Круглосуточных баров в Редгрейве было предостаточно: пестря неоновыми вывесками, глитча ими не то из-за неисправности проводки, не то с целью ослепить как можно больше припозднившихся прохожих и завладеть их вниманием, они лепились на углах многоэтажек и в подвалах, изредка — отвоёвывали самостоятельный участок и обзаводились неслыханной роскошью: парковкой.

Неро знал несколько из них, посещал время от времени, и сейчас ноги принесли его в ближайший. Небольшой, не слишком опрятный: деревянные панели на стенах, крупная сеть, имитирующая рыболовную — там же, поверх, — и несколько цветных воблеров с предусмотрительно отделёнными крючками. Приглушённое освещение и кричащая красным надпись Fishbait, барная стойка тёмного дерева, натёртый пол. Просто, неброско, но с претензией на стиль.

Бармен, неразговорчивый лысый тип в чёрной бандане, вскинул глаза на позднего посетителя и равнодушно кивнул; загремел бутылками, возвращаясь к явно прерванному занятию. Неро машинально кивнул в ответ и направился к барной стойке.

Здесь он бывал не впервые.

С барменом знаком близко не был: пил в одиночестве, платил исправно и не бедокурил — а большего тот от него и не требовал. Новых знакомств Неро не искал, разговоров заводить не стремился: нынешняя жизнь его вполне устраивала. Сам себе смешливо фыркнул под нос, забавляясь мыслями, и устроился на высоком неудобном стуле. Локтем опёрся о столешницу.

— «Хэдшот». — Настроение было соответствующим.

Приятные ароматные коктейли пусть цедят тонконогие девицы с ресницами длиннее и чернее, чем косы каинов. А ему хотелось рома, крепкого, сладкого и ядрёного, чтобы навылет прострелило и с десяток дыр в воспоминаниях оставило; чтобы исторгнуть из глотки сожжённые алкоголем внутренности где-нибудь на полпути к дому и чтобы забыться можно было хотя бы до утра, а там — будь что будет.

Нечестный трусоватый ход, к которому Неро изредка прибегал. Собой не гордился, но знал: поможет. И сейчас в «помощи» нуждался больше, чем когда-либо.

Бармен коротко кивнул, поставил на столешницу шот: столбик жидкости, на вид плотный и густой, точно желе, и тёмный, кроваво-мутный; нижним слоем — бежевый ликёр, опалесцирующий жемчужным. Неро опрокинул в себя не дыша, обжёгся концентрированной сладостью и, зажмурившись, сипло затребовал:

— Ещё.

И пока коктейль готовился, он сморгнул горючее с ресниц, распахнул куртку и стащил с плеч; небрежно осмотрелся: не скука или праздное любопытство — привычка охотника на демонов. Несмотря на поздний час, людей было относительно много: за угловым столиком мрачный мужчина, накинутый тенью-сетью, дремал в компании бутылки текилы; у окна рыжий тип, разбросав длинные ноги в слепящих белым кедах, лениво посматривал в телефон, явно не зная, чем себя занять; была ещё пара человек, но уже Неро отвернулся. Неинтересно.

Потенциальных носителей демонов-паразитов нет — и ладно.

Всё же он пришёл сюда не людей разглядывать.

Коктейль был готов, и Неро жадно вцепился в стопку, всерьёз намереваясь со следующим заказом взяться за что-нибудь покрепче. Или продолжить бутылкой рома сразу — не ждать, когда к такому же решению он придёт через полчаса-час.

Второй коктейль пошёл лучше, легче и приятной патокой лёг на язык; кровь прилила к щекам, и стало и жарко, и душно, и по-особенному, разморенному, хорошо — Неро сбросил куртку полностью, уложил на колени. Поймал пару заинтересованных взглядов посетителей и раздражённо передёрнул плечами. Отметины фамильяра на руках — чёрным, расплывчатым в полумраке, как если бы он чернила на себя опрокинул и вытер салфеткой небрежно, не до конца, не досуха.

