— В каком смысле «мы не знаем»? — Ваймс обернулся через плечо. — Хочешь сказать, что вы потеряли патриция?

      Стукпостук встретил его разъяренный взгляд абсолютной собранностью и спокойствием.

      — Не совсем так, ваша светлость, — невозмутимо ответил секретарь. — Мне известно, куда и зачем милорд направился, но…

      — Вы его потеряли, — не веря своим ушам, пробормотал Ваймс.

      — Командор, пожалуйста… — сдавленно прохрипел «ИО патриция», более известный (хотя, тех, кому было о нем известно, на поверку оказалось бы не так уж и много), как Чарли.

      — Погоди, — отмахнулся Ваймс, — и куда же он направился?

      — В Убервальд, ваша светлость.

      — В Убервальд? — Ваймс нахмурился. — Но до тех переговоров еще несколько недель!

      — Командор…

      Ваймс не отреагировал на тихие слегка придушенные мольбы, его мысли были полностью заняты исчезновением Ветинари. Исчезновением ли? Если секретарь в курсе этой внезапной поездки — значит, все идет по плану, верно? Нет, все шло по плану, а потом покатилось ко всем чертям! Иначе зачем бы пришлось устраивать этот цирк с подставным патрицием? И самое главное — зачем Ветинари присылать ему это письмо? Проклятье.

      — Ваша светлость, прошу вас, отпустите Чарли. Его услуги нам еще могут понадобиться, — заметил Стукпостук.

      Ваймс рассеянно оглянулся на все еще распластанного на столе двойника и разжал хватку. Чарли рухнул на стул и коротко закашлялся. Повисла неловкая пауза.

      — Вы правы, время официальных переговоров еще не пришло. Лорд Ветинари отправился туда, так сказать, с неофициальным визитом.

      Неофициальным? Ваймс фыркнул. Скорее уж тайным или даже секретным. Мир был бы куда проще, если бы вещи сразу назывались своими именами.

      — К чему эти ухищрения? Для чего леди Марголотте…

      — Леди Марголотта тут не при чем, — прервал его Стукпостук, — его милость отправился на личную встречу с графом фон Дорн, являющимся, если позволите, противоположной стороной в назревающем конфликте.

      Ваймс почувствовал, как его челюсть медленно отвисает. Ветинари поехал к старым злобным кровососам. Один. И теперь никто из его доверенных лиц не знает, где он. И это письмо. Оно могло идти долго. Очень долго. Может быть, даже слишком долго.

      Ваймс сжал кулаки и шагнул вперед. Тщедушная фигура секретаря не двинулась с места. Ваймс посмотрел на него сверху вниз. На напряженно замершие плечи, на широко раскрытые глаза, на то быстрое движение, которым он поправил даже не думавшие съезжать очки. Тщательно скрываемая тревога сочилась из крошечных трещинок самообладания Стукпостука. Дело дрянь.

      — Я должен узнать все, сейчас же.

***

      Каморка Стукпостука была совсем крошечной, но благодаря безукоризненному порядку и четкой организации вмещала в себя огромное количество тщательно задокументированной и аккуратно подшитой в папки информации.

      Секретарь пригласил Ваймса присесть и осторожно прикрыл за ними дверь.

      — Какого дьявола он отправился туда один?

      — Все очень просто, ваша светлость, чем больше людей, тем больше шанс, что информация… просочится наружу. К тому же, учитывая особенности места, куда его милость отправился, от послов или клерков было бы не слишком много пользы.

      — Если только кто-то не пожелает промочить горло, — мрачно пошутил Ваймс.

      Стукпостук ответил ему строгим взглядом. Ваймс предпочел не развивать тему.

      — Хорошо, давай спрошу иначе. Зачем он вообще туда поехал?

      Секретарь помолчал некоторое время.

      — Насколько мне известно, граф лично пригласил его милость для обсуждения возможности будущих договоров.

      — Обсуждения возможности… — Ваймс помассировал виски, происходящее все еще с трудом укладывалось у него в голове. — Какие такие «договоры» можно обсуждать с врагом?

      — Граф не является врагом для Анк-Морпорка.

      Стукпостук поставил на стол перед Ваймсом чашку горячего чая. Ваймс непонимающе перевел взгляд с нее на секретаря и обратно.

