План был прост. И очевидно действенен.

 

Уж коль суккуб избрал своей целью Неро, единогласно было решено, что тот устранит его самостоятельно. Ночью. Во время очередной «перезарядки энергии»; нет, не во время — до неё: в постель лечь с коварной тварью, достоверно отображающей облик Ви, укравшей его тело, его лицо и даже голос, Неро уже не смог бы никогда. Это было выше его сил, глубже страхов и ядрёнее пороховой злости.

 

Неро был сам не свой.

 

И неудивительно.

 

Потому что время шло, ночь тлела, догорала бледным, болезненным светом звёзд и хмурилась рваными тучами. Выжидала. Как и Неро, полностью одетый, натянувший одеяло до подбородка и мелко мерзостно дрожащий. Как если бы простыл и таки разболелся. Или отраву намеренно-ненамеренно съел за ужином — и грязь разбавленная вместо крови толчками сердца по телу всему разгонялась; и травила, травила, травила. В голове — ком склизких мыслей, чёрных и нездоровых, путаных-перепутанных, словно корни Клипота и здесь достали его, проросли, подчинили.

 

Потому что время шло, ночь тлела — а суккуба как не было, так и нет.

 

Шумно вздохнув, Неро сбросил одеяло и сел, неожиданно взмокший лоб накрыл ладонью — такой же взмокшей. Вытер ладонь о колено.

 

Вот он сидит здесь, выжидает тварь с револьвером в кармане и охотничьем ножом за поясом — предосторожность никогда не бывает лишней, — а Ви у себя. Наверняка не спит. Наверняка бродит из угла в угол неупокоенным духом, может, стихи бормочет себе под нос, потому что кроет и его — не может не крыть — ломким и нездоровым; а может, с Грифоном тихо переговаривается: коротко, по существу, без лишнего и пустословного, — шутка ли, но Неро знал, они умеют и так.

 

А потом усмехнулся вдруг тихо и зло: да что же это он! они ведь наверняка обсуждают его. Как он облажался так, как в лаборатории Агнуса облажаться не мог, подставившись под удар, или как когда в пистолет Данте вцепился зубами, едва не сколов клык; молодой, отчаянный и безумный. С ебанцой, как сказала бы Нико, а Кирие обязательно ткнула бы её локтем в бок, потому что Неро же обидится, ну, перестань!

 

Обижаться не на что.

 

Вот он каков на самом деле: уже взрослый, уже серьёзный и ответственный, а как-то же совершенно немыслимо угодивший в простецкие силки демона.

 

Кровать бы собственным стыдом воспламенить — и сгореть вместе с ней.

 

Ну а с Ви поговорить, конечно, следовало: с глазу на глаз, по-хорошему, по-человечески. И с Нико, может быть, тоже. Стыдный секрет, которым он оказался обмазан, точно липким приставучим дёгтем, должен навсегда остаться в прошлом. Без недомолвок, без полуправды, без выгораживающего обмана.

 

Да, проебался.

 

Да, прости.

 

Готов понести любое наказание, но сначала — Уризен, о`кей?

 

Но вот лёгкие шаги послышались за дверью, тихие, как если бы скользящие невесомо по ссохшимся доскам — их ни с чьими другими спутать было нельзя, — и Неро застыл в пружинной, хищной готовности. Он отходил от плана: вылезать из-под одеяла не должен был, — но к дьяволу планы! Он прикончит демона. Здесь. Сейчас.

 

Аккуратный стук в дверь — и Неро, выхватив нож, выскочил навстречу суккубу сам. Боялся выдать себя в спальне; боялся, что тварь заметит, как он постель для неё, суки блудливой, не греет. Прошмыгнёт, ускользнёт — ищи её потом.

 

Дверь распахнул широко, так что ручка о стену треснулась. Шагнул в предрассветный мрак, оттенённый серебряным. Зажмурился на мгновение и дыхание задержал. Как в Преисподнюю промёрзшую шагнул.

