Но как ни старайся, это – сон, от которого вскоре очнёшься.

Хоть и бегу изо всех сил, но всё на том же месте. 

Сожги меня дотла, да, оттолкни сильнее.

Это бег по кругу идиота, обезумевшего от любви.

Когда первые солнечные лучи проникли в комнату, Му Цин удивительно быстро открыл глаза, будто и не спал вовсе, и повернулся в сторону Фэн Синя:

— Ты спал, что ли? — приподнял он бровь в недоумении. Его голос прозвучал будто бы грубо, резко, как остриё ножа, разрывающее воздух. Фэн Синь пытался себя уверить в том, что Му Цин лишь охрип из-за долгого молчания, но в голове зазвенела тревога: что, если он всё видел, чувствовал, что напарник подошёл к нему, погружённому в медитацию, слишком близко, ещё и жадно рассматривал? 

Фэн Синь не был уверен в том, что был достаточно осторожен: из-за чёртового сна он был слишком на взводе, слишком пристыжён и… возбуждён.

Он не считал, что даже в обычном состоянии мог достаточно хорошо себя контролировать — что уж говорить о таких обстоятельствах? 

Фэн Синь, не зная, как реагировать, но, чувствуя себя пойманным на месте преступления, едва сумел прочистить горло, чтобы ответить Му Цину без ноток паники: 

— Ты чего так резко?.. — выпалил Наньян, даже сев в постели. Он исподлобья взглянул на напарника, который уже успел встать. Разминая мышцы, что были недвижимы на протяжении долгого времени, разгоняя духовную силу по телу, он прохаживался по комнате, смотря на Фэн Синя искоса. 

Он, в свою очередь, начал ещё больше сомневаться в себе: не мог же он видеть, каким проснулся Наньян и надумать себе всякого? Отгонять от себя предательские мысли было необычайно сложно: конечно, Му Цин тогда был в медитации — он слишком редко дышал, его грудь едва заметно вздымалась при каждом вдохе… но что, если это было иллюзией или ловким обманом? 

Фэн Синь почувствовал, как паника сдавливает грудь, но поспешил ответить как можно более уверенно:

— Да, спал.

Отрицать очевидное смысла не было — к тому же, даже если Сюаньчжэнь хоть что-то увидел, отнекиваться будет бесполезно — этим можно будет только ещё более глубокую яму себе вырыть..

— Почему ты спал? — Му Цин задержал на нём взгляд, будто надеясь, что это поможет прочитать чужие мысли. — Боги ведь не нуждаются во сне — мы не смертные, и…

Фэн Синь едва не вздохнул с облегчением: показалось, что он наконец, спустя целую бесконечность, наконец выпустил стрелу, тетива зазвенела, выталкивая её, пропуская напряжение, затаённое в сильных руках, сквозь себя.

— Я просто хотел спать, ладно? — перебил его Фэн Синь, взволнованный. Ему хотелось поскорее уйти от этого разговора, а на Сюаньчжэня, как назло, нашло странное и неправильное желание поговорить по душам. — Я хотел спать — вот и заснул. Чем мне ещё заниматься ночью? Смотреть на твою умиротворённую медитирующую рожу?

— Почему ты… такой, — выдохнул он. — Блять, мог бы и посмотреть, — хмыкнул Му Цин после того, как, словно борясь с раздражением, вскипающим в груди, одёрнул себя, а затем подошёл ближе, — может быть, научился бы чему-то полезному. Или мог бы, например, поразмышлять о задании, вспомнить небожителей, относившихся к тебе после вознесения как-то… странно. Вдруг нашёл бы предателя?

— И почему это я должен вспоминать? — поразился искренне Фэн Синь. — Если ты забыл, Сюаньчжэнь, — чужой титул он выплюнул, словно скопившуюся во рту кровь после драки, — то ты подольше меня на небесах находишься.

— Но всё это, — он, нахмурившись, взмахнул рукой, намекая на их миссию и всё, что к ней привело, — начало происходить только после того, как ты вознёсся!

— Ах, что же я не подумал, что мне не стоило возноситься! — выкрикнул Фэн Синь, возможно, намного громче, чем бы это было нужно. Но фраза Му Цина была подобна удару по месту, на котором уже была загноившаяся рана. — А ты не думал, что я не хотел оказаться на небесах? Что я просто хотел спокойно умереть? Что мне не нужны ни добродетели, ни верующие, ни яркие фонарики на празднике, демон бы их подрал? 

— Фэн Синь…

— Нет уж, послушай, раз ты заговорил об этом! — рявкнул Фэн Синь, но не посмел посмотреть собеседнику в глаза: всё это он выплёвывал, смотря куда-то сквозь него. — Я не рад, что мы с тобой оказались здесь, знаешь ли, — он кивнул в сторону окна. — Не ты один такой. Но ещё больше я не рад тому, что оказался в Небесной столице: там всё настолько лживо, неправильно, несправедливо, что кажется, что всё это лишь насмешка надо мной! Блять, будь у меня хоть какие-то силы и хоть капля смелости, клянусь, я бы с радостью спрыгнул с небес, лишь бы больше не чувствовать себя лишним, никому не мозолить глаза, особенно тебе! Но прости уж — я такой, какой есть! Плыву по течению, следую всем приказам, что мне поступают и пытаюсь быть хоть немного… 

Фэн Синь почувствовал, что задыхается: воздуха катастрофически не хватало, и создавалось впечатление, что за время этой пламенной речи он ни разу не вдохнул.