      — Мы же союзничаем с леди Марголоттой. А он…

      Враг моего союзника — мой враг, разве не так? Вот только в политике, будь она проклята, так однозначно все обычно не бывает.

      — Верно, Анк-Морпорк и Здец сейчас многое связывает — подтвердил Стукпостук, — но в данный момент земли леди Марголотты и земли дальнего Убервальда не находятся в состоянии войны официально.

      Он сделал акцент на последнем слове.

      — Кроме того, многое должно решиться на грядущем саммите. Если большая часть государств признает суверенитет дальнего Убервальда…

      Если Анк-Морпорк признает его суверенитет. Вот в чем дело. Голос города — это голос его патриция. Многие, очень многие, вывернув шеи, будут следить за ним в этих переговорах. Сейчас слово Анк-Морпорка имеет реальный вес, и не только в политике. Никто не захочет терять выгодные контракты. Кое-кто станет просто наблюдать, а потом, как только Анк-Морпорк скажет «да», хором подтвердит «конечно».

      Выходит, этот граф пригласил Ветинари, чтобы перетянуть его на свою сторону. Совершить договор купли и продажи. Вот только, если ему не удастся этого сделать… На что он был готов пойти?

      Руки Ваймса начали мелко подрагивать от злости. Чашка тихонько звякнула о блюдце.

      — Господин Ваймс, — осторожно заметил Стукпостук, — его милость предупреждал, что могут возникнуть значительные затруднения со связью. По ту сторону границы еще нет клик-башен и почта в ходу только птичья. Оговоренный срок еще не вышел. Возможно, нам стоит придерживаться плана…

      — Вот, — сухо ответил Ваймс, протягивая секретарю письмо, — пришло сегодня утром.

      Стукпостук не протянул руки к письму.

      — Не хочешь убедиться?

      — Нет, — секретарь покачал головой. — Если бы мне необходимо было знать о содержании этого письма, его копия уже лежала бы у меня на столе. Я полагаю, что содержимое этого конверта предназначалось только вам.

      Ваймс поглядел на секретаря. На то, как тот упрямо старается даже не смотреть на протянутое Ваймсом письмо. Хотелось ли ему прочесть его? Ваймс готов был поклясться, что да. Но все же, секретаря что-то останавливало. Что-то весьма весомое. Настолько весомое, что оно с лихвой перекрывало всю внутреннюю борьбу Стукпостука между тревогой и природным любопытством.

      — Тогда просто знай, все уже идет не по плану, — Ваймс поставил чашку с нетронутым чаем на стол.

      О каких планах могла идти речь, когда они ничерта не знали?! Ветинари отправился к тому, кому может и нечего было особенно терять. К кому-то, кто живет так долго, что совершенно отвык слышать слово «нет», как бы завуалированно оно не звучало.

      И это имя… Фон Дорн. Ваймс готов был поклясться, что уже где-то слышал его. Фон Дорн, фон Дорн… Стоп!

      «Мясник фон Дорн» — вампир настолько кровожадный и чокнутый, что творимые им зверства заставили содрогнуться даже прочих кровососов. Разве его не судили каким-то особым вампирским судом?

      — Имя этого графа, — Ваймс старался говорить очень спокойно и медленно, как обычно поступал, когда готов был вот-вот сорваться. — Мне оно кажется знакомым…

      — Вероятно, вы слышали о «Мяснике фон Дорне»? — уточнил Стукпостук. — Раймар фон Дорн, если так можно выразиться, его наследник.

      Стул, на котором сидел Ваймс, отлетел в сторону.

      — Ваша светлость!

      Ваймс даже не обернулся на секретаря. Распахнув дверь, он выскочил в коридор.

      Проклятье-проклятье-проклятье. Как долго могло идти это чертово письмо?! Как много времени они уже потеряли?!

      — Ваша светлость, куда вы? — Стукпостук каким-то чудом сумел нагнать его у лестницы.

      Ваймс затормозил так резко, что секретарь едва не налетел на него. Они были на лестнице одни, но Ваймс все равно притянул Стукпостука поближе и тихо прорычал ему на ухо очевидную, казалось бы, истину.