Разумеется, крепкий парень в татуировках — почему бы и не поглазеть; разумеется, будь Ви здесь, с ним рядом, всё внимание было бы приковано к нему. И это злило отчасти, и гордостью горькой затапливало, керосиновой, пышущей токсином и жаром: он же, чёрт побери, мой, каков, а? Слюни подберите!

Опустошив очередной шот, Неро потянулся к бутылке. Хватит с него раскачки, пора выходить на новый уровень.

— Уверен, кем бы он ни был, он того не стоит, — вкрадчиво пропел кто-то сбоку.

Сеть на стене зарябила перед глазами, потянулась вбок серыми резиновыми нитями и зацепилась за горлышки бутылок на мгновение: Неро заторможенно повернул голову и, пьяно щурясь, окинул взглядом неожиданного собеседника. Приятно гудела голова, ликёрная сладость на языке подтачивала внимание, и сфокусироваться оказалось неожиданно проблемно.

Кипенно-белые кеды — да, он уже видел их, он вспомнил, — узкие джинсы и зелёная футболка с нечитаемым принтом. Сложен хорошо, подтянут и сух. Неро посмотрел выше, сглотнул остаточную сладость: худая жилистая шея с острым кадыком, волевой подбородок и тонкие аккуратные губы; задорно вздёрнутый нос, искрящиеся весельем карие глаза и копна пламенно-рыжих волос. Отдельные пряди вились и смешно топорщились в виде «рожек», напрашивались на расчёску пожёстче — нет, буквально молили о ней скрученными кончиками.

Мужчина был молод, с виду ровесник или около того. И сидел расслабленно, явно не впервые оказавшись в этом месте; широко разведя ноги, настукивал пальцами на бедре одному ему известный мотив.

Он был даже… приятен. По-своему симпатичен. И совсем-совсем не похож на Ви.

— Не заинтересован, — грубо озвучил вердикт Неро и уткнулся в пустую стопку.

— Дай угадаю, он наверняка нашёл себе кого-то повежливее. — Мягкий смех подтвердил, что на выпад рыжеволосый не обиделся. Всё так же сидел, постукивая пальцами по бедру, и сыпал весельем, как неисправная проводка вывески — искрами.

— Не твоё дело, — помрачнел Неро. И, желая отвязаться окончательно, добил: — у меня вообще-то девушка…

Была.

Да, была. Когда-то, кажется, в позапрошлой жизни; в другой, далёкой-далёкой: до Редгрейва и Ви — его надежды, его религии, его новой цели, — до головокружительного обмана, которым последний и стал.

Была девушка, которую он любил и с которой собирался связать свою жизнь, а в итоге облажался по-крупному. Не сложилось, а как не сложилось, так же и срослось: нескладно. Потому что она устала. Устала от его опасной работы, на которой он мог пропадать неделями и даже месяцами. Устала жить в постоянном страхе, что однажды он не вернётся, и провожать его на каждое задание как на последнее. Устала от бессонных ночей и бесконечных перевязок бесконечных ран, от крови на простынях и лихорадочного жара интенсивно регенерирующего тела. От болезненных стонов до рассвета. И жизни в беспросветной нищете.

Неро её не винил. Отчасти. Потому что она не просто ушла, нет же: она предпочла ему другого, напыщенного хлыща — Неро не стал утруждать себя запоминанием его имени, — с которым познакомилась то ли в парке, то ли в очереди в магазине. Воля случая, не иначе. Одет с иголочки, одни часы дороже фургона Неро, гладко выбритое лицо, и осанка, словно ему штырь в задницу вставили; Неро вставил бы, с удовольствием, да ещё и провернул бы пару раз для надёжности.

У Хлыща были стабильная работа, приличное жильё и страховка. Чушь какая, Неро тоже хотел завязать с охотой на демонов и найти нормальную работу, но в то время твари буквально наводнили материк, и упускать возможность крупно заработать он не стал, а потом… потом всё в одночасье потеряло смысл.

