Власть — довольно сложная и многогранная концепция, этот факт Ветинари осознал еще в юном возрасте. К тому же, еще тогда он понял, что далеко не все грани этой концепции являются приятными или безопасными для обладателя. Взять к примеру покушения. По большому счету, они являлись неотъемлемым атрибутом власти, по крайней мере, на данном этапе времени.

      Ветинари смотрел на потрескивающее в камине пламя.

      Вероятно, однажды, если его решения будут достаточно эффективными и если обстоятельства сложатся должным образом, покушения и уйдут в прошлое. По меньшей мере, станут не такими частыми. Однако, в данный момент, они были пусть досадной, но объективной реальностью.

      — Ваша карета подана, милорд, — секретарь подошел к столу и аккуратно сложил на свой поднос подготовленную для отправки корреспонденцию, но замер, держа его перед собой на вытянутых руках. — Вы уверены, что стоит ехать?

      Его обычно ровный голос выдал пару более высоких нот.

      — Учитывая обстоятельства…

      Ветинари обернулся.

      — Какие обстоятельства, Стукпостук?

      Секретарь наконец оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на него. В скрывающихся за стеклами очков глазах читалась неподдельная тревога. Довольно трогательный штрих к общему портрету.

      — Ружие еще не было найдено, и…

      Ветинари позволил себе улыбнуться. Этот юноша нравился ему. Стукпостук был весьма старательным, трудолюбивым и исполнительным работником, прекрасно справляющимся с возложенными на него обязанностями (Ветинари учел прошлый опыт и потратил немало сил, подыскивая подходящую кандидатуру на освободившуюся должность секретаря), однако еще недостаточно вник в общее положение дел.

      Власть всегда связана с определенными рисками, и человек, надеющийся удерживать ее на протяжении длительного времени, попросту не может позволить себе некоторых вещей. Например, иногда он не может позволить себе даже безопасность. Сейчас настал как раз такой момент. Ветинари не мог отсиживаться в безопасности просто потому, что, чисто технически, он был на это способен. Стукпостуку еще только предстояло разобраться во всех тонкостях.

      — Свадьба капитана Ваймса — весьма значимое событие, — начал Ветинари.

      — Да, милорд, — эхом отозвался секретарь.

      — Пропустить ее — значит проявить крайнюю степень неуважения. Это было бы весьма недальновидно.

      — Вы правы, милорд, но…

      — Позволь мне беспокоиться о прочих аспектах, — прервал его Ветинари. — Лучше займись отчетом о неучтенных гильдийных взносах. Он может понадобиться мне уже этим вечером.

      Стукпостук коротко кивнул. Возможно, его воображению и недоставало гибкости, но чувствовать моменты, когда следует прекратить спор, он научился почти безошибочно.

      Ветинари спустился во двор, где его уже ждала карета. Он на мгновение задержался, глядя на голубое безоблачное небо и солнце, неторопливо клонящееся прочь от зенита, прежде чем устроиться на сиденье.

      Карета под аккомпанемент нетерпеливого фырканья лошадей и стук подков о мостовую тронулась в путь. Путь этот был совсем недолог, но тем насыщенней он обещал стать. Ветинари откинулся на спинку, глядя на проплывающие мимо здания. Он не стал задергивать шторки на окнах кареты, ведь это никоим образом бы не помешало выстрелу из Ружия, но зато ограничило бы его собственный обзор. К тому же подобная открытость имела в данный момент немаловажное символическое значение.

      Ветинари сидел неподвижно, но его взгляд скользил по окнам и крышам, готовый уловить даже тень движения. У него практически не будет времени и почти наверняка не будет второго шанса. Ружие имеет шесть зарядов, способных поразить цель на большом расстоянии, без задержки, выстрел за выстрелом.

      Карета уже подъезжала к площади Разбитых Лун. Ветинари с неудовольствием отметил, что сердце бьется несколько чаще, чем он ожидал от себя в подобной ситуации. Он расслабил плечи и сделал несколько неторопливых вдохов и выдохов.

      Безусловно, он шел на большой риск. Сохранялась вероятность, что он поторопился, делая ставку на Ваймса и его людей, но пути назад уже не было. Это было почти забавно, ведь капитан понятия не имел, как много сейчас лежит на его плечах.

      Тетушка ни за что бы не одобрила подобной авантюры. Губы Ветинари изогнулись в усмешке. Она привыкла играть по оговоренным правилам и была дьявольски хороша в этом, но если он надеялся ее превзойти, сами правила необходимо было… подкорректировать.

      Если же он оказался неправ, то все закончится очень скоро.

      Карета выехала на Саторскую площадь.

      Шарик удачи, брошенный на рулетку жизни, описал последний круг и упал на «золотое», а вернее, на «золотистое», как начищенные по случаю празднества доспехи ночной стражи.

      Ветинари заметил первый отблеск. Это солнечный луч отразился от нагрудника капрала Моркоу. Стражники во главе с еще не отставным капитаном Ваймсом со всех ног бежали наперерез карете.

      Недурно.

      Он заметил второй отблеск, сверкнувший на вершине башни Искусств.

      Ветинари хватило мига, чтобы сориентироваться, но это было на полмига меньше, чем у него было, чтобы уйти с траектории первого выстрела.

      Раздался грохот. Свинцовая пробка в щепки разбила дверцу кареты и попала ему в бедро, по ощущениям задев кость. Боль была… весьма интенсивной.

***

      Нет, боль была адской!

      Ваймс хотел закричать, но вместо крика из его горла вырвалось только жалкое сипение. Он распахнул глаза и встретился взглядом со старым, будто битым молью волком. Волк неловко отшатнулся, он выглядел неприятно удивленным тем фактом, что его обед все еще подавал какие-то признаки жизни.

      Бедро нещадно болело, и, кажется, эта боль была вполне реальной. Мысли Ваймса текли медленно, будто застывший сироп, но близость волчьих зубов придавала им ускорения.

      Ваймс попытался приподняться и нащупать рукоять меча. Пальцы почти не повиновались. Волк зарычал, оскалив поредевшие источенные зубы. Этот рык звучал немногим более угрожающе, чем недавнее Ваймсово сипение. Волк был стар и, похоже, серьезно ранен — задняя лапа плетью волочилась по снегу. Но вот в чем фокус, Ваймс не слишком много мог ему противопоставить. Пальцы сжались на рукояти меча, но никак не могли вытянуть его из ножен.

      Волк пошатнулся, но упрямо шагнул вперед, глядя на Ваймса помутневшим взглядом. У Ваймса и самого, почти наверняка, был сейчас точно такой же видок и точно такой же взгляд. Нечеткий и обессиленный, но полный яростного желания выжить.

      «Нам обоим конец, — как бы говорил этот взгляд. — Но если я сумею убить тебя сейчас, то, может, и протяну еще немного».

      Они замерли, оценивая собственные шансы. Пар от дыхания легкой поволокой висел в воздухе.

      Волк атаковал первым. Он прыгнул вперед, навалившись на Ваймса сверху, и попытался ухватить его за горло. Передние лапы заскребли по нагруднику, но полу-беззубой пасти не удалось ухватить ничего кроме густого вонючего ворса старого плаща.

      Ваймс попытался его оттолкнуть, но промороженные насквозь мышцы отказывались повиноваться. В ушах гулко стучала кровь, зрение расфокусировалось.

      Издав сдавленный хрип, должный в своем расцвете стать боевым воплем, Ваймс перекатился на живот, стараясь подмять волка под себя. Зубы щелкнули у его лица. Боли Ваймс не ощутил, но кажущаяся почти нестерпимо горячей кровь потекла у него по щеке. Волк выкручивался, насколько хватало сил. Если он преуспеет, Ваймс был совсем не уверен, что успеет среагировать прежде, чем клыки вонзятся в его шею сзади. Он надавил, пытаясь ухватить и сжать звериное горло.

      «Я найду тот проклятый замок».

      Лапа саданула его по лицу, едва не лишив глаза.

      «Я дойду до него».