      — Я еду в чертов Убервальд!

***

      — Сэр?

      Ваймс выглядел застуканным на месте преступления, хотя находился, черт побери, в собственном кабинете.

      — Что вы здесь делаете? — Моркоу немного наклонился, переступая порог, чтобы не задеть головой дверной косяк. — Я думал, у вас сегодня выходной…

      — Э-э-э, — замялся Ваймс, — я заскочил кое-что забрать. Мне, видишь ли, нужно срочно уехать.

      Да, и прибежал я сюда, а не домой. И не спрашивай меня, почему.

      — Похоже, дело и впрямь очень срочное, сэр.

      — О да, — проворчал Ваймс, заталкивая в старую пропахшую носками дорожную сумку свое нехитрое добро.

      — И путешествие будет долгим?

      — Не знаю точно, — Ваймс взвесил сумку в руке, попутно пытаясь прикинуть, что все-таки он забыл, — может, несколько недель. Придется оставить все на тебя.

      — Хорошо, — широко улыбнулся Моркоу, — надеюсь, поездка будет успешной.

      «А уж я-то как на это надеюсь. Ведь если она окажется НЕ успешной… черт, о последствиях даже думать не хочется».

      — Можете на нас рассчитывать, сэр!

      — Я знаю.

      — Мы все будем с нетерпением ждать вашего возвращения.

      — Спасибо.

      — Что передать леди Сибилле?

      Ваймс словно врезался с разгона в кирпичную стену. Какая-то часть его сознания, в которой, по-видимому, скрывалась супружеская совесть, робко заныла. Но ее тихий голосок был мгновенно заглушен гремящим набатом под названием «Особое чрезвычайное положение».

      — Передай… Передай, что мне срочно пришлось уехать по делам.

      — Конечно, сэр!

      — Вот и славно.

      — Едете в Убервальд?

      Ваймс медленно поднял на капитана взгляд. Никогда, никогда не следовало забывать, что за лучезарной улыбкой очаровательного (и на первый взгляд недалекого) парня скрывается настоящий стражнический гений.

      — У вас из сумки торчит улика 12-350-В, сэр.

      Ваймс чертыхнулся про себя. Да, он и в самом деле прихватил на всякий случай старый коломет. Оружие, пусть даже и такое, все же внушало Ваймсу больше уверенности, чем обычный чеснок или бирюльки в честь богов, которым он никогда не молился.

      — Моркоу, послушай, эта поездка, она, вроде как, неофициальная…

      — Секретная? — уточнил Моркоу.

      От Ваймса не укрылось, что капитан невольно поморщился.

      — Скажем так, будет лучше, если пока ты не будешь никому говорить, куда именно я еду.

      Хотя это так или иначе скоро станет известно всем, кто пожелает об этом узнать. В городе сотни глаз и ушей, и далеко не все они принадлежат Анк-Морпорку. Ваймсу никогда особенно не удавались шпионские игры…

      — Мне нужно бежать, если хочу успеть на почтовый экспресс.

      — Одну минуту, сэр, — Моркоу исчез.

      Какое-то время были слышны его удаляющиеся шаги, затем последовала минута тишины. Ваймс напряг слух. Что-то определенно происходило в кладовой. Но прежде, чем Ваймс успел всерьез испугаться, шаги вновь приблизились.

      — Вот! — Моркоу вручил Ваймсу огромный пахнущий нафталином куль. — Это настоящий зимний плащ на медвежьем меху. Он вам пригодится. В Убервальде бывает очень холодно. Уж поверьте мне.

      «Я знаю, — хотел возразить Ваймс, — я бегал там по чертовому снегу голышом. Правда, тогда меня немного согревала мысль, что я вот-вот буду сожран стаей вервольфов».

      Куль был огромен и вонюч. Улыбка Моркоу — доброжелательна и лучезарна. Победитель в этой схватке был очевиден.

      Поправка: плащ был ТЯЖЕЛ, огромен и вонюч.

***

      Являясь старейшим городом на Диске, по крайней мере, старейшим из уцелевших, Анк-Морпорк за свою долгую жизнь видел немало взлетов и падений (а также бесчисленное количество пожаров, землетрясений, наводнений и, о ужас, налоговых реформ. Иногда все перечисленное происходило одновременно). Ему довелось побывать и центром великой воинственной империи, и огромной непривлекательной свалкой, жалким призраком самого себя.

