Прошла неделя, за ней — еще одна. Я привыкала к крепости, стараясь не третировать Ортхэннера слишком уж сильно; периодически ходила хвостиком за эльфом, готовившим невероятно вкусные завтраки (каюсь, я ими еще и обедала, и ужинала, да и вообще старалась питаться исключительно ими, поскольку божественный вкус чего-то фруктово-ягодного перебивал даже любовь к плотному ужину); читала вслух куски из «Черной Книги» для Мелькора — фаэрни по молчаливому согласию было решено не посвящать; училась плести венки у одной из местных девушек; вытачивала гребень из твердого куска дерева, найденного в долине… Морхэллен пока не попадался мне на пути, да и, судя по неспешному течению жизни, еще успеется, ведь он был бессмертным творением Черного Валы, а значит, время для него текло абсолютно иначе. Лето, царившее в Лаан Гэлломэ, было спокойным и радостным, и так не хотелось обрывать эту безмятежность, что я каждый раз откладывала поиски Курумо на следующий час или день.
Не стоило, конечно же, так беспечно тратить отпущенный мне срок — кто знает, когда Небеса решат, что я тут уже и так подзадержалась, и вернут обратно? Или, что куда прозаичнее — закончится моя жизнь, по-человечески короткая в сравнении с Эллери Ахэ и, тем более, майар, и что же? Что останется?
Раз за разом все это приходило в мою голову, пока в один день ко мне на кровать не прилетело что-то, больше похожее на кучу тряпок, собранных в один небольшой тючок.
— Майрон, что это, если не секрет? — называть рыжего «Восхитительным» выходило довольно-таки легко, потому что он и вправду был очень и очень неплох как в роли кузнеца, так и в общении, если забыть про энное количество красивостей и оборотов, которыми в основном разговаривали все местные. К сожалению, поиграть с ним в подколки было невозможно — слишком близко к сердцу принимал почти любые шутки, а уж уколоть в ответ и вовсе не мог, но, по крайней мере, пока он был в нормальном настроении, с ним можно было поговорить.
— Одежда. Твоя все-таки слишком теплая, — а вот не использовать в качестве речи литературные художества он научился довольно быстро, чего не сказать про эльфов. «Небо плачет под тяжелыми крыльями облаков» в ответ на вопрос о погоде было еще нормально. Хуже, если начинался длинный монолог о том, как прекрасны деревья с дрожащими на листьях каплями воды, и ведь при этом всем они как-то понимали друг друга!
— Спасибо, — улыбнувшись майа, я начала разбирать свой новый гардероб. Стоит потом предложить помощь тем, кто поделился — это считалось нормой, и не отплатить за доброту было бы не самым хорошим решением. Итак, что мы имеем с эльфячьих хлебов? Юбка, штаны (подозрительно похожие на мужские, но это поправимо), два гибрида футболки и блузки, накидка на плечи (видимо, по ночам все равно прохладно гулять), носочки (явно мужские, поскольку мой сороковой размер для местных женщин был велик размера на три-четыре), плетеные туфли. Неплохо, очень неплохо.
Раз уж сама судьба дает такие намеки, то и правда стоит сходить, поискать Разум наш беспризорный. И повоспитывать заодно, благо, после общения с младшим братом это будет гораздо проще, чем в любых других условиях. Гребень в зубы, книжку в зубы — и вперед резвой рысью молодой кобылки, пока сзади не пыхтит недовольный таким способом передвижения Ортхэннер. Вот чес-слово, как будто он сам никогда по коридорам не носится, и во-о-он та замечательная шишка на лбу не была оставлена случайно открывшейся дверью во время очередной не-пробежки.
Топает сзади, что-то бубнит под нос. И опять терновник, кактусы (так и не выяснила, откуда тут кактусы, если по всем приметам в Лаан Гэлломэ царит типичная такая средняя полоса с теплым летом и снежной зимой) и моя несносная персона, из-за которой он, такой весь из себя хороший и послушный, должен идти к этому (а вот тут обороты превратились в не менее изысканную ругань) Морхэллену, который, бяка такая, не хочет благостно внимать Тано и строем ходить.
— Майрон, не сопи над ухом, ты сам слышал, что будет, если твоего брата не поймать и не переубедить, — не люблю разговаривать на полном ходу, поскольку размашистый и быстрый шаг располагает разве что к ровному дыханию, а никак не трепу.
— Но мы же не можем просто выпустить его! — сама наивность. Глазки золотые так и горят Огнем Праведного Гнева, с лица хоть картину «За родину, за Мелькора!» пиши, но вот ошибается он при этом, как тот индюк, из которого суп варили.
— Можем и выпустим. Мне сейчас главное — найти его и поговорить, чтобы понять, почему он поступил именно так, — дыхание «на четыре» сбивается до трех, майа за спиной уже начинает тихо похрипывать (ну да, быстрый шаг ему непривычен, в отличие от бега, но вот бегать не в состоянии уже я), и я сбавляю темп. Оборачиваюсь — и Ортхэннер тут же хватается за сердце, демонстративно оседая вниз этакой рыжей тряпочкой.