      Ваймс уже и сам был близок к тому, чтобы вцепиться в волчью шею зубами.

      «Я должен».

      Отдаленно, словно это происходило с кем-то другим, странным и далеким, Ваймс почувствовал, как сознание снова ускользает от него. Он уже не ощущал сопротивления волка, он не чувствовал холода или жара крови. Все стало каким-то иллюзорным и абсолютно неважным. Вполне возможно, склонившиеся над ним лица тоже были всего лишь ничего не значащим миражом.

***

      Ваймс много, действительно много раз оказывался на самом пороге Смерти. Несмотря на это, ему никогда не приходилось, как говорится, «заглянуть за грань», а поэтому он понятия не имел, что именно за этой гранью находится. Но все же что-то подсказывало, что загадочное «после» никак не должно пахнуть теплом, подгоревшей кашей и козами, а также звучать, как мерно потрескивающий очаг.

      Ваймс разлепил веки. Его взгляд тут же уперся в дощатый, добротно проконопаченный пенькой потолок, потом опустился на укрывающее его в полном смысле этого слова разношерстное покрывало. Покрывало согревало и приятно щекотало кожу. В голову Ваймса закрались смутные подозрения. Он приподнял покрывало.

      Точно. Кто-то его раздел и даже обработал следы волчьих укусов на бедре и на щеке. Это было хорошей новостью. Тот, кто предпочитает видеть тебя мертвым, не станет латать твои раны. Чаще всего. По крайней мере, не оставит тебя отогреваться на мехах без охраны.

      Ваймс огляделся. Он лежал в каком-то небольшом помещении, по-видимому, фургончике. Немалую часть помещения занимала видавшая виды пузатая чугунная печка. На печке закипал котелок с чем-то ароматным. У Ваймса мгновенно забурчало в животе.

      Полог, также сшитый из множества обрывков шкур, откинулся, и в повозку забралась девочка. По виду ей было не больше семи лет. Огромный шерстяной платок не столько покрывал ее голову, сколько оборачивал всю девочку целиком. Из-под этого платка на Ваймса вытаращились сияющие голубые глаза.

      — Привет, — стараясь выглядеть как можно более миролюбивым, произнес Ваймс.

      Судя по тому, как быстро девочка исчезла из повозки, ему это не слишком удалось.

      Ладно. Возможно, стоило найти одежду. И оружие, без него Ваймс чувствовал себя даже более голым, чем без штанов. И… И Веригу. Последняя мысль заставила Ваймса очень быстро подскочить на ноги и начать исследование своего нечаянного пристанища. Как назло, ничего из перечисленного не спешило обнаруживаться.

      Полог снова откинулся. На этот раз в повозку забрались четверо хмурых бородатых парней. Внутри вмиг стало как-то уж очень тесно. Незнакомцы молча и неодобрительно таращились на Ваймса, он таращился на них в ответ. Правда для того, чтобы таращиться более внушительно, ему все же не хватало хоть немного одежды. И почему Убервальд каждый раз норовит оставить его без штанов?

      — Привет, — решил зайти издалека Ваймс.

      Молчание было ему ответом.

      — Спасибо, что выручили, — Ваймс сделал еще одну попытку, не слишком надеясь на успех.

      На лицах незнакомцев не дрогнул ни единый мускул. В голову Ваймса закралось несколько запоздалое подозрение.

      — Вы вообще меня понимаете? — он шагнул вперед. — Туристен. Дипломатен. Вот черт…

      В руках одного из «лесорубов», как про себя прозвал их Ваймс, возник топор. Дерьмово. Топор — это весьма опасное и неприятное, нет, даже не оружие — орудие. Оружием иногда можно и поугрожать, чтобы не пришлось им воспользоваться, а вот орудие почти всегда идет в дело, как только появилось в руках.

      Ваймс прикинул расстояние до кипящего на печке котелка.

      «Одному плеснуть варево в рожу, второго приложить по башке самим котелком, увернуться от третьего, как следует лягнуть четвертого… Не так уж сложно. В таком тесном помещении они будут больше мешать, чем помогать друг другу».

      Ваймс наскоро прокрутил в голове вероятные варианты событий. Почти все они заходили в неприятный тупик оттого, что он понятия не имел, где именно находится, и не поджидает ли снаружи еще целая толпа таких же хмурых ребят с топорами и вилами.

      В другой ситуации он попытался бы их уболтать, вероятно, блефовал бы напропалую, но при почти полном отсутствии коммуникации блефовать было затруднительно.

      «Может, они считают меня иностранным шпионом или что-то вроде того, — с досадой подумал Ваймс. — И плевать, что шпионы обычно знают язык получше местных жителей».

      Ваймс уже приготовился к драке, когда полог повозки снова дрогнул. За широкими спинами незнакомцев Ваймс не мог разглядеть вошедшего, но вот голос, обращенный к собравшимся, он услышал без труда. Всего несколько слов на убервальдском, сказанные негромко и ровно, но и их было достаточно, чтобы составить первое впечатление. Обладатель, а точнее, обладательница этого голоса явно привыкла отдавать приказы, а самое главное, она привыкла, что эти приказы выполняются.

      Возникла небольшая заминка. Мужчины с ловкостью полусонных медведей попытались поскорее расступиться, намереваясь освободить проход. Кажется, не обошлось без отдавленных ног. Вперед выступила женщина. Ваймс не поручился бы за то, сколько ей на самом деле лет, такие становятся женщинами, едва научившись стоять на ногах, невероятным образом минуя все предыдущие стадии вроде «девочки» или «девушки». Возраст не имеет особого значения. Дело исключительно в образе мысли и манере вести себя.

      От Ваймса не укрылось, с каким почтением на нее смотрят мужчины. Он не слишком глубоко изучил в свое время местную культуру, но о здешней любви к традициям можно было написать пару десятков толстенных книг. И совсем немногие из них упоминали о женщинах, по крайней мере, за пределами романтических баллад или значительно более приземленного «домашнего очага». Этой леди пришлось совершить нечто особенное, чтобы завоевать подобное к себе отношение.

      Женщина вышла вперед и окинула Ваймса долгим внимательным взглядом. Ах да, он ведь все еще был голый, хотя ее этот факт, кажется не особенно смущал.

      — Кто ты? — вместо приветствия спросила она.

      Она говорила с акцентом. Не слишком сильно коверкающим слова, но все равно выдающим в ней местную.

      Ваймс внутренне усмехнулся. Отлично, даже если теперь его зарубят, он хотя бы узнает, за что.

      — Сэм Ваймс, — ответил он.

      — Я не спрашивала твое имя, — не слишком приветливо оборвала его незнакомка. — Я спросила, кто ты?

      Вот значит как. На этот раз Ваймс не стал давить в себе усмешку, позволив ей переползти на лицо. Укушенная щека отозвалась ноющей болью.

      — Я стражник, — Ваймс нарочито спокойно потянулся и уселся обратно на кровать (или точнее на огромный ком шкур, играющий роль кровати).

      Он назвал женщине свое имя, но, похоже, она слышала его впервые. Это одновременно и упрощало, и осложняло дело.

      — Откуда ты?

      Боги, да этим голосом можно забивать гвозди.

      — Анк-Морпорк, — так же коротко ответил Ваймс.

      — Ты стражник. Стражники сторожат что-то. У тебя украли то, что ты сторожил?

      — Скорее «кого-то», — уточнил Ваймс. — И не совсем украли. Просто этот «кто-то» пропал.

      Да, пожалуй, ответ получился достаточно… обтекаемым. Но собеседница не собиралась останавливаться на достигнутом.

      — Ты искал этого кого-то в наших лесах? Плохое место для поисков и очень далеко от твоего Анк-Морпорка.

      Положа руку на сердце, Ваймс был полностью согласен с утверждением об удаленности и «плохости» места, но его мнение не меняло ровным счетом ничего.

      — Когда кто-то пропадает, ты ищешь его там, где он может быть, а не там, где тебе больше нравится, — Ваймс пожал плечами. — Если хочешь его найти, конечно.

      — И где же он может быть?

