— Неро, здравствуй!

— О. Привет, малыш! — Рассеянно улыбнувшись, Неро запрокинул голову и сощурился белому июньскому солнцу. — Давно тебя не слышал. Как оно, ничего?

— Гм, — неловко кашлянула Кирие: не любила, когда он называл её так. А Неро и называл. Может быть — немного, самую малость, — именно поэтому. — Всё хорошо. А у меня для тебя новость!

— Так я и думал, — беззлобно фыркнул Неро и, зажав телефон плечом, прошёлся кругом по руинам. Он как будто на кладбище гигантских автоматонов очутился: повсюду сломанные каркасы в тусклой краске, выцветшей под палящим солнцем и припорошенной пылью; как в растрескавшейся свернувшейся крови. Очутился в месте, некогда бывшим парком аттракционов. — Ты же просто так теперь мне не звонишь. И что за новость? — На ходу перезарядил револьвер и мельком осмотрелся. Пнул сбитую вывеску, скалящуюся с земли уродливой клоунской физиономией. — Ты наконец-то узнала, что этот твой ест котят на завтрак, а в подвале ставит опыты на стариках и детях? Или что состоит на учёте у…

— Прекрати.

— …да. Ты права. Это его дело, где и у кого он состоит на учёте. Да и кто я такой, чтобы придираться к его гастрономическим…

— Я сейчас сброшу вызов.

— Нет-нет, стой! — Он и сам остановился, уставился себе под ноги, на несчастную вывеску, втоптанную в грязь. И таким же ощутил себя сейчас: брошенным, втоптанным в грязь и смертельно уставшим. От былого хорошего настроения не осталось и следа. — Чёрт. Прости. Гм… так что там за новость? Мне уже готовить поздравления и высылать букет цветов?

— Я беременна.

— О…

Клоунская глянцевитая вывеска отражала небо, и круглое пятно солнца, уместившись в углу, прицельно ударяло по глазам бликами. Ослепляло, разбивало мир на белые мозаичные фрагменты; текучие, подвижные, разбегающиеся горячими каплями в уголках глаз — никак не собрать воедино.

Беременна. Вот оно, значит, как.

— Скажешь что-нибудь? — осторожно спросила Кирие.

Где-то на фоне, тише её слов, её дыхания, Неро слышал шум воды и редкий металлический лязг: Кирие мыла посуду. Волосы почти наверняка собрала в высокий пучок и закрепила длинной заколкой с цветком: ужасной заколкой с облупившимся лаком и гнутым металлическим цветком — Неро подарил ей новую, а Кирие так ни разу и не вдела её в волосы, отдавая предпочтение старой уродине. Чёрт знает почему.

И вот она стояла у себя в кухне, уютная и домашняя: руки наверняка в пене по локоть, в волосах дурацкая заколка, — и как бы между прочим уничтожала Неро своей новостью. Ничего нового, впрочем. Обычный день для Кирие, обычный день для Неро.

Он даже почти привык.

— Неро?..

— Скажу? Да что я скажу?! — с силой наступил он на вывеску с улыбчивым клоуном, наступил на неё и второй ногой, потоптался как следует; подпрыгнул. Пластик жалобно затрещал, и как-то так же, звонко и сухо, раскрошилось внутри то, что ещё оставалось цельным. — Как там погода в Фортуне? Здесь вот просто отличная! Чудесный денёк. Чтобы вздёрнуться где-нибудь. Например, в парке аттракционов! — Неро шарахнулся назад, крутанулся на месте и механической рукой обвёл остовы разрушенных конструкций, как если бы Кирие их показывал. — Тебе же нравятся аттракционы, да? Помнишь, мы ходили когда-то? Ты вся перемазалась в сладкой вате, а я минут двадцать искал, где можно купить воды и замыть тебе платье, ты же помнишь? А он — что? — Уже не говорил — рычал Неро, бесновато мечась на туда-сюда и размахивая руками. — Он водит тебя на них?

