Терпение иссякало вместе с силами. От него, в клочья разодранного, и без того одни нити уже оставались: туго натянутые, звенящие, как струны, и готовые вот-вот лопнуть. И в голове всего один вопрос резонировал с их звучанием: почему?

 

Ви стеснялся Неро? Их отношений? Да и могло ли это считаться отношениями или Неро успел нафантазировать себе всякого? А для Ви это было просто приятным времяпрепровождением, которое он прекратить мог так же легко и без предупреждений, как и начал? В душу бы ему заглянуть, но, если там и было что, не увидеть. Душа у Ви дождливая, непроглядная, как и погода за окном.

 

«Эй, может, поговорим уже наконец о нас?! — хотелось воскликнуть Неро. И добавить, глаза на мгновение в сторону отведя: — Очевидно же, что ты мне нравишься. Да и я тебе, разве нет? Нафига эти тайны?»

 

Но «держи это в секрете» сургучной печатью жгло губы, точно магическая руна, — и поговорить не получалось. То одно препятствовало, то другое, а язык немел, деревянным бруском во рту лежал и не ворочался. Толку от него никакого, дышать разве что мешал и что-то кислое, застойное под собой копил. Слова невысказанные, должно быть.

 

— Эй, Ви, я кофе иду заваривать. Тебе сделать? — вместо этого выстругивалось заусенично-неотшлифованное. Неловкое. Почти заискивающее.

 

Неро почти ненавидел себя в моменты, подобные этому.

 

А у Ви отблески догорающего дня в глазах плясали, как черти на шабаше, и от звука чужого голоса вспыхивали лишь ярче; бесновались, скалились во все зубы и к себе будто бы приглашали, в омут, в свистопляску греха и пламени. Погодите, не время ещё! Ночь не располовинила небосклон и не отсекла всё цветное, чернилами не залила выпуклое полотно, сделав его непрозрачным и для хранения тайн пригодным. А Неро постель не согрел для Ви: помнил живо, как в их первый раз тот вздрогнул и покрылся мелкими мурашками, коснувшись прохладных простыней лопатками.

 

Грифон же взгляд с Неро на Ви перевёл, и обратно, и под крылом усмешку спрятал, паршивец, всё отлично понимая. Не встревал хотя бы, и на том спасибо.

 

А Ви сощурился, чертей по углам разогнав ненадолго, и в лицо Неро всмотрелся. По морщинкам-изломам-теням всего его считывал, будто бы по-настоящему не догадывался, что таилось за этим деревянным-шероховатым, выпаленным вхолостую; какая сердцевина, живая, кипящая, сокрыта между жёсткими створками недосказанности.

 

И покачал головой.

 

***

 

Тень наконец поправилась. Её усы больше не мокли от слизи и не свисали уныло, утяжелённые каплями-бусинами на концах, а задорно топорщились в стороны. Глаза заблестели, и даже хитрая кошачья морда словно бы округлилась и раздобрела.

 

Неро, ласково трепля демона между ушами, мысленно ликовал: больше никакой слизи в его постели! — не зная, не имея и малейшего понятия, что радость его не будет долгой.

 

И обратится настоящим кошмаром.

 

Тем же вечером Ви собрал всех в фургоне. Не в доме.

 

— Здесь обитает суккуб, — без предисловий начал он, нервно расхаживая по узкому проходу. — К Тени вернулось обоняние. Учуяла.

 

Сосредоточенный и серьёзный, ровный, как стальной прут, и такой же холодный, он не торжествовал и не кичился отысканной правдой. Черты его лица заострились, а тени под глазами залегли глубокие, как у покойника; тонкой полосой, завершающим штрихом — морщинка между нахмуренными бровями. Ви уставшим выглядел, захиревшим: эта погоня за неизвестным «кем-то» вымотала его. Он был один. Никто ему не верил: ни скептически настроенная Нико, ни Неро, стремящийся сгладить неровности и этим, похоже, делающий лишь хуже, — но Ви справился сам и правоту свою доказать сумел.

 

Неро испытывал странную гордость за него, а с ней же — и раскаяние, и щемящую нежность. Но ноги предусмотрительно подогнул, чтобы Ви, беспокойно мечущийся по салону, в третий раз не наступил на них и не запнулся — в четвёртый.

 

— Ну суккуб и суккуб, какие проблемы? — поскрёб затылок Неро, перебирая в уме крохи знаний, оставшиеся после обучения в Ордене. — Погоди-ка… Это не те твари, которые?..