      У него были десятки имен. В туристических брошюрах город именовали Большим Койхреном, приезжающие сюда за лучшей жизнью с надеждой называли «Кузницей возможностей», а завистливые языки прозвали «Золотой опухолью». Все они были правы в той же степени, что и ошибались. Анк-Морпорк был чертовски разным. И он был готов предъявить любому свою самую причудливую сторону в самый неожиданный момент. Он продавал Шансы. И что с того, если иногда это был не шанс «жить богато и счастливо», а шанс «окочуриться прямо в этой канаве»? Удача — величина непостоянная.

      Ах да, были еще те, кто называл Анк-Морпорк… вампиром. Будто бы всякого, до кого он дотягивался, он выпивал досуха или уподоблял себе. Словно все: люди, тролли, гномы, попадая в его стены, становились похожи друг на друга.

      Ваймса всегда раздражали подобные патетичные речи. Конечно, черт побери, огромное множество совершенно непохожих друг на друга существ, оказавшихся в одном месте, старались найти какой-то общий язык, учились взаимодействовать. И рано или поздно они выводили одну-единственную работающую модель — живи и дай жить другим. Конечно, у этой золотой формулы были десятки оговорок вроде: «Ну, ты можешь, конечно, стукнуть этого придурка, пока стража не видит, но потом крутись, как знаешь».

      Вампир… Глупость какая!

      Ваймс терпеть не мог вампиров. Он всегда это говорил. Все это знали.

      И прямо сейчас он несся по улице, чтобы успеть на карету, которая отвезла бы его в страну, кишмя кишащую вампирами, для того, чтобы спасти одного из них. Восхитительно!

      — Стой! Прру, — Ваймс вылетел на дорогу, преграждая путь дилижансу.

      Одна из лошадей сунулась было к плащу, но тут же испуганно отшатнулась. Запах нафталинового медведя пришелся ей явно не по нутру.

      — Чего-й? Чегой-то?! — возмутился сидящий на козлах старик.

      — Этот почтовый дилижанс следует до Здеца? — Ваймс сунул в руки старику кошель. — Считай, что купил билет. Тут вдвое больше.

      — Чегой-то? Нет, — возразил старик, пытаясь вернуть Ваймсу кошель, — Билет надо приобретать как положено. На почтамте. Енто-й не по правилам так.

      Ваймс сцепил зубы.

      — Послушай, видишь это? — он сунул старику под нос свой значок. — Мы на земле Анк-Морпорка, эта колымага — собственность Анк-Морпорка, а я пока еще, черт побери, командор стражи Анк-Морпорка. И закон гласит, что во имя безопасности Анк-Морпорка я имею право конфисковать любое ходящее, бегающее или катящееся имущество, чтобы…

      — Это чегой-то?!

      Спор мог продолжаться еще очень долго. На счастье Ваймса дверь дилижанса открылась, и из нее выглянул сменщик старика. Он оказался моложе и, что самое главное, соображал значительно быстрее.

      После краткого обмена репликами и деньгами Ваймс наконец-то забрался в карету. Свистнул кнут, и лошади уверенно зарысили вперед. Уже спустя несколько минут город скрылся в белесо-желтоватом тумане.

***

      Почтовая карета катилась вперед сквозь унылый припорошенный снегом пейзаж. За окном уже который час тянулись бесконечные, уходящие за горизонт поля. Еще пару месяцев назад они были сплошь усеяны капустой, но теперь местная промерзшая земля не могла похвастаться ничем кроме редких валунов. Даже самый отъявленный балагур после пары часов созерцания местных красот пожелал бы удавиться. Ваймс подобной роскоши позволить себе не мог. Он сидел, прислонившись лбом к заледеневшему стеклу, и чувствовал, как его мышцы ноют от мучительного бездействия.

      Все его тело, разгоряченное адреналином, желало одного — делать хоть что-нибудь. Дикие первобытные инстинкты твердили ему — бей или беги, а лучше все сразу, сейчас же! Этим Ваймс и занимался, но телу было сложно объяснить, что именно это неподвижное сидение в мерно подпрыгивающей на ухабах карете и есть самый быстрый способ добраться до места.