— А впрочем, какое тебе до этого дело.

— Подожди, что…

Ему казалось, что голос Сюаньчжэня едва заметно надломился, и от этого стало ещё хуже. Было более чем очевидно, что эта иллюзия чужой обеспокоенности — жесточайший самообман, который не приведёт ни к чему, кроме истощения последних запасов сил.

— Прошу, замолчи… Давай не будем продолжать? Пожалуйста? — Фэн Синь чувствовал себя обессиленным, лишённым жизни, отвратительно слабым и жалким. Не испытывай он такого внутреннего опустошения, он бы ни за что и никогда не попросил бы Му Цина о подобном.

К чести последнего, он в ответ на это лишь кивнул, и в его взгляде читалось удивление. Его губы были поджаты, а взгляд — острый, внимательный — смотрел в упор. Фэн Синь не мог не отвести глаза, лишь бы не пересечься с ним.

— Тогда я расплачусь с трактирщиком, и мы отправимся дальше? — осторожно спросил Му Цин, и в ответ на это Фэн Синь лишь кивнул. Он не смог бы ответить: дыхание всё ещё было безнадёжно сбито, как после многочасовой тренировки. Но всё же он был благодарен напарнику за неожиданное понимание ситуации и способность поступить не по-мудацки. — Жду внизу.

Фэн Синь вышел к нему относительно быстро: за этот промежуток времени не успела бы прогореть и половина палочки благовоний. Он постарался привести себя в порядок, наспех протерев ледяной водой лицо. А всё остальное время старался осмыслить произошедшее. 

Во-первых, ему буквально приснилось, что он сам себя удовлетворял: те же руки, то же лицо, тот же голос — пусть другой, томительно сладкий, невыносимо раздражающий, но нежный. Вспоминать всё это было невыносимо стыдно, и от одного лишь осознания, что ему снилось подобное в такой опасный момент, хотелось отхлестать себя по лицу. 

Во-вторых, он высказал — и не кому-то, а Сюаньчжэню — всё, что вскипало в нём с самого момента вознесения. То, что Фэн Синь боялся признать даже в мыслях, не надеялся сказать хоть кому-то, слетело с его языка, и он даже не успел этого осознать. 

Поэтому, когда он наконец вышел из трактира, подарившего им приют на ночь, он боялся взглянуть в лицо Му Цину, лишь выпалил, смотря куда-то в сторону:

— Показывай, где та деревня, о которой вчера говорил.

Му Цин ничего не ответил, но шагнул вперёд: он шёл на восток, и силуэт его освещался рассветными лучами, словно божественным сиянием. Фэн Синь невольно задумался о том, как же ему подходила роль божества, словно была суждена ему с самого начала. 

О себе такого, как ни иронично, он сказать не мог.

Шум листвы в лесу, возвышающемся по обе стороны от них, пение птиц и лёгкий ветерок создавали ощущение, что их ждёт приятный день. Фэн Синь прикрыл глаза, чтобы солнечный свет не бил в глаза. Му Цин перед ним шагал неспешно и почти бесшумно, так, что приходилось вслушиваться, чтобы ориентироваться: куда идти? не пропустил ли он поворота?

Фэн Синь неожиданно вспомнил, как на тренировках во времена, когда они ещё только учились действовать вместе, чтобы оберегать Се Ляня, он не мог услышать чужих шагов: тогда всплывали старые, уже почти забытые первые подозрения о том, что Му Цин — просто прирождённый шпион, целью которого, не иначе, было втереться наследному принцу в доверие, а затем убить. Эти мысли довольно быстро были забыты: если бы слуга хотел навредить Его Высочеству, давно бы это сделал: незачем было так долго тереться рядом. 

Но Фэн Синь видел: Му Цин не смел даже подумать о подобном, и все свои таланты он использовал только для того, чтобы бесить телохранителя. Получалось отменно: так и хотелось развернуться, ударить кулаком в стену, а лучше — в одну довольную рожу. Но последнего допустить он не мог — слишком уж часто засматривался на этот точёный профиль.

Когда они зашли в деревню, солнце яркими лучами оглаживало их макушки. 

Было жарко, и Фэн Синь ощущал испарину на своём лице. Но, стоило взглянуть в умиротворенное лицо его напарника, которому, казалось, не были ведомы невзгоды, становилось легче: от холода в его глазах, казалось, кожа сама по себе охлаждалась. 

В отличие от прошлого города, здесь было крайне немноголюдно: тройка ребятишек промчалась мимо путников, даже не обратив внимания, а где-то вдалеке слышались голоса. Наверное, там был рынок.

