Зима входит в свои владения, отчего возможных дел становится больше, но парни решают этим не заниматься в полной мере. Они выхватывают максимально близкие точки, чтобы в лишний раз не дергаться в снег. Бэкхен разбирался со своей силой, когда было время на спокойные самокопания, чтобы не было неожиданностей. У него оставалась память бывших владельцев о их силе. И если от иллюзиониста он выкрал эти самые иллюзии, то использовать перевоплощения он не мог. Не мог и мысли читать, как телепат, хотя мог без проблем двигать предметы. В такие моменты Чонин оставался рядом, но в виде какого-нибудь удобного зверя, греясь у печи, хотя ему это и не нужно особо.


Их зимняя одежда не была достаточно теплой, чтобы передвигаться далеко, потому до тайного места они не ходили, если не становилось достаточно тепло. Полезных вещей оставалось мало, потому парни просто таскали себе бумагу, иногда между делом читая все то, что она в себе содержала, и игрушки, которые втихую отдавали детям. Последние не всегда понимали надобность в игрушках, но вполне себе были рады. Плюшевый медведь же остался с Чонином, был стиранным и высушенным, использовался не плюшевым медведем в качестве подушки, если не в постели.


Бэкхен прошивает куртку, надеясь ее хоть как-то утеплить, пришивает кофту по рукавам и спине. Не очень практично, но ходить в куче слоев ему было тяжело. В какой-то момент он поднимает взгляд на Чонина, находя его на полу у печи. Тот лежит головой на игрушке, закинув ноги на тумбочку у тепла. В человеческом виде, потому что читает книгу. Медленно, перечитывая одно и то же по нескольку раз. Его волосы распущенные, длинные достаточно, чтобы касаться пола, полностью белые, совсем без черных прядей его зверя.


— Сколько нам лет? — спрашивает Бэкхен, удивленно моргая. Он аж иголку откладывает на место, чтобы не сделать с ней ничего от этого удивления. Чонин откидывает голову, чтобы смотреть на него вверх ногами, а не обернувшись.


— В смысле?


— Когда я что-то забывал, я смотрел на тебя и ответы находились. А сейчас, забыв, я не нашел в тебе ответа.


— Может, потому что я это и сам не помню? — он даже не шутит, ложится на живот и смотрит достаточно серьезно, — надобность в этом как-то пропала, вот мы и не помним.


— Так странно, если честно. Время вышло из-под подсчета, — выдыхает Бэкхен. Чонин загибает пальцы, пытаясь это просчитать.


— Семнадцать, получается.


— Мы так долго были у Сокола? — удивляется Бэкхен, на что Чонин пожимает плечами и возвращается к чтению. Бэкхен видит над ним едва заметные шестнадцать, потому что еще не переступил этот порог возраста. Он постарше, значит ему уже семнадцать. Вылетело из головы.


***



В лагере мало кто знает о силе Бэкхена, но никто не трогает их с Чонином, что уже о многом говорит. Какое-то ощущение неприкосновенности помогало, но и чертовски пугало. Будто бы от этого больше ответственности. И сейчас они возвращаются с задания, встречая уже в лагере Сон. Она лениво смотрит на волка рядом с Бэкхеном, а потом и на него. Уходить далеко было сложно, потому что возвращаться обратно все еще ужасно холодно. Бэкхен, что спрятался в двух куртках, смотрит на нее в ответ, сражаясь с желанием огрызаться.


— Вы опоздали на собрание.


— Мы и не собирались, — парирует Бэкхен, — только вернулись, вряд ли бы успели.


— Что, в шкуре удобнее? — усмехается она, указывая на Чонина. Тот показательно высовывает язык и уходит, показывая, что разговор ему не интересен. Бэкхен не может не улыбнуться, — какие же отвратные у вас манеры.


— А у вас холод и расписание, так что мы квиты, — бросает Бэкхен, — и в шкуре действительно теплее.