На периферии зрения — Ви мазком чёрной сухой краски. Такой же крошащейся, как и механизмы вокруг, как и разговор с Кирие, как и попытки вести себя прилично по отношению к ней.

— Ясно. — Её голос дрогнул. Неро крепче прижал телефон к лицу, свирепо зыркнул на Ви исподлобья: «Сваливай давай, не видишь, не до тебя сейчас?!» — Прости, что побеспокоила. Я думала…

— Нет, что ты, малыш! — Если бы собственным голосом можно было убивать, Неро немало сэкономил бы на боезапасе. — Я очень рад твоему звонку, правда!

Наверное, он сам виноват. Надеялся до последнего. И это «последнее» — вот оно, отражалось в багровом пластике, в искажённом отражении его искажённого лица поверх нарисованной клоунской улыбки. Да, он сам виноват. Будь он злее и мстительнее, язвительно поинтересовался бы, а знает ли об этом отчим ребёнка. Но ребёнок был, конечно, не от Неро: это было ясно по счастливому тону Кирие в начале разговора.

Она была счастлива, а Неро на изнанку выворачивало от омерзительного «можем остаться друзьями?», которое он сам же в безотчётном порыве и предложил однажды, и от последствий её согласия. И временами, как в эту минуту, пожинал плоды собственной глупости и детской наивности Кирие, которая предложение его восприняла буквально и продолжала делиться с ним всем, как раньше.

Сводила его с ума. И сейчас — о, сейчас в особенности!

— Мне жаль, что расстроила тебя. — Кирие чуть не плакала.

— Всё нормально. Счастья-здоровья, вот это вот всё. На крестины не приеду: буду на задании, ну, или в могиле — времена нынче неспокойные, сама понимаешь. С меня подарок мелкому и букет цветов — я запомню! Ну, бывай. Передавай привет Хлыщу. — И сбросил вызов.

Крепко сжал пластиковый корпус и с ненавистью уставился на погасший экран. Он бы на сердце Уризена в своей ладони так не смотрел, как на этот телефон.

Безусловно, он огорчил её. И, что хуже всего, она теперь плачет и не ему, Неро, утешать её. Это Хлыщ убирает волосы с её лба, целует мокрые от слёз щёки и складно нашёптывает о том, какой Неро мудила и что стоит прекратить созваниваться с ним, оставить в прошлом навсегда. Корпус аппарата затрещал, экран покрылся паутиной мелких трещин. А Неро всё смотрел и смотрел на телефон, и злился, и не злился, и сам не понимал, чего от самого себя хочет.

Сломать бы аппарат, раздавить в ладони, чтобы осколками кожу ранить — почувствовать хоть что-то определённое; а лучше — сломать кому-нибудь челюсть, Хлыщу, конечно же. Или себе. Интересно, получится ли? Нико, должно быть, обхохочется.

На запястье вдруг легли прохладные пальцы, те самые, с чёрными линиями на коже, и Неро растерянно моргнул. Ви, бесшумный как демон, успел подкрасться незаметно — и теперь ловко вынул телефон, спрятал к себе в карман. Продолжая медленно, в отупении, в тугом одервенении, моргать, Неро проследил за его бесхитростной махинацией и даже рот открыл, намереваясь о чём-то спросить. О чём-то вроде «какого хрена ты ещё здесь?»

А Ви вопроса дожидаться не стал — сгрёб его за воротник и с силой рванул на себя. Заставил Неро врезаться губами в его.

Так и получилось.

У Кирие своя семья, муж, будущий ребёнок, а у Неро — Красная Королева за спиной и брызги демонической крови на ботинках, а ещё Ви, цепляющийся пальцами за ворот его плаща и настойчиво ищущий ответной ласки.

И Неро, плюнув на всё, ответил на поцелуй молодого красивого мужчины. Терять ему было уже нечего.

Это он тогда так думал.

