Восьмая

Неро спал. Полуденная жара сморила его, и он развалился в гостиной на диване, закинув ноги на подлокотник, и негромко, совершенно очаровательно, как ребёнок, похрапывал.

 

Кирие возилась на кухне — Ви, калачиком свернувшемуся в кресле возле Неро, отчётливо слышались звон посуды и низкий грудной голос Нико. Та, как обычно, травила байки и заразительно хохотала, и серебристый смех Кирие вторил ей колокольчиками. Нико больше мешала, чем помогала, но добросердечная Кирие и слова в упрёк ей не сказала. И никому никогда, в общем-то.

 

Неро повезло с ней.

 

Ви вымученно улыбнулся собственным мыслям, перевернул страницу и уткнулся в текст.

 

Тень дремала на полу у его ног, а Грифон развлекал детей — его беззлобные подначивающие выкрики и заливистый смех юных подопечных отдалённо доносились из приоткрытого окна разрозненной мелодией беззаботности. Вот уж от кого-кого, а от него столь крепкой привязанности к детям ожидать было никак нельзя.

 

Беззвучный ироничный смешок угас и острыми тенями залёг в уголках губ: даже кошмары могли любить, что уж тогда о нём самом говорить, простом смертном, едва ли способном устоять перед соблазнами.

 

Неро по-прежнему крепко спал. А Ви всегда был крайне осторожен.

 

Он бросил украдкий взгляд на спящего поверх страниц. Светлые ресницы, почти белые, точно инеем припорошенные, скульптурные скулы и выдающийся волевой подбородок — Неро был самым красивым человеком, которого Ви когда-либо встречал. Осторожный изучающий взгляд переместился чуть выше, к тонким губам, и мурашки оцарапали кожу Ви сотней мелких коготков.

 

Однажды Неро уже поцеловал его. Забыть об этом не получалось.

 

Ви торопливо опустил глаза, стойко перебарывая смущение, оттенком красного проступившее на щеках и залившее шею. Но поцелуй тот предназначался Кирие — забыть об этом не получалось тоже. И краснота мгновенно схлынула, оставив после себя болезненную землистую бледность.

 

А Неро завозился, обнял самого себя: замёрз, вероятно.

 

Ви отложил книгу, аккуратно переступил через Тень — та и ухом не повела — и поправил сползшее покрывало. Задержал взгляд и на белесоватых подрагивающих ресницах, и на точёных скулах, и на губах, вкус которых, пряный, с алкогольным душком, он мог теперь лишь вспоминать. И мечтать ощутить его повторно, пусть и таким, неправильным, горьковатым, но всё ещё — принадлежащим Неро.

 

Кирие готовила обед, дети веселились во дворе под присмотром крылатого демона, Неро крепко спал, а Ви всегда был крайне осторожен.

 

Но Неро был так близко, так открыт и беззащитен перед ним, что устоять не вышло.

 

Под громкий стук собственного сердца он склонился к нему и поцеловал. Не в губы, нет, всего-навсего в лоб. Глубоко вдохнул приятные, ставшие родными, запахи его кожи и волос и прижался губами к горячему лбу плотнее; пальцами невесомо провёл по коротким ершистым прядям и замер, дотронувшись до щеки. Поцеловать его в щёку, в подбородок, легко, без давления, чтобы не разбудить и не разрушить хрупкость момента, — и ни в коем случае не в губы: Неро точно проснётся.

 

И, даже не будь он заспанным, всё равно с первого раза не поймёт, что только что произошло. Но догадается позже, спустя время, и Ви нечего ему будет ответить, кроме самоуничижительного «прости, я люблю тебя».

 

Тень запрокинул голову и широко зевнула, издав низкий рокот, а Ви, застигнутый врасплох, рывком отстранился от Неро. Прикусил губу, нахмурился, недовольный собой.

 

Однажды подобные слабости погубят его.

 

Когда окончательно распрямился и поднял голову, боковым зрением заметил движение: в дверном проёме мелькнули длинные русые волосы.

 

Кирие видела его.

 

Ви небрежно откинул волосы со лба, враз почувствовав себя смертельно уставшим. В конце концов, рано или поздно это должно было случиться.

 

Если не из Фортуны, то из этого дома уехать ему нужно уж точно.