— Снова разделимся? — Му Цин спросил это и почти сразу шагнул вперёд, в противоположную сторону.

— Давай… не будем, — Фэн Синь не знал, почему, но ему не хотелось разделяться, а придумать достаточно адекватно звучащую причину было невозможно. Попытаться сказать, что он боится твари, затаившейся где-то в местных водоёмах? Глупость — Му Цин на это лишь фыркнет и закатит глаза.

— Хорошо, пойдём в сторону рынка, — кивнул Сюаньчжэнь, и Фэн Синь удивлённо уставился на него: всегда он был таким сговорчивым? 

Вероятно, все грубые слова и сарказм, стекающие с губ, были лишь следствием недостатка медитаций в организме.

Фэн Синь тем не менее кивнул и поспешил вперёд, лишь бы напарник не передумал. Его взгляд вдруг скользнул куда-то в сторону и зацепился за пожилую женщину, стыдливо сидящую рядом с далёким от главной улицы закоулком с одной-единственной тыквой-горлянкой, наполовину иссохшей. 

— Пойдём, мы ещё не дошли до рынка, — Му Цин, едва касаясь рукавов его одежд, попытался потянуть за собой. — Ты чего?

— Я возьму, — Фэн Синь, несмотря на прямые обращения к нему, не слушал: от одного вида этой старушки, одиноко сидящей так далеко от главного центра продаж, ему стало почти физически больно. Он вспомнил, как они выживали с Се Лянем после того, как Му Цин ушёл, как они пытались продать что угодно, выглядя при этом так жалко, и все всегда проходили мимо. — Простите, вы меня слышите? — он присел пытаясь привлечь внимание и указал на тыкву. Вблизи плод выглядел ещё хуже: казалось, что куст, на котором она росла, чем-то болел. — Я возьму эту тыкву!

— Ах, господин заклинатель! — ахнула она, тут же склонившись в низком поклоне. — Я не могу продать тебе… вам такую плохую тыкву… Я…

Она была очень растеряна и прижимала к груди тыкву, такую некрасивую и кривую. Фэн Синь представил, какая сильная внутренняя борьба сейчас велась в сердце старушки. Продажа этой тыквы-горлянки, выглядевшей так, словно её не поливали толком, была залогом её выживания, но в то же время совесть не позволяла ей продать подобное заклинателям.

— Тогда, может быть, мы возьмём у вас ещё что-то? Или у вас осталась только эта тыква? — вступил в разговор Му Цин.

Старушка тут же отвела взгляд, склонила лицо так, что его не было видно, и всхлипнула. 

— Простите нас, просто скажите, сколько стоит тыква, и… — Фэн Синь нетерпеливо оттолкнул напарника, протягивая мешочек с мелкими монетами.

Но Му Цин его одёрнул, потрогав за плечо. Фэн Синь обернулся, и, столкнувшись со спокойным взглядом напарника, нехотя выдохнул и спрятал деньги.

— Может быть, мы как-то сможем вам помочь? — тихо спросил Му Цин. — Кажется, у вас возникли какие-то проблемы с урожаем?

— Да, да, юные заклинатели, но посмеет ли эта старуха попросить вас об услуге… — прошелестела она едва слышно. — Простите, что гружу, простите… На меня словно свалились все невзгоды, какие только могли! Всё, что раньше давалось мне легко, сейчас приносит только несчастья одно за другим! Раньше все в округе покупали мои товары, но сейчас… — она всхлипнула, закрывая лицо руками. — Я ничем не могу вам отплатить, простите, я знаю, что ваша работа стоит дорого, но правда — у меня ничего нет!

Фэн Синь с трудом себя остановил, стараясь не выкрикнуть, что они сделают для неё что угодно и без платы, но порезался об острый взгляд Му Цина, призывающий его успокоиться. Наньян шумно выдохнул носом, сжав кулак: но, как ни странно, он понимал, что тот всё же прав. Если Фэн Синь сейчас выкрикнет что-то на эмоциях, он может ухудшить ситуацию, напугав пожилую женщину и оттолкнув её.

— Прошу, расскажите подробнее, что случилось, — сдержанно попросил Му Цин. — С оплатой разберёмся потом и, к слову, этой тыквы вполне хватит. 

Старушка едва не расплакалась, начала отнекиваться, говорить, что тыкве этой место в компостной куче, но всё же рассказала заклинателям о том, что случилось с её урожаем и единственным способом заработка. Всё началось с того, что начали погибать отдельные кустики и ростки, увядать один за другим ранее здоровые цветы, но она не обратила на это сильного внимания и стала лишь больше поливать и удобрять. Но затем стало гибнуть всё больше и больше растений, и в итоге ей стало почти нечего продавать. Даже покупатели, которые почти всегда покупали у неё свежие фрукты и овощи, и детишки, то и дело просящие горстку ароматных ягод за обещание хорошо себя вести и слушаться родителей, больше не приходили.