***

Сдвоенное дуло магнитило взгляд, и от идеально круглых отверстий отрываться не хотелось ни на мгновение. Смотреть на них и смотреть, смотреть и смотреть непрестанно, словно собственную душу умещая в вороной темени их нутра. Утрамбовывая, заталкивая всю подчистую — чтобы ни одного лоскута в собственной груди не осталось.

Хватит с него этого дерьма.

В подворотне сквозило, освежающим холодом пробегалось по лодыжкам и заднице: Неро сидел прямо так, на земле, привалившись спиной к оплёванной стене. Мутило горько и тяжело, копилось в горле тугим: напиваться на голодный желудок было не лучшей его идеей. Всё плыло, кроме двух идеальных отверстий — они одни смогли зафиксировать на себе взгляд, — и вставать не было ни сил, ни желания.

Идти было некуда. Незачем.

Потому Неро поёрзал на месте и продолжил таращиться в дуло револьверу. Два отверстия, ровных, круглых — на теле жертв пули таких же идеальных отметин никогда не оставляли: вторая пуля всегда — разрывная. Красочно, кроваво и наверняка дьявольски больно.

Почему-то раньше он никогда не задумывался об этом.

Губы царапало, кололо сухостью, и Неро машинально облизнулся. В память врезалось, какими были губы Ви тогда. Горячими и колюче-шершавыми; солёными — потому что Неро зло прихватил их зубами. Ви грубость выдержал.

На жестокие ласки он не жаловался никогда, словно чувствовал тонко, что Неро нужно выпустить и пар, и копоть, и затхлую горечь взрывом, прежде чем вспомнить, как это — быть нежным. Неро и вспоминал. Постепенно, последовательно, с терпеливой подачи Ви; далеко не сразу отыскав путь к чему-то, что не было бы связано с Кирие напрямую или косвенно, к чему-то именно их.

Времени у них было ничтожно мало. Но Ви знал об этом, а Неро — нет; и подумать не мог, что всё закончится вот так: резко, внезапно, оборвётся струной на пике своего звучания, с хлёстким «Вергилий — отец» в итоге.

Вергилий — отец.

Смех, да и только.

— «Вышиби мозги носителю», значит…

Нажать на спусковой крючок — быстро, секундное дело.

Выстрел не грянул громом, не заставил стёкла содрогнуться в рамах, а голову Неро разлететься кровавым фейерверком: патрона всего два. И — что за глупая странность; неужто кто-то похозяйничал в его оружии, пока он беседовал с Нико? — в других каморах. Невероятное невезение! Либо невероятная наглость. Он ещё выскажется Тени на этот счёт, пусть не думает, что теперь-то ей дозволено всё; бессовестная кошка, какова, а?

Крутанув барабан, Неро нервно, с болезненным азартом, оскалился — и по новой. Велик соблазн был барабан не крутить, а нажимать на спусковой крючок последовательно. Щёлк. Щёлк. Бабах. Чтобы уж наверняка. Револьвер сдвоенный, три выстрела — и барабан пуст; шанс один к двум.

Легче лёгкого.

И веселит так, что кровь греется в жилах, закипает алкогольным и адреналиновым, а в руках — мелкая нездоровая дрожь.

Палец вновь надавил на спусковой крючок, но не до конца, не полностью: что-то чёрное налетело на Неро коршуном. Не позволило успеть. Болезненный удар в бок, и он неуклюже завалился в пыль; крепко пахнуло плесенью и помоями, вывернутое запястье пронзило иглой боли, и Неро завыл, слепо лягнулся в воздух — промахнулся. Знакомые острые колени, ещё бы ему не помнить, насколько неприятно они могли врезать под дых во время торопливой неаккуратной прелюдии, сдавили с боков, и Ви — Тень — навалился сверху.