 

И оборвал себя разом.

 

— Которые принимают соблазнительный облик и питаются энергией тех, кого увлекли в свои сети. Верно, — безжалостно подтвердил Ви. — Сталкивался с ними когда-нибудь?

 

Удар сердца. Пауза.

 

— Ви, а ты помнишь о секрете? — вдруг не к месту просипел Неро, жадно хватанув ртом воздух — и всё равно задохнувшись. — О том, который наш? Гм, ночной?

 

— Секрете? О чём ты?

 

Ви остановился резко, едва не налетев на музыкальный автомат, круто развернулся на пятках и шагнул к Неро, с каждой секундой хмурясь всё сильнее. Всё более озадаченно. Искренне недоумевающе. Такими взглядами не загоняют в тупик и не ранят бескровно, ими, прозрачными и чистыми, как стекло, и такими же острыми — убивают. Разом. Наповал.

 

Но Неро уцелел.

 

Потому что перед его глазами — не Ви и не его взгляд с по-стекольному острыми кромками, нет. Перед глазами — залитая тусклым светом лаборатория Агнуса, алчный блеск монокля и лезвие массивного меча, вогнанного в собственную грудь почти по самую рукоять; лезвие, отражающее сияние круглых перемигивающихся лампочек и пьющее кровь Неро как воду. Голодно. Взахлёб. Ненасытно и непрерывно.

 

Тогда он думал, что так и останется там навсегда; ослепнет если не от боли, то от треклятого нервного тика источников освещения. Сойдёт с ума вместе с ними, но в одиночестве. Позже, по прошествии многих лет, полагал, что жуткое место осталось в прошлом, похороненное обломками памяти. А сейчас…

 

Сейчас минувшее повторялось; и позвоночник не позвоночник, а застывшие потёки воды на ребристой арматуре, лёд, неподвижный и твёрдый, расколотый массивным клинком и прибитый им же к спинке дивана, как когда-то — к каменной стене. Кровь — талая вода, в самый раз для глотка залпом, а сердце стучит часто-часто, гулко, дробно, фрагментарно разлетаясь от каждого удара. Острыми льдинками. Битым стеклом крошечных лампочек из лаборатории.

 

— Нет. Ничего. Забудь.

 

Ви встревоженно переглянулся с Нико.

 

А Неро проглотил беспокойное сердце не давясь, проморгался, выпрямился на диване и пальцами обхватил металлическое запястье. Крепко сжал. Поёрзав на сиденье, уставился в окно, но натолкнулся взглядом на собственное отражение, на свои глаза — и тотчас отвернулся.

 

Ватный приглушённый шум в ушах мешал соображать, но что думалось, то думалось — и Неро понимал против воли, насколько же отвратительны его дела на самом деле.

 

Странные пятна на простынях, их лекарственный запах и дурманящий сладковатый привкус — галлюциногены, не что иное. Дерьмовое самочувствие по утрам. Упадок сил. «Ночной» Ви, охотно стаскивающий с себя одежду, и Ви «дневной», не идущий на контакт, а на деле, вероятно, ничего и не знающий об их связи. Ни о чём не подозревающий. Потому что эти Ви — не один и тот же человек.

 

Один из них и не человек вовсе. Демон. Суккуб, нашедший свою легковерную добычу.

 

Превеликий Спарда! Вот же блядство.

 

Пальцы заломило, и Неро заторможенно, с отупением уставился на человеческую руку, яростно стискивающую металл Бича Дьявола. Попытался ослабить хватку — и не удивился, когда не получилось. Сдавшись, оставил как есть.

 

Улыбнулся широко, криво. Голову запрокинул к потолку — к мигающим нервным тиком лампочкам, которых не было, — и растянул улыбку до оскала.

 

К своему месту, к самому себе примёрз, как в детстве к клинку: стоило ему на морозе подкрасться к Кредо и забавы ради лизнуть его меч, пока наставник беседовал с Его Святейшеством. Кажется, у Кредо глаз дёргаться начал, когда он осознал, как оконфузил его названный брат. Юному Неро знатно прилетело после того случая: задница с неделю горела после порки, — но восхитительная обескураженность в извечно каменном выражении лица Кредо стоила любых жертв.

 

Неро нервно хохотнул, не заметив на себе удивлённый взгляд Нико и пристальный — Ви. И нахмурился спустя мгновение.