 

А там — Ви.

 

Не Ви — блядь эта, под копирку его утончённое тело сфабриковавшая из своего собственного, пластилинового, демонического; из Неро жизнь капля по капле выцеживавшая, что тогда — ночными ласками, что сейчас — одним своим, его, видом, этим непростительным сходством, идентичностью.

 

Но довольно. Поиграли и хватит.

 

Даже нож не потребовался.

 

Шейные позвонки хрустнули тихо, почти беззвучно и как-то по-особенному страшно, но суккуб рухнул на пол бездыханным быстрее, чем Неро успел запомнить этот звук. Оно и к лучшему. Ни к чему кошмары множить ещё одним, далеко не самым приятным и безобидным.

 

Торопливо отступив от тела, Неро поспешил скрыться в своей комнате и плотно запереть дверь. Подпёр бы её стулом или ещё чем, но из предметов мебели только старый платяной шкаф и обветшалая кровать. Кровать… Да, та самая кровать, где Неро с демоном, с уродом пластилиновым, не с Ви, вполне себе весело проводил время. Мурашками по коже — омерзение. Внутренним морозом — ярое неприятие. Смотреть на неё тошно, а снова прикасаться к нагретым простыням — и подавно. И Неро обессиленно опустился на пол, разрешая дилемму и подпирая дверь собственной спиной, и лицом в колени уткнулся; не в ладони, только не в ладони с налипшими на них известково-белыми частицами.

 

Он отомстил за себя. И за Ви. За них обоих.

 

Но легче отчего-то не стало.

 

Дышалось всё так же трудно, через силу, как если бы в груди — Ямато, а над головой замыкает проводка и нервно сверкают лапочки. И улыбка Агнуса где-то на периферии зрения победным оскалом — нет, Неро встрепенулся, доглядел: не Агнус, а тени, всего лишь тени плетутся, путаются в углах, точно змеи по весне; и никаких улыбок, никаких оскалов, перестань, Неро, сходить уже с ума.

 

Никого.

 

Только он и его суматошное сердцебиение.

 

А на душе муторно и тяжело, с гнильцой плеснево-чёрной, въедливой и под кожей болезненно зудящей, а руки отчего-то мелко подрагивают и места себе не находят. Скребут пол, царапают нервно, как будто ту самую гниль то ли из досок, то ли из души — не дотянуться, не достать — выскрести пытаются. И дела нет ни до крови под обломанными ногтями, ни до скрежета металлических пальцев о морёную древесину, громкостью издаваемого звука мёртвого способного разбудить.

 

Мурашки умножились, колко рассыпались по спине, и Неро передёрнуло.

 

Нет, хватит с него мертвецов этой ночью.

 

Он убил суккуба. Не Ви. Суккуб мёртв. Как и тысячи демонов, которым не повезло столкнуться с Неро лицом к лицу. А с Ви наверняка всё в порядке, он в своей комнате, вот же, как в надуманном: ходит-бродит из угла в угол, там, где тени плетутся по-змеиному, и стихотворения декламирует, и с Грифоном препирается — Неро может выйти и убедиться в этом сам.

 

Но в коридоре — тело.

 

И ноги не слушаются. Руки безвольно ложатся на исцарапанный пол ладонями. Он увидится с Ви утром, сам посмеётся над своими глупыми страхами, вспомнит, что поговорить серьёзно намеревался — и займёт этим себя до конца дня. А Ви жив.

 

И хватит уже об этом.

 

Створки окна распахнуты широко, свободно врывается в спальню прохладный влажный ветер и светлые волосы её единственного обитателя небрежно треплет. Но Неро не ощущает его прикосновения. Больше не чувствует холода. А дышать по-прежнему будто бы нечем.

 

Свернувшись в клубок, он затих. Подтянул колени к груди, обхватил их и попытался забыться спокойным-беспокойным-каким-угодно-уже сном.

 

Поскорее бы закончились ливни.

 

Поскорее бы уехать отсюда.