Если бы я знала, к чему приведут попытки сообщить Рыжему важную информацию, я бы без малейших раздумий выучила запись того языка, на котором говорили в Хэлгоре — или заставила бы кого-нибудь из свободных Эллери Ахэ помочь мне с созданием какого-нибудь словаря, где был бы хоть примерный перевод с русского на Ахʼэнн. Или думала бы головой вместо, судя по всему, задницы. Или… Неважно.

Когда через неделю после «переселения» Зара в Чертоги ввалился пьяный в стельку Ауле, мне пришлось спешно натягивать ставший уже почти родным «образ» Ханни. Снова сидела на ступенях трона Намо, снова улыбалась, как блаженная, снова прятала все мысли и наблюдения под прочный занавес внешнего безумия, следя краем глаза за каждым движением валы. И, когда он шагнул ко мне, прокаркав что-то о возмещении, я не успела увернуться — оставалось только смотреть на Мандоса, и жалобно хныкать, как будто меня и правда забирают у любимого хозяина.

Намо тогда был в бешенстве. Он буквально вырвал меня из рук Кузнеца, не обращая внимания на то, что от моей одежды в тот момент осталось практически целое ничего, сбросил с себя плащ, закрывая меня им, и выставил Ауле прочь. А я смотрела на искореженную, скомканную тяжелой рукой диадему, плетение которой было уже не восстановить. Зачем я вообще надела ее в тот раз? Зачем взяла с собой? В моих руках лежал перекрученный кусок металла, в котором не было ничего от волшебного украшения, а я пыталась сдержать слезы, абсолютно неуместные тогда.

Приходил Ульмо — спокойный, равнодушный практически ко всему. Ниэнна долго сидела с ним в закрытом зале Чертогов, а затем вышла, устало, но радостно качая головой. Она вообще подходит ему, как бы странно это ни звучало. Если верить тому, что написано в книгах, то вдвоем они были бы несокрушимы — сострадание и жесткая сила, подчиненная понимающей руке.

Эонвэ, больше похожий на воина, чем на глашатая, заходил несколько раз. Я видела, как он молча вставал рядом с Эсте, которая просто обнимала его, чтобы потом снова отпустить обратно. Вряд ли это было просто так — судя по нраву Манве, увиденного мною лишь раз и издалека (Лориэн показывал в подобии палантира жизнь Повелителя Ветров), исцеление ему было необходимо куда чаще, но беловолосый майа приходил лишь в случае крайней нужды.

Зачем я сунула голову в этот капкан? Не знаю. Я не могла иначе. Забирая в Хэлгор тех, кто не мог оставаться в Валиноре, я словно искупала вину валар перед ними. Разумеется, не до конца, но я не могла смотреть в пустые глаза — и ничего не делать. Йаванна. Тулкас. Оромэ. Манве. Вана. Варда… Небеса Милосердные, кто бы знал, как мне хотелось стереть этих всесильных детей с лица этого мира!.. Но даже на Валиноре мне не хватило бы неведомых сил, чтобы уничтожить его. И не было никакой гарантии, что от моей попытки не пострадают Феантури, так же связанные с этим миром, как и остальные. И Мелькор…

Так проходили дни. Чувство времени словно притупилось, перестав царапать изнутри коготком дурного предчувствия, и только за день до моего возврата снова заворочалось, обдавая холодом. Уходить было нельзя.

Это оказалось правдой. Охотник и Кузнец, потерявшие больше всего майар, потребовали у Намо меня. Единственную, кто мог притвориться его Сотворенной, единственную, кто сумел бы правильно сыграть нужную роль.

— Саша, возвращайся к Отступнику. Нас в любом случае не тронут.

— Вы все равно окажетесь под ударом, и все, что мы делали, полетит к Эру. Я остаюсь. Скажешь им, что твой брат стер мне память и сделал тебе строптивую игрушку, хорошо?

— Ты понимаешь, о чем просишь?

— Да. Ее будут звать Нилро.

Я не помню, что было дальше. Полностью погрузившись в сознание персонажа, созданного всего год назад, я провела у них несколько дней… пять или шесть, не знаю. Проснувшись на руках Ирмо, я сначала даже не осознавала, что все закончилось — только плакала, ощущая, как по всему телу медленно затягиваются разрезы, исполосовавшие кожу неровной сетью.

Это убедило валар лишь на короткое время — и я, набросав непослушными пальцами короткую записку о том, что временно останусь в Чертогах, чтобы не сорвать весь план, отправила ее вместе с единственным, что могло выдать меня Ауле, отлично знавшему руку ученика. Изломанная диадема отправилась вместе с последним полукольцом в Хэлгор. О том, как я буду возвращаться, я предпочла не задумываться.

***

В детстве я никогда не ломала костей — только обдирала кожу, застревая в различных «интересных» местах, и пару месяцев ходила, чуть прихрамывая, когда пробила гвоздем стопу. Как любой нормальный человек, я боялась боли — и всегда признавала это открыто.