 

Выходит, не по-настоящему это было, когда сердце от волнения будто бы судорогой сводило и руки тряслись. И шёпот, много шёпота «потерпи немного, ш-ш, вот так, всё хорошо, всё хорошо», который едва ли помогал. Ви, вскрикнувший болезненно однократно и больше подобной слабости себе не позволявший. И позже, многим позже, стоило неловкому и болезненному остаться позади, предохранители рвало уже у обоих, так что проливной дождь за окном не мог заглушить то, что должен был.

 

Это всё не было настоящим.

 

Как и Ви в его постели.

 

Неро дёрнул коленом и, злобно стиснув зубы, сгорбился, почти что опрокинулся, и уставился себе под ноги. О чём разговаривали Ви с Нико, он не слушал. Не слышал.

 

Сердце калило и лопалось острым, белыми искрами взрывалось и коротило в груди, в голове, перед глазами — вспышками лампочек. Злость бурлила кипятком. Он же чуть было не сделал страшное и непоправимое, чуть было не затащил Ви в спальню, когда они поссорились на кухне. Чуть было не… О, пиромантово дерьмо!

 

Даже думать об этом было тошно.

 

Дробно барабанил дождь за окном, то ли насмешку за фальшивыми слезами маскируя, то ли втайне сочувствуя идиоту, который позволил так глупо себя провести. Позволил суккубу использовать себя. Вот так. Вот так!

 

И обидно стало не только за себя, но и за Ви. Как эта гнида следила за ним, наверняка приглядывалась и запоминала, чтобы Неро вернее в заблуждение ввести. В спальне караулила и рассматривала Ви спящего? Или в ванной комнате тенью в швы плиток ложилась? Сальными глазками марала его тело, вбирала в себя его всего, чтобы для Неро — в лучшем виде, как по заказу, в сыпучих рассветных лучах и пенных простынях. Кушать подано, угощайтесь, ни в чём себе не отказывайте! А на десерт — сладкое зелёное желе на подушках.

 

— Убью суку. — Неро и сам не заметил, как обронил фразу вслух.

 

К счастью, в этот раз внимания к себе он не привлёк.

 

— …зачем тогда гадёныш харчил наши запасы?! — между тем праведно возмущалась Нико. Привалившись бедром к рабочему столику, она беспокойно крутила в руках цветную зажигалку. Жёлтый пластиковый бок танцевал с синими и красными пятнами — неаккуратно накрашенными ногтями; рябил перед глазами. — Если ему нужно просто под одеяло к кому-нибудь залезть?

 

— Дом стоит на отшибе, заброшен долгое время, — задумчиво предположил Ви. Остановившись напротив Нико, он повёл плечами и устало потёр переносицу. Неро молча покосился на него. Каждое слово каменной песчинкой падало на чашу «виновности» весов и воспринималось личным приговором. — Видимо, суккуб был измождён, вот и не отказывался от иной пищи. К тому же, насколько мне известно, слабые суккубы не могут достоверно передавать чужую внешность, поэтому поначалу действуют исключительно в темноте. — Что-то острое, сердечный осколок, вонзилось в горло повторно, и Неро отвернулся, тяжело сглатывая. Потёр переносицу вслед за Ви. Ковш с песком только что погрёб под собой и несчастные весы, и слабую надежду на то, что, может быть, Неро всё-таки неверно всё воспринял; жаль, самого Неро не мог похоронить под собой так же. — Позже, набравшись сил, они способны и при свете дня дурачить добычу, но это требует колоссальных энергетических затрат.

 

— Насколько они опасны? — не своим голосом спросил Неро.

 

Спросил просто чтобы спросить. Плевать ему было на опасность. Его поимели жёстко и беспринципно — такое не прощается.

 

Твари не жить.

 

— Для тех, кого избрали своей целью, — Ви развернулся к Неро и окинул его беглым взглядом, — смертельно опасны. Свою добычу они в итоге съедают и перенимают её облик. Этот, очевидно, недостаточно силён, пока ещё, — со значением добавил он, — чтобы атаковать в открытую. Но чем дольше мы здесь и… — ещё один скользящий взгляд по Неро, — чем больше пищи он получает, тем сильнее становится. Нужно разобраться с ним, и быстро.

 

Неро угрюмо кивнул. Ничего против он не имел.

 

— Неро, ты ничего не хочешь нам рассказать? — вдруг как бы между делом поинтересовался Ви.