— А вы не знаете, у кого-то из ваших соседей что-то подобное было? — спросил Фэн Синь: не могло же случиться такое несчастье только на участке земли, принадлежащему одной-единственной старушке? Оказалось, что прошлой осенью соседи позвали заклинателей из крупной школы.

— Они богаче меня, могут себе позволить… не то что я, — всхлипнула она снова. — И у них всё наладилось, а у меня…

— Не волнуйтесь, мы справимся с вашей бедой, и совсем скоро у вас станет больше урожая, чем у всех соседей вместе взятых, — пообещал Фэн Синь. Му Цин посмотрел на него осуждающе, но пламя в его глазах быстро потухло, когда морщинистой рукой старушка, рассыпаясь в благодарностях, схватила его. Вторая рукой она точно так же поймала струящийся рукав одежд Фэн Синя. После подобного Сюаньчжэнь, многозначительно глянув на напарника, вздохнул и отвёл взгляд. 

Вскоре они уже сидели в засаде: Му Цин предположил, что демон неурожая там не один, раз урон настолько большой. Пусть и посевов у женщины было на удивление много, и занимали они соответствующие площади, но лишить человека, который живёт любовью к своему саду и ухаживает за растениями с трепетом, урожая в одиночку было бы невозможно даже для сильного демона. А твари, пожирающие плоды чужого труда, были даже близко не сильны: они могли принести вред, только если их было намного больше десятка.

Фэн Синь согласился с ним, отметив, что заклинатели из крупной школы явно поленились уничтожить демона неурожая вовремя, потому просто повесили несколько талисманов на дома и по периметру пахотных территорий, в которые их вызвали. Наньян успел мельком отметить яркие талисманы на нескольких соседних домах, поэтому говорил уверенно. Подобная халатность вызывала только желание принести отрубленные головы не убитых вовремя демонов и прибить к воротам той школы.

— Не заводись, от тебя несёт злостью, — шикнул Му Цин. — Спугнёшь же, эти твари очень чувствительны.

Фэн Синь выдохнул и сделал несколько дыхательных упражнений, которым его когда-то научил Му Цин. Иронично — человек, вызывающий в нём такую сильную бурю из смешанных чувств, научил его успокаиваться, брать себя в руки. Му Цин коротко кивнул головой, одобряя его действия, и сам неосознанно начал дышать так же. 

Оба бога не двигались, дыша размеренно, едва слышно.

Подул лёгкий ветерок — запутался в волосах, заскользил по коже, освежая. Фэн Синь вдруг почувствовал, как неудобны волосы, не собранные в привычный ему в божественной форме пучок: в образе заклинателя они были слегка присобраны на затылке, но, стоило подуть ветру, они запутывались, взлетали, противно залетая в рот или даже закрывали обзор. Фэн Синь всё хотел их собрать иначе — удобнее, но забывал.

Но сейчас случилось нечто намного более неприятное, чем очередная возможность отплёвываться от собственных волос: они отлетели прямо в лицо Му Цину. Фэн Синь ожидал чего угодно: громких в худшем случае или — в лучшем — тихих ругательств, почти змеиного шипения… Всё это обязательно должно было бы привести к мелкой глупой стычке и, что самое обидное, спугнуло бы демонов, заставив их затихориться: это вынудило бы их начать выслеживать демонов с самого сначала и задержаться в этой деревне, чтобы довести дело до конца.

Однако Му Цин заправил волосы ему за ухо и, обратившись по духовной связи, предложил одолжить свою старую заколку, чтобы волосы не мешали. Фэн Синь смотрел на него неверяще: это точно не его сон?

«Держи, пока я добрый, — Му Цин закатил глаза, вернув Фэн Синя в реальность. Но когда он тут же достал из нагрудного кармана нефритовую заколку, которую когда-то — Фэн Синь мельком замечал на собраниях — носил сам, Наньян замер в нерешительности. — Ну же!»

Фэн Синь не успел опомниться, как Сюаньчжэнь вложил ему в руку заколку и недовольно цокнул языком. Фэн Синь молча склонил голову в благодарность — боялся, что если заговорит или, тем более, скажет по духовной сети, наговорит лишнего.

Преодолевая неловкость, Фэн Синь затянул волосы, а затем заколол их при помощи подарка Му Цина. Это же было подарком — верно? В любом случае, даже если после этой миссии Му Цин решит отнять у него свою заколку, Фэн Синь сохранит в памяти этот момент, запечатлеет едва заметный румянец, едва коснувшийся кончиков ушей Сюаньчжэня. И голос в голове будет ехидно напоминать о том, что заколки просто так — кому попало — не дарят. 

Фэн Синь, размышляя об этом и слушая вздорные речи внутреннего голоса, постарался отвести взгляд, отвлечься, оглядеться кругом. Кое-где зеленели молодые кустики, где-то только начинали проклёвываться новые неуверенные ростки. 

Точно так же в сердце Фэн Синя пытались прорасти несмелые вопросы о том, так ли Му Цин его ненавидит?