      В городе все было проще. Зная некоторые хитрости, Ваймс без труда мог добраться до нужной точки в течение получаса, пусть ради этого пришлось бы немного пробежаться и испачкать сапоги. А здесь… Даже если погода не подбросит неприятных сюрпризов, путь до одного только Здеца займет больше недели. За это время может произойти что угодно. А если какое-то особенно гадкое «что угодно» уже произошло? Что тогда?

      Кожу на лбу уже начало болезненно покалывать от холода, но Ваймс упрямо не отстранялся от стекла. Ему было необходимо чувствовать хоть что-то кроме сводящего зубы мучительного бессилия.

      Что, если с Ветинари что-то случилось? Если с ним случается что-то прямо сейчас? Что, если… Проклятье! Да что с ним вообще может стрястись? Он же чертов вампир! Он же уже мертв, в смысле, фактически бессмертен! На него можно обрушить стену, его можно нашпиговать стрелами, можно даже отрубить ему голову, и это почти не навредит ему. Да, вероятно после обезглавливания ему может понадобиться бокал-другой крови, но в сущности, это пустяк. За последние месяцы Ваймс узнал о вампирах больше, чем за всю жизнь, и совершенно точно больше, чем сам того хотел бы. Разумеется, были способы доставить им массу проблем: Ваймс видел несколько в действии (один из них прямо сейчас покоился в шкатулке на дне его дорожной сумки прямо под нехитрыми пожитками и колометом) и мог еще навскидку придумать парочку. Смысл был не в этом.

      Да, Ваймс знал несколько способов навредить вампиру. Упыри, живущие на свете столетиями, скорее всего, поднаторели в этом гораздо серьезнее. Но еще больше они поднаторели в том, как навредить человеку.

      И все же, едва узнав, что с патрицием могло что-то случиться, Ваймс, будучи, без сомнения, человеком, без раздумий бросился прямо в вампирское гнездо. Без раздумий, именно что. Сейчас у него было с избытком времени, чтобы не единожды все обдумать.

      Да, Ветинари почти невозможно было навредить. И не только потому, что сейчас он был вампиром. В первую очередь Ветинари почти невозможно было навредить, потому что он был Ветинари — самым хитрым, предусмотрительным и расчетливым ублюдком на всем Диске! Шестеренки в этих мозгах крутились быстро. Вот только Ваймс прекрасно помнил о том, что когда-то патриций едва не был застрелен, а еще однажды его пытались отравить… Да чтоб его!

      Ваймс все же отодвинулся от окна и поплотнее завернулся в подаренный Моркоу плащ. Плащ, может, и пованивал черт пойми чем, но оказался действительно теплым. Это было важнее всего. Главными пассажирами кареты были письма, любой огонь — под строжайшим запретом, а о согревающей жаровне можно было только мечтать. К вечеру начало холодать, дыхание белым паром повисало в воздухе.

      Надо будет непременно поблагодарить Моркоу за предусмотрительность. Хотя, если подумать, это была не просто предусмотрительность. Как-никак, Моркоу сам имел опыт зимнего перехода по суровым убервальдским лесам. Когда-то он тоже сорвался из города, чтобы… Да, пожалуй, не самое удачное сравнение. Все же Моркоу отправился на помощь любимой девушке, а Ваймс… Ну, он помчался выручать патриция, оставив свою семью и даже работу (пусть и в надежных руках). Пометка: предположительно выручать патриция. Ваймс ведь понятия не имел, что с ним случилось, и нужна ли тому вообще помощь.

      Крошечное окошечко возницы приоткрылось.

      — На дороге кто-то есть, — шепотом произнес младший из почтальонов, — я видел огни нескольких костров, а теперь они погасли.

      Кто-то старался не быть замеченным. К счастью, не слишком успешно. Дороги, подобные этой, всегда были любимы разбойниками. Погодка нынче не сахар, да и место не самое подходящее для засады, но нужда и конкуренция порой заставляют людей делать не самые умные вещи. Ваймс коротко кивнул почтальону и вытащил из-под сиденья арбалет.