Пришлось остановиться, поскольку, кажется, идти дальше таким образом он откажется, а сопровождающий (читай — штурман) мне ой как нужен. Из-за ближайшей портьеры послышался тихий смех — и почему-то мне кажется, что этот голос мне подозрительно знаком, а один крылатый успешно лечится от своего депресняка.
— А вообще, Майрон, мне кажется, что зря твой учитель не выходит на улицу. Там светло, Элхе цветочки собирает, что-то там про любовь поет… — смех оборвался надсадным кашлем. И вам тоже наше с кепочкой, господин Мелькор! — Только вот, по слухам, влюбиться она в твоего Тано умудрилась, почти как ты, — кашель захлебывается, превращаясь в невнятный сип все за той же портьерой. А я что, я вроде как ничего не вижу и не слышу. Даже того, что еще одно мое слово — и реанимировать Великого Черного придется мне же.
Отдышался Ортхэннер уже через десять минут, а вот кашель и сип за тканью не останавливался. Я уже хотела было забить на все эти «не вижу — не слышу — не знаю», но тут мимо пронеслась одна из эльфиечек, и звуки стихли, причем стихли подозрительно быстро. Заглянув за портьеру, я обнаружила там практически бездыханное тело Черного Валы, который, похоже, все-таки попытался задохнуться от пыли в собственном замке. Можно мне, пожалуйста, хотя бы одно взрослое существо в этом дурдоме? Нет? А жаль!
— Майрон, быстро, помоги мне твоего учителя на свет вытащить! — потому что одна я банально не справлюсь с двухметровым Мелькором, весящим раза в полтора больше меня, и вообще, как мне его реанимировать?
— Тано? Тано! — о, вот и золотые глазки загорелись великой печалью, а руки подозрительно дрожат.
— Заткнись и тащи! — я умудрилась зарычать, одновременно с этим прикидывая, что можно сделать. Буду надеяться, что аллергии на всю ту же пыль у нашего крылатого друга нет, а если и есть, то слабая, иначе придется ждать, пока он снова воплотится. То есть очень долго.
Провожу языком по своей ладони и наклоняюсь к Мелькору, удерживая руку перед его лицом. Холод практически не ощущается, но это «практически» довольно ритмично, значит, дышит. Отлично! Перевернуть, приложить что-нибудь вонючее к лицу или просто закинуть кусочек льда за шиворот. Или еще вариант — донести до ближайшей мягкой поверхности и пусть поспит, а то, судя по трагичным серо-фиолетовым кругам под глазами, этим делом занимались их Темнейшество довольно давно.
— Ортхэннер! — шиплю, потому что, оказывается, крыльями во сне Мелькор может заехать весьма ощутимо, несмотря на всю их мягкость. А бить спяще-обморочного валу нехорошо, поскольку сама виновата в том, что довела.
В ответ — непереводимые сочетания цветов, погоды и зверей в таких количествах, что даже грузчики позавидуют. И ведь все цензурно! И очень-очень злобно, потому что я, видите ли, пришла, все сделала плохо, Тано обижаю, страшные пророчества излагаю и вообще — бяка первостатейная. Прямо как Манве, которого помянули недобрым словом и снова переключились на бурчание.
— Рыжик, помоги мне донести твоего Учителя до кровати, какая поближе! — прервался, смотрит удивленным взглядом невинной лани. — Думаешь, ему понравится проснуться на полу? Или ты ему сам кроватью станешь?
Вспыхнул аж. Рыжий, легко краснеет, да. Интересно, о чем он подумал, если даже я, человек, проживший в среде яоя почти пять лет, не вкладывала никакого пошлого смысла в свои слова? Тем не менее, поднялся, перехватил поудобнее Мелькора (крылья волочатся по полу, но это потом отмыть можно, а вот голову надо держать ровнее), и прямо на руках потащил в соседнюю дверь. Кажется, выяснения отношений с Курумо откладываются до того момента, как проснется наше Зло (никак не могу избавиться от привычки называть его так, пусть и знаю точно, что зла в нем нет ни капли). Ортхэннер тоже вряд ли отойдет от Учителя, так что придется подождать. Надеюсь, что за эти день-два Морхэллен не исчезнет из Лаан Гэлломэ, потому что в таком случае причиной всей этой истории стану я.
А вот и проблема номер два — кровать-то ему не абы какая нужна, потому что это в сознательном состоянии вала может менять «плотность» крыльев, а вот сейчас они откровенно будут мешаться, если только не расправить их перед тем, как укладывать.
— Подожди! Крылья надо расправить, иначе потом ему будет неприятно просыпаться, потому что отлежит все нафиг, — стою перед Майроном, уже пыхтящем от тяжести, и вытягиваю дополнительные конечности Мелькора в аккуратные полотнища. — Теперь клади!
Ну что, Саша, поздравляю себя. Ты довела до нервного обморока Черного Валу. Рада? Да как-то не особенно.