      — По моей информации он может находиться в замке графа фон Дорн.

      Губы женщины искривились в подобии улыбки.

      — Если твой пропащий в Штайншайдер, то он посчитай что уже мертв.

      «Это точно, — подумал Ваймс, — он мертв уже много месяцев как, но это не меняет ровным счетом ничего. Скорее даже дает надежду».

      — И все же я должен его найти.

      Улыбка сползла с лица женщины, уступив место неподдельному замешательству.

      — Зачем?

      — Потому что я стражник, — невозмутимо ответил Ваймс.

      Женщина склонила голову, рассматривая Ваймса, как какой-то странный музейный экспонат. Молчание затягивалось.

      — Послушай, если твои ребята не собираются разрубить меня напополам прямо сейчас, то, может, хоть вернете мой портсигар? Я готов убить за пару хороших затяжек.

      Ваймс пожалел, что воспользовался именно этим речевым оборотом. Брови женщины на миг гневно сошлись на переносице. К счастью Ваймса, ее лингвистического багажа все же хватило, чтобы распознать во фразе переносный смысл. Но на будущее с шуточками следовало быть поаккуратнее.

      Она что-то сказала стоящим позади мужчинам, и те поспешили покинуть э… помещение. В повозке будто бы снова появилось достаточно воздуха.

      — И как ты оказался в лесу, Сэм Ваймс?

      — Послушайте, — Ваймс начал уставать от этого одностороннего допроса, но чувство самосохранения все же туманно намекнуло ему, что к человеку, держащему над тобой топор, лучше обращаться на «вы», даже если топор, а точнее, топоры, держат за него другие люди. — Может, хоть скажете, где я оказался? Кто вы такие?

      — Ты в лагере Вольных, Сэм Ваймс. Сейчас стоим в Кусачем лесу, ближе к Овцепикам, — ответила женщина. — А меня зови Беата.

      Просто Беата, никаких тебе фрау или фройляйн. Хотя эта деталь добавляла к портрету предводительницы ничуть не меньше красок, чем какое-то прозвище. Беата… Кажется, это означает «медведица», по крайней мере, от этого слова веяло чем-то медвежьим.

      — Кусачий лес… — Ваймс хоть убей не мог вспомнить такого обозначения на карте. Куда его занес этот чертов вампир?!

      — Так как ты оказался в лесу, герр Ваймс?

      — Мы ехали в Клешц с продовольственным обозом, — Ваймс решил, что лучше воздержаться от лишних деталей, — но на подъезде на нас напали вампиры. Мы попытались дать им бой, но…

      Ваймс поморщился, вспоминая все неприятные подробности атаки.

      — Вы сумели сопротивляться их чаровству?

      — Один из моих спутников… У него были с собой какие-то пилюли. Кажется, снотворное, они помогли продержаться какое-то время.

      Вот он, Сэм Ваймс, сидит в дряхлой кибитке посреди неизвестности, но уже исправно и очень «дипломатически» выдает частичную правду тщательно отмеренными порциями. Весь посольский корпус Анк-Морпорка сейчас мог бы гордиться «его светлостью».

      На самом деле Ваймс не ощущал никаких особых угрызений совести на этот счет. В данный момент он просто не мог их себе позволить. Ваймс осторожно отвечал на вопросы, походя наблюдая за предводительницей. И то, что он видел, внушало надежду уйти отсюда на своих двоих и, черт побери, даже в штанах! Впервые за время разговора Беата смотрела на него с одобрением.

      — Наши охотники всегда выпивают перед тем, как идти на вампира. Это помогает. Если мысли затуманены, то и ухватиться злой воле за них труднее.

      Перед мысленным взором Ваймса предстала пьяная толпа, горланящая песни и размахивающая факелами и колами. Это скорее походило на обычный вечер в Тенях, чем на слаженную работу профессиональных убийц упырей.

      — А я всегда думал, что для такой охоты нужна сильная воля, а не крепкое пойло.

      Беата улыбнулась.

      — Вы в вашем Анк-Морпорке нечасто охотитесь, да? Сильная воля, она целеустремленная и прямая, как копье, но хрупкая, как тросточка, когда за нее хватается вампир. Самые волевые ломаются первыми.

      У Ваймса неприятно заныло между лопаток. Он смотрел на Беату и понимал, что она знает, о чем говорит, но ведь это значило… Про Ваймса всегда говорили, что если уж чего и втемяшилось ему в голову, то это оттуда не выбить и тролльей дубиной. Пожалуй, это вполне подходило под определение целеустремленности, а значит — он должен был сломаться одним из первых. Стать улыбчивым кретином, покорно принимающим все, что с ним вздумают сделать кровососы. Но он не стал. Почему?

      Нет, Ваймс был совсем не против такого положения дел, но вопрос «почему» намертво засел у него в затылке.

      Беата наградила его долгим пристальным взглядом, недвусмысленно намекая, что она ожидает услышать окончание истории.

      — В конце концов, один из кровососов решил поиграть мной в лапту. Ублюдку это показалось остроумной идеей, — Ваймс поморщился. — Помню только, как мелькали перед глазами то горы, то облака. А потом он меня выронил. Может, его что-то спугнуло?

      Ваймс решил закончить свой рассказ вопросом, так ему не пришлось откровенно врать. От подробностей, касающихся Вериги, он предпочел воздержаться, ведь иначе получить ее назад могло оказаться непросто. Беата и ее люди, судя по всему, имели на вампиров зуб, а поэтому вполне могли позариться на сильную анти-вампирскую вещицу.

      Боги, только бы он не выронил ее там, в лесу…

      — Ты говоришь правду, — Беата удовлетворенно кивнула, — твои синяки и раны это подтверждают. А еще Ганс недавно вернулся из дозора, он видел разоренные повозки неподалеку от Клешца.

      — Хоть кто-нибудь?.. — подорвался с кровати Ваймс.

      Но Беата только горько покачала головой.

      — Только мертвые, — ответила она. — Люди и лошади.

      Ваймс вздохнул. Он не знал, что именно ожидал услышать. У оставшихся не было ни единого шанса, даже одного на миллион.

      — А сам Клешц?

      — Клешц мертв, — голос Беаты забил последний гвоздь в гроб Ваймсовой надежды.

      Хотя Беата не упомянула голема. Глиняному коню не нужно опасаться вампирьих или волчьих зубов, а также холода. Рано или поздно он разделался бы с тем деревом, а значит, сейчас он скачет куда-то в направлении Здеца или самого Анк-Морпорка. По крайне мере, действия вампиров Виконта не останутся незамеченными.

      Видимо, удостоверившись в благонадежности Ваймса, Беата позволила себе обернуться к нему спиной. Она сняла с гвоздя на стене старую жестяную кружку и зачерпнула ей жидкость из котелка.

      — Пей, — она протянула кружку Ваймсу. — Это отвар из бодролиста. Поможет набраться сил. Ганс прошел по твоим следам, там, где их еще не занесло. Ты долго плутал.

      Последние слова она произнесла с жалостью и снисходительностью в голосе. Конечно, большой городской мальчик совсем не умеет ориентироваться в лесу, такой несмышленый.

      Ваймс предпочел пропустить снисходительность мимо ушей. Кружка обжигала ладони. Он недоверчиво принюхался — пахло травами. Что ж, это явно не самое страшное пойло, какое ему приходилось заливать себе в глотку. Ваймс пригубил напиток. На вкус он был сладким и горьковатым одновременно. По телу разлилось приятное покалывающее тепло.

      В повозку забралась девушка. Она была довольно юна и, кажется, непривычна к виду незнакомых голых мужчин. Девица замерла на пороге, едва не раскрыв рот.

      Ваймс смущенно натянул покрывало на себя, но девица так и не вышла из ступора. Помог только суровый окрик Беаты. После него та вмиг очнулась, положила принесенную одежду на край кровати и спешно ретировалась.