      Оставалось надеяться, что поджидающие их в вечернем сумраке люди, окажутся в достаточной степени разумными и хотя бы попытаются поговорить перед тем, как пустить в ход оружие. Иначе дело может окончиться скверно. Если прольется кровь… Ваймс не хотел лишний раз рисковать и будить «темную сторону» своей натуры. Она так крепко спала в последнее время, и он предпочел бы, чтобы так продолжалось и дальше.

      Ваймс приоткрыл дверцу и высунулся из кареты, вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Отсутствие света больше не было для него проблемой. Глаза без труда различали открывающуюся впереди картину. Две повозки, одна из которых даже не была запряжена, зато напрочь перегораживала дорогу, а также следы свежей стоянки — вытоптанный снег и наспех затушенные костры. Если это и была засада, то Ваймс готов был собственноручно вручить ее организаторам приз за самую неумелую и нелепую западню года.

      — Если что, мы сумеем их объехать по полю? — обратился Ваймс к почтальону.

      — По такой погодке? Мы скорее всего увязнем, сэр. Но если они не оставят нам выбора… — парень похлопал рукой по крепкой палке со вбитыми в нее гвоздями, лежащей на козлах рядом с ним. — Мы уж попытаемся что-то придумать.

      Ваймс по достоинству оценил гениальное в своей простоте и смертоносности оружие. Такими штуками пользовались самые отпетые банды в Тенях. «Второго удара не понадобится», — так про них говорили.

      — Я смотрю, ты состоял в Ершах с Протухшей улицы.

      — Было дело, сэр, — отозвался возница, — но дело это прошлое.

      Ваймс снова вгляделся вперед и всерьез задумался о равенстве сил. Их с почтальоном было всего двое (старика, до сих пор спящего мертвецким сном на переднем сиденье, можно было не брать в расчет). А сколько молодчиков пряталось сейчас в тех повозках?

      — Не торопись пускать ее в ход, парень.

      «Ведь если ты полезешь на рожон, тебя нашпигуют стрелами прежде, чем ты нанесешь хоть один удар».

      — С нас почти нечего взять кроме вороха бумаги, может, еще удастся разойтись полюбовно.

      Ваймс знал, что ему далеко до Моркоу в деле переговоров, но его согревала убежденность в том, что большинство людей не любят делать хоть что-то за просто так. Особенно махать оружием и рисковать своей головой. Если удастся разыграть карты правильно…

      Тем временем они добрались до места. Карета, качнувшись в последний раз, остановилась. Лошади замерли, настороженно нюхая воздух, и… ничего не произошло. Никто не спешил выскакивать им наперерез и кричать что-то вроде «кошелек или жизнь».

      Ваймс выбрался из кареты, закинул на плечо арбалет и демонстративно закурил.

      — Эй!

      Никто ему не ответил.

      Ветер поднимал с земли мелкую, похожую на пыль поземку. За ее негромким шуршанием Ваймс разобрал звук, похожий на щелчок арбалетного предохранителя.

      — Мы просто едем мимо, и у меня нет никакого желания упражняться в стрельбе и махании мечом, — Ваймс шагнул вперед, — но если оно есть у кого-то из вас, то вы должны быть чертовски в себе уверены, ведь…

      Ночную тишину разрезал протяжный высокий звук. Ваймс замер, едва не выронив изо рта сигару. Этот звук был последним, что он ожидал услышать в такое время и в таком месте.

      Крик младенца.

      Картина происходящего мгновенно преобразилась. Это была не засада. Напротив, это была нелепая безнадежная попытка спрятаться, затаиться, пока опасность не уйдет. И этой опасностью для скрывающихся сейчас выглядел сам Ваймс.

      Ваймс отбросил в сторону арбалет и отстегнул от пояса ножны.

      — Мы не причиним вам вреда! — он поднял вверх раскрытые ладони. — Выходите!

      В повозке что-то глухо зашуршало, послышались звуки короткого пламенного спора (ничуть не менее пламенного оттого, что спор этот велся приглушенным шепотом), а потом полог откинулся, и на снег выбралась сгорбленная старушка. За ней последовал невысокий сухонький старичок, потом два мальчугана лет двенадцати, молодая мать, укачивающая раскапризничавшегося младенца, ее супруг… Люди все выходили и выходили. Происходящее уже начинало напоминать какой-то замысловатый ярмарочный фокус, ведь повозка была так мала, и вместить такое количество людей могла только чудом.