Взъерошенный, как хищная птица, опаляющий кроваво-красным во взгляде, он вцепился в револьвер — и вцепился совсем не так, как до этого боролся с Неро за окурок на балконе. Грубо и зло, с животной агрессией, с резкой выкручивающей болью, которую не стеснялся причинять. Неро забился под ним, вывернулся ужом и перекатился на спину; рывком дёрнул револьвер на себя — Ви не поддался. Зарычав низко, по-звериному, фамильяр перехватил оружие за дуло и заломил в сторону; запястье словно огненной петлёй захлестнуло, перед глазами вспыхнули жёлтые искры, и Неро зашипел и попытался отползти, стиснул рукоять крепче — и оглох от внезапно раздавшегося выстрела.

Отдача тупо ударила по руке, а Ви поверх него стал вдруг невероятно тяжёлым, точно каменным. Сполз, стёк с Неро неловко. И осел на землю, прижал ладони к груди. К сердцу, где крупным рваным отверстием — огнестрельная рана.

Неидеальный контур.

Второй патрон — разрывной, всегда.

Раскатистое эхо выстрела ещё не стихло, не разбилось о кирпичные стены зданий тишиной, а промеж меловых пальцев уже потекло чёрным; залило плащ и брюки, а под ноги ссы́палось звонким, затвердевшим: осколками. Ви отнял одну ладонь от груди и неловко встряхнул ею. Кренясь всем телом влево, явно теряя ориентацию в пространстве, он медленно поднёс её к глазам. Крылья его носа затрепетали, а на лбу проступила сосредоточенная складка, как будто он не понимал, что происходит, как будто случившееся не было возможным ни при каких обстоятельствах, и вдруг — вот оно, внезапность, страшная и несуразная. Неожиданно наступившая гибель.

А потом он посмотрел на Неро.

Вопросительно, жалобно и почти умоляюще. Губы искривил и протянул к нему залитую тёмным ладонь. Неро же не дышал, широко распахнутыми глазами созерцая происходящее. И мысль в голове всего одна, паническая, закольцованная туго и неразрывно: что, если попал? Повредил ядро?

Ви покачнулся вновь, и Неро с опозданием подался к нему, крепко жалея, что оставил револьвер без присмотра. Этого бы не случилось.

Случилось бы не это.

— Тише, тише, — зашептал одеревеневшими губами, аккуратно подсаживаясь к Ви и перехватывая его протянутую ладонь, второй рукой — обнимая за плечи. Холодные, невероятно холодные, почти ледяные. — Я не хотел, я…

Хотел.

Именно этого он и хотел в глубине души: избавиться от отвратительного кошмара наяву, от напоминания, живее и реалистичнее любых фотографий, и тем хуже — на фотографиях Ви был бы самим собой, а здесь… даже и близко нет; слишком близко да. Но видеть, как Ви бледнеет, как обессиленно и доверчиво льнёт к нему и дышит рвано, с жутким клёкотом и свистом, оказалось невыносимо; болезненно едва ли меньше, чем если бы выстрелом ранило его самого.

Уже второй раз Ви умирал у него на руках.

Уже второй раз Неро ничем не мог помочь ему.

А ладонь Ви дрогнула, и влажные пальцы слабо сжались поверх запястья Неро. Погладили, утешительно приласкали, и Неро зажмурился, быстро поцеловал Ви в висок и зашептал быстрее, чаще, попеременно глотая гласные вместе с собственным сердцем: «Всё будет хорошо. Ничего страшного, просто царапина, да? Эй, не закрывай глаза, хвостатый, только не закрывай…»

Но Ви закрыл. Захрипел, закашлялся громко и трудно, сотрясаясь всем телом, и обрызгал Неро кровавой пеной — и схлынул глянцевито блестящей лужей. Забурлил, заклокотал, отливая дроблёным агатом, и собрался в крупную кошку. Тень — уже Тень — встряхнулась, укоризненно дёрнула ухом и широко зевнула. Уселась и, закольцевав лапы хвостом, принялась старательно умываться.

Две пули с тихим звоном упали на землю.

Страшной раны больше не было. Ви тоже.

А Неро внезапно ощутил, что ему срочно нужно отвернуться — и вывернуть из себя содержимое желудка.