      Ваймс с облегчением узнал свои штаны и куртку, и даже проклятый вонючий плащ. Приятной неожиданностью было и то, что кто-то весьма умело и старательно заштопал штаны в том месте, где их прорвали волчьи зубы. Ваймс вопросительно глянул на Беату, но только махнула рукой «чего я там не видела» и для вида отвернулась. Ваймсу тоже было не до стеснений.

      Наскоро одевшись, он с облегчением обнаружил во внутреннем кармане куртки нетронутый портсигар. Ваймс сунул руку в обычный карман, но пальцы нащупали только пустоту. Похоже, овладевшие Ваймсом эмоции очень явно отразились на его лице.

      — Что-то потерял? — нарочито небрежно поинтересовалась Беата.

      Ваймс вздохнул. Выходит, некоторых сложностей не избежать.

      — Была ли при мне одна… одна вещица?

      Рука Беаты скрылась в многочисленных складках ее одежды.

      — Эта?

      В полумраке повозки Верига смотрелась не ценнее куска старой цепи. Знала ли Беата о ее истинном предназначении? Маловероятно. Но вот о ценности она догадывалась. На губах предводительницы играла странная выжидающая улыбка.

      Ваймс не стал тянуться за Веригой. Что-то подсказывало ему, что Беата очень быстро отдернет руку. Отнимать артефакт силой он не собирался, оставалось только говорить.

      — Это очень важная вещь, — Ваймс зажал в зубах сигару и неторопливо потянулся к печке в поисках уголька или головешки, чтобы прикурить.

      — Для тебя?

      — Для меня, — после некоторого раздумья ответил Ваймс. — И просто важная. Ее отдал мне тот, кого я пытаюсь найти.

      К запаху травяного отвара и навязчивому запаху нафталина (плащ находился тут всего несколько минут, но уже давал о себе знать) прибавился аромат табачного дыма.

      — И что она делает?

      Беата могла соперничать в упорстве с самим Детритом.

      — Она делает вампирам больно, — ответил Ваймс.

      Глаза Беаты заблестели. Ваймс узнал этот блеск. Не каждый жрец или полководец мог им похвастаться, но те, кто мог, были способны вести за собой сотни или даже тысячи. И дело было не в том, что они хотели эти тысячи за собой вести. Просто людей будто бы притягивала и несла дальше непреодолимо сильная волна веры и воли. Чем-то подобным обладал Моркоу, но он никогда не пользовался этой силой дурно. Что до Беаты… Беату Ваймс не знал.

      — Я свободен? — он выпустил длинную струю дыма в потолок.

      — Что?

      — Я могу уйти, или твои люди попытаются изрубить меня на мелкие кусочки?

      — Ты хочешь уйти сейчас?

      — Я хотел бы уйти уже давно. И я хотел бы забрать свои вещи. Все свои вещи.

      Пальцы Беаты сжались в кулак. Ваймсу показалось, что он услышал, как жалобно скрипнули звенья Вериги.

      — Мы нашли тебя полумертвым, мы спасли тебя. Разве в Анк-Морпорке не принято платить за добро?

      — В Анк-Морпорке принято пытаться урвать что-то как можно дешевле, в идеале — даром и продать это как можно дороже, желательно не один раз, нескольким покупателям сразу. Наши торговые отношения не менее запутаны, чем ваши леса, но я понимаю, к чему ты клонишь. И я не могу на это пойти.

      — Мы Вольные. Мы не желаем быть кормом для хозяев земли. Мы не строим деревни, мы постоянно в пути. Нельзя задерживаться на одном месте долго, ведь тогда за нами придут. Мы бежим, но за нами все равно иногда приходят, Хозяева или слуги, и тогда мы даем бой! — голос Беаты звучал все громче и громче. — Ты думаешь, в нашем лагере только воины и охотники, герр Ваймс? Нет, здесь жены, сестры и дочери. Я дорожу любой крохой, если она помогает защитить их! И ты говоришь, что не готов расстаться с цепью в обмен на собственное спасение?!

      Беата напоминала аватар какой-то воинственной богини. Не хватало только копья и каких-нибудь зубастых тварей у ее ног. Ваймс был действительно впечатлен речью, но он не мог согласиться на такие условия. Беда в том, что Беате ничего не стоило отнять у него Веригу силой. До этого Ваймс тоже предпочел бы не доводить. Нужно было найти другой выход, хотя бы просто выиграть немного времени, чтобы его найти.

      — Покажи мне ваш лагерь, — Ваймс нарочито небрежно оглянулся в поисках чего-то, что сможет заменить пепельницу. — И, может, я смогу предложить тебе что-то полезнее старой побрякушки.

      В глазах Беаты отразилось сомнение. Конечно, что недалекие анк-морпоркские стражники могут знать об усекновении вампиров? Ясно, что ничего. Но Ваймс надеялся ее удивить, по меньшей мере, осмотреть местность и оценить свои шансы на побег. Судя по тому, как быстро на лицо Беаты вернулась улыбка, она не слишком верила в способность Ваймса воспользоваться ни первым, ни вторым.

      — А если не сможешь?

      — Тогда я просто уйду, — Ваймс стряхнул пепел на жестяной настил под печкой. — А штуковина останется тебе.

      Беата кивнула.

      — И еще кое-что, — добавил Ваймс.

      Брови Беаты вновь недовольно сомкнулись на переносице. Температура вокруг будто упала на несколько градусов, несмотря на жарко разожженный очаг.

      — Ты вернула мне одежду, но не оружие, — Ваймс не отвел взгляда, — а еще бес-органайзер… Такая маленькая коробочка с полупрозрачным существом внутри. Он смышленый и знает много языков…

      — Я знаю, что такое бес-органайзер, — прервала его Беата. — Мой отец однажды получил такой в качестве оплаты за помощь одному торговцу из ваших земель. Только он все равно быстро сломался…

      В воздухе повисло невысказанное «Неужели ты думаешь, что мы тут совсем дикие и глупые, господин из Анк-Морпорка?».

      — Их довольно трудно сломать, — Ваймс понимал, о чем говорит, ведь предшественники Груши испытали на себе множество попыток от них избавиться, включая поедание и погрызения дракончиками, и все равно оставались в рабочем состоянии. — Главное — не забывать их кормить.

      — Ты получишь свое оружие и свою коробочку, только когда будешь уходить, — отрезала Беата.

      Судя по ее тону, Ваймс ненароком попал своим предположением в цель, но давить на это было сейчас крайне некстати.

      — Справедливо, — кивнул Ваймс, уходя от ненужного конфликта. — Ну, так что, идем?

      Они выбрались из повозки.

      Лагерь оказался больше, чем представлялось Ваймсу. Даже беглым взглядом он насчитал пятнадцать больших и маленьких фургончиков на колесах или полозьях и по меньшей мере три десятка человек только из тех, что находились снаружи. Некоторые деревеньки на равнинах Сто были значительно меньше.

      Лагерь жил своей жизнью. В кольце фургончиков горело два больших костра, на одном из которых уже устанавливали нечто вроде большого вертела. В отдалении Ваймс заметил крупную освежеванную тушу, наверное, оленя, подвешенную за задние ноги на большом суку.

      В свете второго костра собрались люди. Здесь были мужчины, женщины и дети. Все они занимались каким-то делом: ремонтом одежды, изготовлением чего-то или просто беседой. Одна из женщин учила собравшуюся вокруг нее детвору грамоте, выводя буквы прутиком на снегу.

      Мужчины тоже не стояли без дела. До Ваймса доносился стук топоров и звук вовсю работающей ручной пилы. Ваймс насчитал восьмерых крепких занятых работой парней, но это были только те, кого он видел. Настоящий маленький отряд.

      На расставленных рогатинах сушились звериные шкурки. Бродящие вокруг козы с удовольствием объедали древесную кору и тонкие веточки кустарника. В отдалении слышалось лошадиное фырканье. У огня спали несколько косматых остроухих псов с закрученными кольцом хвостами. Псы подняли головы и навострили уши, внимательно следя за чужаком.

      — Удивлен? — уточнила из-за плеча Беата.

      Ваймс только кивнул.

