление легко. Пока у Ани нет течки, а блокаторы действуют исправно, пока не имеет значения, что Женя — альфа, пока он ощущается для Ани стерильным, словно лишённым запаха, с ним спокойно. Аня позволяет ему смотреть с трибун на её тренировки, заговаривать с ней без веской причины, по ерундовым совершенно поводам, а порой и провожать её до комнаты. Во всём этом Женя тоже очень стерилен, нет ни прикосновения, ни слова лишнего. Аня, пожалуй, доверяет ему. Несколько раз ей доводится увидеть его без маски; разглядев точёное лицо целиком, Аня приходит к выводу, что природа справилась лучше, чем воспалённая девичья фантазия, — на самом деле Женя симпатичнее, чем у Ани получалось себе представить. Его внимание льстит, а надёжная корректность приятно греет. Аня чувствует себя в полной безопасности, настолько, что даже забывает бояться грядущего старта и возможных проблем. Чемпионат мира она уверенно выигрывает. И снова стоит на пьедестале с золотой медалью, и опять думает восторженно и счастливо: не подвела, оправдала, доказала! Достойная, всё ещё достойная.

Счастье длится как короткая вспышка. Перед следующим же чемпионатом, уже через пару недель, к Ане снова подкрадывается течка. Мысль о том, что можно бросить спорт и пойти искать плотских утех, кажется до непозволительного соблазнительной. Аня с усилием давит в себе эти пошлые порывы. И уже тянется было за блокаторами, желая снова заморозить внутри все движения омежьей сущности, чтобы провести командный чемпионат мира если не идеально, то хотя бы спокойно, — когда на телефон начинают массово лететь сообщения. От Алёны.

>ты же не думала, что я забыла про своё обещание?

>я тут, короче, отсмотрела кучу всякого

>фиг разберёшь по трансляциям, конечно

>вот этот вроде похож

>но я не уверена

И прикреплена ссылка на видео. Аня жмёт на ссылку, нетерпеливо ёжится в ожидании — и застывает, едва завидев на записи знакомые зелёные глаза, ясные и спокойные. Оказывается, Алёна скидывает ей запись интервью в Стокгольме. И на этой записи Женя, ещё задыхаясь после проката, отбивается от вопросов журналистов, обрывисто рассказывает то, о чём его просят, и неловко смеётся.

Аня сжимает в руках телефон, чувствуя, как взволнованно и часто бьётся сердце. Сообщения от Алёны всё меняют, переворачивают все планы. Аня напряжённо думает. С одной стороны, её по-прежнему ожидает командный чемпионат, и её долг — выступить на этом чемпионате безукоризненно, приложить все усилия для победы. С другой же стороны — теперь Аня думает о предстоящей течке совсем по-другому. В Осаке она увидит Женю. Если верить Алёне, то Женя может оказаться Аниным альфой. Если не принимать блокаторы, то во время течки будет достаточно одного вдоха рядом с Женей, чтобы выяснить правду. И если окажется, что Алёна права — это так сильно всё упростит! Но тогда в Осаке течка окажется в разгаре, будет пожирать тело с сокрушительной силой. Блокаторы не погасят её сразу и тем более не восстановят силы. Аня будет рисковать выйти на прокаты совсем разбитой. Тогда вместо медали, которую от неё все ждут, она принесёт команде поражение.

Аня вращает в руке упаковку блокаторов и пытается принять решение, взвешивая все «за» и «против».