***
Интересно, что снится Мелькору? Его Диссонанс, возникший из пламени в пустоте? Братья и сестры, которые сами лишили себя всего? Творец, так и не ответивший на его вопросы? Эллери Ахэ, доверившие ему свои жизни? Он так спокоен, когда спит, и почему-то мне кажется, что все-таки он видит во сне что-то хорошее. Улыбается даже.
Ортхэннер, как я и думала, остался вместе с Тано, а я, чувствуя себя виноватой в этой ситуации, решила подождать, пока вала не проснется, чтобы убедиться, что тот будет в порядке. Кроватей в комнате было целых одна, и если рыжик спокойно (на самом деле, конечно, находясь в тихой перманентной истерике) разместился вместе с учителем, то мне оставалось только искать подходящее кресло и тащить его поближе к постели, чтобы поспать, пока не очнулся крылатый. Таковое нашлось довольно быстро, и даже оказалось не сильно тяжелым, поэтому удалось расположиться с некоторым удобством.
— Майрон, не стоит ложиться на крыло. Лучше подними его и ляг под ним, — а я-то думала, что покраснеть еще сильнее невозможно. Ну да, получилась довольно интимная поза, когда майа практически обнимал Мелькора, а тот, в свою очередь, словно бы закрывал его крылом от окружающего мира. И я не я, если покраснел он далеко не от жары.
Прошло два часа. Ортхэннер продолжал радовать меня цветом лица, похожим на спелый помидор, и очень редким дыханием. Задохнулся один, так и второй туда же? Впрочем, я практически точно знала причину столь милого поведения, и не могла упустить возможности хоть немного понаблюдать за его поведением в, так сказать, естественной среде. Поэтому, прикрыв глаза, я продолжила столь увлекательное занятие.
Через полчаса моего «сна» рыжик немножко осмелел и перестал быть настолько красным, еще через десять минут (кто бы знал, насколько сложно было просто сидеть, глядя на все это из-под полуопущенных век, и даже не менять ритма дыхания, не то что не улыбаться!) аккуратно положил руку на пояс к Мелькору, затем — уткнулся носом в шею, практически обнимая того чуть ниже крыльев, а еще через полчаса, окончательно посчитав меня спящей, неловко прижался губами чуть ниже уха.
Это было столь мило, что мне пришлось экстренно вспоминать сюжет последних просмотренных трэш-хорроров, чтобы не дать губам расплыться в довольной лыбе.
Сон все-таки подкрался и ко мне, несмотря на то, что спать в кресле было весьма неудобно и, честно говоря, спина от неудобного положения болела просто немилосердно. Разумеется, заметить это перед тем, как заснуть, я никак не могла, и потому проснулась только спустя несколько часов, когда на кровати зашебуршались двое бессмертных. Кощеи прям, еще корону эту с долбаными брыльянтами нацепить — и вообще неотразим будет что увенчанный первый, что окольцованный второй. Так и не открывая глаз, я попыталась потянуться, шепотом взвыла, чтобы не будить рыжика, и заметила удивленный взгляд Мелькора, который, каким-то неведомым образом сделав крылья полупрозрачными и практически нематериальными, обнаружил у себя под боком пригревшегося Ортхэннера. Впрочем, тихое и ехидное мысленное хихиканье прервалось ровно в тот момент, когда вала, судя по всему, тоже решив, что я сплю, сначала просто зарылся рукой в волосы ученика, а затем и прижался к его макушке губами. Мать моя эльфийская дочь, может, зря я не свалила на поиски младшего братишки вот этого вот бессовестного майа?
Спустя примерно пятнадцать минут организм понял, что он хочет в туалет, но встать сейчас — это спугнуть двоих настолько милых созданий, что даже мой циничный разум умилялся, наблюдая, как Майрон довольно улыбается, не просыпаясь, когда Мелькор в очередной раз целует его. Ласково так целует, нежно-нежно. Небеса Милосердные, и вот этих двоих вы хотели превратить в изгнанников и убийц? Вот этих милых и домашних существ, которые больше похожи на котят в клубке, чем на Извратителя и Жестокого, как их прозвали в «Сильме»?
Я и до этого была уверена, что попала на Арту не случайно, а тут еще и эти милости прямо под носом. Нет, я уже не смогу уйти, не попытавшись устроить счастье для одного конкретного вала, который сейчас лежит на кровати, обнимая своего ученика. Просто не посмею.
— Доброе утро, — шепотом, едва слышно улыбнулась я и наконец встала из чертового кресла, потягиваясь и пытаясь понять, в какую букву «зю» загнулась моя спина. Ортхэннер никак не отреагировал, а вот вала, видимо, застеснявшись (было бы чего!), тут же сделал вид, что не слышит и вообще спит.
Выйдя в коридор и стараясь не сильно шуметь, я прикрыла дверь. Все-таки стоит пройтись одной, поскольку выдирать сейчас из кровати Майрона и Мелькора было бы верхом свинства, а Курумо и сама найду, главное — не заснуть от того, как будут отвечать на вопросы эльфы. Что ж, Саша, проверь гребень и вперед, тебя ждут великие дела!