Он догоняет Чонина, который переодевается в человека только у входа к старейшине. Бэкхен накидывает на его плечи куртку, чтобы не замерз в этот короткий период времени, пока в человеческом теле и не в тепле. У старосты всегда прохладно, что не поддавалось никакому объяснению, но никто не спорил. Бэкхену тут никогда не было комфортно, потому он как-то нервно кидает оплату на стол и смотрит, словно ждет вопросов.


— Вы забрали свои проценты?


— Сразу, — замечает Бэкхен. Мужчина кивает, а потом поднимает на ребят взгляд. Бэкхену не нравится чувство, которые это вызывает в нем, но терпит. Чонин зевает и потягивается, хрустя руками. Потому что воспитание ужасное, ну.


— У меня для вас поршивая работа, — замечает он, — вы стараетесь далеко не ходить в снег, так что придется попотеть над этим.


— Людей мы не убиваем, — напоминает Чонин, расслабляясь как-то излишне для ситуации и его собственных слов, а потом выпрямляет спину. Он все выше и выше становится.


— Вам нужно поработать с ребятами из Эвельса.


Парни переглядываются и теряются. Это лагерь Салливана. Да, конфликт был у Дельты, но если в этом задании будет участвовать его маленький монстр, то хорошего из этого ничего не выйдет, потому что он мог их запомнить. Предчувствие ужасное, а Бэкхен видит в кружке с выпивкой свой цветок, что вопросы задает, а ответов не дает. Соглашаться не хотелось от слова совсем.


— У Дельты...был с ними конфликт, нам бы н...


— Сейчас вы не в Дельте, — напоминает староста. Чонин жмется, не зная, что сказать на это. Бэкхен переводит дыхание.


— Мы убили очень важного человека для их лагеря, как и имели неприятности с Зевсом.


— Видели Зевса и остались живы? Точно ли вы?


— Он тогда не был опасен для нас, — признается Бэкхен, но уже прошло прилично времени, стал ли Зевс тем монстром, которым все его считали?


— Его не должно быть в тех, кто исполняет это. По крайней мере, нам так сказали. Дело трех дней, соглашайтесь.


***


Зевса они видят случайно, но понимают, что Салливан скрывает его имя, ведя себя так, словно это просто кто-то из его людей. Бэкхен впервые за долгое время видит еще чьи-то цветки. Желтый львиный зев смотрит приветливо с плеча своего владельца, пока парни подглядывают за интересным для них персонажем. Когда те уходят, Чонин оборачивается в совушку, что лениво следует за интересными людьми по крыше. А потом встречается с шакалами Салливана, черными воронами.


— "И чем это мы занимаемся?" — спрашивает один из них.


— "Очень интересно посмотреть на Зевса".


— "Мальчишка обычный, ничего интересного", — Чонин ощущает себя сбитым с толка.


— "Разве он не кто-то супер сильный?"


— "Супер что?" — Чонин закатывает мысленно глаза, но не возмущается, — "если ты кинешь в него камушек, то получишь десять в ответ, но он цепной пес, ничего интересного".


Чонин обменивается с ними еще парой слов, а потом возвращается к Бэкхену. Тот смотрит на что-то, что есть у него в руке. Вероятно, чей-то цветок, который никто не увидит. А это цветок Зевса, который Бэкхен едва успел ухватить. Желтый настолько, что щипет глаза, горделиво поднявший голову, потому что в Зевсе уверенности предельно много, что не верится. Рядом с Салливаном он слаб, но что-то является стержнем внутри.


— Что узнал? — спрашивает Бэкхен, а чужой цветок рассыпается в пыль, позволяя обратить внимание на парня. Чонин берет его за руку и ведет домой, глупо улыбаясь.


— Что он защищается отлично, но безобидно, — делится он, двигаясь так размеренно, словно он спокоен, — но явно не пользуется любовью других.


— Его цветы говорят о его решительности.