      — Когда ты сказала про лагерь, я думал, что вас тут с десяток, но…

      — Много кому не нравится жить под властью хозяев земли, — Беата выплевывала слово «хозяева» с такой неприязнью и презрением, что от изначального смысла не оставалось ничего, — но немногие решаются присоединиться к Вольным. Бывает так, что дом и родные тянут на дно. Люди боятся свободы, им привычнее быть слугами хозяев.

      — Свобода, она такая, — протянул Ваймс, — кажется легкой, но как только примеришь ее на себя, сразу кости от натуги хрустеть начинают.

      — В твоем Анк-Морпорке иначе? Говорят, там люди выбрали свободу.

      — Нет, там так же, даже если немного по-другому. Люди везде похожи друг на друга, — Ваймс затушил сигару и бросил окурок в снег. — Просто больше народу, поэтому и те, кто готов к переменам, встречаются чаще.

      Беата хмыкнула и поманила его за собой. Они прошли кругом по лагерю, а Беата негромко рассказывала о Вольных и их жизни. Во время этой небольшой экскурсии Ваймс постоянно чувствовал на себе внимательные, недоверчивые или любопытные взгляды.

      — Вы живете охотой?

      — Не только. На одном мясе да шкурах долго не протянешь. Нам нужно зерно и овощи, железо и утварь, сено или скотина взамен околевшей или забитой. Мы торгуем с местными, когда проходим через их города и деревни.

      — Вымениваете на шкуры?

      — Шкуры и травы, — кивнула Беата, — мы можем уходить очень глубоко в леса, где пушной зверь сыт и непуган. Наши охотники — самые умелые, и шкуры, добытые ими, много лучше тех, что добывают местные.

      — И как складываются отношения с местными?

      — Бывает по-всякому. Обычно они сговорчивы уже оттого, что хотят, чтобы мы поскорее ушли из их мест.

      — Боятся гнева «хозяев»?

      — Да, а еще боятся, что мы сманим кого-то из их сыновей или дочерей. Иногда даже судачат, будто мы детей воруем.

      — А это не так?

      — Конечно нет! — Беата выглядела оскорбленной.

      Ваймс готов был поставить половину своего жалованья на то, что причина крылась не в высокой морали Вольных, а скорее в суровой арифметике необходимости. Зачем кормить лишний рот, который ничего не приносит в сообщество. То ли дело молодые и сильные парни и девушки.

      — И часто к вам присоединяются новички?

      — Не так часто, как бы нам хотелось, но это случается. Это хорошие дни, — Беата осматривала лагерь, как львица, обходящая свои владения. Хотя львы ведь живут в пустынях, так что здесь бы скорее подошло какое-то более северное сравнение.

      — А проблемы бывают? Я имею в виду, кроме адского холода и неприветливых селян.

      — Иногда хозяева посылают за нами своих младших. Тогда мы даем бой. Мы научились это делать. Самое сложное — это обезопасить тех, кто не может драться.

      Младших? Ваймс подозревал, что Вольные так называли молодых вампиров. Остервенелых бледных зубастых ребят, готовых ради забавы вывернуть ваши мозги наизнанку, а потом устроить дегустацию содержимого ваших вен.

      — Потери случаются часто?

      — Случаются, — вздохнула Беата, — но много хуже, когда это не совсем потери.

      Ваймс посмотрел на нее.

      — Сильные раны и лишение конечностей, — Беата покачала головой. — Порой стать калекой много хуже, чем просто умереть.

      Ваймс еще раз окинул взглядом лагерь и не обнаружил ни одного человека, у которого бы не доставало руки или ноги. Конечно, они могли бы скрываться в одном из фургончиков, но что-то подсказывало Ваймсу, что они не скрываются.

      — И как вы поступаете с калеками?

      — Они уходят…

      Вот как — «уходят», даже те, кто без ног? Несмотря на теплый медвежий плащ, Ваймс снова ощутил озноб. Он представил себе, как пострадавшие люди просто уходят в ночной лес навстречу морозу и голодным волкам. Добить их было бы куда милосердней!

      — Но как же Игори! — возмутился Ваймс. — Они способны залатать кого угодно. Даже пару лишних конечностей пришить, если войдут в раж.

      — Игори служат хозяевам, — пояснила Беата. — Они никогда не помогают Вольным.

      Вот значит как. Жители страны, являющейся родиной самых одаренных хирургов, оказывается полностью лишены возможности воспользоваться их услугами.

      — Но это не повод бросать раненых в лесу!

      Беата воззрилась на него, как на умалишенного.

      — По-твоему, мы дикари, Сэм Ваймс?

      Ваймс слегка опешил от того, каким пламенным был этот возглас.

      — Конечно мы не бросаем наших товарищей в лесу на съедение волкам! Каждый сам решает, что будет делать дальше. У кого-то остались родичи, готовые их принять, кто-то выбирает смерть, и тогда мы выполняем его волю так быстро и безболезненно, как только можем, а еще… — голос Беаты дрогнул, растеряв почти все возмущение и воинственность, — а еще есть другие, те кто выбирает прийти в город и подписать вверительную…

      — Вверительную? — не понял Ваймс.

      Беата заговорила не сразу, будто ей потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки, но когда она заговорила, Ваймс почти пожалел о том, что вообще стал расспрашивать.

      — Ты ведь ничего не знаешь о местных обычаях, герр Ваймс. Их очень много, на каждой земле свои. Некоторые хозяева, как дикие звери, предпочитают охотиться на своей территории. Они нападают на тех, кто не успел домой до заката. Таких мало кто любит, порой люди даже просят нас помочь им от таких хозяев избавиться. Вольные хорошо обучились избавляться от вампиров, мы готовы помочь в таком деле даже за малую плату, — кулаки Беаты сжались. — Но знаешь, что происходит потом, герр Ваймс? Думаешь, они защищают обретенную свободу? Думаешь, они хотят жить своими силами?! Нет! Они лишь радуются временному затишью и ждут, когда на их землях появится новый хозяин, надеясь, что он будет лучше прежнего.

      «Пойдут за любым драконом, поклонятся любому богу», так он сказал? Ирония вдруг стала почти болезненной.

      Беата разжала кулаки и тряхнула головой, пытаясь взять себя в руки.

      — Еще есть чудные хозяева, можно сказать, романтичные, — вернулась она к рассказу. — Они соблазняют девиц и заманивают в свои замки проезжающих. Эти самые невинные из всех. Почти не лезут в людские дела. Но таких совсем немного.

      Они обошли лагерь кругом и добрались до небольшого импровизированного загона, где отдыхали накрытые попонами лошади. Эти лошади были невысокими и очень пушистыми, совсем не походившими на вороных длинногривых красавцев, возивших катафалк леди Марголотты или других вампиров.

      — Есть и те, кто предпочитают вести строгий учет, и они хуже всего. Жители земель под властью таких хозяев ежемесячно тянут жребий, и те, кто вытянул…

      У Ваймса от этого рассказа заныла шея. Когда-то Салли рассказывала ему о старых обычаях Убервальда, но говорила она о них как об ушедших в прошлое. Кажется, прошлое никогда по-настоящему не уходило из этих земель, вцепившись в нее всеми зубами.

      — Есть те, кто поразборчивей, но есть и те, кто готов принимать практически любую кровь. Обычно таким хозяевам отдают преступников, предварительно подрезав им сухожилия…

      Волосы у Ваймса готовы были встать дыбом. С него уже было довольно рассказов о местных обычаях, но Беата не планировала останавливаться. Проклятье, да по сравнению с такой долей петля, уготованная для преступников в Анк-Морпорке, выглядела просто идеалом милосердия.

      — Дай угадаю, преступников не хватает на всех прожорливых?

      Беата горько усмехнулась.

      — А ты быстро схватываешь, герр Ваймс.

      Они завернули ближе к кострам. Уже начинало смеркаться. Интересно, сколько времени он пролежал без сознания? Того же ли это дня закат или уже следующего? Ваймс смотрел в темнеющее небо, пока его сознание металось от одной мрачной мысли до другой.