 

И надавил. Посмотрел напряжённо и испытующе, но без осуждения — и Неро тотчас захотелось вскочить на ноги и удрать как можно дальше в дождливую темень. Отряхнуться мокрым псом, чтобы избавиться от электрического озноба на коже, запутаться в рваных кружевах тумана, забиться под корягу и сгинуть бесследно.

 

Этого вопроса он ждал и боялся.

 

Потому что рассказов ему хватит на несколько недель вперёд.

 

Потому что Ви понятия не имел, о чём спрашивает. Никакого. Совершенно.

 

А Неро не был готов признаться вот так, без подготовки. Не тогда, когда Нико затасканную зажигалку между пальцами нетерпеливо прокручивает и губы покусывает, явно желая вмешаться в разговор и вытрясти из Неро ответы куда менее тактично; не тогда, когда Грифон топорщит перья и клюв в наглой предвкушающей ухмылке разевает, готовясь ввернуть болезненную подколку. Чувствует, стервятник, запашок гнили, и радуется ему.

 

— Я… Да, я… — Слова твёрдыми угловатыми согласными за глотку цеплялись, язык полосовали и к губам чёрной пеной гласных прикипали, никак не желая звучать легко и непринуждённо. — Кажется, контактировал с ним.

 

Нико выронила зажигалку. Всплеснув крыльями, Грифон похотливо присвистнул, но Ви строго взглянул на него, и тот прикрыл клюв лапой, градус ехидства усмешки едва ли снизив. Кислотно-жёлтые зрачки на макушке Неро три аккуратные дырочки прожгли, должно быть; Неро поёжился — не сдержался, стерпеть безмолвную издёвку не смог, — и вызвал новую волну глумливого птичьего клёкота-смеха.

 

— Чей облик он принимал? — Ви отмахнулся от Грифона и вновь сосредоточился на Неро. Подошёл ближе, встал в упор.

 

Неро ссутулился, съёжился, чтобы не коснуться его случайно, и вжался в спинку дивана. Мрачно уставился в сторону. Пожевал губу.

 

— Это важно, — уже мягче добавил Ви, доверительно склоняясь ближе. Кончиками пальцев поддел подбородок Неро и приподнял его голову, повернул к себе, насильно заставил посмотреть в глаза. Пристально вгляделся ответно. — Мы должны знать, насколько достоверно он способен отображать чужую внешность и чей облик выбрал за основу. Узнаем это — узнаем, как перехитрить его.

 

Прикосновение Ви жгло кожу, ранило её, а взгляд по душе ледяным сквозняком свободно гулял, смахивая пыль с самого сокровенного и глубоко запрятанного. Неро не выдержал — покосился в сторону, вверх, вниз, бесцельно перескакивая глазами с одного предмета на другой и избегая отовсюду устремлённых на него взглядов. Лицо пылало, стыд кипятил кровь. Губы Ви находились слишком близко к его губам. И мысль непрошеная и ненужная, горькая, как неслучившийся поцелуй: а ведь он никогда и не целовал эти губы, выходит; никогда не целовал настоящего Ви.

 

Расцепив одеревеневшие пальцы и отпустив Бич, Неро обхватил запястье Ви и аккуратно отстранил от своего лица. Виновато огладил выступающую косточку, надавил подушечкой пальца — и убрал руку. Пальцами вновь впился в протез.

 

Ви нечитаемо смотрел ему в лицо. Молчал. Ждал.

 

А Неро всё никак с духом собраться не мог.

 

Всего-то и нужно, что с Ви с глазу на глаз поговорить, самого себя перетряхнуть и избавиться от этого грязного и зловонного хотя бы наполовину; признаться Ви во всех прегрешениях — как на исповеди, которые в юности он стабильно пропускал, не особо жалуя устои Ордена, — и долго извиняться. Так было бы лучше. Легче. Правильнее, вероятно.

 

Но если где-то в душе Ви и таилось милосердие, то на Неро расточать его тот явно не собирался. Как и тратить драгоценное время на беседу тет-а-тет. С ним же всегда так: нерешённая задача у него на первом месте, а уже потом — всё остальное. Чужие чувства, прозрачная эфемерная материя, вторичны.

 

Ви не был жесток сам по себе, но его система ценностей отличалась определённым своеобразием.

 

— Неро?..

 

Беда в том, что система Неро была устроена с точностью до наоборот.

 

— Точная твоя копия.