Возвратившись с вылазки, затянувшейся ни много ни мало на два месяца, он не застал Кирие дома. Не обнаружил и её вещей: ни платьев, ни лент для волос, которые она всегда аккуратно складывала в резную деревянную шкатулку — подарок Кредо, — ни самой шкатулки и даже зубной щётки. Но увидел открытку. Он до сих пор помнил и рисунок, и текст, вензель в вензель, слово в слово, как если бы это всё где-то внутри него отпечаталось, было вырезано остриём чернильного пера глубоко и на живую.

Открытка была приглашением на свадьбу.

Ублюдок сделал Кирие предложение, и она согласилась. А Неро стоял в опустевшем доме, растерзанный и обездвиженный, и вчитывался в витиеватые строки снова и снова, снова и снова, точно мог что-то упустить: что-то важное, что-то, что подскажет ему, что это всё — одно огромное недоразумение. Но минуты текли одна за другой, скрипели на зубах тихой истерикой, а подсказка не отыскивалась. Лишь ангелочки в полупрозрачных туниках скалились с глянца словно бы издевательски, улыбались Неро так же фальшиво и неискренне, как и Хлыщ при редких встречах.

Ладонью смахнув с лица паутину смятения, Неро повертел открытку в руках и взглянул на дату: просроченная, торжество было неделю назад.

Кольцо с маленьким аккуратным бриллиантом, на которое копил год, он вышвырнул в море тем же вечером.

Раны научился перевязывать сам.

А сердце залечить так и не смог. Как и гордость. Умом понимал, что Кирие выбрала Хлыща не из-за денег, конечно же, но противно на душе становилось всякий раз при мыслях об этом: Неро красивую жизнь никогда не смог бы ей устроить, не с его непостоянной работой. Он был заведомо худшей партией для неё. И ему пришлось отступить. Не сразу, правда — до сих пор стыдно за то, как он, напившись в драные лоскуты, однажды завалился к ним домой. Руками размахивал, кричал вещи, о которых позже крепко сожалел. Кирие простила его. А Хлыщ, поджимая тонкие рыбьи губы, с тех пор стойко игнорировал. Мудачьё.

Он забрал её у Неро, не понимая или же не желая понимать, что Кирие была единственным светом в его жизни, в жизни, чёрной от въевшейся крови демонов. А если бы и понимал, навряд ли поступил бы иначе: Неро бы точно нет. Но Хлыщ забрал её. Украл чужое сокровище, погасил свет и выкрутил лампочки — все до единой, — и не оставил Неро ничего. Почти ничего.

Потому как, даже сделавшись женой другого, Кирие, святая незапятнанная душа, чтоб её, не оборвала всех связей. Она звонила Неро по выходным, поздравляла с праздниками и даже прислала пару шерстяных носков на Рождество.

Носки, кстати, были красными, крупной вязки, и очень тёплыми. С оленями.

Иронично.

Неро хотелось думать, что он был всё ещё небезразличен ей — отсюда и знаки внимания, и звонки, и носки, и прочие мелочи. На деле же, разумеется, Кирие беспокоилась за него и боялась, что без присмотра он выкинет какую-нибудь глупость — и ведь выкинул же: затащить в постель собственного отца это нужно ещё как ухитриться! Потому что они были близки и неразлучны с детства. Потому что совесть не позволяла ей бросить его на произвол судьбы. Жалость. Она руководствовалась блядской жалостью, и тешить себя не стоило: едва ли было что-то другое.

Но это неважно. Перестало быть важным.

Он всё равно потерял её.

И пошёл ко дну камнем.

А там, в илистой мгле, в чужом, залитом кровью и затянутом пеленой смрада, городе его неожиданно подхватил Ви. Крепко держал и клялся о… многом. И Неро посчитал, что его жизнь наконец-то наладилась. А теперь сидел в баре и опрокидывал в себя уже бог весть какую по счёту порцию алкоголя под слащавые подкаты рыжего. Видимо, Неро просто неудачник, о котором забывают из-за более надёжного — он презрительно искривил губы — мужчины, либо из-за «великой» — гримаса превратилась в озлобленный оскал — цели.