Почувствовав, как горят щёки, Наньян отвернулся так, чтобы заметить пожар на его лице, перенёсшийся из сердца, было невозможно. Он заставлял себя разглядывать растения, подмечал, сколько больных кустиков перед ним оказалось, сколько здоровых; считал, есть ли на них цветы и завязи, подмечал, сколькие из них были бережно подвязаны… И вскоре это возымело эффект, и Фэн Синь перестал думать о чужом подарке.

Определённо, понять этих мелких демонов можно было: старушка, на которую богам повезло наткнуться, выращивала все растения с любовью, и только в этом и нуждались эти крайне слабые твари: они становились сильнее, стоило им столкнуться с беспросветной человеческой добротой. Они тут же становились быстрее и сильнее, объединялись в стаи и могли нанести нешуточный урон даже опытному заклинателю.

Послышался едва слышимый писк — Фэн Синь рефлекторно дёрнулся, но Му Цин схватил его за плечи, не давая двинуться. От ощущения чужого прикосновения показалось, будто пламя теперь разгоралось и под одеждами. Наньян косо глянул через плечо, где Му Цин, смотрящий прямо ему в глаза, прижимал палец к губам, призывая к молчанию. Юго-восточный бог войны почувствовал, как его сердце скукоживается под этим взглядом.

«Я слышу только одного, а их должно быть как минимум десять, судя по урону, — спокойно пояснил Му Цин в духовной сети. — Дождёмся всех, чтобы быстрее расправиться с этой дрянью».

Фэн Синь вздохнул и кивнул — ссориться по настолько глупой причине, как убийство мелких демонов неурожая, было бы глупо и нерационально: им нужно беречь силы, ведь, кто знает, не является ли такое удобное заселье настолько мелкой нечисти в деревне, в которую они пришли по горячим следам, ловушкой? 

От осознания, что буквально всё происходящее они с Му Цином могут так или иначе воспринять за попытку запутать их, Фэн Синь почувствовал, как у него разболелась голова. К этому ужасному ощущению, что они не могут продвинуться вперёд из-за подозрений, прибавилось отодвинутое на второй план смущение, но не ставшее от того менее ощутимым.

Это раздражало. Раздражал Му Цин, раздражал и Фэн Синь сам себя — о чём он только думал?

«Теперь-то пора? — глухо поинтересовался он, когда услышал аппетитный хруст нечисти. — Или ты надеешься, что мы дождёмся к столу и нашего предателя?»

Фэн Синь был уверен, что Сюаньчжэнь в ответ на это привычно закатил глаза — и удивляло то, что это не вызывало никакой словесной реакции, лишь смешок, едва слышимый. Впрочем, он не успел даже задуматься о правильной реакции: Му Цин из-за его спины рванул вперёд с такой скоростью, что, казалось, замерло всё остальное вокруг, восхищаясь грацией бога войны, замахнувшегося чжаньмадао на тройку тварей, уничтожающих приманку — ту самую иссохшую тыкву.

Ещё взмах — и её разрубило почти ровно пополам вместе с ещё одним демоном, избежавшим первого удара: существо, напоминающее что-то среднее между грязной, тощей бродячей собакой и свиньёй, взвизгнуло и, словно не замечая глубокой раны, попыталось сбежать, но уже не могло потягаться в скорости с противником. 

Му Цин усмехнулся, довольный собой, заставив Фэн Синя с недовольством подумать о том, что ему стоило бы поменьше красоваться и побольше действовать. Его стрела устремилась вперёд, и вскоре послышался мерзкий клокочущий хрип: очередной твари, чуть покрупнее предыдущей, стрела Фэн Синя угодила прямо в горло. Брызнула мелко ярко-алая, нечеловечески густая кровь, и вскоре существо осело на землю и наконец перестало двигаться.

Фэн Синь почувствовал, как на губы точно так же лезет улыбка — почти такая же глупая и самоуверенная, как у Му Цина, и от этого стало так странно, но по-приятному правильно. Он пытался себя убедить в том, что не думал даже возвращаться мыслями к своим старым чувствам. Прошло столько лет — он не мог до сих пор таить в своей груди тепло собственных чувств и наивное желание быть рядом. Но новые чувства — домом которых стала эта миссия, кажущаяся такой странной, оттого будто придуманной им, — казалось, росли против воли. 

И эта чёртова заколка — вырвать бы её и выбросить… 

Но Фэн Синь не мог и прекрасно это знал.

Вскоре послышался ещё один вскрик: Му Цин отрубил голову последней твари, пытавшейся сбежать, и вокруг воцарилась тишина. Но оба бога замерли, не смея ступить ни шага в сторону. В том, что были убиты не все существа, не было сомнений. Фэн Синь весь превратился в слух, впитывая кожей каждый шорох вокруг.

Зашуршала листва в кустах позади него: он рефлекторно отскочил и наугад выпустил пару стрел: оттуда врассыпную бросилось несколько мелких тварей. Му Цин пытался их сосчитать с помощью острого лезвия чжаньмадао, но получалось задеть всего парочку: благодаря размеру эти твари были юркими и быстро бегали, сбивая со счёта и путая.