Нилро, персонаж, созданный для давно затихшей игры, была игрушкой. Непокорной, злой, живой куклой в руках Второго Императора, выжившей после смерти Императрицы от руки изменника рода раʼГрасша, и одной из немногих, кого я предпочитала не вспоминать и не использовать в качестве маски.

По сюжету той игры она не чувствовала боль — и это давало мне возможность адекватно реагировать на происходящее, но даже сквозь ее сознание прорывались алые волны, захлестывавшие меня с головой. Я никогда раньше не думала, что мое тело может выдержать подобное, все-таки человеческий организм — до безумия хрупкая вещь, а то, что творили обезумевшие валар, было за пределами каких-то границ. Я помнила испещренные ожогами лицо и грудь, на которых поверх корки обожженной кожи красовались рваные следы клыков огромных собак. Помнила, как тщетно пыталась противостоять двум абсолютно невменяемым валар, которые заставляли называть имена тех, кто был скрыт в Чертогах (и отправлен в Хэлгор). Помнила, что до последнего моя маска смеялась, прерываясь, чтобы вдохнуть раскаленный, пахнущий кровью и металлом воздух.

Но она оказалась абсолютно не готова к тому, что в какой-то момент грудь сдавил лед, превращая ее-меня в замершую на месте безмолвную статуэтку. Нилро не знала этого чувства — но я понимала, что в это мгновение случилось что-то непоправимое. Что? Я ведь предусмотрела практически все!

… А потом, когда сквозь полузабытье я почувствовала спасительную тьму, на самой грани сознания был тихий шепот Вайрэ. Она, Плетущая, могла увидеть каждого живущего в Арте, каждую судьбу, встречу и разлуку, но медная нить Рыжего больше не показывалась на полотне. Его не было.

Нет, он не умер — тогда бы он остался в пределах мира, развоплощенным духом, потерявшим оболочку, но остался бы!..

Нилро молчала, сверкая смеющимся взглядом на Эсте, которую попросили исцелить тело, а внутри мой разум метался в попытках осознать произошедшее. Что могло случиться?! Я же специально отправила ему записку, чтобы он не дергался и просто дождался меня!..

«Вайрэ… Ты ведь можешь увидеть, что произошло?..» — пока я была в Чертогах, Ирмо показал, как именно связываются между собой валар, и кое-как я смогла перенять этот навык.

«Не все. Твои слова, оставленные ему, он прочитал как прощание,» — прилетело в ответ еле слышно. — «И спустя три ночи его не стало.»

Небо не упало на землю. Мир не рухнул — он продолжал быть так же, как и раньше. Ничего, по сути, не изменилось.

А я стояла, все так же улыбаясь, и понимала, что мой собственный мирок — маленький, неспокойный и ставший мне родным — медленно рассыпается на осколки. Валар не могли заметить под маской истинные мысли, и Намо, пришедший проводить меня на очередной сеанс пытки, только удивленно смотрел, как танцующим шагом Нилро спускается к Ауле. А я, перехватив управление голосом, начинала выводить рваную мелодию.

— Наши мысли стандартизованы, сертифицированы… — не стоит вставать на пути у человека, которому практически нечего терять.

Длины тропинки как раз хватило, чтобы первый куплет закончился, а пламя в груди распахнуло крылья, выжигая все вокруг.

— Только для избранных есть кислород, ты еще жив, но это пройдет! — они живые. В живых телах. Я всего лишь сделаю так, чтобы они не смогли задержать меня… или предъявить претензии к кому-то еще. Каждое слово добавляло новый виток огня вокруг моего тела, на котором снова вспухали уродливые волдыри, а я продолжала идти вперед, пока не остановилась перед Оромэ, на лице которого были лишь злоба и непонимание. — Что будет с тобой? Никого не волнует!..

Еще шаг — и он упал, медленно, как подрубленное дерево. Мне нужно было уходить, и сделать это как можно быстрее.

***

Моей целью был Эонвэ — герольд Манве, если мне не изменяла память, был одним из основных предводителей армии майар при атаке Утумно (точнее, в реалиях этого мира — Хэлгора), и с учетом того, что я успела увидеть, я могла убить сразу двух зайцев. Намо как-то обронил фразу о том, что он не может увидеть мою судьбу, потому что меня фактически нет в этом мире, и он же потом очень быстро свернул разговор, когда я уточнила, значит ли это, что после смерти я попросту вернусь обратно на Землю. Теперь у меня был шанс это проверить и заодно поколебать решимость первого слуги Сулимо.