      — Так, — Ваймс окинул взглядом собравшихся, — кто-то может мне объяснить, что здесь происходит?

      Люди непонимающе таращились на него. Наконец, вперед выступила светловолосая девушка.

      — Мир. Мы мир. Не стрелять.

      Акцент у нее был настолько сильный, что Ваймс с трудом различал слова. Зато сам акцент узнать было не сложно — собравшиеся явно были уроженцами Убервальда.

      — Все хорошо, — подтвердил Ваймс. — Никто не станет в вас стрелять.

      Девушка робко улыбнулась.

      — Что произошло? — Ваймс кивнул на повозки.

      Улыбка девушки стала шире, но в глазах не появилось ни капли понимания.

      Кажется, они зашли в тупик. Конечно, Ваймс знал пару слов и выражений на убервальдском, но для полноценного разговора их было явно недостаточно. К тому же, будучи коренным анк-моркпоркцем, Ваймс пребывал в почти непоколебимой уверенности, что все прочие худо-бедно, но знают морпоркский, ведь он был языком торговли, а язык торговли, как известно, понятен всем и каждому. В большинстве случаев так оно и было. От клатчатских пустынь до лесов Борогравии этот язык понимали все. По крайней мере, прежде его светлость посол Ваймс не попадал в подобные ситуации. Эти люди едва не пальнули в него из арбалета только потому, что не понимали ни слова из того, что он говорил.

      В кармане тихо запищал бес-органайзер.

      — Памятка: проверить и подписать табели о… — бесенок огляделся. — Кажется, ты сейчас немного занят.

      — Вроде того, — ответил Ваймс.

      Он уже собирался захлопнуть крышку органайзера, когда ему в голову пришла идея.

      — Послушай, ты ведь знаешь разные языки?

      — Конечно, — с гордостью ответил бесенок, — я владею двумястами семьюдесятью современными языками и диалектами. Это написано на второй странице моей инструкции.

      — И можешь быть переводчиком?

      — Да, — уши бесенка встали торчком, — я могу вести перевод в режиме реального времени!

      — Тогда узнай у них, что стряслось.

      Ваймс протянул вперед раскрытую ладонь с бес-органайзером. Люди сделали несколько шагов вперед, с легким опасением разглядывая диковинку. Один из ребят даже протянул руку, чтобы коснуться полупрозрачной головы, но мать одернула его.

      Груша откашлялся в кулачок и произнес несколько коротких фраз. Девушка неуверенно ответила. Бесенок задал еще один вопрос.

      Ваймс внимательно следил, как менялось ее лицо по мере разговора. В какой-то момент ей на глаза навернулись слезы. Ваймс не понимал ни слова из того, что она говорила, но кое-какая картина происходящего все же начала вырисовываться. Он совершенно не удивился, когда Груша, наконец, обернувшись к нему, сообщил.

      — Они беженцы.

      — Из дальнего Убервальда?

      Груша кивнул.

      Вот значит как. Выходит, дела совсем плохи, раз люди, бросив свои дома, просто бегут в неизвестность. Причем, больше всего Ваймса настораживало то, что они не остались где-то в Здеце или его окрестностях, на земле хоть как-то известной и понятной им. Они не считали те земли безопасными? Почему? Потому что война должна была вот-вот добраться туда? Или дела обстояли еще хуже, и эти люди, подобно крабам, чувствующим прилив, понимали, что весь Убервальд вот-вот сменит хозяина, и готовы были бросить все, лишь бы сбежать?

      — Они приняли нас за разбойников? — спросил Ваймс. — Поэтому от нас прятались?

      — На них уже нападали, пару ночей назад, — ответил Груша. — Забрали сбережения и увели пару крепких лошадей. Но они радуются, что… В общем, что больше те ничего не тронули.