      — Так вот, на земли таких хозяев и отправляются калеки. Они находят губернатора или старосту и подписывают с ним вверительную грамоту. За такую грамоту местные готовы дорого платить, ведь это значит, что на время они сами, их сыновья и дочери в безопасности.

      — А те, кто подписал эти грамоты? — сипло спросил Ваймс.

      — Они не становятся обузой для родных. Наоборот, они отдают свою жизнь в обмен на жизни других. Это героизм, ты не согласен, герр Ваймс?

      — Но это же дикость! — не выдержал Ваймс. — Вы готовы отдавать своих товарищей на съедение в обмен на что? На мешок муки и кувшин молока?!

      Беата встретила его возглас с удивительным спокойствием.

      — А что бы сделал ты, герр Ваймс?

      — Я… Черт, да что угодно! Но нельзя поступать со своими людьми подобным образом.

      — Ты бы дрался за них?

      — Да, черт побери!

      — Твои бы слова да в уши местных, — Беата печально улыбнулась. — Но только они бы все равно не послушали. Мы и сами пытались уже столько раз…

      — Но все равно продолжаете отдавать своих раненных им?

      Беата оттянула закрывающий ее шею шерстяной платок и вытащила наружу наконечник стрелы просверленный на манер медальона и висящий на крепкой бечевке.

      — Мой отец был лидером Вольных, он был отличным кузнецом и мудрым человеком. Однажды из-за несчастного случая он лишился обеих рук, — Беата замолчала, и у Ваймса не хватило духа ее торопить. — Это был дурной год, почти все наши лошади пали от болезни. Без них никто из нас не пережил бы зиму. Тогда отец велел отвезти его в город. Тогда мы получили пять молодых сильных лошадей и десяток коз. Это была хорошая цена, и мы могли просить ее, ведь хозяин земли знал, кто мой отец. В тот год мой отец оказался единственным из Вольных, кто не пережил зиму…

      Беата сжала наконечник стрелы в кулаке так сильно, что Ваймс подумал, что сейчас увидит кровь.

      — Нет ни единого дня, чтобы я не спрашивала себя, «а был ли другой способ?» Может, стоило выкрасть лошадей? Начать разбойничать? Этот груз со мной до конца моих дней, герр Ваймс, как жизнь каждого Вольного, что решил пойти тем же путем. И знаешь, что самое ужасное?

      Ваймс смотрел на предводительницу в ожидании ответа. На сердце у него было тяжело, нет, по-настоящему гадко. И чем яснее он осознавал мрачную арифметику этих обычаев, тем гаже ему становилось.

      — Окажись я на его месте, я бы не смогла поступить так же… — Беата наконец разжала ладонь, на ее коже остались сильные вмятины от незаточенного наконечника. — Я бы предпочла смерть. Бесполезную для всех и очень эо… — она замялась, подбирая слова, — эгоистичную. Мне так и не удалось стать такой же мудрой, как мой отец.

      Тихо не стало. Лагерь все еще полнился гомоном человеческих голосов, треском костров, блеянием коз, но все эти звуки были лишь фоном, подчеркивающим горькое молчание.

      — Это он научил меня вашему языку, — произнесла Беата. — Надеялся, что однажды власть хозяев кончится, и мы сможем осесть, заняться торговлей, как моя мать и ее отец — они были из ваших краев. Но пока жизнь не оправдывает его ожиданий…

      — Ты могла бы увести своих людей прочь, — произнес Ваймс, — туда, где нет власти вампиров.

      — Я думала об этом, но кто тогда даст надежду людям здесь? Сейчас юноши и девушки, не желающие жить под игом хозяев, могут присоединиться к нам, а если Вольных не будет, какой у них будет выбор? Утопиться в колодце?

      — Они тоже могли бы уйти.

      Беата покачала головой.

      — Хозяева не потерпят того, чтобы их пища разбегалась, они будут гневаться, а их гнев разит яростно.

      Ваймсу снова вспомнился дракон, загоняющий жителей обратно за городские стены. Иногда кажется, что выхода нет, но это не так. Он есть всегда, даже если его тяжело увидеть. От любого «дракона» можно избавиться, но что делать, если на место одного тут же приходит следующий? Ваймс был уверен, что даже на этот вопрос есть ответ. Нужно было только как следует поискать. Быть может, поискать где-то внутри себя.

      Мимо, тяжело ступая по снегу, прошел дряхлый старик в старой серой робе. Старика с осторожностью и почтением поддерживали под локти двое мужчин. Эта процессия неспешно направилась к костру, где ему тут же уступили место у огня. Одна из женщин поднесла старику исходящую горячим паром чашку, а другая укутала его ноги меховым покрывалом.

      Старик подслеповато щурился на огонь, похоже, совершенно не различая обращенных к нему лиц, но благодарно кивал каждому своему помощнику. Перед тем как принять напиток, он осенил всех собравшихся благословляющим знаком Черепахи.

      — Омнианский священник, — Ваймс ухватился за возможность сменить тему, — всегда подозревал, что эти ребята способны пролезть куда угодно, даже в вампирье логово, лишь бы те были готовы принять пару просветительских брошюр.

      Беата посмотрела на него, словно пытаясь понять, о чем вообще идет речь. Что-то подсказывало Ваймсу, что дело сейчас совсем не в трудностях перевода, скорее, в очередной горсти культурных особенностей. Он в который раз попрекнул себя за неуместный сарказм.

      — Любые культы под запретом на этой земле, — будто проговаривая очевидную истину неразумному ребенку, пояснила Беата. — Жрецов изгоняют или даже убивают, если они упорствуют в своем желании остаться. Мы спасли отца Понишека от расправы почти восемь лет назад, с тех пор он путешествует с нами.

      Старик сделал глоток из кружки и сипло закашлялся.

      — Но я боюсь, что его время почти истекло.

      «Но несмотря на это, никто не думает о том, чтобы бросить его или отдать вампирам на съедение, — отметил Ваймс. — Конечно, старик полезен, пока дышит. Или по крайней мере, пока может выполнять свои священнические обязанности. Вода-то сама себя не освятит».

      — Значит, с запасами святой воды перебоев нет?

      К счастью, на этот раз Беата не поняла его сарказма.

      — У нас ее в достатке, мы даже продаем местным, если они желают. Но это опасные сделки, незаконные на этой земле, — Беата хмыкнула. — Хотя Вольные и так вне закона, так что разница для нас невелика.

      На Ваймса обращали все меньше и меньше внимания, очевидно, рассуждая так: «раз он ходит с Беатой, значит, так и надо, а у нас и без того хлопот по горло». Только те самые четверо мужчин из повозки все еще продолжали буравить его взглядами.

      — Я им не слишком-то нравлюсь? — Ваймс кивнул в сторону якобы незаметно перемещающегося вслед за ними молчаливого и хмурого конвоя.

      — Это братья Эр, они не слишком любят чужаков.

      — Я это заметил.

      — Они слыхали, как ты бормочешь в беспамятстве.

      Ваймс чертыхнулся про себя. Кто знает, чего он мог наговорить, пока лежал в отключке. С другой стороны, эти ребята ведь все равно не поняли бы ни слова.

      — Они ведь не знают морпоркский? — на всякий случай уточнил Ваймс.

      — Не знают, но узнают, — пояснила Беата, — и они слыхали, будто вы там не убиваете своих вампиров, а живете с ними в мире.

      Ваймс начинал понимать, куда она клонит.

      — Они боятся, что ты служишь кому-то из ваших местных хозяев.

      Капелька пота скатилась у Ваймса по шее. Да, сейчас Ветинари был вампиром, оставаясь при этом правителем города, но если закопаться в суть, то Ваймс ведь служил закону, а вовсе не патрицию. Патриций был всего лишь чел… существом, платившим ему и его людям жалованье. Конечно, не во всех странах и городах было принято проводить черту между властью и законом, но они-то сумели это сделать. Правда Вольные вряд ли бы стали вникать в подобные тонкости. Ваймс возблагодарил судьбу за то, что окружающие его люди не слишком интересовались новостями международной политики, в противном случае одними хмурыми взглядами в свою сторону он бы не отделался.