— Эонвэ!.. — и судьба явно была благосклонна ко мне, потому что Нилро, загнанная обратно в глубину сознания, практически сразу уступила место моему собственному разуму, как только я увидела характерную белую шевелюру. Собери всю палитру, блин — за время пребывания в Чертогах я успела повидать такое, к чему меня много лет готовило аниме (например, милейшая ядовито-розовая грива, собранная в высокий хвостик, или зеленый ежик на почти идеальном черепе), но никак не могла перестать удивляться. Это ведь были живые пряди, никакой хрупкости и полумертвой седины — именно бело-голубой цвет, который можно увидеть разве что в галогенных лампах.

— Кто ты? — он даже не повернул головы. М-да, задолбал его хозяин, если он на обращение по имени реагирует таким вот усталым вопросом.

Ненавижу этот Валинор. И Илуватара заодно. Экспериментатор долбаный, посадил крыс в клетку и ждет, пока из них не появится Крысиный Король, сожравший своих собратьев. Айнур ведь были единым… народом, да, можно и так сказать, были куда более сильными, чем-то, что сейчас живет здесь. Искажение? Не смешите мои тапочки. «Ты не станешь отрицать, что мира этого Создатель благ, и, если Он и создал Тьму — то явно он желал, чтоб было так. Ты не станешь утверждать, что с ней Он не способен совладать», как говорил один очень нехороший (но умный!) ало-черный маг. Если уж Эру был столь могуч, чтобы из своей Темы вывести то, что потом спели Айнур — то он точно мог если не убрать, то минимизировать Искажение.

— Ты хочешь услышать правду? — спокойно (насколько могла) уточнила я. Как будто станет легче, если я скажу, что физически я — человек?

— Мне все равно. Но я предпочитаю знать, с кем говорю, — равнодушно пожав плечами, хмыкнул майа. Нет, я определенно хочу набить морду Манве.

Обойдя сидевшего на каменном выступе Эонвэ, я опустилась напротив него, ловя потухший взгляд. У людей такое бывает, когда умирает кто-то близкий, а у майар? И простит ли он мне то, о чем я попрошу его?..

— Можешь считать, что я — ангел-хранитель Отступника, — интересно, как услышал мои слова герольд? И как прозвучало само понятие, использованное мной, на их языке? Да и было ли оно?

— Что ты хочешь от меня? — его глаза стали чуть более живыми.

Я улыбнулась, чувствуя, как холодный ветер начал выстужать и без того не особо теплую одежду. Камень был теплым, а свет, рассеянный, но яркий, ласкал кожу.

— Убей меня, пожалуйста, — как можно более беззаботно улыбнулась я.

Он отвернулся, даже не подумав ответить. Вот и отлично — если сейчас я заставлю его сделать необходимое, то, думаю, его первым воспоминанием о смерти станут не выведенные Мелькором гибриды и не эльфята, а я. Я ведь не буду сопротивляться, не буду просить ничего, кроме смерти. И, если я правильно поняла его за несколько коротких раз, когда я видела его в Чертогах, то мировоззрение майа утратит одну из точек опоры. Жестоко? Несомненно. Но я защищаю тех, кто не должен умереть в бессмысленной бойне. И если все пойдет по плану, то и сам Эонвэ окажется в Хэлгоре, где его силы будут полезны куда больше, чем в этом рассаднике мерзости.

— Нет.

— Ты сможешь сделать это быстро и без лишней боли. Мне нужно умереть! — вскочив на ноги, я схватила его за рукав широкого белого одеяния, похожего на гибрид тоги и какого-то японского традиционного наряда. — Убей меня, воин света! Тебя же создали быть на острие клинка, так что, не сможешь прикончить одну-единственную смертную?

— Я сказал — нет! — тоже подскочил, вырывая край одежды из моих рук. Хм. Неужели я задела что-то личное? Даже если и да… Мне нужна эта смерть. И мне нужен этот майа на моей стороне.

Выхватив с его пояса короткий кинжал, больше похожий на ножик для нарезки фруктов, я приставила его к груди (между третьим и четвертым ребром, под грудью, наискось и чуть вверх). Ткань легко разошлась под кончиком клинка, а кожу неприятно кольнуло. Ненавижу боль.

— Просто нажми. Мне не хватит сил сделать это самой, но я должна умереть, чтобы Мелькор остался в безопасности. Пожалуйста, Эонвэ… — я снова поймала его взгляд. Это точно что-то личное, потому что настолько сильно задеть его я смогла бы только случайно. Но, как я уже заметила ранее, Небеса мне помогали — и даже случайно подвернувшийся под ногу камень, с которого моя стопа соскользнула самым нелепым образом, оказался именно там, где он был нужен.

Попытка подхватить меня обернулась тем самым ударом, который был нужен. Боли почему-то не было (шок, наверное), и я успела сделать то немногое, что оставалось — вытянуть кинжал, вложить его в трясущиеся ладони майа и коротко шепнуть — «Спасибо». А потом его отчаянные глаза — единственное, что я еще видела — поглотила тьма, банально и избито, как в очередной главе дешевого любовного фентези.