      Ваймс обвел беженцев взглядом. Несколько стариков, дети, женщины и совсем юные девчонки, и всего один взрослый мужчина, который все равно не сумел бы их защитить от хорошо вооруженной шайки. Пожалуй, им и в самом деле крупно повезло, что они потеряли только деньги и лошадей. Люди любят говорить, что даже в среде самых отъявленных преступников порой можно встретить нечто вроде «кодекса чести». Что-то вроде «не забирай последнее» или «не трогай детей». Увы, часто это просто пустые россказни. Например, Ваймс был готов поспорить, что в этот раз девичью честь спас мороз, а вовсе не проснувшаяся у разбойников совесть. Вот только второй раз им может не повезти.

      — А потом старая Горошина околела, и они застряли здесь, — закончил бесенок.

      Ваймс пригляделся. То, что он прежде принял за припорошенный снегом валун, оказалось трупом лошади.

      Застряли — это слабо сказано. До ближайшей деревни миль шесть, не меньше, а до более-менее крупного городка так и все пятнадцать будет. Даже если они бросят большую часть вещей, по морозу на своих двоих…

      Ваймс обернулся к почтальону.

      — Одна лошадь сможет тянуть дилижанс?

      — Да, — неуверенно отозвался он, — но мы сильно потеряем в скорости. Да и случись чего…

      «Потеряем в скорости» — это значит бесконечно длинная дорога станет еще длинней. О «случись чего», даже думать не хотелось.

      Ваймс закрыл глаза.

      — Отвязывай лошадь!

      — Но, сэр, мы должны быть в Здеце не позднее полудня десятого Ика!

      «А я должен был быть в проклятом Убервальде еще вчера! Но желаемое и действительное вообще частенько не совпадают».

      — Отвязывай, — повторил Ваймс. — Дотянем до следующей смены лошадей, а там прибавим скорости.

      Почтальон хотел было возразить, но, вглядевшись в лицо Ваймса, только махнул рукой.

      — Когда старина Эд проснется, будете сами ему объяснять «чегой-то у нас кобыла осталась одна», — проворчал он.

      Ваймс усмехнулся. При наличии альтернатив спор со стариком не казался ему самой страшной из бед. Хотя, возможно, он и недооценивал «старину Эда».

      Маленький вынужденный лагерь наполнился суетой. Сперва беженцы просто непонимающе таращились на врученную им лошадь. Потом о чем-то шумно спорили между собой. А затем обступили Вайма плотным кольцом, наперебой желая высказать ему что-то. Старик на протяжении добрых пяти минут тряс его руку. Наверное, в такой ситуации было бы закономерным ощутить немного гордости или хотя бы удовлетворения от верности поступка, но Ваймс смотрел на обращенные к нему глаза и чувствовал, как у него неприятно холодеет в груди.

      Да, возможно ему удалось помочь этим людям. По крайней мере, лошадь поможет им не замерзнуть прямо в чистом поле, а добраться до города. Может быть они, ведомые слухами, даже отправятся в Анк-Морпорк. Ваймс переводил взгляд с одного лица на другое, и его внутренний стражник один за одним выдавал неутешительные вердикты.

      «Тебя облапошат в первый же день».

      «Ты может и протянешь недельку».

      «А вот от тебя самого нужно ждать неприятностей».

      Но в действительности Ваймса пугало то, что эти люди, скорее всего, были всего лишь первыми из множества. Возможно, даже самыми удачливыми. Оттого, что снялись с места раньше, чем другие. Оттого, что они потеряли еще не так много, как могли бы. Оттого, что у них еще был шанс, а шанс — это порой самое дорогое, что может достаться человеку. Но будут и другие, те, кому повезет меньше.

      Ваймс неосознанно поежился, глядя вслед отъезжающей повозке.

      Вот оно — настоящее лицо войны. Большие шишки могут сколько угодно с пеной у рта кричать о «Великом Долге» и «Великом Благе», ради которого можно потерпеть «невзгоды и лишения», добиваясь победы, но реальность такова, что никакого «великого блага» для простых людей война не несет, а вот «невзгод и лишений» от нее всегда с избытком.

      — Ей! — крик, раздавшийся в ночной тишине, оторвал Ваймса от невеселых размышлений. — А чегой-то у нас кобыла осталась одна?!

      Интересно, а если он быстренько заберется в дилижанс и прикинется спящим, это будет считаться позорным дезертирством?