      — И моих слов «нет, не служу» явно недостаточно, чтобы их разубедить?

      — В словах может таиться ложь, — усмехнулась Беата, — а вот в делах нет. Ты принес собой вещь, опасную для хозяев. Это говорит лучше всяких слов.

      Аргумент на вкус Ваймса был весьма сомнительный, ведь будь он вампирским слугой, что бы ему помешало воспользоваться Веригой хотя бы против другого вампира? Впрочем, разубеждать Беату он не собирался. Если в кои-то веки местные взгляды играли ему на руку, глупо было отказываться.

      По лагерю разлетелась громкая брань. Люди стали поворачиваться на звук, кто-то усмехнулся. Ваймсу была знакома такая усмешка, она всегда означала одно и то же: «хорошо, что не со мной».

      Беата тяжело вздохнула и направилась на крики. Ваймс последовал за ней. Ругань слышалась из небольшого старенького фургончика. В щели между досками можно было без труда просунуть палец, так что вряд ли этот фургончик был жилым.

      Ваймс не ошибся. Едва оказавшись внутри, он понял, что фургончик использовался как небольшой передвижной склад. В узком проходе между громоздящимися друг на друге ящиками стояли двое: очень рассерженная фрау и совсем молодой паренек. Фрау, не сдерживаясь, высказывала ему… что-то, наверняка довольно обидное, а паренёк только молчал, сверля глазами пол. Уши его были пунцовыми от стыда.

      Заметив Беату, женщина всплеснула руками и громко запричитала, показывая пальцем то на содержимое ящиков, то на паренька. Тот был готов провалиться сквозь землю.

      Беата вздохнула и, потянувшись к ящику, вытащила на свет, отбрасываемый скромной лучиной, свечу. На вид самую обычную. Она поднесла свечу к лучине и попыталась поджечь фитиль. Потянуло вонючим черным дымом, но ничего не произошло. Паренек всхлипнул и вжал голову в плечи.

      Кажется, кого-то надули в местной лавке. Ваймс тоже потянулся за свечой, игнорируя недовольный взгляд крикливой женщины. Так и есть, фитили состояли из чего-то жесткого и не слишком горючего, хотя жир был и не самый дурной. Ваймс потянулся еще за одной свечой, у этой фитиля и вовсе не было. Вряд ли это было случайностью, уж слишком хлопотно в исполнении. Скорее всего, кто-то из местных решил насолить Вольным, а паренек, отправившийся за покупками, вовремя не разобрал подлог. Довольно глупый и мелочный, если подумать.

      — В окрестностях Кусачего леса Вольных не сильно жалуют? — спросил Ваймс.

      Беата только вздохнула.

      — Сейчас лихие времена, и людям приходят в голову лихие и злые мысли. Завтра нам лучше сняться с лагеря, пока местным не пришло в голову что-то еще.

      — Но сами свечи неплохи, — попытался подбодрить ее Ваймс, — их можно переплавить и…

      Ваймс уставился на зажатую в своих пальцах свечу, осознавая, что, возможно, держит в них вовсе не свечу, а свой ключ к свободе.

      — Скажи, а вы не используете свечи в борьбе с вампирами?

      То, как Беата изогнула бровь, уже само по себе было ответом. Этот взгляд говорил «что за глупости ты лопочешь, человек из Анк-Морпорка?»

      — Чтобы навредить вампиру, нужен факел, а то и костер, — начала она, но осеклась, заметив улыбку Ваймса.

      — Я подскажу тебе один проверенный способ. Он, может, и не убивает вампиров, но позволяет ослабить их, незаметно для них самих. Что может быть лучше, чем застать врага врасплох?

      Беата шагнула ближе. Недоверчивость на ее лице уже потеснило любопытство и хищный азарт.

      — Тебе уже приходилось бороться с вампирами в своем Анк-Морпорке, герр Ваймс?

      — Да, когда эти вампиры нарушали закон.

      — И как же у вас это делают?

      Ваймс протянул Беате свечу, она уставилась на нее со смесью непонимания и любопытства.

      — Когда будете переплавлять свечи, начините их фитилями, вымоченными в святой воде, предварительно их высушив, разумеется. Секрет прост — вода испаряется, а святость остается, вроде того, — в кои-то веки мучавшие его сны оказались полезны, напомнив о старых секретах из прошлого. — Вампир успеет хорошенько надышаться святым воздухом и растерять большую часть своих сил прежде, чем хоть что-то поймет. Возможно, если вымочить и высушить так же солому, то ее можно будет добавлять в костры, чтобы обезопасить территорию лагеря.

      — Ты обессиливал вампира этим? — в глазах Беаты загорелся недобрый огонек. — А потом мучил его той цепью?

      — Гхм, нет, — кашлянул Ваймс. — Она появилась у меня намного позже. И я… Я использовал ее на совсем другом вампире.

      — Ха! — Беата хлопнула его по плечу, и Ваймс понял, что силой она не уступала своей четвероногой тезке, в человеческих масштабах разумеется. — Ты нравишься мне, герр Ваймс! Приятно знать, что даже в вашем Анк-Морпорке еще остались люди с головой на плечах!

      Ваймс сдержался, чтобы не потереть ушибленное плечо.

      — Этого достаточно для ответной благодарности?

      Беата задумалась.

      — Сперва этот способ надо проверить.

      — У меня нет на это времени! — не выдержал Ваймс. — Ты сама говорила, как опасен фон Дорн, а теперь предлагаешь мне просто посидеть и подождать денек-другой?!

      Беата смерила его внимательным взглядом.

      — Доверие в наших землях — редкий товар, — ответила она. — Но ответь мне, герр Ваймс, если этот способ так надежен, отчего вы сами не воспользовались им по дороге в Клешц?

      Ваймс скрипнул зубами.

      — Потому, что на свежем воздухе от него нет толку.

      — Но ты ехал в карете, а, значит, мог бы…

      — Закрыться в ней и смотреть, как других потрошат?! — прорычал Ваймс.

      Утихшая было злоба вспыхнула с новой силой. Хотелось кричать, треснуть кулаком по стене. Вот только это ничего не изменило бы. Ни в прошлом, ни в настоящем, а в будущем, причем самом ближайшем, наоборот, навлекло бы еще больше проблем.

      — Мне нужна эта… цепь, — выдавил Ваймс, с немалым трудом взяв свою злость на короткий поводок.

      Беата усмехнулась.

      — Ты нравишься мне, герр Ваймс, — повторила она, — у тебя сильный дух. Ты мог бы присоединиться к Вольным.

      — Послушай, — начал Ваймс, но Беата остановила его, подняв ладонь.

      — Будь по-твоему, — Верига приветственно блеснула в тусклом свете лучины.

      Ваймс застыл на месте. Торжественность момента немного подпортили пытающиеся выбраться наружу паренек и женщина. И если паренек без труда проскользнул мимо, то вторая с умыслом, Ваймс был в этом уверен, наступила ему на ногу, с кряхтением протискиваясь по слишком узкому проходу.

      — Я могу уйти? — уточнил Ваймс, когда они остались с Беатой наедине.

      — Да, но я очень советую тебе остаться до утра и выдвинуться с рассветом. Когда мы снимемся с лагеря, то сможем даже проводить тебя до нужной дороги.

      Ваймс с сомнением оглянулся через плечо, где в щели между стеной и потолком уже виднелось потемневшее звездное небо. В словах предводительницы был резон, но не изменит ли она своего решения к рассвету? Стоило ли рисковать? Хотя, без провожатого у него и впрямь не много шансов в местных лесах, тем более ночью.

      — Не сомневайся, друг, даю тебе свое слово, — Беата бросила негодную свечу обратно в ящик. — Конечно, сейчас мы стоим на землях барона фон Диклиха, здесь не так опасно, как в иных местах, но…

      — Фон Диклих? Бенедикт фон Диклих? — в памяти Ваймса мгновенно всплыло бледное, лишенное каких-либо эмоций лицо вампира-дельца. С ним еще была эта пылкая влюбленная в него девица. Помнится, их отъезд из Анк-Морпорка был весьма спешным и… сопровождался некоторыми трудностями.