— В смысле?


— В смысле, он не боится. Ничего, кроме Салливана.


— Его и я боюсь, — усмехается Чонин, невольно двигая плечами. Бэкхен смотрит на их сцепленные пальцы, оглядывается и поднимает их руки к себе, целуя чужую кисть.


— Ты многое боишься, но явно не каких-то смутных мужиков, — смеется он, смотря на Чонина с уверенностью. Тот отвечает вопросом во взгляде своих совиных глаз. Его синие ирисы отливают чем-то сиреневым, а Бэкхен только сейчас это замечает.


— Что ты так на меня смотришь?


— На цветы, — улыбается Бэкхен, — я начал их понимать.


— И что ты начал понимать?


— Что я становлюсь частью твоей жизни.


***


Парень из компании Салливана смотрит как-то странно, пока к нему не подходит еще один и мило ему не улыбается, как потом улыбается и Чонину с Бэкхеном. Представляется он Джоем, мягко убирает рукой волосы с лица, серые, будто грязные. Он на год, наверное, их старше, но почему-то слабее. Вероятно, дело все же в Чонине. Второй продолжает смотреть как-то косо, но потом протягивает руку.


— Опссо.


— Аид, — мурлычет Бэкхен, замечая в кармане чужой куртки приветливый антирринум. Зевсу этот человек принадлежит всей своей душой. Такой же яркой, как чужие, явно не Зевса, чувства к нему.


— Гризли, — Чонин пожимает его руку без особого удовольствия. Опссо усмехается, разглядывая его.


— По тебе видно.


— Лучше, чем радость.


Джой делает вид, что не слышит. Они не находят общий язык, но идут в указанное место. А потом Джой бросается на разговоры. Глупые, но вполне себе подходящие ситуации. Разговаривается с Чонином насчет шакалов и рассказывает про перевертышей. Необычные, но крутые. Хотя название - так себе. Бэкхен же смотрит на Опссо и невольно усмехается.


— Что?


— Дружишь с Зевсом? — Опссо смотрит на него удивленно, даже теряется. А Бэкхен вспоминает, что говорить о своей силе не может. Переводит дыхание и указывает на нашивку на чужой куртке, — половина звезды. Я видел только у него.


Не видел, но почему-то уверен, что все именно так. Опссо прищуривается, а потом теряет к Бэкхену всякий интерес. Это смущает. Они молчат, пока шакалы без умолку болтают. Но в скором времени Опссо слегка наклоняется к нему. Вероятно, растет он тоже быстро, как и Чонин, только повыше будет него.


— Если ты жив после встречи с ним, значит, ты кто-то серьезный.


— Я работал на Сокола, пока Салливан не скрывал, кто из его людей - пушка.


— Оу, крошки Сокола, которые перебрались на другой берег, — язвит он. Опссо чертовски...красивый. И сильный. От него сводит в животе, словно страх и восхищение в один момент, отчего Бэкхён ощущает себя отвратительно. Зато Опссо, словно чувствуя отношение к себе, очень даже самоуверен.


— Честно, мы работаем только на тех, с кем удобно. С Соколом было удобно.


— Ты первый из его людей, от кого я это слышу. Чем вы занимались?


— Что ты пытаешься узнать?


— А ты? — Бэкхён отводит взгляд и сжимает одну руку второй, не находя подходящих слов, — не знаю, вы не вызываете у меня доверия.


— А у нас доверия не вызывает Салливан, так что заткнись, — Чонин говорит это достаточно громко, словно слышал весь разговор. Словно он его выбесил. Бэкхён даже не пытается скрыть улыбку.


— Салливан не вызывает доверия даже у нас, — усмехается Джой, — но мы вынуждены плясать под его дудку, пока у него есть Зевс.


— Он даже своих им запугивает? — удивляется Чонин, но Джой просто пожимает плечами, не находя нужных слов.


