Однажды в конце весны ранним утром Казуха немного грустно спускался по каменным ступеням к порту Ли Юэ. Ничего не произошло. Просто такое у него было настроение. Особое состояние природы часто ввергало Казуху в меланхоличные размышления, а сегодня как раз был такой день.

Хотя на самом деле тогда было утро, солнце ещё не взошло. Утро было прохладное, росистое. Предрассветная туманная полоса пеленала горизонт; она словно дала широкую трещину, от которой все небо раскололось на мириады сквозивших розовым золотом щелей. Море было осеяно золотой пылью, и это почти незаметное отражение небес оживляло спокойную гавань. Как будто из глубин морских смотрели в небо тысячи фосфорически сияющих глаз.

Отсюда, с вершины горы Тяньхэн, открывался великолепный вид во все стороны. На северо-востоке простиралось и шумело море, прямо перед глазами открывался вид на город — блестели зелёные крыши домов, а за спиной тянулись горы. Словно гигантские волны с белыми гребнями, они шли куда-то на север и пропадали в тумане.

Обычно в гавани было многолюдно, шла лихорадочная деятельность и господствовало оживление. Сновали из стороны сторону торгаши, рыбаки, матросы. Из труб поднимался дым, гудели корабли, пахло сырой рыбой и деревом. Иногда ветер доносил из улочек запах еды и перца. В то утро было тихо. Шумел прибой, переговаривались матросы, разгружая ранний торговый корабль, кружили над водой беспокойные чайки. Кажется, пару раз за спиной раздавался звон колокольчика.

Под подошвами гэта шуршали камни, скрипело дерево. Казуха пересёк по мосту городские ворота. Он обернулся, чтобы ещё раз мельком посмотреть на горы, и продолжил путь.

Кругом царило торжественное спокойствие. Медленно выплывающее из воды солнце заставало гавань безлюдной, просторной, погружённый в сон, с закрытыми ставнями и пустыми лавками. Гавань Ли Юэ не была похоже на порт острова Рито, с его лиловыми сумерками, шёлковым небом, белёсой мглой, трепетным полуосвещением и вспыхивающими над водой молниями, но ощущалось здесь что-то родное, от чего ныла и горела душа. Какое-то глубокое одинокое чувство терзало сердце.

Вздыхала и журчала вода в озерце перед хижиной Бубу, путались в стеблях лотоса карпы. Почему-то вспомнился родной дом: сад камней, где замшелые, сколотые валуны небольшими группами нагревались на солнце; дедушкины бонсаи в неподъёмных горшках, раскидистые клёны, дававшие тень, под которой приятно было дремать после обеда.

Казуха не стал задерживаться у лотосов. Он неспешно прошёл дальше и спустился поближе к морю. С гавани открывался прекрасный обзор на каменный лес. Отсюда, если хорошо постараться, можно было даже разглядеть пришвартованный Алькор, которому не было места в порту. Казуха смотрел вдаль, пока медленно занимался рассвет. А в море по-прежнему царила тишина. На неподвижной и гладкой поверхности его не было ни малейшей ряби.

За спиной снова раздался едва уловимый колокольный звон, но теперь показалось, будто звучал он немного насмешливо. Казуха вздохнул и пошёл дальше. «Народный выбор» должен был уже открыться. Очень хотелось выпить чаю.