      — Тебе известно о нем? — Беата прищурилась. Это был прищур, способный переродиться как в легкое, ничего не значащее удивление, так и в неприятную подозрительность, влекущую за собой еще более неприятные последствия.

      — Он бывал в Анк-Морпорке несколько месяцев назад, — поспешил развеять ее сомнения Ваймс. — Тогда его пребывание закончилось довольно неприятно для него…

      — Неужели?

      — Да, его карету перевернули, а ему самому забили кол в грудь.

      Беата улыбнулась, подобные истории явно ласкали ей слух.

      — Это сделал ты?

      — Я участвовал в этом событии, — деликатно ушел от прямого ответа Ваймс.

      Весь воображаемый анк-морпоркский дипломатический корпус зааплодировал ему стоя.

      Предводительнице Вольных совсем не обязательно было знать, какую именно роль он в этом играл. Если бы она узнала, что Ваймс пытался спасти злосчастного упыря от самосуда толпы, то это определенно убавило бы Ваймсу привлекательности в ее глазах. Сейчас это было совсем некстати.

      — И вы не отрубили ему голову после этого и не сожгли? Не все люди в ваших краях умеют правильно избавляться от вампиров.

      Ваймс только пожал плечами.

      — Пойдем, разделишь с нами ужин, — Беата поманила его за собой.

      Ваймс не стал противиться. Казалось, он не ел уже целую вечность, запах шкворчащей на огне оленины пробрался через щели в фургончик и вызывал уже даже не бурчание, а болезненные спазмы в желудке.

      Снаружи уже успело окончательно стемнеть. Ветра не было, и дым от костров густым пушистым столбом уходил в небеса. Беата подвела его к огню, усадила рядом с собой и сама передала ему еду.

      Ужин состоял из слегка пересушенного куска оленины, положенного на черствую горбушку хлеба. Мясо было почти не соленым, а хлеб отдавал плесенью, но сейчас он показался Ваймсу вкуснейшим из лакомств. Правду говорят, что походы на свежем воздухе помогают нагулять аппетит. Свежего воздуха в Анк-Морпорке было немного, но за последние дни у Ваймса было множество возможностей эту неписаную истину проверить. Молва не лгала, Ваймс чувствовал, что нагулял себе аппетит, способный осилить минимум половину оленя за раз. Он жадно вгрызался в подгоревший кусок, не обращая внимания на тихие смешки со стороны. К счастью, первое впечатление оказалось преувеличенным. Покончив со своей порцией, Ваймс ощутил приятное тепло, разливающееся по телу. Его пока не клонило в сон, но сытая ленивая расслабленность уже овладевала мышцами.

      Чтобы немного отвлечься от нее, Ваймс принялся внимательно разглядывать собравшихся у костра. Он почти не уделил внимания все еще сверлящим его взглядами «братьям», мельком взглянул на задремавшего священника и углубился в изучение еще незнакомых лиц.

      Почти все Вольные были довольно молоды, по крайней мере, Ваймсу на глаза почти не попадалась седина в волосах, если не считать священника. Это было вполне объяснимо, учитывая открывшиеся обстоятельства. Что действительно удивило Ваймса, так это присутствие в лагере детей. Конечно, дети являются закономерным продолжением если не молодости, то хотя бы зрелости собравшихся, но в практически партизанском лагере они все равно смотрелись чуждо. Детский плач может привлечь столько нежелательного внимания, не говоря уже о том, что стирать и сушить пеленки посреди заснеженного леса — то еще приключение.

      На удивление, местная детвора даже играла довольно тихо. Они возились подле взрослых, играли в догонялки, но почти не производили шума. Никакого привычного визга или заливистого хохота. Своеобразная картина, отлично подчеркивающая всю суровость быта Вольных. Наверное, крикливые девочки и мальчики тут не выживали, так же, как и их родители.

      Ваймс потянулся за портсигаром.

      «Сэму от твоей Сибиллы с любовью».

      Он обвел большим пальцем выгравированную на крышке надпись. Буквы немного подстерлись от времени и не слишком бережного отношения, не столько к портсигару, сколько к самому Ваймсу, этот портсигар носившему. У каждой царапины и вмятины была своя история, почти как у шрамов. Это удар тролльей дубиной, это последствия падения с крыши (тогда настоящее чудо спасло Ваймса от сломанной шеи), а вот эта длинная царапина — память об очень странной и довольно нелепой истории, включавшей в себя погоню, трех белошвеек, один клоунский башмак и целое ведро маринованных яиц. Не все в этом мире легко описать словами.

      Но эта надпись всегда была для Ваймса чем-то вроде маяка, помогающего раз за разом возвращаться домой, проходя через любые передряги. И где же он сейчас? Сидит на поваленном бревне в окружении воинствующих вампироненавистников посреди дремучего леса в забытой всеми богами стране, куда он отправился, даже не потрудившись попрощаться с женой. Это даже в мыслях звучало дико.

      Все как-то запуталось. Хотя, может, это все никогда распутанным и не было, просто Ваймс не обращал внимания.

      А они ведь где-то там, Сибилла и юный Сэм. Наверное, Сибилла уже закончила читать Сэму на ночь обязательную почти-полуночную сказку и, поцеловав его на прощание, потушила в детской свет.

      Ваймс представил себе сонную улыбку юного Сэма, будто видел ее наяву. На сердце вмиг потеплело. Сквозь это тепло попытались пробиться тревожные «а все ли у них в порядке?», «за эти дни могло произойти что угодно» и «а кто их защитит, пока меня нет рядом»? Последний вопрос определенно содержал в себе подвох, ведь во все разы, когда юному Сэму грозила опасность, именно сам Ваймс и был ее причиной, если не источником. Эта мысль не то чтобы успокаивала, но не позволяла тревоге перерасти в нечто большее.

      Мимо пронеслась стайка детей, игравших в какую-то причудливую молчаливую версию салок. Самый младший из них был немногим старше юного Сэма. Вот только тому никогда не приходилось всеми силами сдерживать собственный смех, постоянно глядеть в небеса в поисках опасности и спать с крошечным колом под подушкой.

      И, как всеми силами надеялся Ваймс, никогда и не придется. Во всяком случае, его папаша приложит к этому все силы.

      «Все будет хорошо», — как молитву повторил Ваймс, снова проводя пальцем по гравировке.

      Это немного помогало заглушить тоненький голосок на границе сознания, осуждающе цокающий языком и приговаривающий «Надо же, ты все же о них вспомнил. Не прошло и пары недель…»

      Одно из поленьев в костре с треском разломилось надвое, выпустив в небо столб искр. Ваймс проводил их взглядом и раскрыл портсигар.

      «Последняя».

      Ваймс придирчиво смотрел на сигару. Да к черту все! Любая сигара в его жизни могла стать действительно последней, так к чему оставлять эту на потом?

      Ваймс выудил из костра головню и прикурил от нее.

      Мороз к ночи крепчал, хотя в отсутствие снега и ветра он не казался таким уж страшным. Дело, наверное, было в близости мерно потрескивающих костров, а не во внезапно образовавшейся морозоустойчивости Ваймса. Где-то в отдалении послышался многоголосый волчий вой. Собаки лениво повернули уши в его сторону, нисколько не впечатленные.

      Пожалуй, в этом и состояла житейская собачья мудрость — пока проблема где-то далеко, можно о ней не слишком тревожиться. Ваймс бы с удовольствием взял эту мудрость на вооружение, если бы все происходящее с ним на протяжении последних дней не напоминало бы огромное море проблем, то и дело норовящее сомкнуться у него над головой. Хотя вот он, сидит у жаркого костра и курит отличную сигару, он даже умудрился не отморозить себе руки и ноги, выходит, ему удавалось по этому морю плыть, и, кажется, даже в правильную сторону. Вопрос лишь в том, а был ли в той нужной стороне берег или, наоборот, пучина? Ответ на этот вопрос лежал не здесь.