— У меня такое ощущение, что их всё больше с каждой нашей атакой! — рявкнул Фэн Синь, прицеливаясь. Один выстрел следовал за другим, а тварей, казалось, не убавлялось.

— Печально осознавать, но у меня тоже, — отмахиваясь чжаньмадао, раня и убивая тварей одну за другой, Му Цин подходил всё ближе. — Как думаешь, нас пытаются проверить на выносливость?

— Мне без разницы, на что нас хотят проверить, что просто хочу, чтобы эта миссия поскорее закончилась, — пробурчал Фэн Синь, надеясь, что его никто не услышит. Как ни странно, после этого Му Цин замолчал и с ещё большим остервенением начал рубить мелких демонов. Они, подобно огромным волнам, обрушались на него и на Фэн Синя, будто намереваясь не позволить двинуться хоть куда-то.

— Разрослись, как грибы, — выплюнул Му Цин. Белые одежды оказались залиты зловонной кровью. 

Он отплёвывался и рубил, резал, отталкивал, бил со всей силы ногами — но ничего не помогало. 

Их становилось только больше, и это ужасно нервировало.

— Как грибы? — вдруг обоих осенило, и они переглянулись.

Если их догадка была верна, то рост количества этих демонов было возможно остановить только в том случае, если будет уничтожен их прародитель.

— Я поищу главную особь сверху, — тут же вызвался Фэн Синь и, используя цингун*, с лёгкостью взобрался на дерево. Осматриваясь вокруг, он пытался обнаружить хоть какое-то шевеление, но полуденное солнце как назло слепило, а снизу послышалось подозрительное сочетание хруста и писка. Кажется, демоны, пытаясь не позволить врагу убить их главаря, начали от отчаяния грызть дерево.

*совокупность техник, позволяющих мастеру боевых искусств передвигаться с поразительной скоростью, высоко прыгать, бегать по вертикальным поверхностям.

— Слезай! — закричал Му Цин. — Их много, дерево долго не продержится!

Не успел Фэн Синь и моргнуть, как снизу послышался треск, а он так и не обнаружил главной особи. Под весом бога старое дерево, обглоданное мелкими тварями, покосилось и с треском начало падать: Фэн Синь оттолкнулся ногами в последний момент и взлетел над сухой кроной дерева.

— Ничего не нашёл? — поинтересовался Му Цин, тут же оказавшийся за его спиной. Фэн Синь виновато покачал головой, ожидая ехидного взгляда, насмешливого фырканья или обидных слов. Но Му Цин взглянул на него и ответил: — Кажется, нас водят за нос, причём довольно умело.

Фэн Синь ничего не ответил, но отвёл взгляд. Он не понимал, почему Му Цин ведёт себя не так, как обычно: не могли же на него повлиять его слова, предательски сорвавшиеся с его губ ещё утром? В это поверить было практически невозможно. 

Между ними было огромное количество недопониманий, больше сотни лет избегания друг друга и зарытые глубоко в землю глупые чувства Фэн Синя.

Он развернулся и постарался осмотреться вокруг. Где могла бы скрываться главная особь, дающая жизнь целому морю, состоящему из сотен клацающих острыми зубами тварей, способных повалить дерево? 

Они окружили двух богов, и ситуация стала по-настоящему опасной. Фэн Синь даже начал понимать заклинателей, что были до них у соседей старушки и решили ограничиться наклеиванием по периметру территорий нескольких десятков талисманов.

— А что если главная тварь, которая порождает всех этих, не где-то в отдалении, а прямо среди них… где-то в центре, между авангардом и арьергардом? — предположил Му Цин, отступая и подталкивая напарника назад.

— Они, по-твоему, освоили искусство войны и решили использовать армейское построение? — усмехнулся Фэн Синь. — Они немного туповаты для этого, не считаешь?

Словно оскорбившись, один особо юркий демон прыгнул прямо на Фэн Синя, целясь в шею. Му Цин мгновенно среагировал, и демон отлетел, визжа из-за нанесённой остриём сабли раны.

— Ну они достаточно умны для того, чтобы лететь жрать того, кто сомневается в их интеллекте, — отметил Му Цин, усмехаясь. — Серьёзно, будь осторожнее, нам нельзя их убивать, их от этого только больше становится… Надо придумать, как добраться до главной…

— Если честно, но я, к своему стыду, готов поверить в то, что ты прав, и они намного умнее, чем кажутся, — выдохнул Фэн Синь. — Понаблюдаем: скорее всего, главная из тварей должна не слишком сильно, но чем-то отличаться от них… Они, конечно, все на одну рожу, но что-то должно отличаться. Если ты, конечно, прав.

— Я уверен, что прав, можем поспорить, если так хочешь, — недовольно выдохнул Му Цин, двигаясь назад. — Но то, что они все на одну рожу… не поспоришь.