Кирие оставила открытку.

А Ви целый сборник стихов. Ну не прелесть ли?

В третий раз Неро затребует себе библиотеку: на меньшее он уже не согласен.

Рыжий снова подал голос, но Неро не расслышал: шумно глотнул ром из бутылки, стойко игнорируя навязанное внимание. В животе разливалось тяжёлое тепло, лицо горело, и мягкая леность — где-то далеко-далеко, на кончиках пальцев горячим. В рассеянном полумраке пилось хорошо, легко и быстро. И никаких зеркал. Никаких взглядов на себя со стороны и возмущённого «Неро, кем же ты стал?», гудящего в висках голосом не то Нико, не то Кирие, и не вызывающего ничего, кроме мигрени. Неро отмахнулся от себя сам, отхлебнул вновь. И почувствовал неожиданно остро, как чужие пальцы будто бы невзначай задевают его колено. Трогают. Остаются поверх и легко вопросительно поглаживают.

Рыжий сдаваться явно не собирался.

Ви никогда не был таким наглым. Он был гораздо, гораздо наглее и бесцеремоннее.

— Съебись, — миролюбиво улыбнулся Неро новому знакомому и перехватил бутылку за горлышко. Улыбка мягкая, блуждающая, а на дне глаз наверняка преисподняя с калёным металлом; навряд ли что-то ещё: откуда бы. — По-хорошему.

— Да пошёл ты, — оскорблённо поджал губы рыжий. Убрал руку и вскинул голову, и волосы пружинно закачались на макушке, придавая ему сходство с занимающимся огнём. Или с подожжённым чучелом. — Мог бы обойтись без выебонов и просто сказать, что не один.

И демонстративно отсел, оставляя Неро наедине с недопитым ромом.

— Не один? — осоловело захлопал ресницами тот. И, лихо опрокинув в себя остатки напитка, махнул рукой бармену, заказывая ещё одну бутылку.

Яростно догадываться не хотелось, о каком таком «не один» говорил парень. Не сейчас. Ещё немногим позже: минуту, час, сутки-двое-трое, — но никогда не сейчас. Догадываться и не придётся: всё очевидно до противного.

Новая бутылка тихо стукнулась о столешницу дном, внутри плеснуло, и Неро, отвлёкшись на выпивку, уже не сразу, как сквозь толстый слой ваты, ощутил прикосновение к колену. Топорное и недвусмысленное, разве что штанину дёгтем не мажущее. Омерзительное чувство.

Только этого недоставало.

— Опять ты, блядь?! — грохнув кулаком по столешнице, сердито рыкнул он и грозно уставился на докучливого парня.

С тем, чтобы протрезветь почти мгновенно.

Вместо белых кед — сандалии с узкими ремешками; и мятые брюки, и кожаный плащ с ослабленной шнуровкой на тощем сгорбленном теле. Мраморные плечи в рубцах, давних ранах, крест-накрест пересекающихся: следах потери фамильяров, — но волосы не светлые, чёрные-чёрные, неопрятно размётанные и частично скрывающие лицо. Не нужно касаться их, чтобы вспомнить, какими они были на ощупь, как пахли, как приятно было уткнуться в них носом и потерять счёт и времени, и собственным тревогам, и нескончаемым мыслям о гнетущем.

За шиворот словно ушат ледяной воды выливали, тонкими струйками, капля по капле, и присыпа́ли хрустким льдом поверх; и каждая узнаваемая мелочь болезненно отдавалась внутри, резонировала с сердцебиением, рикошетила осколочным и битым бутылочным стеклом крошилась. А Неро всматривался жадно, внутренний ад ртом выдыхая, и оторваться не мог, ранить себя прекратить не мог: Ви был хорош собой — как всегда, как никогда не получалось у самого Неро, — и в груди ныло, тяжело болталось растянутым. Чувства, раскатанные и до упора, до истончения натянутые на исчезнувшую пустышку.