— Не запугивает, просто Зевс цепная собака, которая ненавидит всех вокруг себя. Ему ничего не стоит, чтобы загрызть даже своих, пока он рядом с боссом, — делится Опссо, а Бэкхён видит, как ему больно от этого. Больно, потому что Зевс ему дорог, словно Бэкхёну дорог Чонин, не меньше.


— Мы решили перевернуть грязное белье Зевса, пока не с ним? — смеется Джой, — это психологическое рабство, не стоит в это лезть.

***


Задание они выполняют излишне быстро, потому становится жаль потраченное время на дорогу. Ребята Салливана предлагают остаться в поселении с ночевой, потому что они тут были не в первый раз. Они между собой химичат прилично, что не может не подкупать. Чонин даже в шутку говорит, что они парочка. Парочка тут Бэкхён с Чонином, потому что последний время от времени ворует поцелуи, но Бэкхён не против.


Опссо предлагает прогуляться, что от него звучит совсем странно, но парни соглашаются. Новое место было достаточно интересным, чтобы не отказаться. Джой отказывается, что Опссо потом поясняет тем, что шакал не самый ярый любитель таких вещей, тем более, после дороги. У него приличный набор кошек внутри, потому он оказывается достаточно ленивым для перевертыша. Зато Чонин - лучший в плане активности.


— В этом месте продается много всякой ерунды, вроде сувениров, — делится Опссо, а Бэкхён соглашается посмотреть, потому что Чонину было совершенно всё равно, куда идти.


Что-то вроде рынка, где можно закупиться. Сейчас теплее, но Бэкхён в первую же очередь приглядывается к теплым вещам. Зима скоро кончится, смысла в этом не было, но ощущение внутренней промерзлости немного давит. Чонин подходит со спины и устраивает подбородок на плече Бэкхёна, смотря в ту же сторону.


— Хочешь?


— Нет, думая о том, что устал мерзнуть. Но не хочу, — делится он. Они теряют Опссо, но не берутся искать, потому что они на общей территории, — а что, хочешь заморочиться?


— Мне не сложно давать тебе свои вещи, это даже льстит, — мурлычет он, улыбаясь. Бэкхён изворачивается и отходит, разглядывая другие товары. Слишком вычурно. А потом Бэкхёну на глаза попадаются плетенные яркие ленточки, которые не кажутся столь важными, сколько важными кажутся ему белые волосы Чонина. Совершенно белые.


— Погоди, — просит Бэкхён, ловя Чонина за рукав, а сам покупает красную ленточку с желтыми процветами. Смотрит на Чонина уверенно, а потом обвязывает его высокий хвостик ей, мило улыбаясь.


— Детский сад, Бэкхён.


— Ты - самое мое яркое чувство, хочу еще ярче, — поясняет он, почти шепотом. Чонин усмехается, но не спорит.


Опссо они находят чуть позже, где Бэкхён начинает его выпытывать, что же он нашел интересного. Тот показывает черное кольцо и что-то похожее на браслет, но рядом имеется крепление, как на серьги. Неплохой набор. Они даже не собираются спрашивать, кому и зачем, но скромный антирринум опоясывает крышечку небольшой коробки для таких вещичек. Чонин идет немного впереди, когда они возвращаются домой, немного вприпрыжку, отчего его яркая ленточка качается по сторонам.


— Зевс...дорог тебе? — шепчет Бэкхён, достаточно строго смотря на Опссо, но тот пожимает плечами.


— Больше жизни.


— Странный ответ для действия тела.


— Он не видит свою ценность для других, потому я и не понимаю, нужно ли мне это....ну, так им дорожить. Тебе же тоже важен Чонин, думаю, ты понимаешь.


— Наверное, Зевсу ты нужен, пусть он этого и не понимает, — Опссо усмехается, сжимая вещицу немного сильнее, чем до этого, потому что не может справиться со своими чувствами.


— Кто бы ты не был, а ты явно не обычный, спасибо.