— Не будем мы спорить, давай лучше расправимся с этой гадостью поскорее. Нам ещё столько успеть надо в этой деревне, хотя бы жителей опросить и жильё на ночь найти, а скоро уже вечереть начнёт… Внимательнее смотри!

Му Цин едва не лишился куска плоти в ноге, и если бы Фэн Синь не ударил демона ногой, откинув на несколько чжанов, то ситуация рисковала бы стать ещё хуже.

— Легко сказать, — фыркнул Му Цин. — Из нас только ты всевидящий лучник, если ты не забыл.

О, Фэн Синь не забыл — он прекрасно помнил, что когда-то в прошлой жизни Му Цин хотел научиться стрелять из лука, именно у него.

— Как будто мечникам можно быть слепошарыми, — проворчал Фэн Синь, за что получил тычок под рёбра от напарника, а затем услышал его смешок.

Фэн Синь выдохнул, отгоняя глупые мысли, и нахмурился: перед ними маячили сотни мелких тварей, пытаясь напасть. Отступая, боги упёрлись в огромный ствол старого дерева. Из-за него на них, впрочем, тоже норовила хлынуть волна демонов, чтобы подло напасть со спины. 

Фэн Синь внимательно оглядывал совершенно одинаковых тварей одну за другой, не находя у них никаких отличий. Они сливались в одну тёмную массу, рычали, скалились, брызгали слюной. 

И были совершенно одинаковыми.

Фэн Синь страшно злился: но вдруг он за пеленой гнева выцепил нечто выбивающееся. Одна из тварей имела едва заметное белое пятнышко на груди: ни у одной из её окружающих такого не было. Фэн Синь тут же выхватил стрелу, натянул тетиву и выстрелил — всё это у опытного лучника не заняло и пары мгновений. Он не выпускал из вида белеющее крошечное пятнышко, сияющее, как огонёк надежды, который они так долго не могли заметить.

Свист стрелы, рассекающей воздух, раздавшийся вдруг резкий вскрик — и твари словно обезумели. Они, двигаясь в абсолютном хаосе, сталкиваясь друг с другом, тронулись с места и поспешили, ещё активнее клацая зубастыми пастями, к заклинателям, затаившим дыхание. Му Цин выкрикнул зло:

— Надеюсь, что ты попал в главную. 

Сверкнуло лезвие чжаньмадао, Сюаньчжэнь закружился перед ним, и кровь начала заливать траву вокруг них. Фэн Синь отчего-то не сразу посмел пошевелиться: он побоялся увидеть, что сотня тварей превратилась в тысячу, что чёрное демоническое море покинуло пределы поля, принадлежащего старушке, что они начали приносить вред всей деревне, калечить людей и…

— Фэн Синь, сработало! — крик Му Цина, неожиданно радостный, разорвал тишину, звенящую в ушах. И, конечно же, тот не упустил возможности упрекнуть, пусть и почти шутливо. — Присоединяйся, не отлынивай от работы! Подумаешь, главного убил!

Фэн Синь усмехнулся, но Му Цин не мог этого заметить больше. Он уворачивался, рубил, резал, колол, и каждая тварь, убитая, тут же начинала рассыпаться, словно песок. Фэн Синь решил не отставать: отбежав, увернувшись от нескольких тварей, летящих на него, он выстрелил дважды, и те, словно бусины на нить, оказались нанизаны на стрелы. 

Вскоре всё поле, где они оказались, было заполнено стрелами и множеством кучек пепла, уже начавших рассеиваиться на ветру. Оба бога, казалось, даже не запыхались, несмотря на то что убийство этих тварей оказалось неожиданно долгим. 

На поле уже начали опускаться сумерки, укрывая приятной вечерней прохладой.

— Как хорошо, что наши пути пересеклись, господа заклинатели! — воскликнула старушка, и на глазах её выступили слёзы. Она встретила их, вернувшихся с хорошими новостями, и тут же усадила за столы, не слыша ничего об их делах. — Если хотите что-то спрашивать, спрашивайте у меня! — важно заявила она. — Я знаю обо всём, что происходит у нас во всех окрестностях.

В ответ на удивление заклинателей она пожала плечами и ответила, что всегда знала о том, что информация — главная разменная монета заклинателей. Они решили не сопротивляться её предложению, но прежде всего Му Цин спросил:

— А можно попросить вас подсказать, где в ваших краях можно переночевать?

— Ах, обижаешь! — засмеялась по-доброму та. — У меня есть гостевой домик: туда раньше часто приезжали мои дети, но… — она грустно вздохнула, не желая продолжать. — Надеюсь, вас не оскорбит ночёвка в таком месте, юные господа… Но это всё, чем я могу вам отплатить.

— Спасибо большое, мы не посмеем отказаться от вашего гостеприимства! — воскликнули хором Фэн Синь и Му Цин. 

— Ваш дом очень уютный, и для нас будет честью… — тихо ответил Фэн Синь, тут же поймав ответную улыбку.

Му Цин, воспользовавшись моментом, поспешил спросить у старушки об утонувшем мальчике, и она словно впала в оцепенение: её глаза остекленели, и она, казалось не посмела бы пошевелиться даже под страхом смерти.