Пустота не могла причинять боли.

Но у этой получалось.

Мельком опустив взгляд на своё предплечье, чтобы удостовериться, чтобы ударить себя больнее, чем оно само ударило бы позже, Неро с чувством выматерился: чернила исчезли. Конечно же, они исчезли. Предсказуемо, но разочарование тугой горечью свернулось в подреберье, и где-то под языком, и в каждом вдохе-выдохе цепко застряло колючкой, так что захотелось в уборную: вывернуть его из себя вместе с ромом, сальными подкатами рыжего и собственной слабостью перед Ви.

…который настоящим Ви даже не являлся.

А тот, будто бы в подтверждение, зашевелился, перетёк в другую позу, несвойственную ему — ему: широко разведённые колени, расслабленная спина и улыбка, игривая, но на благородных чертах лица смотрящаяся отвратительно неуместно. Просто. Банально и легко читаемо до последнего невысказанного — так, как никогда не посмотрел бы сам Ви.

Тень, бестолковая кошка, скопировала позу того парня.

— Даю тебе три секунды, чтобы исчезнуть. Вторая уже прошла, — угрожающе пророкотал Неро, одной рукой хватаясь за непочатую бутылку, второй — за револьвер.

Тень не исчезла.

Неро, чертыхнувшись, своротил пробку и глотнул рома для храбрости — перебрал, захлебнулся и лающе закашлялся; вылил на себя четверть. Сморгнул злые слёзы и от их наличия рассвирепел ещё сильнее. Подорвался на ноги, едва не опрокинув стул.

Голова кружилась, рыболовная сеть со стены, казалось, была повсюду: опутала заведение и каждого посетителя, как хитрый демон-мимик паутиной; и в затылок вплеталась, мешалась с клубком мыслей и запутывала их ещё сильнее. Ноги не держали, и Неро вцепился в столешницу, навалился на неё боком грузно и неуклюже.

Бармен неодобрительно нахмурился, но вмешиваться не стал, а Ви медленно моргнул, и его улыбка исчезла, сменяясь глуповатой безмятежностью.

И как будто бы отпустило.

Неро болезненно выдохнул, остывая, заземляясь, вспоминая, кто он и где находится. С кем. Сел назад, нервно накинул куртку на плечи и протёр лицо ладонями. Снова вцепился в бутылку и бестолково повертел в руках, в прикосновении к гладкому прохладному стеклу ища успокоения и едва ли находя его.

А ладонь Ви уже скользнула по столешнице, и Неро, поначалу мельком, спустя секунду — уже как как зачарованный, проследил, как длинные пальцы приближаются к нему, касаются его запястья. Сглотнув сухое и прогорклое, перевёл взгляд на лицо своего странного компаньона и разочарованно выдохнул: чуда не произошло — Тень не обрела выразительных черт лица Ви, не сделала свой взгляд более осмысленным; не стала настоящим им. Даже и близко.

Как была, так и осталась глупой кошкой в облике прежнего хозяина.

И таращилась на него пустыми глазами, моргала медленно, видимо, не до конца понимая, как это должно работать у людей.

Аккуратно поддела пальцы Неро, надавила, и те обессиленно разжались. Заскрипело стекло, на ладони плеснуло холодным и жгучим, и Неро ахнул, соскочил с места и затряс руками: запоздало понял, что стиснул бутылку слишком сильно, и та лопнула, рассекла ему кожу.

Больно не было. Но горечь на языке стало будто бы ощутимее в разы.

Стряхнув с рук пролитый ром, кровь и мелкие крошки стекла, он бросил купюру на столешницу и неловко кивнул бармену, явно промахиваясь с направлением взгляда. Стремглав вышел на улицу, плечом едва не снеся дверной косяк.

Уже там, снаружи у входа, предплечьем вытер испарину со лба и нервно посмотрел на залоснившуюся кожу: татуировки не налились цветом. Тень осталась в баре.

Да и чёрт бы с ней, всё равно ему никуда не деться от его кошмара.