сборник зарисовок.

...Скарамучче не нравилось лишь одно — глупое человеческое тело Казухи, которое он никак не мог держать в узде. И почему-то перекладывал всю ответственность за это на Скарамуччу. Было что-то в его финальных поцелуях в лоб совершенно осуждающее.

Беспечно было думать, что повёрнутый на контроле нервный ипохондрик так просто позволит себе отпустить ситуацию. Даже то, чем они занимались теперь было продиктовано только его желанием. Он предлагал, потому что захотел. Казуха брал, потому что ему позволили.

morden au.

И этот образ, каким Казуха увидел его впервые, остался в памяти на долгие годы: хмурый ребёнок, похожий на девчонку, с тощими содранными коленками, ссадиной на нижней губе и непроизвольно подрагивающим плечами. Он, казалось, заранее невзлюбил каждого в классе и, заняв соседнюю с Казухой парту, до конца дня больше не произнёс ни слова.

Он подошёл совсем близко к Казухе, так что они касались друг друга пальцами ног; смотрел он сначала прямо в глаза, потом взгляд скользнул по щеке, вниз по шее и плечам, пока не скрылся за небрежно застёгнутой мятой рубашкой. Человек улыбался едва-едва и, говоря откровенно, его губы вообще не дрогнули — только глаза как-то игриво блеснули, словно сверкнули солнечные блики на воде. И почему-то Казуха решил, что человек улыбался.

Проведя два года в странствиях, Казуха наконец решил вернуться – не надолго, лишь на время осени. Он держался подальше от столицы и нашёл приют на побережье острова Ясинори, где шелестели деревья и тихо журчала между камнями вода в тонких ручейках. С каждым днём всё быстрее темнели вечера, более и более обнажались пейзажи, менялись ветра, заунывно постанывая на промозглых закатах. Всё мрачнее и тише становился спутник Казухи, тенью последовавший за ним в земли, где им обоим уже не было места.

— Когда говорит он ложь, — прикосновение кончика языка к губам вынудило Казуху замереть. — говорит своё, ибо он лжец, и отец лжи.

Скарамучча раз за разом заливался хриплым смехом, слыша, как Казуха просит его: почти отчаянно, с жадной мольбой в голосе.

Скарамучче нравилось заставлять его стонать и выгибаться, вскрикивать и зажимать рот ладонью, мять между пальцами тонкие края подушек и задыхаться.

Скарамучча — двинутый от скуки псих с пунктиком на клане Каэдэхара.

При первой встрече от Казухи пахло морской солью, теплом и немного потом. Он только сошёл с корабля в Порт-Ормосе в тот день; его волосы были спутаны морскими ветрами, на подолах одежды собралась соль, а лицо пылало яркими пятнами из-за постоянного нахождения под солнцем. Он был усталым, говорил медленно, и обратился к Скарамучче на безупречном инадзумском, посчитав того продолжателем сюгэндзя с острова Сэйрай.

Тонкие губы незнакомца подёрнулись улыбкой — треснул камень на солнце, обнажая сверкающее золото. В его глазах — тёплая янтарная смола. Тарталья и не заметил, как увяз в ней, словно насекомое, застывшее в капле. Он невольно вспомнил истории, которыми пугают детей в Снежной: монстры скитаются по улицам и вылавливают среди редких прохожих тех, кто осмеливается нарушить правила.