Такая реакция женщины очень напугала богов, и они поспешили перевести тему и больше не расспрашивать её ни о чём, что касалось бы загадочных смертей и происшествий.

После приёма пищи заклинатели в привычной манере разделились, но договорились спрашивать не только о странных вещах, но и о происшествии с гибелью ребёнка. Ведь именно эта история привела их в эту деревню.

Но все жители деревни как один угрюмо оглядывали чужаков, не отвечали ничего о странностях, а вопроса с мальчиком и вовсе избегали. Даже дети, которые могли рассказывать о странностях в их жизни, едва услышав о трагедии у местного пруда, тут же менялись в лице и сбегали домой.

Фэн Синь и Му Цин пересеклись вскоре на рынке: встретившись взглядами они, не говоря ни слова, тут же поняли, что с информацией негусто. Но вдруг Фэн Синь заметил мешочек в руках Му Цина.

— Это для хозяйки, что нас приютила, — пояснил Му Цин и взглянул вперёд, в сторону места их ночлега. На его расслабленном лице едва заметно сверкнула улыбка — на мгновение Фэн Синю показалось, что это тот самый Му Цин, которого он когда-то полюбил. Не было видно той опасной остроты взгляда, и закатные лучи солнца, лаская его кожу, делали её тёплой, приятной. — Хочу оставить ей, когда мы уйдём завтра, отблагодарить хоть как-то за вкусную еду.

Он шёл вперёд, и вечерние сумерки накрывали его, окутывая словно вуалью. Белые одежды Му Цина в облике заклинателя словно светились в этой темноте, призывая в очередной раз отставшего Фэн Синя следовать за ним. 

Так же мотыльки глупо летят на яркий свет.

Он всё ждал, когда же Му Цин обернётся, посмотрит на него с осуждением и, протянув раскрытую ладонь, потребует свою заколку назад. Но этого не происходило: неужели Фэн Синь и правда удостоился подарка от самого генерала Сюаньчжэня? Ещё и… такого.

Наньян вспомнил, как много лет назад промелькнула почти так же мимолётно промелькнула вспышка надежды. 

Му Цин тогда, целую бесконечность назад, появился на пороге старой лачуги, в которой они жили с Се Лянем и государем с государыней, и принёс мешки с рисом, пообещав найти способ добыть им ещё и лекарства… У того, грязного и голодного, Фэн Синя заурчало в животе от мыслей о том, как много еды они получили благодаря бывшему слуге. И сердце болезненно сжалось — от того, как стыдливо отводил взгляд Му Цин. 

Тогда хотелось простить ему всё: то, что ушёл, то, что был так эгоистичен, что пропал и не сказал ни слова о том, где он, в порядке ли… Лишь бы ещё хоть пару мгновений посмотреть на него, впитать в кожу чужой образ, запомнить такие знакомые черты лица и навсегда запечатлеть их в своей памяти.

Фэн Синю тогда казалось, что после этого наконец всё наладится и хоть какое-то время будет возможно не делить краюху чёрствого хлеба на четверых, не отсчитывать монетки, боясь потратить их слишком быстро… А там, может быть, найдётся способ больше не морозить руки в ледяной воде, пытаясь отстирать истёртую одежду, которую давно пора бы выбросить. 

Вдруг при помощи Му Цина у них с Его Высочеством даже силы появятся для того, чтобы найти выход из незавидной ситуации, в которой они оказались?

Но затем надежды рассыпались вместе с зёрнами риса. Принесённый мешок полетел в Му Цина вместе с проклятиями Се Ляня, вернувшегося грязным, с исцарапанным лицом и безумием, ясно читающимся в глазах. Фэн Синь почувствовал себя меж двух огней — оба были для него дороги как никто другой, но всё, что свалилось на каждого из них, просто не допускало иного исхода. 

Не в этой жизни, не в этой реальности.

И по нелепому стечению обстоятельств Се Лянь попытался в порыве безумства выгнать незваного гостя из захудалой хижины, которую при желании Му Цин мог бы разнести, не прилагая особых усилий, метлой. Лицо товарища, покинувшего их, но не забывшего чужого добра, потемнело.

И вот — Му Цин прицельно выстрелил оправданиями и ядовитыми, причиняющими почти физическую боль словами о том, что Его Высочество решился на ограбление, и, круто развернувшись, ушёл. В голове Фэн Синя тут же зазвенела тишина, и он, даже не надеясь услышать внятного ответа, спросил Се Ляня: «Ваше Высочество! Он что, не в себе? Что ещё за ограбление?».

Се Лянь тогда посмотрел словно сквозь него, выдохнув абсолютно безжизненно:

— Не спрашивай… Фэн Синь, умоляю тебя, не спрашивай.

Фэн Синь и не спрашивал. Лишь чувствовал, как пустота одухотворённо грызла ошмётки души. 

И он погрузился в свои обязанности с головой, надеясь, что это поможет ему ничего не чувствовать, но сделал себе только хуже.